На обратном пути желтая малолитражка рассекала ночь, пристроившись в крайнем правом ряду. Небо было чистое, полное звезд. Робер Путифар вел машину, и было ему хорошо. Ему казалось, что горечь и озлобленность ушли навсегда, что отныне он в ладу с самим собой и со всем миром.
— Спишь, мама?
Голова старушки покоилась на его плече, глаза были закрыты.
— Нет, Робер, не сплю.
— О чем ты думаешь?
— Я думаю о твоем бедном отце. Он все говорил — вот выйду на пенсию, отправимся путешествовать, поедем куда-нибудь… И вот отправился… без меня.
— А давай теперь мы с тобой отправимся путешествовать?
— Почему бы и нет? «Не стой на месте…» Правильно она пела, эта девочка… «Сиднем не сиди, вставай и иди…»
— «Погляди, как мир хорош…» — подхватил Путифар, и они вдвоем пропели от начала до конца песню Одри, которую, оказывается, запомнили наизусть.
— А куда бы ты хотела поехать? — спросил он.
— Не знаю. Может, в Перигор…
— Полюбоваться видами?
— Ну да. И отведать паштета из гусиной печенки…
На следующий день Робер Путифар проснулся чуть свет. Мать еще спала. В пижаме он прошел в кабинет, достал из ящика стола «тетрадь мщения», порвал ее и бросил в мусорную корзину. Потом влез на табурет и снял с полки папку с классными фотографиями. Устроился в удобном кресле за письменным столом, поставил на малую громкость диск Одри и стал перебирать тридцать семь фотографий. Он вглядывался в каждого из тысячи своих учеников — высоких и низкорослых, толстых и худых, девочек и мальчиков, отличников и отстающих. Вгляделся в тысячу улыбающихся лиц, ни одного не пропуская, и увидел, что они вовсе не насмехаются над ним, как ему представлялось раньше. Наоборот, улыбались они дружелюбно и бесхитростно. И, казалось, говорили ему: «Счастливого отдыха, месье Путифар!»