Три фута под килем

Последние дни святой Анны

Под аккомпанемент скрипучего ворота растворились ворота. Соблюдая черед, мы вышли из тесной камеры шлюза вслед за пассажирским теплоходом и буксиром. Новая дорога была готова принять нас в свои объятия.

Но не заспешили мы навстречу зовущему водному простору. Все оборачивалась назад. И делали это, наверное, чаще, чем смотрели вперед. Там, за кормой, остался Ново-Мариинский канал. В створе южных ворот шлюза № 30 мы пересекли черту, смытую течением вод. Позади той черты лежал водораздельный каменный канал, соединивший Вытегру и Ковжу. Значит, пройдена наивысшая точка на пути с Балтики к Волге. Если прежде мы поднимались по балтийскому склону, то теперь будем спускаться по склону волжскому. Теперь мы пойдем по Ковже к Белому озеру, оттуда в Шексну, а затем в Рыбинское водохранилище. Такова волжская транспортная ветвь нынешней водной системы.

Мы не стали торопиться еще и потому, что хотелось попрощаться со старым каналом. Он сделал свое дело — принял наш катер от Вытегры и передал его Ковже. Нельзя было не поблагодарить его за трудолюбие.

С Ковжей мы повстречались на выходе из тридцатого, Александровского шлюза. Свидетелями свидания стали красавицы березы, что вели хоровод вокруг обелиска из серого камня, поставленного в честь генерального переустройства Мариинской системы. Река примчалась к нам, пробившись через стену бревенчатой запруды. У разделительного мыса она качнула «Горизонт».

Невелика Ковжа. Ее длина 91 километр. Берет она начало из Ковжского озера, питающего систему. И этот светлый поток у Александровского шлюза становится речной дорогой. Но тут, в верховьях, Ковжа очень узка. Местами берега сходятся так близко, что кажется: деревья протягивают друг другу ветви через реку.

Она шлюзована не так густо, как ее соседка Вытегра. На короткой реке только два старых гидроузла. И первый — Анненский Мост — всего в семи километрах от водораздельного канала.

Признаться, надоели нам старые шлюзы. Сколько их было на пути! И все на один манер. Только и отличаются что нумерацией или названием. Кстати, о названиях. Даны они шлюзам в честь святых. Кажется, ни один из преподобных не забыт. Вот и плавали прежде от Фомы к Софье, оттуда к Владимиру, затем к Самсону, после чего к Андрею. А тот, что встал на нашем пути, имел, вероятно, когда-то высокую покровительницу — святую Анну. Мы попробовали было допытаться, почему именно святая Анна взяла шефство над этим шлюзом. Но хранители старины пожимали плечами: откуда нам знать, указания насчет имен «спускались сверху», из Санкт-Петербурга.

Сейчас прежние названия шлюзов позабылись. После революции шлюзы пронумеровали. И проще стало речникам ориентироваться на водной дороге.

Те, кто плавают по «Мариинке» привыкли к шлюзованному пути. Нам же невтерпеж ходить из шлюза в шлюз. Только выйдешь из одного, изволь дожидаться очереди, чтоб попасть в другой. И у тридцать первого знакомая картина. Стоят на приколе суда. Хвостатые плоты покоятся на воде. Баржи ждут не дождутся, когда буксир тронет их с места. Моторы на судах заглушены. Тишина и зной царствуют над водой. Пассажиры с теплохода перебрались на берег собирать землянику. Плотогоны отвязали лодку, бросили в нее удочки и погребли в излучину Ковжи на рыбалку. Они-то уж точно знают: не скоро дойдет до них очередь шлюзоваться. Может, полдня придется ждать, когда настанет час втаскивать плот в камеру. И не весь плот. Целиком он не влезет. По частям придется загонять баграми связки бревен. Когда же наступит черед нашего «Горизонта»?

Постоишь вот так пред вратами шлюза, и начнет казаться тебе, что жизнь кругом замедлила свой бег, что время остановилось. А ведь знаешь: где-то на Волге мчатся суда на подводных крыльях, трехпалубные гиганты пересекают Онежское озеро, зеленой улицей идут через шлюзы в Москву танкеры…

В таком же незавидном положении и те, кто плывет нам навстречу. Обычно перед Анненским Мостом пассажиры начинают собирать вещи и покидать судно, хотя билет взят до Вытегры. Остаются немногие — те, кто с малыми детьми или обременительным багажом. Остальные же ищут на берегу попутку или ждут автобуса. Машина домчит их в Вытегру за полтора-два часа. А на теплоходе им плыть чуть ли не сутки. Капитан поведет судно через бесчисленные шлюзы со скоростью пешехода. Какие еще доказательства нужны в пользу Волго-Балта?

Впрочем, недолго осталось жить и шлюзу святой Анны. Он тоже потенциальный экспонат музея. Только на фотографиях и кинолентах увидим мы, как шлюзовщики, налегая на жерди, вручную открывают ворота шлюза. В музейном зале мы непременно встретим любопытный документ прошлого — паспорт шлюза № 31. И он расскажет о размере камеры, абсолютной отметке подводных элементов сооружения, горизонте воды в нем, расстоянии от Ленинграда и Ладожского озера.

Пройдя через камеру шлюза № 31 и плотину, Ковжа продолжает свой неторопливый бег дальше. Воды ее несутся не столь стремительно, как на Вытегре. Река течет меж лесов, словно по аллее. И тут начинается участок живописной долины Ковжи, о котором нам немало рассказывали.

Дело, в том, что поначалу на Волго-Балте было запланировано девять шлюзов. В последнем варианте проекта их меньше — семь. Остальные «исчезли». Каким образом?

Речники и строители сделали существенную поправку к основному проекту. Инженеры Горин, Дорофеев, Иванов, Королев уже в ходе строительства предложили «вариант с единым бьефом». Гидроузлы № 7 и 8 они предложили не строить. Правда, канал на одном из участков придется сделать глубже. Это повлечет резкое увеличение — почти вдвое — земляных работ. Но ведь наша гидромеханизация позволяет удешевить выемку и вести, ее форсированными темпами. Поправки к проекту были приняты. Преимущество варианта с единым бьефом очевидно: на четверть сократился объем железобетонных работ, строители получили выигрыш во времени, речники избавлены от лишних шлюзований, снижены эксплуатационные расходы.

Пиррова победа

Еще накануне мы обнаружили, что карты Белого озера у нас нет. Переворошили бортовые шкафчики катера. Исследовали рюкзаки. Искали даже в герметическом отсеке… Все карты и схемы на месте. А этой, нужной теперь, нет.

Каждый употребил немало смелых выражений, упрекая другого члена экипажа в безответственности.

— А была ли вообще эта карта? — спросил один.

— Может, ее действительно не было?..

И выяснилось, что перед отъездом забыли о Белом озере. До него ли было? Ладога, Онега, Рыбинское водохранилище владели нами. Карты трех водоемов достались ценой невероятный усилий. Пожалуй, не меньших, чем три карты пушкинскому Герману.

От жителей низовьев Ковжи мы наслышались об озере. Оно было знакомо им, как земледельцу хлебное поле. Только «пахали» то ноле рыбачьим неводом. Любой из ковжинцев провел бы нас по озеру. Правда, можно обойтись и без проводника, если плыть из устья Ковжи в исток Шексны по обводному Белозерскому каналу. И эта дорога привлекательна.

