Тревожная Шумава

7

Прошло три дня. В пятницу выяснилось, что пограничники напрасно искали место возможного перехода границы Зимой. Агент вернулся в Баварию другим путем. Хамрские леса и болота, и прежде всего погранзастава Кота, очевидно, были ему не по душе. В связи с этим была снята усиленная охрана у начала ручья. Пограничники восприняли это с внутренним ликованием. У Жачека была девушка в Леперше, и он надеялся, что Кот отпустит его к ней в субботу вечером до первой половины воскресенья. Некоторые намеревались уехать в Вимперк, другие в Здинов. Они знали, что запрещено покидать подразделение, но если начальник закроет глаза…

На этот раз вечеринка началась раньше, чем обычно, — сразу же во второй половине дня.

Стоял чудесный жаркий день. Нетерпеливые возницы везли в деревню последние телеги с сеном. На телегах или пешком спешили в Хамры загорелые девушки, стремясь как можно скорее попасть на вечеринку.

Некоторые из них, изнывая от жары, кинулись к реке возле Вавровой лесопилки, высоко задрав юбки и дразня любопытных мужчин.

Служба Земана закончилась после полудня. Усталый и разгоряченный, дошел он до казармы. Там был только Марженка. Он лежал на диване, почему-то в парадном кителе. Но Земан не обратил на это внимания. Быстро разделся и побрился. Оставалось только надеть ботинки, но именно их он не мог найти. Обычно ботинки стояли внизу, в шкафу, как у каждого, а теперь их там не было. Он обшарил все уголки. Ботинки исчезли. Красивые новые ботинки. Он надевал их всего один раз, еще в Зноймо.

— Черт бы их побрал!

Земан открывал один шкаф за другим. Пусто. Но ведь это невероятно. Он лег на пол и посмотрел под кроватями. Да, там что-то есть. Вот, у Буришки. Оказалось, это старые, потрепанные полуботинки, которые уже давно просили «каши»…

Поднял их и показал Марженке:

— Видишь их? Буришка… Это он! Вот собака!

Марженка усмехнулся. Земан в отчаянии развел руками:

— Что ж, идти теперь танцевать в шлепанцах?..

Издалека доносилась музыка. Марженка вопросительно посмотрел на ноги Земана.

— У тебя какой размер?

Земан назвал. Ни слова не говоря, Марженка снял свои полуботинки и отдал ему.

— Зачем ты это делаешь? — удивился Земан.

— Бери, бери, — сказал младший сержант нетерпеливо. — Бери, когда дают…

— Ты серьезно, Марженка? — обрадовался Земан. — А сам разве не пойдешь?

— Что я там забыл? — грустно отозвался парень.

Но Земан пропустил это мимо ушей.

— Я в долгу не останусь! — пообещал он и тут же схватил ботинки. Они были хороши, почти новые, и пришлись по ноге. Земан надел их, внимательно осмотрел себя в зеркале. «Черт возьми, неплохо, все в полном порядке. Только чуть-чуть затяну узел у галстука. Вот так. А теперь, друзья мои, мы представимся деревне. Мы оба». — И побежал через дорогу за Марией.

Хамрский оркестр играл в полном составе, все пограничники были в сборе. А начальник заставы сидел в канцелярии и угрюмо слушал доносившуюся издалека музыку. Над Шумавой собирались тучи, предвещая грозу. Духота усыпляюще действовала на дозоры. Кот думал о своих подчиненных. Позавчера, подходя к истоку Хамрского ручья, чтобы сообщить дозору об окончании акции против Зимы, он заметил, что его обнаружили лишь за несколько метров. Плохо, но факт остается фактом. Взбешенный командир вернулся в часть и, хлопнув дверью, услышал предостерегающее шиканье своего заместителя: младший сержант Марженка спал, положив локти на стол. Перед ним лежало недописанное письмо.

Кот взглянул на заместителя, но тот не опустил глаза. Начальник тихо подошел к спящему. Если он и питал к кому-нибудь особую симпатию, то именно к этому парню, которому только недавно исполнилось восемнадцать лет. Он машинально наклонился над письмом. Конечно, Марженка писал своей далекой любимой.

Кот вздохнул. Глаза Громадки неустанно следили за ним. Марженка спал, не выпуская ручку из рук. Кот осторожно взял ее и машинально закрыл. Ощутил на себе острый, колючий, но уже не такой яростный и злобный, как неделю назад, взгляд заместителя. У Кота дрожали пальцы, когда он вертел ручку. «Видимо, пора отдохнуть, — удивленно подумал он. Взглянул на Марженку и сказал про себя: — Ему тоже нужен отдых. Поспать несколько дней подряд. Несколько дней… Всем дать бы несколько свободных дней». Начальник заставы устало присел на кровать.

