Три фута под килем

Белая ночь

Темные силуэты кораблей разбросаны по Кронштадтскому рейду. Отсюда, с нижней палубы крейсера «Киров», который недавно зашел сюда, мы почтительно рассматриваем их могучие очертания. А дальше, за вертикалями мачт и корабельных надстроек, крепость, поднявшаяся из моря. Город-пограничник на Финском заливе спит, выставив ночные дозоры.

Изредка мы свешиваемся за борт, чтобы разглядеть катер. Тот смиренно приткнулся под боком крейсера и рядом с бронированным гигантом выглядит робким юнгой в строю флотских ветеранов. Ничего, дружище! Любое судно может гордиться такой гаванью, как эта. Не беда, что полны толкают тебя своими крутыми плечами. Наверняка после этой ночи речные собратья будут завидовать тебе. Судя по всему, ночевка не обещает быть спокойной. Что поделаешь! Такая колыбель для кораблей покрупнее. Свежий ветер не щадит и настоящих мореходов. Впрочем, если разыграется непогода, борт «Кирона» надежно прикроет тебя. Так что отдыхай. Тебя будет убаюкивать настоящая морская волна.

Поверь, дружище, мы тоже чувствуем себя не совсем уверенно в этой флотской столице. Правда, палуба крейсера незыблема, как твердь земная. Но знаешь, ночевать на рейде нам не приходилось. Да и день сегодня необычный.

Да, нынешний день неповторим. Всего несколько часов назад мы поднялись на эту палубу, воспользовавшись гостеприимством моряков. А перед этим совершили переход из Ленинграда в Кронштадт. Плыли вполне самостоятельно, если не считать нескольких подсказок лоцмана. Балтийский мичман Николай Ильич Бражников помог нам найти выход из Невы в Галерную гавань и отыскать фарватер в заливе. Потом мы ринулись на запад — навстречу соленому дыханию Балтики.

До сих пор нас не покидают картины первого, хоть и неофициального еще, плавания. Пожалуй, время не сотрет рельефности впечатлений. Разве забудешь знакомство с морем? Упрямая череда волн испробовала крепость бортов нашего суденышка. Фонтаны брызг заставляли нас поначалу пригибаться. Может, старик Нептун решил окропить пришельцев с материка? Караваны торговых полпредов из Польши, Кубы, Исландии, Канады, шедших в Ленинградский порт, казалось, салютовали нам своими флагами. И наконец, безукоризненные контуры Кронштадтского маяка.

Совсем недавно мы были во власти солнечного полета по балтийскому простору. Это вступление к путешествию звучит как бесподобное аллегро, сменившееся теперь торжественным апофеозом белой ночи.

С точки зрения северянина, эта ночь, пожалуй, одна из заурядных. Для нас же она первая награда за путешествие.

Небо опустило свой светлый полог над заливом и островом. В этот час подобно палитре художника мариниста оно играет скупыми тонами акварели. Ночь непрестанно меняет одежды. Вот уж непроницаемым стал восточный край неба, а западный покрылся блеклой позолотой. В зените тяжело ворочаются облака то траурные, то полные легкой грусти, то озаренные прощальной улыбкой светила.

Плывите, облака! Может, встретимся еще с вами. Может, увидим в пути, где-нибудь на Ладоге или Волге, ваши тугие паруса. Пусть будет доброй наша встреча!

Зеркало залива повторяет тонкий рисунок полуночного неба. Впрочем, море богато и своими красками. Горят созвездия рейдовых огней. Маяк посылает вдаль рубиновые позывные. На траверзе Кронштадта блуждают светлячки кораблей. Море не спит.

И нам нет покоя. Дивная ночь напомнила нам такую же белую ночь, давшую счастливую мысль о путешествии.

Карта из матросского рундучка

Старинный приладожский канал со склоненными в дреме ивами. Косматые туманы над отглаженной лентой водного коридора. Где-то за всхолмленной насыпью Ладожское озеро. И наша лодка в этой светлой ночи без теней.

Давно ли мы плывем? Ощущение времени потеряно, хотя мотор стучит позади подобно часовому механизму. Только минорный тон его нарушает волшебное безмолвие ночи.