План предстоящего плавания обсуждался после ужина. Банка говядины, котелок картошки и чай со сгущенкой подняли боевой дух экипажа. Костер на берегу притихшей Ковжи подчеркивал торжественность момента. Мы решали, куда плыть. По озеру идти хорошо. По каналу идти тоже недурно. Чем интересен озерный маршрут? Через сорок три километра мы в Шексне. Быстро! Кроме того, будущая магистраль Волго-Балта именно по этой трассе пройдет. А разве по старому каналу хуже? Пусть этот путь длиннее на двадцать четыре километра. Зато плыть безопаснее. Можно в Белозерске побывать. Этот город — ровесник Великого Новгорода и Киева.

Трудно сказать, последний ли аргумент был решающим или что-то другое, мы избрали второй вариант маршрута. Правда, с оговоркой; поплывем по каналу, но поплывем всю ночь, чтобы сэкономить время для «внепланового» осмотра Белозерска. Смена вахты у руля — через каждые два часа. Как всегда, склянки на катере будет бить будильник производства Ереванского часового завода.

Около полуночи катер нырнул в омутную темень реки. Пошли на малых оборотах, держась середины довольно широкой в этих местах Ковжи. То справа, то слева маячили редкие прибрежные огни — негасимая ночная стража у пристаней и поселков.

На первую вахту заступил Володя. Он поставил в ногах термос с чаем, одел меховой бушлат и приготовился к двухчасовому поединку со сном. Главной его задачей было буквально не проспать вход в канал, который, по предварительным расчетам, начнется через час, провести катер через старый шлюз № 33 у поселка Мегра Белозерская. А там уж до самого Белозерска прямая дорога.

Борис же не медля залез в кокпит, растолкал рюкзаки и канистры и положил на освободившееся место сразу два спальных мешка. Потом он опустил голову на надувную подушку, предвкушая блаженство в течение ближайших ста двадцати минут.

Но доспать свое ему не удалось. Проснулся от качки. Катер шел вперед как хмельной. Казалось, кто-то раскачивает его за нос: то вверх рванет, то к воде прижмет. Бортовой прожектор выхватывал из темени пенистые гребни волн, мчавшиеся навстречу. Вокруг ни берегов, ни огней. Такая волна на скромной Ковже?

— Где мы? — спросил Борис.

— Сам бы хотел знать, — мрачно ответствовал вахтенный. — Кажется, проскочил канал.

— Значит, мы в озере.

— Ну что? Поворачивать?

— А теперь ты найдешь вход в канал?

— Не уверен. Видишь, что ничего не видно.

— Что же делать?

— Хуже всего, что потерял не канал, а входной буй. Возьми бинокль. Может, отыщешь его.

Где-то сзади плясал на волнах алый конус с огоньком на вершине. Но где? Он бы вывел нас из озера в устье Ковжи. Да разве его увидишь? Вот из рубки самоходки или теплохода нет проще разглядеть рубиновый огонек. А из нашей «рубки» только звезды считать.

— Вижу красный… — и Володя прибавил оборотов.

Красный сигнал мелькнул не сзади, а впереди. И вот он ближе, ярче. Вспыхивает обнадеживающе… У этой надводной башни перевели дыхание.

Ну, а что дальше? Ночевать в обществе нового знакомого? Дрейфовать, дожидаясь рассвета? В такой ситуации проще всего задавать вопросы.

Все, что бы мы ни предприняли, было риском. Но двинулись вперед.

За кормой остался буй, который несколько минут назад казался надежным причалом. Мы расстались с ним. Один, однако, не упускал его из виду. Другой искал в чернильной дали огонек второго буя. Мы не могли не найти его. На этом держался весь план бегства из ночи.

— Вижу красный. Вижу!.. — прокричал счастливый рулевой. Будто видел не путевой огонь, а неведомую землю после долгого плавания без берегов.

Отлично! Достав компас и держа в поле зрения оба огня, мы стали исчислять компасный курс. Воображаемая линия прошла от первого буя через ось нашего компаса и побежала вдаль, ко второму маяку. В юго-западном секторе компасного круга та линия коснулась цифры 114. Вот наш курс! По нему поведем катер в исток Шексны.

Теперь и мы и катер зависели от компаса. Но картушка никак не хотела стоять на месте. И тот, кто исполнял должность штурмана, следил за ее нервными скачками. В общем-то задача штурмана была проста. Подсвечивая себе фонариком, оп склонялся над овальным окошком компаса и следил за проделками подвижной картушки с делениями. Если это несносное создание двигалось вправо, штурман командовал: лево руля. Когда круг уплывал влево, рулевой брал правее. И катер продолжал путь по той воображаемой прямой, которую мы протянули от первого буя ко второму через ось нашего компаса.

Но было бы слишком самонадеянным полагать, будто «Горизонт» двигался в озерном просторе по прямой. Порывистый ветер сбивал нас с курса. Катер забирал вправо, хотя рулевой мертвой хваткой держал пластмассовый обруч руля. «Горизонт», содрогаясь от волн, мчался как необъезженный скакун — вставал на дыбы, потом переходил на галоп, после чего падал вниз…

А озеро все шумело, сердясь и пенясь. Прошло почти три часа после того, как мы потеряли входной буй на Белом озере. Зато вместо одного насчитали добрый десяток. Время от времени справа или слева по курсу появлялись наши добрые знакомые, подмигивая красным оком своим: мол, все нормально, следуйте дальше. И мы следовали дальше, исполняя волю компаса. А впереди светлая краска размывала чернильную густоту горизонта. Июльская ночь отступала. Быстрый рассвет на наших глазах гасил звезды. Прозвучали первые такты утренней симфонии красок.

Штурман отложил в сторону фонарик: циферблат компаса был достаточно светел. Бинокль переходил из рук в руки. Мы ждали встречи с берегом. Он нужен был нам, как глоток горячего чаю из пустого уже термоса. Берег мы искали справа. Где-то за холодными и сумрачными кулисами утра. Пожалуй, мы уж оставили позади Белозерск — столицу неприветливого озера. Неужели так и не увидим его?

Край неба, обремененный восходным солнцем, двигался навстречу. И наконец горизонт подарил нам берег — едва заметную пологую линию над водой. Впрочем, для уставшего экипажа это был уже не дар, а награда за тревожную ночь на озере, которое слишком известно своим коварством. Но берег виделся неясно, хотя несколько раз протирали стекла бинокля.

Прямо по курсу появились небольшие суда. Судя по очертаниям, рыбацкая флотилия. Из Белозерска или истока Шексны вышли они на ловлю удачи. Где-то бросят в озеро свои сети, чтобы пополнить трюмы «живым серебром» — знаменитой белозерской рыбой. Да, здешний снеток и судак знамениты даже в столице. И блюда из белозерской рыбы так же высоко авторитетны, как, скажем, вологодское кружево или олонская резьба.

Сейчас только рыболовы властвуют на озере. Никто им не мешает бороздить просторы. Судоходства тут пока мало: мелководье мешает. Но с будущей навигации придется потесниться рыбацким катерам с колхозными вымпелами на мачтах. На озеро придут суда с Волги, с Белого и Балтийского морей. Они проложат трассу от Ковжи до Шексны. С завершением строительства Волго-Балта поднимется уровень озера. Станут доступны в любое время года восточные берега, богатые лесом. Отпадет надобность в обводном канале. У Белозерска будет построена дамба. Тело ее на полкилометра выдвинется от берега в воды озера. Тут будут сооружены первоклассные причалы, где суда смогут найти убежище в случае шторма. Несомненно, старая столица белозерского края узнает немало перемен.

