Не дожидаясь ответа, открываю дверь и сразу захожу внутрь. Увиденное мгновенно сбивает настрой.
Эйне не один и не свободен. На стуле для посетителей восседает наш управляющий Маркус, как его называют за глаза за схожесть с актером из бразильского сериала.
Обернувшись, кивает и снова утыкается носом в какие-то бумаги.
Филипп при этом сидит не в своем кресле, а на диване, расставив широко ноги и упираясь локтями в колени.
– Ты занят?.. Я позже зайду.
Почесывая подбородок, прокатывается по мне тяжелым мрачным взглядом.
– Мы закончили, – проговаривает, переводя его на управляющего.
Тот, встрепенувшись, смотрит сначала на Фила, потом на меня и, сгребя распечатки в кучу, быстро собирает их и подскакивает на ноги.
– Тогда потом я тебе отредактированный вариант отправлю, – говорит он, обращаясь к Эйне.
– Надеюсь, он будет итоговым, Александр Михалыч.
Маркус, кивнув несколько раз подряд и задержавшись на мне любопытным взглядом, торопливо идет к двери и выходит, оставляя нас наедине.
– Нужно было сказать, что занят, – прерывисто вздыхаю, – я бы позже зашла.
– Откуда мне знать, что позже ты не решишь, что снова не хочешь меня видеть?
Глядя на меня исподлобья, излучает нетерпение и недовольство. Я начинаю нервничать еще больше.
Он не рад, что я пришла?.. Зачем тогда согласился?
– Ты не в настроении? – спрашиваю, вдруг отмечая, что он действительно неважно выглядит.
В черных брюках, черной рубашке, со взъерошенными волосами и теменью в глазах похож на злого демона.
– Угадала. Что случилось?
Очевидно, я очень не вовремя, но раз пришла – спрошу.
– Я по поводу суда…
– Присаживайся, – указывает кивком головы на стул, с которого только что встал Маркус.
Действительно. Прохожу пару метров и опускаюсь на кожаное сидение.
– Я по поводу суда.
– Что с ним?
– Мне сегодня Кристина Дмитриевна звонила, мать Артема…
– Я помню, – говорит негромко, подпирая подбородок рукой.
– Они уже все знают?
– Знают, да.
Потерев покрывшиеся мурашками предплечья, неслышно сглатываю. Филипп продолжает буравить меня взглядом.
– Ты с Артемом говорил? Сказал ему, что я в суд подала?
– Говорил, а что?..
То ли игра света и тени, то ли шутки моего воображения, но мне кажется, что в черных глазах проскальзывает молния, и черты его лица вмиг заостряются.
– Она… Кристина Дмитриевна… сказала, что ты ему угрожаешь. Это правда?
В кабинете повисает молчание. Наша зрительная сцепка пропускает через себя ток. Сердце в страхе замирает, интуиция вопит об опасности, вдоль позвоночника тянет холодком.
Опустив взгляд на мои колени, задерживает его там на несколько секунд, а затем вновь смотрит в глаза. По нервным окончаниям проходит электрический разряд. Становится жарко и холодно одновременно.
– Чего ты так испугалась, Крис?.. – спрашивает обманчиво тихим и спокойным тоном, – за Тёму переживаешь?
– Нет.
– Может, ну его, это наследство?.. Может, зря я напрягаюсь?..
– Она грозилась посадить тебя на двадцать лет!.. – восклицаю глухо, – и… перестань на меня давить!
– А я разве давлю? – поползшая вверх одна бровь, очевидно, означает крайнюю степень его удивления, – по-моему наоборот. Мозго*бка…
Прежде, чем я нахожусь с ответом, Филипп резко подается вперед и, обхватив мое запястье, тянет меня на себя.
– Стой! Да, подожди ты!.. – вскрикиваю, пытаясь сделать хоть что-нибудь.