Ветровое стекло затуманено обильной росой. Потому мы не сидим, а стоим в лодке. Иначе не разглядеть дороги. Рулевой едва касается штурвала. За всю ночь мы, кажется, не сказали друг другу и двух слов. Мы слушаем неумолчный говор воды за бортом.

И вдруг человек на берегу. Почти нереальный силуэт на фоне угасавшего неба. Как и мы, смотрел он в матовое зеркало канала. Но что заставило его забыть о времени?

Рулевой повернул к берегу. Может, заночевать? Завтра тоже весь день на воде.

Хозяин берега повернул голову в нашу сторону, когда лодка мягко ткнулась в песок. Мы разглядели стариковский суровый профиль. На наше приветствие он ответил молчанием. Мы сочли за лучшее поставить палатку и вынуть со дна лодки спальные мешки.

Тут раздался голос старика:

— Идите в дом. Ночуйте.

Домик над откосом глядел на канал темными окнами. У крыльца весла, спасательные круги, опрокинутая лодка, вехи, багры, сеть на огородном частоколе. Они сказали нам о старике все. Конечно, он бакенщик, человек речного дела. А за домиком, где-то близко, лежало Ладожское озеро. Его ровное дыхание мы поймали сразу.

В дом бакенщика мы принесли очарование белой ночи. Она как-то незаметно прогнала прочь сон и усталость.

Мы подсели к дощатому столу, засветив фонарик. Из планшета вынули карту, расстелили ее и заговорили о завтрашнем маршруте и кончившимся отпуске, о бензине и промокшей фотопленке. А все-таки куда мы поплывем завтра? Не сделать ли вылазку на озеро? Старик наверняка там рыбачит.

А где будем послезавтра? Что нас ждет в устье этой реки? Как попасть на строительство нового канала? Велико ли новое водохранилище, которого нет еще на нашей карте?

Мы и не заметили, как бакенщик вошел в дом, зажег лампу, прислушиваясь к горячему разговору гостей. И снова его голос прозвучал неожиданно:

— Вот вы все про географию. Интересно, право… А может, вам ту, старую, географию показать? Забавная карта у меня есть. С виду Россия как Россия. Да не та уж.

Хозяин принес кованый, сундучок, не иначе как матросский, вынул из него перевязанный шнурком сверток, не спеша развернул его, и на стол лег пожелтевший, потершийся на сгибах лист. Старик бережно провел по нему широченной ладонью. Из-под руки его мелькнули, колыхнулись, зарябили чужие, но знакомые слова: «Настольная генеральная карта Россіи, составленная по новѣйшим свѣдѣніям А. Ильинымъ. Масштабъ въ Англійск. дюймах». И в довершение всего слова: «С. Петербургъ. 1917 г. Изданіе картографическаго заведенія А. Ильина».

Мы переглянулись. Диковина! Эта карта — ровесница Октября! Документ прошлого, она показала нам старое лицо родной земли. Прав ведь старик: с виду Россия как Россия, да не та уж! Как не узнать контуров Финского залива? Но в устье Невы будто другой город — С.-Петербург. Пробежали глазами по тем местам, где проплыли на своей лодке. И не узнали их. Выходило, что на нашей карте полно «лишних» городов и сел. По карте старика получалось, что самая северная железная дорога обрывается у Архангельска. Там, где проходит Беломорско-Балтийский канал, текут реки, которых нет в помине. С трудом узнавались Подмосковье и Урал. Нереально выглядела Волга. Белели пустоты севернее Перми. Искали и не находили привычных городов в Сибири и Средней Азии, на Кавказе. Такой стариной повеяло от карты с ее Екатеринбургами, Александровсками, Николаевскими и прочим, что рука потянулась к карандашу, чтобы зачеркнуть архаические названия, написать сегодняшние имена городов, нанести на ветхий лист новые каналы и искусственные моря, столицы и поселки… Впрочем, стоит ли? Жизнь внесла уже поправки в эту карту. Старый лист не годится для путешественников. Мы же плывем по новой карте. Наш путеводитель знает больше, чем карта бакенщика.

Так ли уж бесполезна карта, что достал из своего рундучка ладожский старик? А что, если?.. Эта мысль сверкнула неожиданно и дерзко: выпросить у бакенщика карту — ровесницу Октября и отправиться с ней в путешествие. Нет, не сейчас — на будущее лето. И сравнить ее с другой, самого последнего издания. Сколько открытий будет в пути! И не одних только географических.

