Три брата-акробата

СЮЖЕТЫ ЗА ПОЛТИННИК

Автор трагедии Геков и писатель-юморист Чуков мирно жили по соседству, дружили и сотрудничали в одном и том же местном издательстве «Подожди». Геков, нервный, взъерошенный, прятался за огромными очками. Чуков, круглый, шумный, постоянно надувал мясистые щеки, чтоб казаться больше самого себя.

После завершения драмы «Смерть в курятнике» Геков находился в полосе творческого бессилия. Конкурирующий старик Шекспир, пользуясь преимуществом в дате рождения, расхватал лакомые трагедийные кусочки. Чуков был, примерно, в такой же ситуации. Великие сатирики съели все смешное, а пережеванное не столь приятно.

В поисках сюжетов месяцами сидели они у аккуратной дыры в заборе кооперативной дачи, интенсивно наблюдая жизнь. Но испытанное средство не помогало.

И тут их навестила блестящая идея.

Скоро в газете «Вечерний звон» появилось два объявления. Каждое обещало пятьдесят копеек. Одно — тому, кто откроет трагедию своей жизни, второе любому, кто расскажет комедию. Указывались адреса и время приема.

В назначенный срок к Гекову зашел человек в цветной феске с проволочной клеткой, болтающейся на шее.

— Нет повести печальнее на свете, — сказал он. — Был у меня дрессированный бегемот Мока. Вы, наверное, видели: известный номер — бегемот играет на скрипке и жонглирует кастрюлями. Европа, Азия, аплодисменты, ангажементы. Конечно, играл на скрипке я сам, но держал ее он — это совершенно точно. И вдруг нелепая мысль: продать бегемота и купить сиамского кота в паре с гималайским медведем. С медведем я не поладил, кот убежал. Остался подарок друзей — попугай. Но кто сейчас слушает попугая! — он жалобно втянул запах кухни.

Пока дрессировщика кормили борщом, обиженный поэт-песенник жаловался на прессу. Его лирической песенке «Стоят валы карданные» газета посвятила язвительный фельетон. В отчаянии он хотел утопиться.

Томный, плаксивый юноша поведал древнюю неинтересную историю с неверной возлюбленной.

Геков за такие сюжеты отказывался платить, но юнец наполнил дождевую бадью слезами и добился своего.

Растолкав животом толпу, первым к юмористу ворвался дебелый весельчак. «Ха-ха-ха!» — заорал влетевший следом попугай и, взглянув на Чукова, надул щеки.

— Был у меня дрессированный крокодил Мика, — задыхаясь от смеха, сказал толстяк. — Популярное ревю: крокодил поет частушки, а заяц аккомпанирует на бубне. О, боже! Какие хлопоты! Ванны, массажи, пассажи, что ни вечер, сами понимаете, новый заяц. Наконец-то я сбыл чудовище и приобрел эту прелесть. Доходов больше! Никаких забот! И вообще, оказывается, попугай — душа любого общества! Хи-ха-ха!

За ним прорвался молодой поэт с нарисованной седой прядью.

— Коллега, вы знаете лирический стиш «Затарахтела мотовозка?» Нет? Теперь узнаете. Вчера появилась разгромная рецензия. Я устал давать автографы.

После краснощекого юноши, горланившего: «Весел я… Милая покинула меня…» зашла городская знаменитость Жоржик. Он спел фривольный куплетик и, звучно щелкнув себя по темени, а затем по косяку двери, попросил целковый на расходы. Чуков видел в нем ходячую комедию и рубль дал. С такой же просьбой Жорж был у Гекова. Тот тоже не отказал, считая его живой трагедией.

В субботу, как обычно, писатели встретились в уединенном кафе. В ожидании обеда обменялись папками с уловом свежих пятидесятикопеечных сюжетов.

На них было смешно и грустно смотреть.