С восходом мы достигли невысоких берегов. Они смыкались воронкой, оставив небольшой водный проход. И в эту воронку сливалось Белое озеро. В том месте, где берега разделяла узкая полоска воды, озеро становилось Шексной. Вот он, финиш плавания на рубеже ночи и утра!

У выходного буя мы распрощались с Белым озером, зачерпнув забортной светлой влаги и смочив лица. В последний раз повернулись к неспокойному простору. Четыре с лишним часа назад озеро было чернее ночи. У северных окраин оно бросило навстречу нам ветер и волны. Теперь оно поистине белое. Провожает утренней улыбкой.

Мы имели право праздновать еще одну победу на своем пути: прошли за ночь озеро, которое значится пятнадцатым в списке крупнейших природных водоемов страны. Но торжеств по случаю успешного плавания не было. Победа оказалась в сущности пирровой. Ведь мы не увидели Белозерский канал — нынешнюю водную дорогу на пути с Балтики на Волгу. Нам не удалось попасть в Белозерск. Правда, без ложной скромности мы гордились тем, что прошли по трассе, которая будущим летом станет основной на Волго-Балте. Именно поперек озера поведут волжские капитаны корабли в порты Ленинграда и Белого моря.

Что там — в Топорнинском «переулке»?

Издавна русские люди пробирались по волокам с Шексны в Сухону. Поколения людей, которых кормили реки, мечтали о прочной связи Волги с Северной Двиной. Такое соединение было необходимо и южанам и северянам. Потребность в нем стала особенно велика, когда в Архангельске строился русский флот, нуждавшийся в дубовом волжском лесе.

В начале прошлого века, когда пришла в движение Мариинская система, в район древнего города Кириллова отправились изыскатели. На заболоченном водоразделе между Шексной и Порозовицей стали готовить дорогу для большой воды. В тех местах искали не случайно. В свое время по топям и болотам проходил там волок в древнее Заволочье.

Устройство системы началось в 1825 году. Строители стали заменять северные волоки каналами и шлюзами системы герцога Вюртембергского. Невероятную по тем временам работу пришлось совершить крепостному мужику— первопроходцу гиблых мест от Шексны до «Северной Волги». Но у русских умельцев был опыт строительства «Мариинки», обводных каналов. Поэтому те 13 шлюзов, что поставлены были на волжском и двинском склонах, не казались уж чудом. Зато удивления достойна трудовая отвага людей, с помощью примитивнейшей техники прорывших средь болот пять каналов и углубивших фарватер нескольких рек и озер. Общая длина соединения, примкнувшего с востока к Волго-Балтийскому водному пути, составила 133 километра.

Движение по Северо-Двинской системе открылось спустя три года после начала стройки. В Архангельск погнали купцы караваны с дубовым лесом, промышленными товарами и пшеницей. На Волгу и в столицу российскую пошли северные грузы — рыба, пушнина, лес. Так Волга через Шексну протянула руку Северной Двине.

Однако с проведением железной дороги к Архангельску новый водный путь потерял былое значение. А позже Северо-Двинская система превратилась в заурядный водный переулок. Транзитные перевозки с Шексны на Сухону стали незначительными. Лишь небольшие суда теперь ходят от Вологды до Череповца. И не так-то быстро минуют они сравнительно короткий маршрут: Топорнинский канал — Покровское озеро — речка Поздышка — Зауломское озеро — Вазеринское озеро — Кишемское озеро — Кишемский канал — Благовещенское озеро — река Порозовица — Кубинское озеро — река Кубина — река Сухона.

Мы еще в Вытегре слышали о том, что Волго-Балт преобразует этот переулок. Станет прежний путь с Волги на Северную Двину оживленной трассой. А любопытно взглянуть, как выглядит этот переулок ныне. Тем более что Топорнинский канал — начало системы — соблазнительно близок к нашему маршруту.

И вот под вечер мы достигли Топорни — перекрестка речных дорог. Развернувшись на широком Шекснинском плесе, направили катер влево. Тут же пришлось сбавить скорость: проход между высокими обрывами, поросшими сосняком, был слишком узок. Да и отвыкли мы от столь близкого соседства берегов.

Когда вдали показались деревянные ворота шлюза, Борис проворчал:

— Ну вот, опять играть в «коробочки». Мало нам Мариинских шлюзиков. Они мне по ночам снятся: все бросаю конец шлюзовщикам, отпихиваю корму от стены, потом бросаюсь на нос, чтоб о баржу не ударило… Кстати, сколько до Кириллова этих «коробочек»? Три? Неужели одной нельзя было обойтись?

— Ну хорошо, вернемся назад, к пристани Горица, и оттуда пешком. Там, говорят, прямая дорога от Шексны до Кириллова. Ни одного шлюза на пути. Всего семь километров. Пойдем?

— Да мы же ходить разучились! Путешествуем в сидячем положении.

— А маршрут от Гориц до Кириллова невероятно заманчив, — продолжал Володя. — Видел на горе монастырь? Так вот, монастырь был когда-то женским. А в Кириллове был мужской монастырь. Говорят, прямую дорогу между ними монахи протоптали…

Ворота шлюза были плотно сомкнуты. И нам почудилось, что открывались они последний раз в прошлом столетии. Для выяснения этого обстоятельства мы вылезли из катера и берегом пробрались на шлюз.

В домике «привратника» светилось окошко. Мы отважились постучаться к дежурному. В натопленной и по-домашнему чистой комнате было двое — старик, видно хозяин, и немолодая женщина в платке. Они сидели у стола. Между ними стоял полведерный чайник.

Старик придвинул табуреты к столу и пригласил угощаться. Мы заикнулись было о шлюзе и о Кириллове, куда держали путь. Но хозяин произнес:

— Вот чай допьем…

Разговор потек по тому руслу, куда его искусно направлял словоохотливый шлюзовщик. Не торопясь, он крошил в ладонях кусок сахару, бросал крошки в рот и притрагивался к блюдцу. Затем все повторял сначала.

Наконец старик отодвинул от себя кружку с блюдцем и попросил наши документы, намекнув на близость вечера и важность объекта, где он несет вахту.

— Та-а-к! — констатировал хозяин шлюза. — Вижу: путешественники. А я вот отпутешествовал свое. И баржи лямкой тянул, и плоты гонял, и навстречь Колчаку с вычегодцами ходил. Теперь уж на главный якорь встал… Так что у нас интересного нашли?

— Да вот в Кириллов пробираемся. Сколько до него километров от Топорни?

— Это смотря от какой Топорни. Старая Топорня приказала долго жить. Подтопила ее нынегодняя Шексна. Деревню переселили. Пристань повыше поставили. Волго-Балт даже до нашего канала добрался. Первый-то шлюз разобрать пришлось. Входили в канал — приметили узкий проход? Вот это головка прежнего шлюза. А до самого канала осталось вам еще два шлюза — наш да соседний, третий. Он рядом: огни видать. Потом прямым каналом поплывете. Дальше — Сиверсово озеро. На краю его и Кириллов будет. Всего-то пути двенадцать километров.

Мы прикинули, что до озера плыть нам час-полтора. Значит, озеро переплывать опять в ночное время. Нет, не стоит искушать погоду. Заночуем на берегу канала.

Утром мы разглядели Топорнинский канал. Он оказался действительно прямым как стрела. И еще пустынным. Ни одного встречного судна. Вот уж действительно водный переулок!

Из канала мы с ходу вошли в темное Сиверсово, или Сиверское, озеро, названное так по имени новгородского губернатора графа Сиверса. Давным-давно нет достопочтенного вельможи. Но озеро носит его имя. А ведь до графа озеро жители озерного края называли иначе. Если б краеведы и историки дознались до прежнего названия!

