Третья месть Робера Путифара

7. Самый настоящий теракт

Конец того учебного года выдался на редкость жарким. До того жарким, что дети повадились приносить в школу пластиковые бутылки, наполнять их водой из умывальников и поливать друг друга на переменах. Учителя снисходительно закрывали глаза на эти веселые водяные баталии. В самом деле, солнце так пекло, что все высыхали, едва успев намокнуть. Учителям и самим нет-нет да и доставались нечаянные брызги, но они не обижались. Путифар, почему-то поливаемый чаще всех, для виду смеялся в таких случаях, как все его коллеги, но вообще-то терпеть этого не мог.

Уже в мае ему стоило неимоверных усилий удерживать своих проказливых третьеклассников в четырех стенах. По звонку в 16.30 они высыпали в коридор и скатывались по лестнице, изливая в диких воплях радость освобождения. Ни один ни разу не сказал ему «до свидания». «Еще один день с плеч долой», — выдыхал тогда Путифар, сидя за учительским столом. Некоторое время он просто сидел и наслаждался покоем и тишиной опустевшего класса, потом не спеша принимался за оставшиеся дела. Каждый день, прежде чем уйти домой, он исполнял следующий неизменный ритуал:

1. Расставить по местам столы и стулья.

2. Протереть доску.

3. Запереть шкафы.

4. Задернуть шторы.

5. Выйти и запереть дверь на ключ.

6. Проверить туалет.

В тот день — 15 июня 1978 года — первые пять операций прошли нормально. А вот шестая обернулась бедой.

Тут надо пояснить, что туалет находился прямо напротив классной комнаты, по другую сторону коридора. В кабинках было просто отверстие в полу, а воду спускали, дергая за деревянную ручку на веревке. Вода извергалась на уровне пола, и надо было соблюдать осторожность, чтобы не замочить ноги.

Путифар открыл дверь и увидел, как и следовало ожидать, что дети оставили уборную не слишком чистой. Он взгромоздился на две цементные приступочки, взялся за ручку и дернул.

Что он испытал в следующий миг, может представить лишь тот, кто хоть раз в жизни был сброшен в бассейн, ухнув с головой в холодную воду: вы захлебываетесь, вода заливает глаза, уши, нос, вы внезапно оказываетесь в странном, чуждом мире с пугающе изменившейся акустикой. Именно таковы были ощущения Путифара. На него обрушился настоящий потоп, промочив его до нитки и перекрыв доступ воздуха. С животным воплем он отпрянул назад. Под ноги подвернулся большой пластиковый таз синего цвета. Тут он понял, что это не какой-нибудь прорыв трубы, не авария, а самый настоящий теракт!

«Проклятые гаденыши! Гнусные, мерзкие, отвратительные маленькие бестии!»

Что делать? Прежде всего — спрятаться. Того гляди, появится уборщица или кто-нибудь из коллег вернется за какой-нибудь забытой вещью… Следуя первому инстинктивному побуждению, он схватил орудие преступления — пластиковый таз — и, оставляя за собой мокрый след, укрылся в классе. Там он заперся на ключ и постарался собраться с мыслями. Через несколько минут он уже снова мог здраво рассуждать:

1. Могу ли я выйти из школы в таком виде? Нет.

2. Есть ли у меня сменная одежда? Нет.

3. Может ли кто-нибудь мне ее принести? Да.

4. Кто? Мама.

5. Сможет ли она пройти сюда незамеченной? Нет.

6. Сколько нужно времени, чтобы одежда высохла на мне? Не меньше десяти часов.

7. А если ее снять и отжать?

Хоть он и был один в пустом классе, раздеваться было как-то неловко. Начал он с рубашки, которую старательно отжал над тазом. Потом несколько раз встряхнул, выбивая мельчайшие капли влаги, и огляделся, ища, на что бы ее повесить. В глубине класса от стены к стене была протянута на высоте человеческого роста бельевая веревка. На ней развешивали сушиться работы учеников, в которых использовались клей или краски. Впоследствии, перебирая в памяти последовательность событий, Путифар убедился, что ему не оставили НИ ЕДИНОГО шанса: решение развесить мокрую одежду на этой веревке было абсолютно неизбежным! Итак, он повесил рубашку на эту самую веревку…

Снимая брюки, он почувствовал, что краснеет. Их он тоже отжал, встряхнул и повесил на веревку. За брюками последовали носки и майка.

Находиться в классе в одних трусах было настолько дико, что он вдруг запаниковал. Его подмывало снова напялить на себя все мокрое и так и уйти. Но это было глупо: в конце концов, всего-то час подождать…

Так что он уселся за стол и настроился перетерпеть эту досадную задержку. Сам он уже почти обсох. Созерцая свой внушительный белый живот, собравшийся складками, Путифар нашел, что, пожалуй, чересчур разжирел. А что, не заняться ли снова спортом? Велосипедным, например. Или бегом. Может быть, если согнать лишний вес, легче будет завести с кем-нибудь знакомство, а там и жениться… Но жениться — означало бы съехать с квартиры на бульваре Гамбетта, расстаться со старушкой матерью… Такими мыслями он играл, и они мало-помалу уносили его прочь из класса, куда-то далеко. Было так хорошо, тихо: голова его свесилась на грудь, и он задремал.

