— Давай Новый год встретим у Фигляровых, — предложил я жене. — Григорий еще летом прожужжал уши. Вчера звонил ему: молчит — чувствую не хочет навязываться, но ждет.
С Фигляровым я когда-то учился в институте. Виделись мы редко. Но относились друг к другу с симпатией.
По дороге на дачу, а приглашал он именно на дачу, я рассказывал.
— Жаль, что вы мало знакомы. Обворожительная пара. Все не так, как у других. Неординарно! Свежо! Гришка студентом зимой и летом ходил в полосатых панталонах и импортных шиповках на босу ногу. На шее носил камень-талисман с дыркой. Конспекты писал гусиным пером, и не в тетради, а на полях журнала «Амбарный вредитель». «Надо утвердить себя как личность! — как-то признался он мне. — Тяжко, но надо».
Мы зубрили английский — он слово «чемодан» на 130 языках. Мы коллекционировали марки — он фотографии крокодилов. Дома завел зверинец. У него живут очаровательный козлик, чижик, собачка. Чижик привязан за лапку в коридоре, собачка висит в клетке над окном, козлик или гуляет или дрыхнет на двуспальной кровати. Сами же они спят на полу между фикусами под аккомпанемент записанного на пленку рыканья льва.
Расплатившись с таксистом, по глубокому нетронутому снегу пошли к даче. Она стояла безжизненная, заколоченная. Мы обошли ее со всех сторон. Для верности постучали в окна. Придирчиво осмотрели каждую щель, подозревая подземный ход. А вокруг — ни души. Только вдали сосны, как декорация к опере.
— Ничего, придут, — бодрясь, успокаивал я. — Он и на работу вечно опаздывает. Зато вместо «здрасте» трется с каждым щека о щеку, обожает свиные сардельки в яблочном повидле и держит в бороде гнездо канарейки.
Однако жена, вначале заинтригованная, постепенно мрачнела. Сумерки сгущались. Темнело. Лес, насупившись, подбежал к ограде. Вконец расстроенные, мы опять обошли дачу со всех сторон. Опять стучали в окна, смотрели в щели. И по собственным следам, вздрагивая от шорохов, двинулись обратно.
Новогодний час мы встретили на завьюженном шоссе, ведущем в город.
На следующий день я не выдержал и отправился к Фигляровым на квартиру. Дверь отворил вымуштрованный постаревший козел.
Здесь как будто ничего не изменилось. Но все почему-то казалось менее приятным. В комнатах пахло козлятиной, пудель в клетке почему-то выглядел уснувшим навеки, а когда, чтобы повесить пальто в холодильник, (так полагалось в этом доме) пришлось прыгать через диван и ползти, — мне тут определенно не понравилось.
Самого хозяина я нашел под сенью фикусов в гостиной. Фигляров лежал на полу в белесоватой луже. Грудь его судорожно вздымалась. Рядом стояли молочные бутылки.
Выслушав меня и отдышавшись, он гордо пояснил:
— Ртом каждый дурак может. Я ем носом. Только носом. Вот выпил пол-литра кефира.
Что касается вчерашнего, то твои претензии необоснованны. Я действительно приглашал тебя. И точно — на Новый год. И правильно — на дачу. Но я думал — всем известно, что я отмечаю Новый год по календарю древних бурбудюков — 21 августа.