После Белого озера Сиверское показалось нам совсем миниатюрным. Всего шесть километров из конца в конец. А по ширине обновленная Шексна ему, пожалуй, не уступит. И мы не успели вдоволь налюбоваться его лесистыми берегами, как вдали явилось чудное видение — белокаменные стены знаменитого Кирилло-Белозерского монастыря.

Он возник перед нами, словно поднявшись из озерных глубин. Вода подступила к подножию его угловых башен. От них повеяло сказочной стариной и неприступностью. И они смотрели на мир узкими щелями своих бойниц. А не грянут ли оттуда, как некогда, залпы при встрече врага? Никак не подумаешь, что эти стены защищали когда-то монашескую обитель. Мощные каменные постройки и ныне выглядят как грозная крепость. Можно представить, какой страх наводило на захватчиков само молчание многобашенного монастыря.

Вступая в пределы этой колыбели северной старины, испытываешь безмерное уважение к сединам ее истории. Монастырь основан шесть столетий назад. Сколько поколений прошло с той поры, когда Кирилл Белозерский вырыл на берегу озера пещеру для жилья! Как отмечают летописцы, этот монах умел книги «добро писали». Поселившиеся вокруг него пещерные отшельники образовали монашескую обитель, занимавшуюся перепиской священных книг.

Со временем у впадения в озеро речки Свияги выросли казенные палаты, казнохранилище, трапезная изба, водяная мельница, поварня и хлебня. С размахом и тонким вкусом строились монастырские здания. Духовные люди стали предпочитать каменные палаты сырым пещерам. Дела земные отнимали у них больше времени, чем переписка священных страниц. В часовне, построенной еще при Кирилле и сохранившейся поныне, есть огромный деревянный крест. Он весь изгрызан. Но не время подточило его. Обглодали дерево верующие. Монашество внушало им, что крест тот исцеляет от зубной немочи. Так из средоточия грамотности монастырь превратился в рассадник фанатичного невежества.

Подвижничество и просвещение были преданы во имя роскоши, накопительства, завоевания земель. И надо сказать, что духовная знать с успехом созидала свою империю. В XVI веке их государство владело вотчинами под Москвой, Угличем, Костромой. Предприимчивые святые отцы захватили немало солеварен на Белом море и беспошлинно торговали солью по Руси. По богатству казны монастырь не уступал знаменитой Троице-Сергиевской лавре. Более двадцати тысяч крестьян гнуло спину на кучку чернорясцев. Склады монастырские ломились от хлеба и соли, рыбы и дичи. Всевозможными товарами торговали кирилло-белозерцы внутри страны и даже за рубежом.

С ростом могущества монашеского торгового ордена крепли монастырские стены. В смутное время они укрывали монахов от интервентов. В XVII веке старая крепость была расширена и обнесена кольцом грандиозных стен. Двенадцать башен встали на страже северных земель. Литые чугунные пушки бастиона церковников всегда были готовы ударить по врагу. И тому, который нагрянет от западных границ. И тому, который придет из соседних деревень.

В монастырских стенах держали царских узников — держали надежно и долго. Между Косой и Белозерской башнями существовал тюремный двор. Там содержались и Василий Темный, и воевода Грозного Воротынский, и патриарх Никон, и боярыня Морозова, и князь Шуйский… Чаще всего государевых противников держали «до скончания живота».

Властелины духовной империи имели многих талантливых рабов, создавших шедевры искусства и архитектуры. Безвестные умельцы создали монастырю славу сокровищницы древних искусств. В здешней библиотеке сохранились тысячи томов древних книг. И среди них редчайшие рукописные произведения — стоглавы, судебники, апокалипсисы. Церковные стены украшали некогда иконы Андрея Рублева. Резьба по дереву, чеканка из серебра, вышивки, старинная утварь — церковная и домашняя — могли бы стать гордостью любого музея. В од-пой из церквей сохранились фрески народных художников, написанные красками, которые приготовлены из цветных камешков с берега близкого Бородаевского озера.

Внутри новой крепости, между главным входом и Вологодской башней, есть уголок, где собраны чудеса народной архитектуры. Экспонатов в этом своеобразном музее под открытым небом не так уж много. Застыли крылья небольшой мельницы, словно заждались дуновения ветра. Гордо держит луковицу церквушка, построенная в 1486 году в селе Бородаеве. В ней были когда-то иконы, писанные Дионисием. Эти ценные памятники деревянного зодчества перенесены за монастырские стены из зоны затопления Волго-Балта.

И наконец, незабываема архитектурная симфония самого монастыря. Старая и новая крепости сохранили десятка два башен, совершенно не похожих друг на друга. Среди всех других величием и красотой отличается Московская, вознесшаяся над землей на 52 метра. Крепка на вид Кузнечная башня. Свиточная, Поваренная, Хлебная, Банная башни не столь величавы, зато они самые древние. Удалью и силой веет от западной башни — Белозерской, у подножия которой плещется озеро.

Каменные исполины взяли в полуторакилометровое кольцо бесчисленные палаты, дворики, часовни, церкви. Поначалу эта суета зданий приводит в замешательство. Темнеет в глазах от множества церковных куполов. Но приглядишься повнимательнее — и заметишь, с каким завидным искусством расставлены все строения внутри крепостной ограды.

По соседству с богатым Кирилло-Белозерским монастырем издавна росла слобода, преобразованная в 1777 году в город Кириллов. Один историк замечает: «Город возник, как он сам хотел, по своей фантазии, и скромно прилегает к монастырю, в тени его громад и бесчетных воспоминаний». Десятки лет он оставался тихим северным захолустьем, хоть день рождения Кириллова был отмечен монахами пышным торжеством с пальбой из крепостных пушек. Но теперь не скажешь, что город скромно прилегает к монастырю, оставаясь в тени его громад. Совсем наоборот! Сохранив прелесть старины, он на 187 году своей жизни продолжает расти, строиться, обновляться. А монастырю отведено место заповедного уголка.

Живописное Сиверское озеро, жемчужина русской старины Кирилло-Белозерский монастырь, гостеприимный Кириллов, в окрестностях которого, кстати, находится Мекка искусствоведов всего мира — знаменитый Ферапонтовский монастырь, — таков неповторимый облик обширного туристского района. Но не многим любознательным отпускникам знаком этот край неяркой, северной красоты. Турист тут столь же редкий гость, как театральный коллектив из столицы. И это можно объяснить прежде всего несовершенством и устарелостью водных дорог. Ни «Мариинка», ни Северо-Двинская система не дали надежного, быстрого, комфортабельного сообщения с озерным краем. Волго-Балт, несомненно, приблизит заповедные места к оживленным водным магистралям. И если речникам не изменит дальновидность, древний Кириллов станет для туристов центром притяжения огромной силы.

Шексна играет волной

Один из нас уже плавал по Шексне. Тем же путем на лодке-моторке пробирался несколько лет тому назад из Белого озера в Рыбинское водохранилище.

Шексна — любопытнейшая река вологодского Севера. О ее торговом значении упоминается еще в Первоначальной летописи. Верно служила она новгородцам. По ней плавали на легких суденышках москвичи в древнее Заволочье, пробирались даже в Белое море. Большой речной дорогой стала Шексна со времени создания Мариинской, а потом Северо-Двинской систем.