Рассвет раскрасил окна домика, когда мы прощались с речником. Освеженное зарей солнце звало нас в дорогу. И мы увозили с собой подарок старика — карту из матросского рундучка — и мечту о новом путешествии со старой картой.

Голубая нить в 14 000 километров

Принявшись зимой изобретать маршрут задуманного путешествия, мы чувствовали себя обладателями головокружительного сокровища. Подарок ладожского бакенщика бесценен для любителя странствий. В самом деле, карта почти полувековой давности обещала нам открытия более сенсационные, чем находки каких-нибудь сундуков с драгоценностями. И у нас не было нужды отправляться на край света. Обещанные клады лежали в пределах нашей Родины. И чтобы найти их, нужно было лишь выбрать верный маршрут.

Но куда плыть?

Сразу скажем, что иного способа передвижения мы просто не представляли. Водную дорогу, неповторимую на каждом километре, лодку, служившую нам домом и исследовательской лабораторией, восходы и закаты во всей их широте и прелести, даже пороги и мели мы не променяли бы на убеленные вершины гор, на таежные тропы, на сомнительный комфорт автомобильного путешествия. Случилось, что однажды мы полюбили водные походы. Буквально с первого взгляда. И с годами эта любовь не остыла.

Это замечательно — странствовать по воде. Но вот куда. плыть?

Наверное, искушенные путешественники и дебютанты на нелегкой тропе открытий одинаково веруют в волшебные свойства карты. И мы расстелили ее перед собой. Глядели в это зеркало родной земли, как та сказочная царевна, которая ждала ответа на терзавший ее вопрос.

И все же куда плыть?

Мы убедились в том, что путешествие по карте приятно и легко. Куда хочешь иди, плыви, поезжай, лети. Все дороги перед тобой. Ты чувствуешь даже, будто в комнату ворвался вольный ветер. Само слово «путешествие» будоражит и волнует, зовет в дорогу.

Так куда мы все-таки плывем?

Наша карта способна рассказать многое человеку, наделенному фантазией. Нет другой в мире страны, имеющей больше водных дорог, чем наша. Двенадцать морей омывают ее берега. А сколько пресноводных родственников у морей, озер, искусственных водоемов! Карта Родины вся иссечена голубыми прожилками больших и малых рек, которых, как утверждают географы, более ста тысяч. Кажется, чего проще выбрать среди такого соблазнительного обилия дорог одну? Исследовательские работы нам, как видно, не по плечу. Устраивать из путешествия аттракцион или рекламное предприятие и вовсе ни к чему. Тогда за чем дело стало? Так ли трудно соразмерить отпуск с протяженностью маршрута да и начать сборы в дорогу?

О, если б только за этим стало дело! Но нас грызли сомнения. Замыслы одного были так же похожи на замыслы другого, как день на ночь. А тут выяснилось, что у каждого есть географические симпатии, расстаться с которыми он не желал.

— Ограничимся европейской частью страны, — сказал один.

— А не лежит ли за Уралом маршрут, который мы ищем? — спросил другой.

И оба были уверены, что находимся от истины на расстоянии одного локтя. Симпатии и антипатии обнажились до предела.

— На Волгу! Куда же еще?! — выступал «европеец». — Мать рек русских, древняя дорога, обновленная в наши дни, — вот что такое Волга. Сколько городов, встреч на пути! Имея карту бакенщика на борту, в этой поездке мы сделаем потрясающие открытия!

— Да, но по Волге можно проехаться и на комфортабельном пароходе, — парировал приверженец Азии. — Лично я за Енисей. Я там бывал. И скажу: нет реки удивительней.

— Ну, хорошо! «Откроем» для себя старые каналы. Много ли мы знаем о шлюзах и рукотворных соединениях Вышневолоцкой, Северо-Двинской или Березинской водных систем? А что тебе известно про Епифаньевский, Огинский, Северо-Екатерининский каналы? Они рядом, в европейской части страны.