Но где мне против злого и сильного Эйне. Усадив боком на свое колено, он обнимает меня за талию и впечатывает в себя. Я вытягиваюсь в струну, напрягаюсь всем телом и почти не дышу. Он тоже не шевелится.
– Я из-за тебя нихрена сегодня не выспался.
Впитываю в себя каждое слово по букве. Укладываю в голове и делаю выводы. Филипп никогда не говорит ничего просто так.
Он думал обо мне всю ночь?.. Это он хочет сказать?.. Ему не все равно?
– С Соней и ее подружками тусил всю ночь? – шепчу, едко улыбаясь, – я тут при чем?
– Ревность – удел слабых и неуверенных в себе людей, Кристина, – проговаривает Филипп, ткнувшись носом в мое ухо, – эгоистичных и закомплексованных.
– Я не ревную. Вчера я все объяснила…
– Ревнуешь, – рука на моей талии приходит в движение, ползет вверх, сминая и задирая блузку.
Мысли в голове начинают путаться. Зародившееся в районе пупка тепло медленно оседает в низу живота и расползается по бедрам.
– Мне не понравилось, как ты себя вел.
– Ты ревнуешь, я знаю, как выглядит ревность…
– Откуда?
– Была одна ревнивица, закатила скандал из-за переписки в телефоне, – рассказывает в самое ухо, касаясь его губами. Я мелко дрожу.
– И?.. Ты с ней расстался?
– В тот же день, – усмехается еле слышно.
– И со мной, значит, тоже…
– С тобой нет… с тобой не хочу… – поток теплого дыхания обволакивает кожу шеи и покрывает ее россыпью мурашек, – вернее, не смогу.
Я ничего не понимаю, ни одной связной мысли. Обезоружена, обнажена, вывернута наизнанку.
Филипп целует горячо, влажно, ласкает губами и языком каждый доступный ему миллиметр моей кожи. Нырнув второй рукой под подол узкой юбки не слишком аккуратно тянет ее вверх.
– Фи-и-и-ил… Мы на работе.
– Плевать… Сегодня у меня ночуешь… и завтра… и послезавтра…
– Нет.
– Нет?.. – отрывается от моей шеи и, обхватив пальцами затылок, упирается своим лбом в мой, – почему нет?.. Что не так? Чего ты от меня хочешь?.. Я, бл*дь, просто не догоняю…
– Уважения! – восклицаю шепотом, – не заслужила, да?.. Но я его хочу!
– Бред… я никогда не говорил, что не уважаю тебя…
– Я хочу, чтобы ты считался с моим мнением!..
– Еще?..
– Чтобы ты отвечал на мои вопросы!
– Какие? Я разве не отвечаю?М?.. – легонько толкает лбом, – по-моему, это твоя привычка.
– Да?.. Я спросила, угрожал ли ты Тёме, – шепчу торопливо, – ты ответил? Нет!
Мне действительно важно это знать. Но еще… Я, почувствовав реакцию на эту тему Эйне, словно специально к ней возвращаюсь. Страшно, да! Но я хочу еще!
И она незамедлительно следует. Замерев, он, сознательно или нет, усиливает давление пальцев на моем затылке и понижает голос до угрожающего рыка.
– Ничего с твоим Тёмочкой не случится. Его ознакомили с иском и с грядущими перспективами. Решение принимать ему.
– Какими перспективами? – спрашиваю почти беззвучно.
– Не важно, Крис. Все в рамках закона. Если хочешь получить свое, тебе придется мне довериться. Если жалко Тёмочку…
На языке вертится ответ, способный успокоить Фила, но я садистки молчу. Еще хотя бы немного вкусить его неравнодушия. Нет, не ревности, конечно. Ревность – удел слабых и закомплексованных. Это другое…
– Он не чужой мне, – перебивая, чувствую, что кипит, и крышку вот-вот сорвет, – но я переживаю за тебя. Мачеха обещала устроить тебе проблемы.
– Посмотрим.