Ныне примелькались уж разные суда, что ходят шекснинским фарватером. И кажется, так было всегда. А ведь полвека с небольшим назад по шекснинским берегам тянули лямку бурлаки. На пути «лямочников» река разбросала гряды и пороги. Не обойти их, не объехать. Только старые лоции, пожалуй, могут рассказать о гибельных местах на Шексне: о Ниловецких мелях, о подводных грядах, об опасных порогах — Филин, Змеиный, Кривец, Болтун, Баран. Недаром судовладелец искал опытных лоцманов, чтоб не оставить своих товаров на дне Шексны.

Даже для пароходчиков и купцов тяжела была Шексна. Глеб Успенский называл ее «коммерческой рекой». Но с трудом давалась прибыль предприимчивым хозяевам Шексны. Организация движения на шекснинском участке «Мариинки» была крайне беспорядочна. Ведь система управлялась государственными чиновниками. Суда же находились в частном ведении. Интересы путейцев и судовладельцев часто расходились, рождая хаос в эксплуатации реки.

Ушла в прошлое прежняя беспорядочность движения по системе. Нет уж бурлачества и коногонства.

Перегородили стремнину четыре шлюза, плотины которых заставили реку течь спокойнее. Но Шексна оставалась Шексной!

Турист, попавший на реку несколько лет назад, мог вдоволь налюбоваться красой этой водной тропинки в лесном царстве. Но пройти Шексну было не так-то просто. Навстречу, клокоча винтами, плыли чернопалубные буксиры, что тянули ленты плотов. То и дело самоходки перегораживали реку. Чтобы пропустить встречное судно, лодке-моторке приходилось порой чуть ли не выскакивать на берег.

На редких плесах стояли мачты. В тех местах пароходы простаивали часами, ожидая, когда бакенщик выйдет из своей сторожки и сменит подвешенный на рее конус долгожданным цилиндром. Обычная картина на Шексне. Так же, как и на всей Мариинской системе. Движение по воде одностороннее. И приходилось вводить семафоры с установленными знаками — конус запрещает, цилиндр разрешает движение.

А перед шлюзами снова остановка. Караваны ожидания вытянулись по Шексне. И не сразу поймешь, кто куда плывет и зачем тут стоит. А ворота растворялись не спеша. Когда в шлюз заходила самоходка, от носа и кормы ее до ворот оставались считанные сантиметры. Малейшая неточность команды, навальный ветер, слабина швартовых— ворота сорваны. Такие аварии доставляли немало хлопот речникам, но никого на «Мариинке» не удивляли. Так и плавали малогрузные суда по Шексне, частенько сбавляя скорость и перекликаясь гудками на поворотах, от белозерского шлюза к Деревенькам, оттуда к Ниловцам, от Ниловцев к Ковже, затем до Черной гряды, а уж потом выходили в Рыбинское водохранилище.

И вот мы попали на Шексну — нынешнюю голубую улицу Волго-Балта. Какова же теперь эта река?

На выходе из Белого озера, в устье Шексны, принялись искать в бинокль белый и красный бакены — начальные вехи речного фарватера. Где-то здесь, подсказывала навигационная карта, плотина и шлюз Крохино. Но напрасно пытались разглядеть привычную насыпь, укрепленную бревнами. Ни плотины, ни шлюза. Вместо узкой протоки из озера на юг повела широченная водная дорога. И река становилась все шире. Ушли в стороны бесконечные протоки и лесистые острова. Вдали едва различимы речные створы. Пожалуй, только с их помощью может судоводитель ориентироваться в просторном шекснинском разливе.

Пересчитав оставшиеся на балтийском склоне старые шлюзы «Мариинки», мы хотели пройтись и по шекснинской «лестнице». Тут, если верить карте, шлюзов значительно меньше, чем на Вытегре. Первый на нашем пути — у деревни Деревеньки. Он тридцать пятый по прежнему счету. Следующий — в десяти километрах, у Ниловцев, славившихся когда-то своими лоцманами. Неподалеку от шлюза № 37 в Шексну впадает Сизьма, известная тем, что по ней, а затем по озерам новгородские ушкуйники попадали на реку Вологду, где основали одноименное поселение. Наконец, у Черной Гряды должны были мы встретить последний, тридцать восьмой шлюз Мариинской системы.

Мы прилежно искали шлюз № 35. Но очень скоро поняли, что напрасно. Затопила вода тот шлюз и деревню Деревеньку. Не стало Ниловецкого шлюза и всех других. Значит, опоздали. И не удалось полюбоваться гидроузлами прошлого столетия.

И мы поняли это, когда за Топорпей «Горизонт» очутился на середине огромного плеса. На семнадцать километров разошлись тут берега. Вот тебе и Шексна! Разве под силу прежним плотинам перегородить такой могучий поток?

Но вправду ли перед нами Шексна? Ведь, строго говоря, это уж и не река. Где-то впереди встала на пути воды мощная преграда, и вот река разлилась, затопила окрестности. И не стало реки под таким названием. Точно так же, как в свое время низовье Шексны затерялось в водах Рыбинского моря, а устье переселилось к Череповцу.

Да, Шексна исчезла. Вместо нее, вместо Вытегры, Ковжи и Белого озера географы нанесут на карту контуры нового искусственного водоема — Череповецкого водохранилища, протянувшегося на 265 километров. Вот как заставили разлиться реку строители Волго-Балта. Переделав ее на свой лад, они создали гигантский водоем, полный объем которого составит 6,5 кубического километра (пять Московских морей!). И официальная регистрация рождения Череповецкого водохранилища состоялась всего за месяц до того, как мы попали на него.

Навигацию открывают водолазы

На карте проекта Волго-Балта голубая краска залила часть Ковжи, Белое озеро, всю долину Шексны. Мощный разлив достигал Череповца. Новую трассу водного пути мы увидели в почти законченном виде. Рукотворное море способно внушить уважение любому речному капитану. Вся колоссальная масса воды упиралась в могучие плечи Череповецкого гидроузла.

Мы увидели плотину сквозь мелкую сетку дождя. В такую погоду нет большой охоты обозревать окрестности. Но контуры последнего на Волго-Балте гидросооружения были столь грандиозны, что мы откинули брезентовую крышу над головой и, забыв о нудном дожде, повели катер вдоль плотины.

Высокая земляная насыпь своими великаньими руками перегородила пойму бывшей Шексны. В середине искусственной преграды виднелось здание гидроэлектростанции — самой крупной из трех на Волго-Балте. Ее проектная мощность 80 тысяч киловатт. Мы встречали прежде высокие здания ГЭС. Здесь же — ничего похожего. На Череповецком гидроузле фабрика электричества расположена под водой — в теле водосбросной плотины. Как нам сказали, тут скоро начнется, причем впервые в Советском Союзе, монтаж необычных гидроагрегатов — гидроагрегатов горизонтального, так называемого капсульного, типа. Капсула — это труба пятиметрового диаметра, похожая на небольшую подводную лодку. В ней установят и электрогенератор, и турбину. Водяной поток будет вращать их как детскую игрушку-вертушку. А рабочее колесо и направляющий аппарат будут снаружи. Преимущество прямоточных подводных агрегатов в том, что они позволяют при меньших габаритах и меньшем весе получать большую мощность, избавляют строителей от весьма сложных работ по сооружению спиральных камер и отсасывающих труб, способствуют применению сборного железобетона на строительной площадке.

Слева от будущей электростанции высятся знакомые очертания башен. Это Череповецкий шлюз — седьмой волго-балтийский. Даже в серую, ненастную погоду этот плечистый гигант выглядит нарядно.