— Старые каналы? Это заманчиво. Но почти все они имеют музейную ценность. А не повести ли судно туда, где встанут новые города, плотины электростанций, заводы? Значит, идти нам по сибирскому или дальневосточному маршруту.

Сила инерции заставляла одного противиться предложениям другого. Но «европейская» и «азиатская» точки зрения начали сближаться. Один готов был уж побывать «на диком бреге Иртыша» или отведать байкальского омуля, увидеть створы мощнейшей Енисейской ГЭС или проложить курс в устье Амура. А другой соблазнялся плаванием по островам Ладожского озера или волжскому простору, по старинным каналам или преображенному Днепру.

Куда же плыть?

И снова смотрели мы на карту.

Волга, Енисей, Днепр, Обь… Крупные реки походят на гигантские стволы деревьев с могучими кронами. Их ветви-притоки разбросаны широко и густо. Центральные водные артерии текут в основном с юга на север или наоборот. Выходит, и плыть по главным рекам страны можно только в меридиональном направлении. Правда, в европейской части страны речные системы соединены каналами. Тут уж можно путешествовать по воде и в широтном направлении. Вот, скажем, от берегов Балтийского моря, из Ленинграда, без труда попадешь в Ладожское озеро. Оттуда в Онежское. Старая Мариинская система приведет на Волгу, которая на востоке встречается с Камой. С низовьев Камы можно попасть на Чусовую или Белую. А дальше? Дальше Уральский хребет. Непреодолимый барьер для рек. Водораздельная высь гор. Граница между Европой и Азией. Горы можно обогнуть по Северному морскому пути. Еще проще проехать через хребет в купе вагона, в автомашине или перелететь на самолете. Наконец, собственными ногами протопать через «уральский камень». А вот по реке проникнуть из Европы в Азию невозможно.

Невозможно? Но ведь водил Ермак свои храбрые дружины в Сибирь. И именно через Урал. По Каме, Чусовой, Исети плыли ладьи первопроходцев. И не пугались волоков. А вот в XX веке проплыть невозможно. Почему?

Карта подсказывала, как плыли дружины Ермака: с Чусовой на Исеть. От одной до другой километров тридцать. Тут и волочили свои ладьи ермаковцы. А что такое три десятка километров в наше время? А не повторить ли нам путь Ермака? О, это уже интересно. Выходит, можно попасть по воде — пусть даже с волоком — из одной части света в другую. Ну, а потом?

Исеть, Тобол, Иртыш, Обь… Разве этого мало? И все? Нет! Смотрите, как близко подходят друг к другу притоки Оби и Енисея. Ветви их притоков подобно кронам двух деревьев сошлись в междуречье. А вот зубчатая черточка соединяет сестру Оби Кеть и брата Енисея Кас. Что это? Канал? Карты подсказали: есть соединение между двумя сибирскими гигантами. И перед нами раскрывает свои объятия богатырь Сибири, ведет к Ангаре — единственной дочери Байкала.

А дальше? Неужели конец сказочному путешествию через всю страну? Нет! Много рек принимает диво-озеро. Одна из них — забайкальская Селенга. От нее бежит на восток голубая нить — приток Хилок. Река подходит близко к Ингоде, которая несет свою дань Шилке и Амуру.

Когда мы «добрались» до Амура, то тут поняли: путь к Тихому океану открыт.

Теперь мы уже не спорили, куда плыть. Все ясно. Иного маршрута и не надо. Взяв карандаши и логарифмическую линейку, подсчитали, сколько километров мы только что пропутешествовали по карте. И вышло грубо, округленно: голубая нить от Балтики до Тихого океана протянулась на 14000 километров. Сколько же времени плыть по такому маршруту? Нас это не интересовало. Пусть даже всю жизнь. По внутренним водам страны мы пойдем с запада на восток наперекор течению многих рек. Увидим преображенную землю — новые каналы и каскады гидроэлектростанций, промышленные центры и раздолье полей. Нас ждут встречи с героической Невой и легендарной Волгой, с сибирскими гигантами и Байкалом, наконец, с великим Амуром. Ради этого стоит путешествовать! Мы возьмем старую карту бакенщика в дорогу. Мы сравним ее с тем, что увидим на воде и на земле. И она поможет нам лучше понять, как широка и могуча наша страна. А если в пути мы встретим строительные краны и экскаваторы, экспедиции геологов и ученых, то нам понадобится еще одна карта — карта будущего. В ее контуры мы впишем названия будущих трасс, новостроек, городов, газопроводов, нефтяных и рудных месторождений. Мы убедимся, как безнадежно устарела карта 1917 года, как отстают от жизни даже новейшие карты.