— Ты прав, — сказал он Громадке приглушенным голосом. — Мы должны дать людям возможность отдохнуть пару дней. Они уже выдохлись… Мы взвалили им на плечи чересчур много. Их силы иссякли.

Поэтому хамрский оркестр играл сегодня в полном составе.

Только Кот сидел в пустой канцелярии. Старые часы назойливо тикали на стене. Кот встал, подошел к окну. Черная гора уже растворилась во мраке. Там, во мгле, лежал весь его участок. Где-то вдали, в Баварии, неожиданно вспыхнул огонь. От лесопилки поднимался в гору черный блестящий автомобиль с Ваврой, бывшим майором британской авиации.

Мгла сползла с Черной горы вниз, к Хамрам, потекла широким потоком к болоту. Там, во мраке, охраняли его участок всего восемь человек. Кот выходил из себя, думая об этом. Что могли сделать несколько человек на таком огромном пространстве? Задержать только неопытного глупца, но не матерого проводника или агента. Кот отвернулся от окна, нервно заходил по канцелярии. Со стороны харчевни донеслась до него в душных сумерках мелодия какой-то веселой песенки. Но она, как ни странно, звучала совсем тоскливо. Поднялся ветер, зазвенело оконное стекло. Кот быстро закрыл окно. Недавно во время бури у них выбило несколько стекол. Он направился к казарме. Наверное, там окна остались открытыми и их некому закрыть.

Открыв дверь, Кот остановился удивленный. У окна стоял Марженка. В гражданском костюме, на ногах тапочки.

— Почему ты не на танцах? — спросил командир почти строго.

Сильный дождь забарабанил в стекло. Марженка молчал.

— Что с тобой?

Младший сержант пожал плечами.

Командир подошел к нему. Он все понял. Закурил.

Сверкнуло где-то вдали.

Множество самых различных ощущений овладело Котом. Он думал о себе, о своем разводе с женой сразу же после войны. Все произошло неожиданно. Потом он уехал в полк частей госбезопасности в Карловых Барах. Ему было нелегко. У него был там ребенок — девочка.

Дождь хлестал по стеклам. Кот знал, что творится в душе этого восемнадцатилетнего парня, который не дрогнул в перестрелке, но трепетал, как осиновый лист, на хамрском болоте, когда речь зашла о его первой большой любви…

Он относился к этому парню так именно потому, что сам был одиноким. Остальные пограничники, хотя и без злого умысла, называли Марженку «любимчиком хозяина». Неизвестно, кто заметил, что Кот относится к младшему сержанту не так, как к другим. Начальник был скрытным человеком. Жизнь научила его скрывать свои чувства. Однако подчиненные читали мысли на лице Кота, хотя ни один мускул его не выдавал.

Серые глаза начальника на мгновение утратили свой острый блеск. Марженка судорожно глотнул и быстро повернулся к командиру.

— Мне необходимо побывать дома, — сказал он устало.

— Почему?

— Я уже три недели не получал оттуда ни строчки.

— Три недели? — непонимающе переспросил командир.

Слышал он, однако, хорошо. В нем лишь неожиданно прорвалась наружу собственная боль: а когда он получил последнее письмо? Дождь хлестал в окна. Приближалась буря. Беспокойство Кота нарастало. Задумчиво смотрел он на стекло, на косые струйки дождя. Отпустить парня? Или ограничиться письмом? На душе было скверно. Похоже, что все напрасно, ведь любовь не удержишь письмами. Так было с Громадкой. Но Марженка смотрел на Кота умоляющими глазами, в которых выражалась просьба помочь, а Марженка знал, он был твердо уверен, что сохранит свою любовь, если побывает там, на Мораве, у нее.

Из харчевни сквозь шум дождя доносилась музыка.

— Знаешь, Марженка, — сказал командир, — пойдем прогуляемся. Там ты все мне расскажешь, хорошо? Что-нибудь сообразим. Ну что, пойдем?

Младший сержант выглянул наружу, где дождь переходил в ливень, потом вопросительно посмотрел на своего начальника. Заметил, что Кот странно обеспокоен.

— Из головы не выходит проклятое болото, — отозвался Кот и пошел за плащом и автоматом.

Мария Рисова не любила субботу. С утра в магазине было полно народу. Накануне давали зарплату, и женщины делали большие покупки. Во второй половине дня Мария убирала пустую квартиру. Делала эту домашнюю работу только для того, чтобы здесь, в Хамрах, не сойти с ума. Она не могла, как делали мужчины, идти в пивную, которая была единственным прибежищем одиноких. Так было до тех пор, пока не появился Земан…

Она долго сидела перед зеркалом в спальне, критически оглядывая себя. Ей было двадцать пять лет, но выглядела она несколько старше. Жизнь сделала ее такой.