Таков Череповецкий гидроузел, заставивший попятиться Шексну. Он вступил в строй, когда его собратья на северном склоне трассы отработали две навигации. В поселке строителей, что на прежнем левом берегу Шексны, помнят о тех горячих ноябрьских днях 1962 года, когда была перекрыта река. В летописи стройки осенние события стали кульминацией сражения на южном склоне Волго-Балта. Вот они, эти даты, рассказывающие о схватке с Шексной.

29 октября. В истоке Шексны закрыта Крохинская плотина. Река замедлила бег. В створе Череповецкого гидроузла ширина прорана 90 метров. В этом сужении Шексна несла 350 кубических метров воды в секунду.

17 ноября. Ширина прорана стала уже на 57 метров.

18 ноября. Со стороны Рыбинского водохранилища подул встречный ветер. Уровень воды в Шексне повысился. Дальнейшее стеснение русла приостановлено. Под вечер нагонный ветер сменился штилем. Уровень воды постепенно снизился. Командиры перекрытия дали разрешение сузить проран до 20 метров.

19 ноября. Закончена подготовка здания ГЭС к затоплению. Двести пятнадцать минут продолжалось затопление котлована. В четырнадцать ноль-ноль ложе Шексны закрыто. Воды ее пошли по новому руслу.

20 ноября. Утром низовая и верховая перемычки полностью разобраны.

Окончательное перекрытие продолжалось всего два с половиной часа. 200 автомашин отсыпали камень с берегов.

Но Шексна, остановленная человеком, не сдавалась. Всю зиму собирала река свои силы. Затаившись под ледяной броней, она ждала момента, чтобы схватиться со строителями. И главный бой дала весной. В пору бурного разлива она была грозна. Удесятеренная мощь ее заставила пережить строителей и речников немало тревожных дней и ночей.

Паводок ринулся из Белого озера в Шексну. Старая плотина у поселка Крохино не сдержала бурного натиска. Мощный ледоход подступил к Череповецкому гидроузлу. Ледяной таран, устремившийся к телу плотины, сорвал с якорей суда, зимовавшие на реке. Все попытки спасти суда, землесос, понтоны ни к чему не привели. Стальные тросы толщиной в руку не смогли удержать караван, взятый в плен ледоходом. Тросы лопались, словно нити.

Десятки смятых и раздавленных рефулерных понтонов затянуло в подводящий канал гидроэлектростанции. Водоспуск оказался закупоренным искореженным металлом — кусками железа, цепями, тросами. Закрыть донный затвор невозможно. Заполнение водохранилища и приближавшаяся навигация оказались под угрозой.

Это случилось 21 апреля 1963 года. Через два дня на берега Шексны прибыл отряд лучших речных водолазов. Им предстояло решить вопрос: быть или не быть навигации.

Спасательные экспедиции возглавил опытнейший подводник Борис Павлович Архиреев. Первым пошел под лед водолаз В. Ларионов; ему предстояло разведать, что творится там, на пятнадцатиметровой глубине.

Гневная Шексна недружелюбно встретила смельчака. Она бешеным потоком рвалась в канал. Опытный мастер понял: к подводной стремнине близко не подойти — собьет с ног и затянет под плотину.

Во второй раз Ларионова спустили на дно в специальной трубе с отверстиями для наблюдения. Попробовал он было силу потока: чуть высунул руку из трубы, да едва не остался без нее.

Подводникам стало ясно: при таком сильном течении водолазам не расчистить донного отверстия. Проникнуть к нему с нижнего бьефа тоже невозможно: вода выбрасывала людей на поверхность. А ведь каждому дополнительно подвешивали на плечи триста пятьдесят килограммов свинцовых отливок!

Тогда в штабе строителей было принято смелое решение: восстановить разрушенную плотину в Крохино и задержать, хоть на малый срок, паводковые воды. Специалисты подсчитали, что плотина сможет держать напор не более пяти-шести суток. Но весь вопрос был в том, успеют ли за это время водолазы разобрать подводный завал у плотины.

Люди в резиновых костюмах не подвели. Днем и ночью опускались они в подводный мрак. Видимости никакой. Работали на ощупь. Со дна краны подняли сотни тонн металла. И нельзя не назвать героями глубинных мастеров Ивана Белецкого, Александра Ганцева, Анатолия Сухарева, Сергея Зологлу. Они отразили последнюю атаку Шексны.

10 июня водохранилище заполнилось до проектной отметки. На следующий день было проведено пробное шлюзование. А 15 июня первое рейсовое судно вошло в камеру шлюза.

Это был пассажирский теплоход «Менделеев». У штурвала стоял капитан Вячеслав Германович Шульгин. На палубе не было ни одного свободного стоячего места. Череповчане, которым посчастливилось попасть на борт теплохода, стали свидетелями торжества открытия навигации.

У бетонного парапета шлюза собрались сотни строителей гидроузла — те, кто намывали плотину, перегородившую Шексну, те, кто участвовали в весенней схватке с рекой, те, кто поставили шлюзовые башни высотой в восьмиэтажный дом, те, кто отлаживали сложнейшую автоматику, управляющую водным потоком. Они праздновали победу — день рождения седьмого шлюза, заменившего девять прежних «коробочек» Мариинской системы.

Над водой — от одной до другой стены шлюза — протянули алую шелковую ленту. И когда «Менделеев» поднялся в камере, лента протянулась над его палубой. В самый торжественный миг праздника к ней прикоснулись ножницы. Концы ленты упали в воду. Алая лента и ножницы хранятся ныне в Череповецком краеведческом музее, напоминая людям о радостном событии на Волго-Балте.

…Когда зеленый светофор Череповецкого шлюза пригласил рулевого катера «Горизонт» войти в камеру, мы увидели впереди пришвартовавшийся теплоход. На борту его золотилось название «Менделеев». Вот где повстречались мы с судном, открывавшим навигацию на Волго-Балте.

Совсем недолго мы пробыли в теснине бетонных стен, полнившейся водой. Она легко поднимала нашего знаменитого попутчика. С верхней палубы «Менделеева» пассажиры, верно, видели уже верхнюю границу шлюза, зеленый дебаркадер пристани Усть-Угольское позади себя и новый водный разлив впереди.

Наконец рубиновый огонь светофора сменился зеленым. Из башни раздался голос, усиленный динамиком:

— Судам разрешается выход из шлюза.

Это отдал команду начальник вахты — 22-летний комсомолец Александр Сергеевич Пушкин.

Вслед за «Менделеевым», пионером навигации, мы поплыли в Череповец — город, вставший на границе двух рукодельных морей.

Строки из Программы

Мы посмотрели на часы. Ого! Давно прошло время, отведенное для аудиенции. Третий час мы в кабинете начальника Череповецкого порта. А Олег Васильевич Сухарев неутомимо рассказывает о будущем Волго-Балта. И мы его понимаем: о том, что в сердце, трудно высказать.

Телефонный звонок — сорок второй по счету за время нашего пребывания — прерывает разговор. И этот звонок, как мы поняли, был долгожданным и радостным.

— Идет?.. — воскликнул он, привстав со стула. — Хорошо! На шлюз дали знать? Чтоб зеленой улицей прошел. Пусть знают, как встречают у нас волжан. Запросите капитана, нужна ли в чем помощь…

Олег Васильевич, возбужденный, улыбающийся, подошел к окну. Мы сделали то же самое.