Итак, маршрут путешествия выбран. Он будет закодирован в вахтенном журнале тремя буквами: БТО. Расшифровка проста, но многозначительна: Балтика — Тихий океан.

В кабинете министра

Тяжела дверь дома, где тебя не ждут. Но в этот дом мы вошли, полные надежд. По ту сторону стеклянных дверей остался шумный перекресток центра Москвы. Еще минуту назад мы стояли перед старинным зданием, на фасаде которого блестела визитная карточка: «Министерство речного флота РСФСР».

Что привело нас сюда?

Если вы задумали воскресную прогулку за город, то чуть ли не вся неделя уходит на сборы. А каково было нам? Полчища проблем угрожали пашей мечте. И не было, казалось, края неразрешимым вопросам.

Разработку маршрута решили начать с карт. Так, кажется, поступали все путешественники-классики. Путешественник без карт, как солдат без оружия.

За картами отправились в магазин. И были наказаны за свою неопытность. В магазине можно было приобрести карты для путешествия по Дунаю или Нилу, но только не по Оби или Амуру. В библиотеках нашли книги с прекрасными схемами. Кажется, есть выход! Но не всякий чертеж реки устроит нас. Наконец мы рассудили — плыть нам водными путями Российской Федерации. А это «владения» Министерства речного флота.

Процент успеха был ничтожным. Наверное, поэтому двери министерства показались слишком тяжелыми. Да ведь в этом доме нас и не ждали.

Не без труда отыскали в главном штабе речников нужное ведомство. У него такое же длинное название, как и путь до пятого этажа. Поднялись на последний этаж. Как робкие просители. Пешком.

В Управлении внутренних водных путей и гидросооружений первому встречному выложили свою беду. Услышав необычный «SOS», работник управления, мужчина гигантского сложения, подозрительно оглядел пришельцев. «Понимаете, — с отчаянием убеждали мы его, — нужны карты, плавание под угрозой, положение критическое. Помогите. Для чего карты? Собираемся в путешествие. Далеко ли? Да как сказать… В общем-то далековато — из Ленинграда во Владивосток. Какова цель путешествия? Идея одна покоя нам не дает. Что за идея?»

И тут мы выложили на стол карту ладожского бакенщика. Перебивая друг друга, принялись излагать план плавания по рекам и озерам страны.

— Интересно… — разглядывая пожелтевший лист, приговаривал наш собеседник.

— Ну конечно, — вторили мы. — Нам бы только карты — навигационные.

Мы ждали: вот-вот собеседник, растроганный нашими рассказами, вручит нам карты, пожелав счастливого плавания. Но вместо карт и пожеланий он вдруг посоветовал:

— Рассказали бы вы обо всем этом Сергею Андреевичу.

— А кто он?

— Министр наш…

К министру? За картами? Ну уж это слишком!

— А вы сходите. Не пожалеете.

Мы ушли ни с чем. И были почти уверены, что почтенный товарищ с пятого этажа министерства попросту избавился от забавных, но докучливых просителей. Впрочем… Может, и в самом деле наше путешествие заинтересует министра?

Секретарь приемной министра деловито осведомилась:

— Сергей Андреевич вас вызывал?

— Н-не-ет… Сами вызвались.

— По какому вопросу?

Действительно, по какому мы вопросу? Разве назовешь наш визит деловым? И мы храбро ответствовали: «По личному вопросу».

Секретарь записала на листке наши имена и титулы. Потом она скрылась за дверью, унеся с собой листок бумаги, из которого явствовало, что два будущих путешественника просят министра принять их по личному вопросу.

Ступив в кабинет министра, увидели карту во всю стену (вот бы нам такую!), длинный стол, уставленный макетами судов, и подтянутого человека с чуть поседевшей головой. Он протянул каждому сухую крепкую ладонь. Короткое «слушаю вас» заставило нас обрести дар речи.