Стукнул камешек в окне на кухне — это Земан. Сразу же появилось ощущение, что она помолодела лет на пять. Да, как будто одно из первых свиданий…

Радостная Мария побежала к выходу.

В харчевне было душно. Вспотевшие музыканты играли «Сентиментального Джони». Она всегда боялась, что их любовь станет достоянием всей деревни, и шла с ним под руку, как во сне. Из помещения долетали звуки песенки.

«В сорок пятом здесь были американцы. А теперь они ушли куда-то за Черную гору. Это близко — километров шесть отсюда. И Павел там где-то с ними, тоже, наверное, слушает «Сентиментального Джони». Сегодня суббота, почему бы и ему не пойти на танцы? Я ведь иду. Он, очевидно, и не думает обо мне, не вспоминает. По-своему мы любили друг друга, хотя поженились больше из страха, что его отправят в Германию во время войны. Он был хорош собой». Воспоминание о Павле почему-то не давало Марии покоя.

Сияющий Буришка стоял среди музыкантов. «Сентиментальный Джони» была его любимая песня, он играл ее, закрыв глаза, со счастливым выражением лица. Беран, напротив, выглядел кислым, а Галапетр безразличным. Это были настоящие шумавские музыканты, их сердца навсегда были отданы вальсам и полькам. Вот только Витек немного отличался от них.

Она шла за Земаном между столами. У пограничников в Хамрах был «свой» стол на вечеринке. «Свои» столы имели дровосеки, землемеры и лесничии, словаки, венгры и немцы с горных Хамр, старожилы и местные тузы: хозяин харчевни пил с Ваврой, учитель и секретарь национального комитета — со своими женами. За столом лесничих играли в карты.

В это время на дороге перед харчевней заплясал-закружил ветер.

«Отсюда Павел провожал меня впервые», — опять вспомнила она.

В этот момент заиграли современный танец, и некоторые ушли отдохнуть. Буришка трясся под звуки музыки, бесновался, закатывая глаза к потолку с красивым стрельчатым сводом, в котором виднелось несколько маленьких дырок, оставленных в 1945 году распоясавшимися американскими вояками.

Мария танцевала с Карелом все подряд, в духоте, в табачном дыму, под буйный ритм венгерской народной песни, доносившейся из угла.

Она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Ей было совершенно безразлично, что о ней думают другие. Музыка зачастила «охотничью» — парадный вальс местных жителей.

— Я хочу пить, — сказала Мария, когда кончился вальс. Они протиснулись к стойке. Пограничник взял лимонад и нес стаканы, подняв над головой. Совсем близко сверкнула молния. Показалось, что от грохота грома содрогнулся танцевальный зал.

— Боже мой! — испуганно произнесла Мария. — У меня остались открытыми окна. Я сейчас же бегу туда!

Прежде чем Земан успел что-нибудь ответить, она поставила недопитый стакан на стойку и бросилась на улицу, в дождь. Пограничник медленно допивал. Смотрел на танцующие пары. Увидел молодую цыганку Яну, которая танцевала с Георгием.

Цыганек сидел среди музыкантов и не видел, что за ближним столом, принадлежащим лесорубам, кто-то долго наблюдал за ним.

— А, молодой человек… Мне кажется, вы здесь застряли надолго. Так или нет? — раздался голос Палечека.

— Посмотрим, — ответил Цыганек многозначительно.

Его сердце, однако, чувствовало, что надолго.

— Идет дождь, — сказал Марии кто-то возле дверей, но она даже не обратила внимания на эти слова. У нее не было ни плаща, ни зонта, даже платка на голове. Выбежала на дождь. Холодные струйки освежили и охладили разгоряченное лицо. Через минуту она уже прижималась к стене магазина, навес крыши спрятал ее от дождя. Она поднималась по лестнице, напевая мелодию охотничьего вальса. Она шла легко, и ей казалось, что она еще находится в объятиях Земана. Дойдя до двери, достала из сумочки ключи.

И в тот же миг с губ ее сорвался крик, полный ужаса. Невыносимый страх парализовал ее разум. Какую-то долю секунды она стояла как вкопанная, держа ключ в руке, не в состоянии двигаться, подобно испуганному зверю, которому грозит смертельная опасность. На освещенной части двери она увидела чью-то тень — она принадлежала тому, кто приближался к ней от дверей. Хотела еще крикнуть, но только приглушенно всхлипнула. Чья-то рука сзади зажала ей рот, но не сильно. Она могла бы защититься, если бы не страх.