— Ну вот, прилетела первая ласточка. Из диспетчерской звонили! — радостно сообщил он. — Дело идет к осени, а этот «Васильсурск» делает нам весну. Вот вы проплыли по «Мариинке» и Волго-Балту, а не встречали таких самоходок. Две с половиной тысячи тонн груза прямиком с Волги движутся. В Константиновские Пороги. За лесом для Волгограда. Первый теплоход с Волги! Понимаете, для нас это настоящий праздник, как открытие навигации. Совсем недавно 700-тонные теплоходы едва проходили по Шексне. Теперь такой гигант идет!..

Радость начальника порта понятна. Для каждого труженика Волго Балта появление дальнего гостя — событие № 1. Капитан «Васильсурска» Анатолий Сергеевич Логинов первым из волжан привел тяжелый теплоход типа «Большая Волга» на новую глубоководную трассу. И произошло это до завершения строительства канала, до официального открытия новой водной магистрали. Значит, за первопроходцем придут другие. И тотчас начнется весна, о которой говорил начальник Череповецкого порта.

Да, вслед за разведчиком с Волги пойдут караваны речных исполинов. На новой трассе им будет так же просторно, как на Горьковском или Куйбышевском морях. Речные диспетчеры Череповца, Вытегры, Вознесенья будут передавать друг другу сообщения о проходе 2500-тонных и даже 5000-тонных самоходок, могучих танкеров и лесовозов. На волго-балтийском водоразделе появятся суда, каких не могла поднять «Мариинка».

Переустройство внутренних водных путей потребовало полной замены старого речного флота и создания новейшего, который способен плавать на крупных водохранилищах, на широких восточных реках. И такой флот уже создается. Когда строители вынимали первые кубометры грунта на водоразделе между Балтикой и Волгой, судостроители нанесли на ватман контуры будущих крупных кораблей. Ныне Волго-Балт готовится к своей первой навигации. А конструкторы и инженеры испытывают новые типы современных судов, которым предстоит плавать по Волго-Балту.

Несколько лет назад было заложено первое судно из серии «Волго-Балт». Его создателем был ныне покойный главный конструктор завода «Красное Сормово» профессор В. М. Керичев и его сподвижники — сормовичи. Сухогрузный теплоход прошел испытания. Придирчивые эксперты нашли, что судно обладает хорошими эксплуатационными и навигационными качествами. Первенец из этой серии судов совершил опытный рейс из Белого моря в Мурманск, выдержав северный шторм.

В Золотом затоне Астраханской верфи ждет спуска на воду «Волго-Балт-12». В его паспорте будет сделана «особая пометка» — литер «М». Судно с такой многозначительной пометкой может плавать и по рекам, и по морям.

С пуском Волго-Балта появится новый тип плавания— «река — море». Это значит, что такое судно, как «Балтийский», соединит морские и речные порты. И в этом нельзя не видеть перспективу огромной важности, ибо начинает стираться грань между плаванием по морю и внутренним водоемам.

Велики волжские трассы. Еще больше удлинит их Волго-Балт. И такой колоссальный маршрут, как, скажем. Баку — Клайпеда, вполне реален. Но для него нужны незаурядные суда. Одним из таких кораблей будет танкер «Великий» — первенец сверхмощной тоннажности. Волгоградцы проектируют этот мореходно-речной нефтевоз. Он велик по размерам. Однако стометровый танкер будет весьма маневрен в каналах и шлюзах. Пять тысяч тонн ценного горючего возьмет «Великий» в свои танки-трюмы, чтобы доставить его из Каспия на Балтику.

Новый канал увидит еще немало диковинных судов. Одно из них — нефтерудовоз. Он предназначен только для Волго-Балта. Идея его создания связана с нуждами металлургического производства в Череповце. Взяв на борт 2700 тонн руды, специализированный теплоход повезет ее из Кандалакши к домнам Череповецкого металлургического завода. А обратный рейс не будет порожним: в трюмы судна зальют нефть, которая нужна северянам. Ленинградские конструкторы дадут грузовому флоту толкач в четыре тысячи лошадиных сил. Этот силач-рекордсмен (подобного ему нет в практике мирового судостроения) поведет составы грузоподъемностью 17 тысяч тонн. Какой экономический эффект будет достигнут в речном деле с приходом этого чудо-работника! На водных просторах появятся эскадры катамаранов, цементовозов, саморазгружающихся судов, крылатых кораблей и ледоколов.

Волго-балтийский водный путь общей протяженностью около тысячи километров обладает несомненными преимуществами по сравнению с Мариинской системой. Коренное изменение условий судоходства позволит увеличить объем перевозок грузов в несколько раз. Расширяются водно-транспортные экономические связи между Северо-Западом и Центром, Поволжьем, Уралом, Донбассом и Северным Кавказом. Бесперевалочные перевозки железной руды с Кольского полуострова в Череповец, продуктов Большой химии, угля, хлеба, нефти, соли, минерально-строительных и других грузов по Волге сулят, по предварительным подсчетам, экономию до сорока миллионов рублей.

Как только в полную мощь заработает транспортный конвейер между портами пяти морей, это сразу почувствуют труженики Камы и Донбасса, Азовского моря и Архангельска, Москвы и Астрахани. Вот какие перемены ждут, например, Нижнюю Волгу. Большой поток грузов — баскунчакская соль и астраханские арбузы, волжский хлеб и овощи, каспийская нефть и рыба, богатство Азербайджана и Средней Азии — пойдет по Волго-Балту. В Астраханском порту волго-балтийские суда встретятся с каспийским флотом. Придется потесниться старожилам-каспийцам у причала и дать место беломорским и балтийским гостям. Такова орбита Волго-Балта. Ведь ББК, канал имени Москвы создавались в расчете на транспортное содружество с будущим Волго-Балтом, а не с «Мариинкой».

Канал преобразит многие порты. Ленинград, например, станет одним из крупнейших приемщиков и отправителей речных грузов. На острове Декабристов возникнет портовый район, куда будут заходить суда с Волги. Встанут под разгрузку суда с флагами Московского, Волжского, Беломорско-Балтийского и Западного пароходств. Выше по Неве, за Охтинским комбинатом, появится другой портовый район — самый крупный в Ленинграде. Он оборудуется подземными и воздушными транспортерами. Над причалами с мощными кранами повиснет эстакада железной дороги. Схема работы порта будет наиболее прогрессивной и экономичной. Эта схема на языке речников обозначена формулой «судно — вагон — судно». Многие ленинградские заводы повернутся «лицом к реке», построив причалы, к которым подойдут суда с Волго-Балта.

А на Онежском озере, в нескольких километрах от Медвежьегорска, вырастет порт-автомат. На этой уникальной фабрике по переработке грузов не будет ни одного грузчика. Если сейчас «пятитысячники» стоят под погрузкой сутки, то в Онежском порту вся сложная операция займет два-три часа. Лишь два оператора на центральном пульте управления по телевизионным установкам будут следить за подходом железнодорожного состава в крытые галереи, ссыпкой груза в бункеры и транспортировкой его в трюмы судов. Порт-автомат станет воротами, через которые апатитовый концентрат с Кольского полуострова пойдет водным путем в разные концы страны. Ценнейшее сырье для химкомбинатов, производящих муку плодородия, пойдет по Волго-Балту на Урал, в Подмосковье, Донбасс, на Северный Кавказ. Причем перевозка по воде обойдется в два с половиной раза дешевле, чем: по железной дороге.

Изменят свое амплуа такие старые, сложившиеся издавна порты, как Горьковский, Рыбинский, Череповецкий. Особенно коснется переустройство водной системы последнего.