Мы рассказали о ладожском бакенщике и его карте, о спорах по поводу маршрута и пароле путешествия.

— В общем затеваем плавание со старой картой через всю страну. Хотим пройти по маршруту, который никто и никогда не одолевал. А то, что встретим, откроем в пути, расскажем таким, как мы, любителям странствий.

— Что ж, мысль достойная. И маршрут выбрали небывалый. Кто вам подсказал его? Сами придумали? А знаете ли вы, что ваш маршрут — это водная дорога будущего? Ученые разрабатывают проект объединения судоходных путей европейской части с реками зауральскими и дальневосточными. Слышали о нем?

Министр подошел к карте, и его рука с карандашом двинулась от Балтики на восток.

— Скоро, совсем скоро вступит в строй Волго-Балт — осуществится полуторавековая мечта русского народа о беспрепятственном плавании всех судов с Волги на Балтику и в Белое море. Новый глубоководный путь завершит создание единой транспортной системы в европейской части страны. Но на этом не закончится переустройство внутренних речных дорог. Разрабатывается проблема соединения европейской системы с водными путями Урала, Сибири и Дальнего Востока.

Продолжая путешествие по карте, министр рассказал о схеме будущих соединений. И перед нами вставали картины грандиозного преобразования земли.

Как же водные пути преодолеют Уральский хребет? Оказывается, сделать это помогут гидротехнические сооружения на Чусовой и Исети. По лестнице шлюзов на Чусовой суда будут подниматься по западному склону Уральских гор. Такие же ступени на Исети спустят их по восточному склону Урала. Глубоководный канал на водоразделе откроет судам путь через хребет.

Потом мы «приплыли» к обско-енисейскому водоразделу. Еще в прошлом столетии здесь были построены деревянные судоходные шлюзы и канал. Небольшие торговые суда перевозили грузы из Западной Сибири в Восточную — в Красноярск, Иркутск, на Байкал. Значит, возможность установления связей водных путей на сибирских просторах очевидна.

Ну, а как объединить реки Сибири с водными дорогами Дальнего Востока? Соединительным звеном может стать приток Лены Витим. Если на нем построить плотину и создать водохранилище, можно часть витимского стока направить вверх по течению. Этот мощный поток и образует два транспортных пути: один пройдет по рекам Хилок и Селенга до Байкала, другой — по рекам Ин-года и Шилка до Амура. Это забайкальское соединение завершит единую транспортную систему Советского Союза. Водные артерии европейской и азиатской частей страны сольются в небывалую сеть водных дорог, связывающих все моря нашей державы, кроме Аральского. Откроется озерно-речная транзитная дорога фантастической протяженности — от Балтики до Тихого океана.

— Получается так, — заметил министр, — что вы первыми откроете навигацию на этой линии.

Это открытие ошеломило нас. Найденный нами маршрут поблек в сравнении со смелостью и широтой замысла ученых. Зато будущее путешествие выглядело теперь намного увлекательнее. И мы не могли отвести глаз от волшебной карты, по которой с помощью министра совершили путешествие в будущее. Но министр отвлек нас от сладких грез прозаическим вопросом:

— Путешествовать по карте просто. А готовы ли вы к плаванию? Все ли взвесили? Представляете, какие трудности встретятся в пути? Придется плыть по Ладожскому озеру и Байкалу. Слышали, каковы там штормы? А на Оби? На сотни километров порой безлюдье. Учли это?

О трудностях, признались мы, думали немало. Считаться с ними придется. Но опыт у нас кое-какой есть. Плавали. И по рекам, и по озерам, и по водохранилищам. Конечно, не так много, как ваши капитаны, товарищ министр. Все-таки несколько тысяч километров мы оставили за бортом лодки. Права судоводителей у нас ость. В моторах толк знаем. Остальное приложится.

— А сколько времени займет все путешествие? Рассчитали?

Ну что ж, расскажем и об этом. Конечно, хочется побыстрее добраться до финиша. Но как ни спеши, а отпуск только раз в году. Да если б даже и были мы профессиональными путешественниками, все равно, пожалуй, быстрее бы не прошли маршрут: короток срок навигации на реках. Вот и рассчитываем пройти весь путь в три-четыре этапа. Нынешним летом поплывем по европейской части страны. Хотим начать от Ленинграда или Кронштадта, а закончить плавание постараемся в предгорьях Уральских гор — на Каме.