— Что же ты меня не пригласишь? — сказал голос, который она узнала сразу.

Это был Павел Рис, ее муж.

Она начала нервозно открывать дверь.

— Не закрыто, — произнес он чуть охрипшим голосом.

Вошел в кухню следом за ней. Обнял и несколько раз поцеловал ее. Она все еще дрожала. Ее губы были холодны как лед. Смотрела на него удивленными глазами. Как он постарел! И всего только за полтора года… На какое-то мгновение ей стало жаль его. «Пришел, — подумала она с тоской. — Теперь, когда между нами все кончено».

— Закрой окна, — скомандовал он. — И задерни шторы.

Мария вошла в комнату и захлопнула окна. Потом прислонилась к стене.

— Хорошо, что ты вернулся, — сказала она. — Мы должны поговорить.

— О чем?

Она помедлила с ответом.

— Поговорим потом… Завтра, послезавтра…

— Я пришел… не надолго. Я здесь из-за тебя. У меня теперь хорошее место… там, на той стороне. У меня была очень тяжелая жизнь в лагере, приходилось даже воровать. Мне, Павлу Рису! Но теперь все позади. Поэтому я пришел.

— Что делаешь теперь?

— Найдем для такого разговора более подходящее время, — сказал он.

«Непохоже, чтобы ему везло», — подумала она.

Резиновые сапоги его были забрызганы грязью до колена. Шел через границу!

Он остановился на пороге гостиной, осмотрелся вокруг и там, где висела их фотография, увидел на стене пустое место. Тихо присвистнул, не от злости, а скорее от удивления. Она опустила голову, но затем у нее вырвалось:

— Полтора года я ждала! Жила одна, одна как перст!

Муж сел в кресло. Хотел закурить, но передумал. Там, на той стороне, он научился вести себя так, чтобы оставлять как можно меньше следов. Рис рассчитывал исчезнуть снова, не оставив заметных следов. Боялся. Страх всегда играл в его жизни решающую роль. Боялся во время войны попасть в Германию и поэтому тогда женился на Марии. Боялся наказания, когда задавил того ребенка. Поэтому уехал туда, куда ему так хотелось три года назад. Боялся голода, поэтому воровал в Мюнхене. Полицейский стрелял в него в тот момент, когда он вылезал из украденной автомашины. После этого он уже боялся воровать. В это время к нему пришел агент Си-Ай-Си и предложил ему интересную опасную работу. Он боялся и ее, но выбора не было. Работа заключалась в том, чтобы, ходить с Килианом через границу по направлению к Хамрам. Старый контрабандист уверял, что тропинка безопасна, но именно на ней он нашел свою смерть, хотя эта тропинка хорошо ему служила десятки лет… Рис снова испытывал животный страх. Теперь, после смерти Килиана, он обязан проводить. Но эта работа была не по вкусу Павлу Рису. Решил, что сбежит куда-нибудь подальше от баварской границы, в другое государство, в Канаду, в Новую Зеландию. И вспомнил о Марии. Она была хорошей и практичной женой, подошла бы ему для такой роли. Рядом с ней он чувствовал бы себя сильнее. С нею мог бы пройти пешком всю Европу. Поэтому и пришел сюда.

Она упрекнула, что не писал. Но разве он мог? Что бы он ей написал? Чем бы похвастал? Что голоден? Что ворует? Их фотография уже не висит на стене… Но курительный прибор еще стоит, и у Павла появилось желание выкурить сигарету. Пламя из зажигалки осветило его хмурое лицо.

— Мне лучше не было, Мария…

Больше не хотел говорить.

Снаружи лил дождь.

— Ты убежал тогда, — сказала она с горечью. — Этот мальчик умер.

— Я знаю.

— Вся деревня набросилась на меня, будто я его убила…

Рис зажигал и гасил зажигалку.

— Так уж случилось… Но не погибать же мне из-за этого.

— В конце концов, я тебя простила, — сказала Мария тихо, опускаясь в кресло. — И ждала тебя, долго… все это время ждала, что ты вернешься, объявишься, отбудешь наказание… мне не было это безразлично.

Он погасил зажигалку, свободной рукой потянулся через столик и схватил ее холодные пальцы. Потом взглянул на плечи, которые когда-то гладил и обнимал, на волосы, посмотрел жене в глаза и так крепко стиснул ее руку, что Мария вскочила. Они стояли друг против друга, и Рис раскрыл объятия, чтобы обнять ее. Мария почувствовала, что он еще любит ее.

— Я пришел сразу, — его голос прозвучал почти просительно, — как только смог…

Но руки его бессильно опустились.

Внезапно в окно забарабанила горсть камушков.

