Три брата-акробата

ГОЛУБЕНЬКАЯ, В ЗЕЛЕНЕНЬКУЮ ПОЛОСОЧКУ

Этот худенький, аккуратненький старичок мне сразу не понравился. В ресторане, когда я рассчитывался с официантом, он не сводил глаз с моего бумажника. Затем его плешивую голову я видел везде, где пришлось побывать. И вот теперь сидит напротив в купе. Экая настырность! Притворяется совершенно равнодушным, но явно косит на мой карман. Я демонстративно вытаскиваю бумажник и прячу под подушку. Пусть видит. Куда ему, хилому старцу, против меня? Куда? Да я кашляну — он рассыплется! — успокаиваю себя, укладываясь спать.

Просыпаюсь от ужасного предчувствия. Лезу под подушку — пусто. Взгляд на его полку — пусто. В одних трусах вылетаю в коридор. Ах, он еще здесь. Бросаюсь к нему. Он роняет кошелек. Открывает дверь в ревущую тьму. И…

На станции дежурный лейтенант понял ситуацию с полуслова. Тотчас понеслись радиофицированные машины. Донесения передавались каждую минуту. Грабитель был выслежен, окружен и схвачен. Прыжок с поезда обошелся ему недешево: с многочисленными переломами, под конвоем его отправили в больницу.

Тщательно проверив бумажник, я к своему удивлению не обнаружил какой-либо пропажи. Однако преступник даже в бессознательном состоянии что-то скрывал в правом кулаке.

Медицинские ухищрения не помогали — он не разжимал правого кулака. Уговоры не действовали — он не разжимал правого кулака. Заметив меня в палате, он с нежностью посмотрел на правый кулак и прохрипел:

— Не отдам. Ни за что. Пусть тюрьма. Аутодафе. Не отдам.

Из-под белых марлевых повязок, как у зайца под снегом, торчали блеклые уши. Уши меня разжалобили.

— Ну, успокойтесь, успокойтесь. Я вас прощаю.

— Все равно не отдам, — снова прохрипел он, пошевеливая правым кулаком.

— Я вам, я вам дарю это. — Я показал на правый кулак.

— Не верю.

— Я сейчас напишу дарственную, сейчас, — заторопился я, вынимая авторучку. Он недоверчиво прочел текст дарственной, где подтверждалось, что содержимое правого кулака на веки вечные переходит в его собственность, и хмыкнул:

— А печати?

Я обегал весь город и поставил десять печатей. Пересчитав их, он спросил:

— А нотариус?

Я поехал и привез нотариуса.

— А где свидетели?

Я собрал всех свободных врачей, медсестер и нянек. Все замерли в волнении. Взоры уперлись в правый кулак. Правый кулак медленно разжался. На ладони лежал листок бумажки.

— Да, она, она, голубенькая, в зелененькую полосочку! — шептал он. — Редчайший экземпляр. Такого нет и у великого Никодим Никодимыча. Теперь только у меня самая полная в мире коллекция промокашек.