— Кстати, на каком судне собираетесь плыть?

Да готовы плыть хоть на бревне. Так сказали мы. Ну, а если говорить серьезно, есть у нас лодка. На ней ходили в походы прежде. Правда, для такого путешествия она не подойдет. Поэтому строим сейчас другую — с мотором большей мощности.

— Может быть, помочь вам? Не сорвалось бы путешествие из-за самодельной лодки. Дадим на время путешествия речной катерок. Согласны?..

Мы покидали кабинет министра спустя два часа после того, как вошли в него. На прощание он сказал:

— Интересное путешествие задумали. Верю в него. Считайте меня своим союзником.

На горизонте — Кронштадт

Говорят, человек, задумавший путешествие, должен совершить его трижды: в воображении, в действительности и в воспоминаниях. Если верить этой формуле, то в воображении мы напутешествовались вдоволь. Весеннее светило уже старалось вовсю, и мы считали дни, оставшиеся до «настоящего» путешествия. Тем более что познакомились с тем, без кого не могли начать плавание.

Прямо скажем: смотрины не принесли разочарования. Катер выглядел молодцевато: стремительные обводы, внушительные габариты, окраска… Его борта ослепляли безукоризненной и свежей белизной. Цвет палубы заставлял вспомнить о морской волне. Словом, катер был что надо. Не чета нашей старушке-лодке с подвесным мотором.

Он был так красив, что мы испугались. А если внешний блеск удачно скрывает его посредственные деловые качества? Для начала решили узнать биографию нашего друга. В одном из бортовых шкафчиков нашли технический паспорт. Из него почерпнули анкетные данные катера. Вот некоторые из них:

Имя и фамилия: катер Речной. Дата и место рождения: 17 мая 1962 года, Кировская область. Вес: 1300 кг. Длина: 6,5 м — от носа до кормы. Скорость: 40 км/ч. Глава семьи: мотор ГАЗ-51. На иждивении находите якорь, два ведра, багор и спасательный круг. Особые приметы: глиссирующий.

Ну, сказали мы, с таким молодцом можно идти хоть вокруг света. И если бы в тот миг нам предложили взамен «Кон-Тики», фрегат «Паллада», даже корабль на подводных крыльях, мы отказались бы наотрез.

Только одного недоставало нашему суденышку — имени — звучного, сильного, гордого.

Наше второе свидание было деловым. Как ни хорош катер, но конструкторы не учли, что придется нам плавать по разным акваториям — и тихим, и бурным. В непогоду, рассудили мы, высокие борта не уберегут нас от волны. А сырость внутри катера — вещь пренеприятнейшая. Лучше, если влага находится за бортом. И поскольку судно открытое, то в дождь спастись тут просто негде. Вот и решили надстроить свой корабль — поставить на съемный каркас брезентовый тент. Заодно уж и приспособить к катеру весла: на тот случай, когда откажет мотор или останемся без бензина.

Спустив катер на воду, мы принялись проверять его «в деле». Впрочем, проверка была взаимной. Мы экзаменовали катер. Катер экзаменовал нас. Испытательным полигоном служила Москва-река. Для такого судна, как наше, на водной дороге между Южным и Западным портами вовсе не тесно.

Тренировки начинали ранним утром. В тот час зябкая прохлада еще лежала на воде. По мостам — над нашими головами — шумно проносились стада автобусов, троллейбусов и трамваев: рабочий люд спешил на работу. На Москворецкой набережной в забытьи клонили головы строительные краны. У Кремлевской стены слышали, как роняют хрустальные звуки часы Спасской башни. На аллеях Парка культуры гуляли метлы уборщиков. Шла приборка и на речном проспекте. Крохотный брандкатерок «Бравый» тугой струей из водяной пушки обмывал каменный берег Смоленской набережной. А наш катер, задорно подняв нос над водой, проносился мимо этого утреннего великолепия. И наверное, ничего не замечал вокруг, занятый работой, которую мы задавали ему.