Оба окаменели. Стояли и ждали, что будет дальше. Каждый затаил в себе нереальное, неисполнимое желание, что тот, кто стоит внизу и, наверное, уже ищет другие камушки, перестал бросать и ушел. Рис опомнился первым. «Дело идет о жизни», — подумал он и приготовился выполнить все, что нужно для защиты. Быстро прошел через спальню и встал у стены.

«Карел! Это Карел!» — билось в ее голове. Она стояла неподвижно. Рис посмотрел в остекленевшие от испуга глаза Марии и кивком головы показал ей, чтобы шла к окну. Снова забарабанили камушки о стекло.

Тяжело ступая, Мария пошла к окну. Да, это он, стоит там, внизу, под дождем и ждет. Мария хотела спросить у мужа, как быть, но он был не в состоянии что-либо придумать. Только через две-три томительные секунды он сделал знак ей, чтобы она открыла окно. Рис еще не подозревал, кто стоит внизу.

Земану хотелось скорее подняться наверх. Он уже весь вымок, Карел ждал, когда она откроет дверь. Может, они пойдут в харчевню, где еще продолжается вечеринка. Он поднял к ней возбужденное лицо:

— Что с тобой, Мария? Бросаешь меня одного…

Она слышала его, но молчала.

— Я уже промок. Брось мне ключи, я сам открою!

Рисова крепко сжала оконную раму.

«Сейчас упаду в обморок», — подумала она. За ней, едва слышно, возбужденно дышал ее муж — эмигрант, который тайно перешел границу. А Карел — пограничник… От волнения и страха она не могла произнести ни слова. Затем сказала:

— Уже поздно…

— Маришка, — отозвался снизу пограничник, — не будь так жестока!

— Я серьезно, Карел.

— Ну хоть на секунду, — доносится до Павла Риса голос незнакомого мужчины. — Ну хотя бы на секунду, — повторяет он. Его слова заглушает сильный дождь. — Прошу… очень прошу…

Ее горло сжалось от сдавленных всхлипываний.

— Нет… нет, завтра. Прости, — сказала она и быстро закрыла окно, словно боясь, что Земан проникнет через него в комнату. Теперь все равно. У нее не было сил для дальнейшей игры. Мария не знала, что Земан может предпринять в следующую секунду. Она увидела, как к нему приблизились две фигуры, и, когда напрягла зрение, узнала Буришку и Витека… Вечеринка уже закончилась. Пограничники несли инструменты и, увидев Земана, остановились неподалеку. Тот еще смотрел вверх.

— Эй, Карел, — забормотал подвыпивший Буришка. — Хочешь, мы что-нибудь для тебя сыграем?

— Мария! — снова крикнул Карел, обращаясь к тени-за закрытым окном.

Витек вытащил кларнет, приложил его к губам и сыграл обрывки какой-то мелодии. Буришка от души веселился. Он очень хотел, чтобы Мария впустила Карела, и немного ему завидовал. Его голос ясно доносился до слуха замершего Павла Риса:

— Ты что, сегодня опять ищешь магазин?

Взбешенный Земан повернулся к ним. Оба пограничника стояли с приготовленными инструментами. Они пошушукались о чем-то, и к шуму дождя примешался чистый смешанный голос кларнета и саксофона. Пограничники исполнили для Карела Земана польку «Вред любви». Смешно жмурили глаза, ждали, когда окно Рисовой откроется. Но оно не открылось. Первым перестал играть Буришка.

— Так что же, Карел? Сыграть еще что-нибудь или идти спать?

— Спать! — рявкнул Земан.

— Спать так спать… — обиделись Буришка и Витек. Они помчались к заставе. За ними следом печально шел Земан. В канцелярии Кота сидел лишь младший сержант Жачек. Служба. Дьявольский соблазн — эта суббота, а тут еще танцульки!

…Мария повернулась к мужу и без сил рухнула в кресло. Он продолжал опираться о стену, до боли напрягая слух. Его взгляд без цели перебегал с предмета на предмет, а встревоженная мысль рисовала ему план дома и каждого его уголка. Так вот что произошло с Марией! Его охватила ярость, внезапная, буйная ярость. Однако он овладел собой, чиркнул вновь зажигалкой и голосом, полным разочарования, тихо сказал:

— А я рискую жизнью, чтобы попасть к тебе… Кто это?

— Пограничник.

У него перехватило дыхание. Один из тех, кто охотится за ним! Хотел выругаться, но промолчал, увидев тревогу и настороженность в огромных глазах Марии. Раньше он не замечал такого. Она всегда была такой покорной женой, что это много раз выводило его из себя и вызывало недоверие. На несколько мгновений Павла Риса охватили воспоминания прошлого. Лучше Марии никого не было, потому он и вернулся за ней. Он ведь пробовал пустить корни там, в Баварии, но не смог. Он должен завоевать ее теперь. Он увезет Марию на ту сторону, подработает там немного денег, убежит от всех агентов и вновь преодолеет болото на этой границе…

Но он должен ее уговорить.

