— Такси, такси!
— Ну чего?
— Мне на юго-западный.
— А я на северо-западный.
— Такси. Такси! Мне на юго-западный.
— А я на заправку.
— Такси, такси! Хоть на северо-восточный.
— Мне не туды.
Всё-таки вскакиваю в машину и благополучно добираюсь до ателье.
Свой черный элегантный костюм узнаю издалека. Еще бы! Ведь шьется полгода. Быстро примеряю.
— Пуговички принесли? — неожиданно ошарашивает закройщик.
— Как, еще пуговицы? Времени нет. Заворачивайте. Обойдусь.
— Как обойдусь?! — изумляется закройщик и откуда-то приносит самые модные пуговички.
Выскакиваю из ателье и прямо в будочку чистильщика обуви. Профилактика моим туфлям в такой день небесполезна. Чистильщик лениво перебирает банки с кремом. Я нетерпелив:
— Давай, давай. Пусть кое-как.
— Почему кое-как? Кое-как нельзя, — оскорбляется он и за секунду наводит ослепительный блеск.
Тут меня осеняет. Такси, портной, чистильщик — всюду стоило сказать одно, как делалось наоборот. Кажется, я проник в великий секрет обслуживания.
Решаю немедленно проверить догадку. Заворачиваю к мясному ларьку.
— Любезный, — говорю мяснику. — Организуй килограммчик. Конечно, из костей. Мой Полкан обожает кости. А я обожаю Полкана. Мы будем вместе с ним закапывать их в песочек.
Мясник оторопело взвешивает филе без единой косточки.
Лечу в домоуправление. Ежедневно я умолял сделать ремонт. Теперь держись!
— Знаете, — потягиваясь, рассказываю домоуправу. — Просто чудесно. Просыпаешься: штукатурка падает, как шрапнель, пыль, как пороховой дым. Представляешь себя на поле брани. Бородино. Редут. Французы тут как тут. Мечтаешь. И кирпич — бац по голове.
— Митя, Федя, Ваня, — шепчет побледнев домоуправ. — Мигом на хватеру гражданина. Плачу сверхурочные.
В цветочном магазине я обнаглел.
— Хризантемы, глицинии, ландыши — какая бяка. Я хочу подарить невесте букет верблюжьих колючек и репейника. — И вышел с пышным кустом белых роз.
До парикмахерской я добрался усталым от собственного величия и могущества. Поглаживая свою гордость — густые кудрявые волосы, коротко бросил:
— Брить не надо. Голову под нулевку, — и блаженно закрыл глаза.
Когда я открыл их, в зеркале передо мной сидел щетинистый лысый субъект с перепуганным птичьим лицом.
Как выяснилось, парикмахер еще не усвоил правил бытового обслуживания.