Он рвался вперед, напрягал свои лошадиные силенки, восхищал нас скоростью. А в быстроте он уступал только коллегам, обладавшим подводными крыльями. Проверяли и маневренность его. И она не вызывала подозрений. На ходу мы прислушивались к голосу мотора, осматривали блоки и узлы от носа до кормы. Все было нормально. Мы стали попросту придираться к нашему другу, стараясь найти хоть какой-нибудь изъян.

Характер у него, как мы успели заметить, был покладистый. А его непритязательность и трудолюбие обнадеживали больше всего. Только одного не хватало нашему катеру — имени на борту, с которым бы он мог появляться в обществе речных коллег.

Но в этом недостатке были повинны только мы. Скоро старт путешествия, а экипаж не мог придумать название своему судну. Одно за другим отвергались названия. Казалось, легче построить точно такой же катер, чем дать ему имя. Как в святцы, заглядывали в книги с тихой надеждой похитить у путешественников прошлого звучное название для своего судна. До чего же легко было прославленным корсарам и мореходам! Вспомнил соответствующего святого — и пиши его имя на борту бригантины или шхуны. Не откажет же тот в покровительстве. Но нам святые не подходят.

Мы старательно и пылко изобретали всевозможные имена. Даже во сне шептали их. Пробовали с научной обоснованностью подойти к решению данного вопроса — дать катеру имя, связанное с космосом, мифологией, морскими стихиями или животным миром. Но обнаруживали, что все уже было, что плавали или плавают «Кометы» и «Ракеты», «Паллады» И «Прометеи», «Тайфуны» и «Бризы», «Чайки» и «Альбатросы». Отвергались десятки фантастических вариантов. И мы убеждались в неспособности найти один-единственный шедевр.

Муки кончились тем, что мы отправились в путь, не украсив борта катера достойным названием.

Итак, мы отдали себя во власть дороги. Нет, не с гранитной набережной Москвы реки пришлось нам войти на борт своего корабля. Хоть оба члена экипажа родились, жили и работали в Москве, плыть мы все же решили не из столицы, а из Ленинграда. Мы же мечтали пересечь всю страну из края в край. И западным рубежом маршрута стал для нас город на Балтике.

В Ленинград нас помчал мощный МАЗ, в кузове которого покоился наш катер- Ровно через сутки он получил возможность сравнить крутизну и силу волны на Москве-реке и на Неве. Вероятно, он с должным уважением отнесся к сестре Балтийского моря, которая видывала и океанские корабли. Во всяком случае невский флот дружелюбно встретил смущенного гостя из столицы. Это произошло в тот момент, когда портальный кран на причале № 17 нежно опустил его на речную быстрину.

Ему не пришлось долго примеряться к непривычно широко раздвинутым берегам, к ветру с Финского залива, который заставлял волны пускаться в дикую пляску, к оживленному движению на воде.

А экипаж снова торопился в путь. Из Кронштадта пришло «добро» на запрос о возможности пребывания катера в водах, омывающих город-остров. Теперь стартовая черта от Ленинграда отодвигалась для участников путешествия еще на три десятка километров западнее устья Невы. Мог ли экипаж не торопиться?

И вот ранним июньским утром, взяв у моста Шмидта на борт катера лоцмана — мичмана Николая Ильича Бражникова, мы вышли в Финский залив. Когда утренняя дымка завесила позади нас стрелы Ленинградского порта, мичман сказал: «На горизонте Кронштадт».

До сих пор мы занимались прозой — мыли и чистили катер, советовались, куда положить фотоаппараты или консервы, спорили о заливке масла или о необходимости регулировки клапанов. И вот теперь услышали слова, от которых повеяло поэзией путешествия: на горизонте — Кронштадт. А ведь, пожалуй, и мы сами будем произносить нечто подобное: там, на горизонте… Не это ли стремление увидеть, что там, на горизонте, движет всеми странствующими, плавающими и летающими? Жажда заглянуть за кромку видимого неистощима в человеке. 11 потому он садится на верблюда, взбирается в поднебесье горных вершин, пересекает океанские параллели и меридианы, штурмует космические дали. Мы ведь тоже сели в катер, чтобы узнать, что ждет нас за горизонтом.!)то слово надолго станет для нас стрелкой компаса. А раз так, то почему не взять его с собой в дорогу? Пусть слово «Горизонт» и украшает борт нашего катера.