— Я знаю, — сказал он, и при этом его охватил страх, что она его бросит, — я знаю, Мария… Полтора года — долгое время. Я тоже не святой… мы квиты, забудем это, простим друг друга. Я хочу взять тебя туда с собой. Ты не будешь работать, там тебе будет хорошо.

Подошел к ней и обнял. Рисова опустила глаза. Ее плечи вздрагивали. Он взглянул на часы: пора уходить. Машинально сунул в карман зажигалку, которую держал в руке. Надо спешить, тому пограничнику могло взбрести в голову подняться наверх. А живым Павел никогда не дался бы в руки…

— Одевайся. Бери самое необходимое. Остальное тебе куплю. Там.

Мария отшатнулась от него:

— Нет, Павел. Не могу.

Он быстро потянулся за ней.

— Будь разумна, Мария. Что хорошего здесь? Мы же не хотели здесь оставаться, только немного думали встать на ноги.

Он видел ее лицо, ее закрытые глаза. Руки Марии безжизненно повисли вдоль тела. Она слабо покачала головой. Было невыносимо тяжело высказать ему все, что должна была сказать, но она нашла в себе силы и отозвалась:

— Нет, Павел, не принуждай меня. Не уговоришь. Не пойду.

Произнеся последнее слово, открыла глаза. Он понял, что она приняла решение. Он судорожно, все сильнее и сильнее сжимал пальцами ее плечи. Губы Марии скривились от боли, но она не отошла от него и твердо смотрела ему в посеревшее лицо.

— Еще есть время! — крикнул он ей.

— Я от тебя не убегала. И не пойду никуда! Пойми это!

— Ты меня совсем не любишь?

Мария молчала.

Он сжал кулаки. Хотел ударить ее по лицу, но боялся, что она закричит.

— Еще раз спрашиваю: пойдешь?

— Нет.

Приблизился к ней и произнес сдавленным, не своим голосом:

— Послушай, что я тебе скажу. Ты все еще моя жена. И заруби себе на носу: пока я способен дышать, ты не достанешься никому. Можешь передать это тому, Карелу!

Она не ответила. Павел обвел взглядом квартиру — у дверей висели два ключа на железном кольце. Он взял один и положил в карман.

— Ключ оставь здесь, — выдавила она из себя.

— Это мой ключ!

Павел тихо открыл дверь, но в этот момент внизу что-то загрохотало. Рис отпрыгнул от порога. В руке у него появился пистолет. Оперся о стену и ждал секунду, две, три. На лестнице было тихо, затем дверь приоткрылась, и в помещение бесшумно проскользнула старая черная кошка, которую привезли в Хамры для того, чтобы она на складе ловила мышей. Он с облегчением вздохнул, дрожащими руками спрятал оружие обратно в карман и повернулся к жене:

— А здесь никого не было, слышишь?

Это были его последние слова. Потом она услышала, как внизу щелкнул замок. И различила только шум дождя, который монотонно хлестал в окна: казалось, что кто-то снаружи зовет ее. Она прошлась по гостиной, сделала несколько шагов к двери, будто хотела остановить мужа. Земан!

Боже мой! Как сказал об этом Павел? «Никому не достанешься…»… Мария испугалась за жизнь Карела. У Павла ведь пистолет. А за окном дождь лил как из ведра, и где-то там, в этой дождливой ночи, ее Карел… И Павел…

Мария открыла шкаф и надела плащ. Зябко поежилась. Накинула платок и сбежала вниз, к наружным дверям. Не думала ни о чем. Даже о том, что Рис может стоять за дверями и ждать, что она сделает. Выбежала под дождь, обогнула стороной трех пьяных, которые брели вниз, к лесопилке Вавры, и нажала звонок на дверях казармы. Над ними горел единственный уличный фонарь, освещая отрезок дороги между магазином и воинской частью Кота. Услышала неторопливые шаги. Дверь открыл пограничник Жачек, заспанный и угрюмый, но, увидев Марию, улыбнулся.

— С чем вы к нам пожаловали?

У ног пограничника стоял Блеск, пес начальника. Начальник заставы ушел с Марженкой к болоту, а пса оставил дома — во время дождя на него было мало надежды.

— Прошу вас…

Ее губы задрожали. Пограничник удивленно смотрел на нее.

— Земан… здесь?

— Карел? На службе.

Ее глаза расширились от страха.

