Зима еще держится, а в классе полно солнца — такой веселый сегодня выдался денек. Зайчики так и прыгают по нашим лицам, шастают по книжкам-тетрадкам, которые мы разложили на партах. От всего этого у нас хорошее настроение. А еще потому, что к нам должна прийти Маруся. Мы любим Марусины уроки и всегда ждем их с нетерпением, потому что она приводит с собой живого Митрофанушку и Чацкого, Евгения Онегина и Татьяну. При этом она говорит:
— Попробуйте понять их через себя — они вас затронут и понравятся, честное слово!
Сегодня у нас сочинение. Ну что ж! Мы, как всегда, во всеоружии. Перемигиваюсь с Ленькой и Лариской. Получаю в ответ то же самое. Это значит, все в порядке. Я могла бы перемигнуться со всем классом и получила бы в ответ то же самое. Но это долго. Я и так знаю, что все в порядке. В нашем заговоре не участвует, пожалуй, один человек — Юрка Дорофеев. Но он же белая ворона, причем положительная.
Маруся входит, как всегда, стремительно. Здороваемся. Она кладет свои пожитки на стол, внимательно на нас смотрит — изучает, хочет увидеть вглубь и даже дальше — кто там запасся шпаргалками. Но у нас святые, ангельские лица. Мы приветливы, ждем от нее какой-нибудь шуточки. Но Маруся строго говорит:
— Все учебники по литературе — на мой стол!
Это значит, чтоб мы не списывали. Пожалуйста! Кто бы возражал, только не мы. Вскоре на столе вырастает целая гора учебников.
Маруся уже не говорит нам обычное, чтобы мы выражали свои мысли своими словами. Это она нам твердит с самого начала года — срок довольно солидный. Но мы не внемлем. Как известно, на свои мысли большой спрос, поэтому их нам не хватает. А раз так, зачем убиваться без толку, не лучше ли списать?
Но Маруся объявила нам борьбу ну прямо не на жизнь, особенно после новогодних событий. Придет на сочинение, и ходит по классу, ходит, смотрит во все глаза, шпаргалки отбирает, двойки ставит, хотя прекрасно знает, что мы-то должны быть лучшими в школе. Странные, непонятные действия в собственном классе. Другое дело в восьмом «а», там пожалуйста.
В общем, нас это заело. Неужели, думали мы, нельзя перехитрить Марусю? И мы ее перехитрили. Недаром же у нас есть Маленький Рад. Вот он и внес рацпредложение: заготовить дома сочинение на приблизительную тему и спрятать в парте, а на уроке с умным видом будто бы писать сочинение. А когда прозвенит звонок, подменить одну тетрадку другой.
Темы нам, конечно, заранее не объявлялись, но если имеешь голову, догадаешься. Проходим мы, к примеру, бессмертный роман Пушкина «Евгений Онегин». Чего там только нет: и поместное дворянство, и высший свет — одним словом, энциклопедия русской жизни, как утверждают Белинский с Марусей. Энциклопедия так энциклопедия — им виднее. Но разве может обойтись классное сочинение без этого несчастного типа Евгения Онегина, который был «лишним человеком» и не любил Татьяну до тех пор, пока та не вышла замуж за другого! Вот уж действительно третий — лишний! Даю голову наотрез, что ни одно сочинение не обойдется без «лишнего человека». А раз так — напиши заранее дома, дай хорошему ученику проверить ошибки.
Маруся долго недоумевала, как это мы умудрялись с точностью до запятых заучивать статьи из учебника по литературе.
— Что стало с вашей памятью, — спрашивала Маруся. — Она, как фотоаппарат «Зоркий».
Мы загадочно улыбались. Но Маруся была не тот человек, который останавливается перед трудностями. Она поставила на нас всего лишь один опыт, и мы попались.
После того, как Маруся собрала учебники, она сказала:
— Достаньте тетради для сочинений и раскройте их.
Мы достали и раскрыли. Тогда Маруся взяла обыкновенную авторучку, которая была заправлена, оказывается, красными чернилами, прошлась по рядам и расписалась на каждом листе. У каждого получилось по шесть раз «кис-кис-кис» (фамилия ее Киселева).
