Третий лишний

Глава 12. Где купить чувство меры?

Дни в школе шли ни шатко ни валко. Но вскоре у нас произошло одно неприятное событие (мы ж не можем без событий!), и если бы я знала, где купить чувство меры, я бы купила и отдала его Лариске, потому что она заварила всю эту кашу.

Недели через две после каникул Клара провела комсомольское собрание на тему «Смерть шпаргалкам!» Конечно, оно так не называлось, но смысл был такой, мы так поняли.

— Наша задача на эту четверть, — сказала Клара, — не уступить первенство восьмому «а» и побить его так же по всем показателям. Но нам придется неизмеримо труднее (она так и сказала — неизмеримо) — у нас не должно быть показухи.

И дальше она стала распространяться о том, что в нашем классе очень развито списывание; можно сказать, процветает. Искоренить эту привычку — дело чести всех комсомольцев.

В общем-то она была права, даже очень. И говорила она убедительно, страдая. Было видно, что она, комсорг, здорово переживает. И возразить-то было нечего — все понимали справедливость ее слов. На этом бы все и кончилось, не скажи Клара следующее:

— Мне неприятно, но я вынуждена назвать фамилии ребят, которые особенно увлекаются списыванием. Мы должны правду говорить, не так ли?

Мы потупились. И она перечислила многих, в том числе меня и Лариску, Бедную Лизу и Раца, Непомнящего и Леньку.

— И это все? — спросила Лариска.

— Все, — сказала Клара и победоносно на нее посмотрела.

— Тогда уж говори правду до конца — называй себя, — сказал Ленька.

Клара слегка смутилась, но взяла себя в руки, улыбнулась:

— Леня, не надо горячиться.

— Нет, надо! — сказала Лариска, и класс зашумел.

Звонок прекратил эти разговоры, надо было уходить,

потому что в нашем классе занималась вторая смена.

Лариска подошла к Кларе и сказала:

— Пойдем в химкабинет — поговорим.

Это прозвучало как «Гражданка, пройдёмте!», и Клара нервно передернула плечами:

— У меня нет сегодня времени.

Но в химкабинет все-таки пошла, потому что мы нечаянно взяли ее под стражу. Мы — это девчонки. Мальчишки решили, наверное, в это дело не ввязываться. На этот раз они поступили мудро, словно знали, что случится что-то из рук вон выходящее.

Как только мы вошли в пустой химкабинет, я почувствовала тоску, которая чуть-чуть щемит сердце недобрым предчувствием. Я не могла понять, отчего это. Пахло химией. Пробирки, пустые и строгие, выстроились в ряд на огромном демонстрационном столе. Вытяжной шкаф зловеще молчит. В чем же дело, почему так неуютно? Мне показалось, будто на меня кто-то пристально смотрит. Точно! Я поймала взгляд корифее© мировой науки. Ломоносов, Менделеев, Глинка — не композитор. Они разместились в простенках между окон. Ну что уставились, корифеи? На доске я увидела сложные, непонятные мне формулы. Взяла тряпку и стала стирать.

В этот момент все и произошло.

Я слышала, как Клара сказала, что она все равно уйдет сейчас, что говорить с нами у нее нет никакой охоты.

— Зато у нас есть охота выяснить с тобой отношения.

Я сказала, все еще стирая доску, не оборачиваясь:

— Брось, Лариска, не связывайся!

Но в этот момент я услышала жуткий звук пощечин. Через мгновенье я увидела, как Лариска колошматила Клару и та, кажется, закричала. Я настолько обалдела, что и не сообразила в первый момент, что должна делать. Наконец я крикнула и бросилась к ним:

— Вы с ума сошли! Перестаньте!

Но мое вмешательство уже не имело смысла. Я опоздала. Клара в слезах выбежала из кабинета. А остальные девчонки все еще усаживались за столы — готовились к разговору. Они тоже не поняли, что случилось. Одна Бедная Лиза, кажется, все видела. Она застряла между столом и стулом — видимо, пыталась броситься к девчонкам.

У Лариски было страшное лицо, и ее трясло.

В кабинет влетела Маруся и, захлопнув за собой дверь, будто выстрелив, подперла ее спиной. Она смотрела на нас так, словно видела в первый раз. И корифеи смотрели. Я опять поймала их взгляд. Вообще со мной происходила какая-то странная вещь: я была участником всего этого и в то же время наблюдала со стороны, то и дело ловила осуждающие взгляды корифеев. Как во сне, честное слово.

Вдруг я увидела ужасное: огромные Марусины глаза наполнились слезами. Слезы еще не пролились. Не хватало маленькой-маленькой капельки…

— Мария Алексеевна! Что с вами?

Маруся молчала. Она все еще смотрела на нас изумленно и изучающе. Сморгнула слезы, и они прыгнули в пушистый свитер и притаились.

— Это я должна у вас спросить, что случилось… На лестнице встретила Клару. Она плакала. Не то слово. Она рыдала.

Лариску все еще трясло, и она зло и вызывающе сказала:

— Ничего особенного не случилось, просто хотели выяснить отношения. Но эта ваша Клара оказалась жидка на расправу.

— Что ты сказала? На расправу? Так вы ее специально заманили сюда, чтобы расправиться?

— Считайте, как хотите!

— Ты в запале, Лариса. Успокойся. Я хочу знать, как все случилось и почему.

Я кое-как ей объяснила. Девчонки, кроме Бедной Лизы, ничего не могли добавить. Вдруг Лариска снова выступила:

— Очень жалею, что мало ей досталось. За такие штучки надо учить как следует.

— За какие штучки? Что ты мелешь? — спросила Маруся.

— Да за то, что хочет быть хорошенькой за счет других!