— Нет, он в постели, — добавил Жачек и засмеялся. — Если хотите, разбужу его.

У нее отлегло от сердца.

— Нет… не надо, спасибо, — забормотала она. — Пусть спит…

— А может, разбудить? — усмехнулся он. — Один момент…

Он заметил, что ей стало почему-то легче, и воспринял это как проявление любви и ревности.

— Спит, — сказал он успокоительно. — И не сердится на вас совсем… Он там, наверху, — И Жачек собрался бежать наверх.

— Не нужно, — попросила она. — Теперь, когда она удостоверилась, что Карел действительно в безопасности, она чуть заметно улыбнулась. Надо как-то объяснить этому пограничнику, почему она здесь в таком состоянии. Но ничего не приходило в голову.

— Я думала… но уже все в порядке… доброй ночи… доброй ночи!

Быстро повернулась спиной к нему и выбежала под дождь. На улице стало спокойнее, но ливень еще не прекратился.

Рисова исчезла, а Жачек несколько секунд смотрел ей вслед. Потом повернулся и пошел наверх, в канцелярию. На глаза ему попался пес.

— Вот что, — сказал Жачек псу, — только не влюбляйся. Иначе и с тобой произойдет то же… — И похлопал Блеска по сильной шее.

Дождь хлестал по лицам, барабанил по плащам и мешал слушать. Его шум заглушал все звуки. Пограничники были в грязи по колено и выше. Даже за голенища стекала грязь, но они уже не ощущали ее. Стоять в дозоре в такую погоду было почти невозможно.

— Спрячемся на мельнице, Марженка, — предложил начальник заставы. — Немного переждем дождь.

Они перешли Черный ручей. Жижа чавкала под ногами, когда они направились к обветшалому строению. Крыша мельницы кое-где протекала, но они нашли сухой угол, устроились там и закурили. Несколько минут курили молча. Близость Кота успокаивала Марженку, и невезение в любви уже не казалось парню таким невыносимым. Может, потому что начальник пережил что-то подобное. Пережил и выдержал… Сверкнула молния, и раскат грома разнесся над болотом каким-то удивительным глухим звуком, какого Марженка никогда прежде не слышал.

— Я бы написал только тогда ей, — сказал Кот немного погодя, — если бы был уверен, что это как-то поможет.

Парень молчал где-то в темноте, и Кот почувствовал, что он не согласен.

— Ты считаешь, что должен увидеть ее?

— Да…

— И тебе очень хочется, да? Столько ты уже не можешь выдержать.

— Если она не пишет…

«Дьявольщина, — подумал Кот. — И именно Марженка… Если поговорить с Бурдой? Допустим, разрешит, но тогда каждый найдет серьезный довод, и, возможно, еще более веский».

— Нет, так не пойдет, — решительно сказал он. Парень молчал, только дождь шумел. Кот нахмурился и покачал головой.

— Как тебе это объяснить, парень? Ты ведь сам должен понять, что так теперь нельзя.

Марженка судорожно проглотил слюну. У него нестерпимо болело горло. От боли хотелось плакать. Он не отвечал, хотя знал, что Кот ждет от него одно-единственное слово. Страшная горечь мешала ему говорить.

Сверкнула молния. Это была долгая, отдаленная вспышка, длившаяся несколько секунд. В неровном свете ее Марженка увидел всю мельницу, измученное лицо Кота и… совсем свежий след ботинка. Никто из пограничников не мог там оставить его! Он стал судорожно перебирать в памяти, не прошел ли здесь перед дождем другой патруль и, когда заметил, что появился Кот, побоялся сойти вниз, чтобы не получить нагоняй за то, что покинул лагерь или отклонился от намеченного маршрута. Однако след принадлежал одному человеку. Может быть, лесничий? Но лесничий сюда редко захаживал, ведь деревьев здесь не было, разве только приземистые сосны да дрожащие карликовые березы, больше ничего. Вокруг голые, трухлявые гнилушки, светящиеся в тумане и дождевой мгле.

На цыпочках Марженка подошел к Коту. Шел боязливо, боясь на что-нибудь натолкнуться.

— Тише, — сказал он шепотом, когда подошел совсем близко. — Это я.

Схватил трясущимися пальцами Кота за плащ и повел затаив дыхание к лестнице.

— Ступенька, — зашептал ему на ухо. — Вверх, на площадку.

Кот еще не кончил курить. Он слегка дважды похлопал Марженку по плечу, чтобы успокоить. Чувствовал, что парень дрожит скорее от возбуждения, чем от страха. Он и сам должен был успокоиться. Медленно затоптал сигарету и осторожно снял с плеча автомат, неотрывно глядя при этом в темноте на лестницу и ожидая, когда вспыхнет молния, чтобы подтвердить слова Марженки. Да, там был след! Когда вновь все погрузилось в кромешную тьму, он притянул Марженку к себе.