Проснувшись и открыв глаза, он не мог понять, сон это или явь: один из его клетчатых носков парил в воздухе! Он ошеломленно смотрел, как носок поднимается все выше и, насмешливо помахав ему на прощание — фюить! — скрывается в потолке! Он вскочил — и успел только увидеть, как захлопнулся люк: бамс! Тут-то ему и открылся весь драматизм его положения: второй носок тоже исчез, равно как и рубашка. И ни брюк, ни майки. На веревке не осталось ничего.

Вне себя он схватил швабру и заколотил в потолок.

— Немедленно верните мои вещи! Слышите? Сейчас же верните!

Вместо ответа он услышал какое-то шушуканье, хихиканье, топот над головой, потом вниз по лестнице, потом по коридору. Преступники удирали с его одеждой!

— Стойте! — заорал он во весь голос.

Да так и остался стоять, как оглушенный. За пятнадцать лет преподавания каких только каверз он не натерпелся, но в таком ужасном положении еще ни разу не оказывался.

Оставалась еще слабая надежда: может быть, они хотели только его напугать? Может быть, убегая, оставили его одежду там, наверху? Он пододвинул парту, влез на нее и открыл люк. Помещение над его классом служило чем-то вроде кладовки. Там на полках громоздились кипы пропыленных учебников, картонные коробки, набитые всякой макулатурой, сломанный копировальный аппарат. Путифар подтянулся на руках и пролез в люк. Он сразу же увидел палку с леской и крючком, с помощью которой злодеи выудили добычу. Но напрасно он высматривал свою одежду. Ни рубашки, ни брюк! Ему не оставили ничего, кроме издевательской надписи мелом на старой поцарапанной классной доске:

Значит, и тут они над ним посмеялись! Он попался во все их ловушки, ни одной не пропустил! Послушно прошел весь разработанный для него маршрут: туалет, классная комната, бельевая веревка и, наконец, кладовка… Он оказался идеальной жертвой! И полным идиотом!

Кипя от бешенства, он соскочил обратно в класс, чуть не переломав себе кости. «Спокойной ночи»? Так эти маленькие мерзавцы думают, что вынудили его здесь ночевать? Ха! Как бы не так! Он направился к телефону.

В трубке звучали и звучали длинные гудки, но мадам Путифар к телефону не подходила. «Мама, куда ты подевалась? Ты же всегда берешь трубку…» Должно быть, вышла за покупками, подумал он и решил ждать ее возвращения. Он перезванивал каждые десять минут; так прошел час. Да что ж это за дьявольщина, куда она пропала? В 18.00 он решительно набрал номер телефонной ремонтной службы.

— Ну да, — спокойно сообщили ему, — в вашем районе неисправность на линии.

— Но послушайте, — подскочил Путифар, — сколько я здесь живу, никогда такого не бывало, ни разу за тридцать семь лет!

— Не беспокойтесь, месье, неисправность скоро будет устранена.

— Скоро — это когда?

— Завтра утром, месье.

Он повесил трубку и бессильно повалился на стул. «Робер Путифар, — простонал он, — есть ли на этой планете хоть один человек, превосходящий тебя в невезении?»

Ему ничего больше не оставалось, как дождаться ночи. Под покровом темноты можно будет выскользнуть из школы так, что никто его не увидит.

Часы тянулись невыносимо медленно. Он ходил взад-вперед, листал журналы, попытался читать книжку, взятую в классной библиотеке, — про какого-то Мемека, страдающего от несчастной любви. Книга выпала у него из рук.

Мама сейчас, наверное, с ума сходит! Интересно, что она приготовила на ужин? Салат с ореховым маслом? А потом — рагу из телятины с белым соусом, как он любит? Ему почудилось, что он слышит аппетитное бульканье соуса, томящегося в кастрюльке на медленном огне. Начиная с восьми часов вечера его мучил голод.

На городской колокольне пробило одиннадцать, когда он счел, что можно выходить. Взял портфель и крадучись спустился по лестнице. Трусы на нем уже совсем высохли. На первом этаже он свернул за угол, в коридор администрации. Миновал учительскую, медпункт, кабинет директрисы и через маленькую прихожую прошел к служебному входу. Как и следовало ожидать, дверь была заперта. Он повернул обратно и направился к противоположной двери, ведущей на школьный двор. Оттуда можно было перелезть через ворота, обойти здание и добраться до старой доброй желтой малолитражки. Эта дверь тоже была заперта… И больше ни одной двери, кроме этих двух. О нет… о нет… Оставалось одно: проникнуть в какое-нибудь помещение на первом этаже и вылезти в окно. Он сунулся в кабинет директрисы: заперто. Сунулся в медпункт: заперто. Сунулся в учительскую: заперто. Он проверил все помещения первого этажа, одно за другим: все двери были заперты на ключ.