Это был удар ниже пояса, игра в одни ворота и еще что там — не знаю, потому что мы не могли теперь сидеть так просто с умным видом — надо было писать по-настоящему именно в этих тетрадях! А у каждого в парте лежало по образу «лишнего человека»… Теперь уж действительно лишнего, так мы не могли его сдать без Марусиной подписи.
Класс слегка заволновался. Мы переглянулись с Лариской. Вид у нее был довольно испуганный. У меня, наверное, тоже.
Маруся не могла не заметить волнение. Она спросила:
— В чем дело? Я что-нибудь не так делаю?
Ответом ей было молчание. В общем, народ безмолвствовал, хотя его казнили самым настоящим образом.
Что было делать? Я честно переписала с доски тему сочинения и первый раз по-настоящему задумалась.
Думала я, думала и вдруг почувствовала прилив безграничной нежности к этому несчастному типичному представителю. Эх ты, белая кость, думала я об Онегине. Ах ты, дурачок! До чего же ты лишний!.. И я стала пропускать через себя его образ. Надо сказать, это довольно увлекательное занятие, и мысли откуда-то свои берутся.
Другие тоже скрипели перьями. Другие, но не Ленька. Он решил бороться с Марусей до победного конца. И знаете как? Он расковырял свой палец и вывел своей собственной кровью «кис-кис-кис», ну точь-в-точь как Маруся! Красными чернилами. Но глазастая Маруся все это увидела. Она, наверное, очень испугалась, потому что закричала страшным голосом:
— Рыбин! Сейчас же прекрати кровопролитие!
— А двойку не поставите? — спросил Ленька нахально, но палец все-таки замотал носовым платком. Его друг Колян Митракович, который был помешан на истории и прошел ее всю самостоятельно даже за десятый класс, тотчас дал Леньке новую кличку Леонид Кровавый.
Наши сочинения Маруся проверила через неделю. Все это время мы думали-гадали, поставит она Леньке двойку или нет. Дела у нас обстояли неважно. Неужели его Маруся не пожалеет?
Наши сочинения аккуратной стопкой лежат на столе. Вот сейчас Маруся скажет: «Я было совсем уснула над вашими сочинениями, да вот спасибо Юре Дорофееву…»
Или что-нибудь в этом роде. Я люблю слушать Марусин обзор — она весело его делает, всегда читает всякие перлы, которые мы выдаем.
Сегодня у нас было другое состояние — мы были в тревоге, потому что двоек могло быть очень много, а до конца четверти всего лишь одно сочинение.
— Я хочу поздравить вас с рождением самобытного автора.
Она долго копалась в стопке, отыскивая чью-то тетрадь. Наконец нашла:
— Катя Бубликова…
Я вспыхнула. Меня ни разу не хвалили, поэтому я так волновалась, что плохо помню, о чем она говорила. Кажется, у меня получилось лучше, чем у Юрки. Я просто не могла поверить своим ушам.
Долго она говорила о других сочинениях. Наконец дошла до Леньки.
— Рыбин…
Маруся сделала паузу, вздохнула. Видно, собиралась с силами (положение-то у него было плохое!).
— Собственно, что говорить о твоем сочинении? Эго огромная шпаргалка, кем-то очень хорошо проверенная…
Мне показалось, что она посмотрела на меня. И я снова покраснела.
— Поэтому тебе, Рыбин, два.
Мы прямо ахнули, стали просить:
— Ну, пожалейте, Мария Алексеевна, он больше не будет.
Маруся нас выслушала и сказала:
— Нет, раз уж решили обходиться без уцененной старушки, так надо выполнять.
И мы поняли, что никакие мольбы не помогут. Не знаю, подошел бы ко мне Ленька после уроков, если бы его Маруся пожалела. А тут подошел:
— Когда твой «Глагол» заседает?
— Сегодня в шесть.
— Я приду. Может быть, не все потеряно…
— Вполне может быть…