— Пройди перед зданием, — дыхнул ему в ухо. — Если там кто-нибудь спрятался и я его не заметил, то беги обратно и, когда будешь между дверями, кашляни. Я начну действовать.

Командир вытащил из кармана длинный фонарь и изогнулся как кошка. Марженка кашлянул между дверями, и Кот начал подниматься по лестнице, пока его согнувшаяся фигура не показалась на уровне пола. На секунду он задержал дыхание и прислушался. Только дождь шелестел по крыше. «Очевидно, здесь никого нет», — подумал он, поднял руку с фонарем над полом, зажег его и провел лучом перед собой.

Фонарь высветил бледное лицо мужчины за камином. Кот машинально прижался к лестнице. Три пули просвистели совсем рядом, над его головой. Он выставил автомат и плеснул длинной очередью в сторону камина. Когда кончил, подождал, не раздастся ли какой-нибудь звук. Да, звук раздался, но раздался он в неожиданном месте, внизу, под ним! Что-то там грохнулось на землю и сразу же раздались два выстрела. Кот, не раздумывая, упал навзничь и зажег фонарь. «Я идиот», — подумал он тут же и погасил фонарь, когда увидел дыру в полу, через которую незнакомец, спрятавшийся за камин, пролез вниз. Кот в такие минуты действовал как машина, как будто в нем какое-то вычислительное устройство принимало быстрые и точные решения. Несколькими прыжками он преодолел пространство в сарае и через дыру в прогнившей крыше спрыгнул на болотистую лужайку перед сараем, недалеко от неподвижного водяного колеса. Прежде чем он там очутился, прошло несколько секунд в абсолютной тишине. Этого он не мог понять. Ведь снаружи был Марженка! Дождь сек лицо. Споткнувшись в темноте, Кот упал, автомат на мгновение выпал у него из рук. Он на ощупь нашел его и подбежал к выходу из сарая. Тишина выводила его из равновесия. Почему нет выстрелов? Кот боялся этой загадочной тишины. Он был уже у темной дыры сарая. Споткнувшись обо что-то мягкое, схватился за стену и замер. Страх охватил его. Кот стоял, не двигаясь, боясь зажечь фонарь и взглянуть на лицо человека, лежавшего у его ног. Это продолжалось две-три секунды, и за это время на его лице выступил пот. Он все еще надеялся, что Марженка его тихо позовет. Направил луч фонаря на землю.

У его ног лежал мертвый Марженка.

Он лежал, свернувшись калачиком, как ребенок во сне, и дождевые капли омывали его открытые глаза. «Боже мой», — застонал Кот и провел ладонью по пылающему лицу. Затем обвел взглядом вокруг себя, надеясь, что убийца где-то рядом. Кот понял, как все это произошло: незнакомец прыгнул через дыру в крыше и дважды выстрелил в силуэт Марженки, которого он увидел через дверь. И пока Кот добрался до этого места, убийца скрылся.

Кот встал, сжал со всей силой автомат и побежал к болоту. Он не сомневался ни минуты, что тот, кто убил Марженку, скрывается на болоте. Он бежал, всхлипывал, проклинал, грозил автоматом в темноту перед собой. Ему хотелось броситься в трясину, кричать и ругаться и подставить грудь под выстрелы. Ведь убили самого молодого парня, совсем ребенка… Неожиданно Кот погрузился по колено и остановился. То, что он делал, было безумием. Он выбрался из трясины и повернулся спиной к болоту. Здесь делать нечего.

Стояла густая тьма, сильно шумел дождь, и, если бы Кот зажег фонарь, он мог бы остаться лежать недалеко от Марженки, так же бездыханно, как и он.

Высокая сутулая тень начальника заставы медленно приближалась к сараю. Там он поднял автомат вверх и, стоя возле Марженки, выстрелил трижды в темноту, давая проклятый сигнал — «нарушение границы». Потом он быстро зажег фонарь, чтобы тщательно осмотреть место происшествия. Он искал и нашел гильзы, положил одну из них в карман. Луч фонаря упал на то место, где нарушитель спрыгнул на пол сарая. Блеснул небольшой блестящий предмет.

Это была зажигалка. У Марженки такой не было. Она выпала, видимо, из кармана убийцы. Кот положил ее вместе с гильзой. Больше ничего не нашел. Потом нагнулся к убитому и нежно, будто опасаясь разбудить его, взвалил на плечи отяжелевшее тело и, медленно покачиваясь, направился к районной дороге за Хамрским ручьем.