— Ага! Значит, вы пытались добыть правду с помощью кулаков.

— Никто не пытался. Случайно вышло.

— Откуда в тебе столько жестокости? — спросила Маруся.

Лариска молчала. Но видно было, что Марусины слова ее здорово задели.

Маруся села за стол, закрыла лицо руками. Мы долго молчали. Первой заговорила Маруся.

— Я молчу, потому что не знаю, что вам сказать. Просто не могу найти слов. Не от возмущения вовсе, а от того, что я вас совсем не знаю. Эти полгода мы жили как бы параллельно. Вы себе, а я себе. Но мне казалось, что мы понимаем друг друга. И я очень ценила это. Но все обернулось мыльным пузырем. Вы, я и мыльный пузырь… А мне так хочется, чтобы третий был лишний.

Мы не совсем поняли, куда она клонит, поэтому молчали.

— Как бы вы поступили на моем месте, а?

Маруся! Ну пожалуйста, что-нибудь полегче!

Мы видели, как страдает Маруся. Страдает на самом деле. И оттого, что она не ругала нас, не кричала, нам было тяжело.

— Наверное, я трудный задала вам вопрос… Я и сама не знаю, как мне поступить. Наверное, я все-таки виновата в том, что случилось.

Мы запротестовали.

— Спасибо за утешение, — сказала Маруся, — но давайте посмотрим правде в глаза.

И мы стали смотреть правде в глаза. Вот что мы увидели: в наш класс, 8 «б», вошла пожилая дама с драным зонтиком. Она сказала:

— Здравствуйте! Я уцененная старушка. Говорят, вы тоже мною любите размахивать. К вашим услугам!

— Шли бы вы, бабушка, домой. И было бы хорошо, если бы дорогой вас съел Серый Волк.

— Вам же будет хуже, — сказала уцененная, но упрямая старушка, — без меня вы проиграете восьмому «а».

Мы крепко задумались.

— А что, — сказала Маруся, — трудно быть честным? И уж если быть откровенной до конца, я тоже клюнула на уцененную старушку — мне так хотелось победить вместе с вами! Вот в этом моя главная вина. Ведь я догадалась кое о чем.

— Но мы старались быть честными, Мария Алексеевна! Мы готовили вам сюрприз. У нас просто мало было времени, поэтому пришлось обратиться за помощью к уцененной старушке — списывали, подсказывали.

— И Клара вместе с нами.

— Но при всем при том она хотела остаться чистенькой.

— Скажите откровенно: неужели каждый из вас мог бы ее ударить, избить?

— Нет!

— Тогда почему это сделала Лариса?

Лучше бы Маруся не задавала этого вопроса, потому что на него нельзя ответить так просто. Ну как ей это объяснить? И я почувствовала, что мне очень хочется поговорить с ней наедине. При всех не могу — это будет предательством по отношению к Лариске. Честное слово, Маруся стоит того, чтобы ей помочь!

— Вот мы с вами сидим, рассуждаем, а Клара одна. Надо идти к ней, — сказала Маруся.

Мы и сами об этом думали.

— Идемте с нами, — сказали мы.

— Нет, — сказала Маруся, — вы заварили, эту кашу, расхлебывайте сами.

И мы пошли расхлебывать кашу. Чем ближе подходили к Клариному дому, тем больше боялись встречи с ней.

— Ты знаешь, — тихонько сказала мне Лариска, — мне ее жалко. Безумно. Если бы меня так отдубасили…

Нам открыла ее мать. Она сразу все поняла и, видимо, сначала не хотела нас пускать.

— Что вам еще нужно от моей девочки? — спросила она, стоя в коридоре.

— Мы пришли извиниться и поговорить с вами, — просто сказала Лариска

Кларина мать отступила на шаг, и мы прошли в квартиру. Клара лежала на тахте, отвернувшись к стенке. Лицо ее было закрыто мокрым полотенцем. Мы стояли молча, не зная, с чего начать. Я решила помочь Лариске.

— Клара, — сказала я, — мы пришли к тебе, потому что очень виноваты. Если можешь, прости нас.

Лариска тоже извинилась.

Бедная Лиза заплакала. Мы тоже близки были к этому. Клара молчала.

Мать жестом позвала нас в другую комнату. Когда мы перебрались туда, мать сказала:

— Кларе очень плохо. Боже мой! Как же все получилось? Ну я понимаю — мальчишки это могли сделать, от них всего можно ожидать. Но вы… девочки…

Она заплакала. Это было невыносимо. Мы тоже захлюпали. Лариска сказала с чувством:

— Это я виновата, девочки ни при чем. Я не сдержалась.

Немного, успокоившись, мы разговорились. Выходило так, что Клара ангел, а мы, да мы просто ее ногтя не стоим.

— Вы говорите о ней так, будто ее уже нет. Если она такая хорошая, так почему же все это случилось?

Такие слова сказала Кларина мать. Они здорово нас подбодрили. Мы видели, что она хочет по-настоящему разобраться. И мы рассказали ей о последнем собрании. Кларина мать сказала:

— В первый момент, когда она прибежала домой вся в слезах, я хотела подать в суд. Но вы поколебали мое решение. И тем, что пришли, и тем, что сказали правду. Клара действительно немного заносчива. Я мать, мне неприятно это говорить. Все-таки это скверное качество, и его надо изживать. Но не таким путем.

Она помолчала.

— Я пойду к ней. Может быть, она захочет с вами поговорить.

Минут через десять нас позвали. Клара сидела на тахте, закрыв нижнюю часть лица полотенцем. Как только мы вошли, она заплакала. Долго не могла успокоиться. Лариска еще раз извинилась, мы тоже. Клара сказала:

— Вы хорошие девчонки, и нам ведь вместе учиться.