Прежде суда солидной, волжской тоннажности доходили только до Череповца. Дальше им пути не было. В порту краны вытаскивали трюмный груз. Ношу волжских богатырей делили на семь — десять частей. И малый флот торопился по «Мариинке» на север, увозя «расфасованный» груз. Перегрузки, простои, черепашьи скорости на густошлюзованном пути… Какие расходы! Какой урон народному хозяйству!

Иное дело теперь. Ключ-город Мариинской системы стал в начале глубоководной скоростной магистрали. Диспетчеры Астрахани и Перми, Ростова-на-Дону и Баку проводят в путь теплоходы «крупного калибра». Без остановки они пройдут до порта назначения. И ни один из них не остановится в Череповецком порту. Ведь перевалки грузов, как прежде, не будет. Правда, для череповецких портовиков найдется работа — расширится сфера их действий в других водных районах. Придется череповчанам подстраиваться под Волго-Балт.

Речной флот не так уж сильно превосходит другие виды транспорта в смысле дешевизны перевозок. Такое соотношение резко изменится после пуска Волго-Балта. Изменится в пользу речников. Экономисты с уверенностью предсказывают резкое по сравнению с недавним прошлым сокращение стоимости транспортировки между Волгой и Балтикой. По Мариинской системе перевозки были втрое дороже, чем по железной дороге. По новому каналу те же перевозки будут втрое дешевле, чем по железной дороге.

А скорости? Как возрастут они! Какой будет получен выигрыш во времени! Ё тот год, когда открылась «Мариинка», суда проходили от Рыбинска до Петербурга за 110 суток. Целую навигацию. Кто-то подсчитал, что куль хлеба, пока дойдет от Волги до Невы, семь раз «на крюке» побывает. Подцепит, бывало, волгарь крюком тяжелый мешок, перетащит с баржи на пристань, а с пристани взвалит тот мешок на спину другой грузчик и перенесет на другую баржу. Иной раз куль хлеба выезжал из Саратова осенью, а в Петербург попадал только на следующий год. В середине прошлого века стали быстрее добираться от Рыбинска до Петербурга — за 90 суток. Перед революцией, когда перешли купцы с конной тяги на паровую, одолевали Мариинский путь за 30 суток. А совсем недавно, скажем в 1962 году, от Волги до Ленинграда грузы путешествовали не меньше шести — восьми суток.

Волго-Балт гарантирует сокращение этого путешествия до двух суток. Тут уже не придется грузам семь раз «на крюке» побывать или зимовать в пути. Не те времена. И люди другие. Они сумели переустроить самые дешевые дороги в быстрые и удобные. Потому ни одна карта в мире не изменилась и не изменяется так скоро, как карта нашей державы.

В Программе нашей партии записано: «Единая глубоководная система соединит основные внутренние пути европейской части СССР». Эти две строки из величайшего документа эпохи имеют прямое отношение к Волго-Балту. Ведь новая магистраль на Средне-Русской возвышенности соединит две мощные речные системы — волжскую и северо-западную. Вот как многозначны те две строки из Программы КПСС.

Три фута под килем

Кронштадтские моряки проводили нас в путешествие коротким флотским напутствием:

— Три фута под килем!

Они знали, конечно, что мы не собираемся пересекать все меридианы, что нам не грозят рифы, туманы и девятибальные штормы, что даже если мы сядем на мель, то своими силами снимем с нее свой катер. И все же кронштадтцы подарили нам на прощание древнее, как парус первых мореплавателей, пожелание: три фута под килем. Такова морская традиция: пусть между дном и килем твоего судна всегда будет девяносто сантиметров воды. Все это льстило невероятно. Однако мы полагали, что воды под днищем у нас всегда будет с избытком. Всего шестьдесят сантиметров осадки, казалось, гарантировало нас от неприятного знакомства с мелями.

Перед отплытием из Череповца мы зашли на пристань. В газетном киоске скупили все свежие и полусвежие газеты. Минимум на два дня обеспечили себя пищей духовной.

Но газеты не покупают впрок. Вы же знаете, какой магической силой обладает газетный лист. Попав к вам в руки, он требует, просит, настаивает отложить все дела и заглянуть в волшебную шкатулку новостей. Словом, не дожидаясь лучшего времени, тут же, под березами у пристани, мы принялись за газеты, как изголодавшиеся туристы за кашу.

В еженедельнике «За рубежом» прочли — сначала вместе, потом порознь — о… Череповце. «Еще недавно Череповец жил в девятнадцатом веке, а теперь сразу, не переводя дыхания, он шагнул в век двадцать первый. Его судьба была предопределена закладкой металлургического комбината. Городу, растущему с невероятной быстротой, громадный завод послужил как бы фундаментом. Решение правительства о сооружении металлургического комбината в этом далеком от культурных центров пункте могло бы вызвать удивление у случайного наблюдателя. Однако оно вполне логично. Ленинград, находящийся от него на расстоянии около 500 километров, и прибалтийские республики остро нуждаются в стали, угольный бассейн Воркуты и железные рудники Кольского полуострова ждали потребителя». В 1965 году Череповецкий металлургический завод выплавит несколько миллионов тонн стали.

Вот как ныне пишут зарубежные публицисты о бывших захолустных городишках царской России. С удивлением! Как о чуде, потрясающую реальность которого объяснить не в состоянии. Впрочем, теперешний Череповец и есть чудо — русское чудо. И едва ли надо пространно объяснять, почему древний город у слияния Шексны и Ягорбы стал столицей озерного края, металлургическим спутником Ленинграда. Интересно, что напишут еще о Череповце завтра, когда он превратится в порт на стыке крупнейшей в Европе реки и крупнейшего канала?

Мы расставались с городом на его водной площади. Череповецкий рейд, шумевший волной у подножия Соборной горки, и вправду походил на деловой перекресток в часы «пик». Вот капитан рейда помчался на катере к транзитной самоходке. Беспечные обладатели моторок сновали под носом буксира-плотовода. Входил в гавань сейнер, возвращавшийся с уловом. Пыхтел плавучий кран, пробираясь в сторону металлургического завода. Озерный красавец-теплоход отодвинулся от пристани. Его провожала крикливая стая чаек. Белыми флагами махали друг другу встречные танкеры. И те флаги тоже походили на чаек.

За кормой нашего катера не плескались избалованные спутницы озерных теплоходов. Нам не махали прощально с пристани. А мы уходили в серьезное плавание. Нас ждало водохранилище, которое не без основания, наверное, называют морем. Нас предупреждали: не шутите с его вольной волной. Ну что ж, мы с уважением отнесемся к размаху берегов моря, пока будем плыть из его самого северного залива в самый южный.

Из планшета достали навигационную карту Рыбинского водохранилища. Она лежала там рядом с нашей давней спутницей — картой прежней России, изданной в канун Великого Октября. Странно видеть их рядом, эти карты. Вроде бы все тут одинаково: и Череповец расположен южнее Белого озера, и Рыбинск на своем месте, и Волга в сильном изгибе протянулась. А все-таки карты разные! На прежней петляет Шексна от Череповца к Волге, а к ней витиевато течет Молога. На нынешней карте на месте Шексны и Мологи огромнейший голубой разлив. На прежней — деревень в междуречье немало: Красное, Шепииское, Черкасове, Рождествино, Ягорба, Бетонишино, Мягкая, Никольское и город Молога. На нынешней — нет их: стерты голубой краской. Пойменные озера, бесчисленные притоки, болота и леса — огромная низина, протянувшаяся километров на полтораста с северо-запада на юго-восток. Так выглядело на старой карте Молого-Шекснинское междуречье, обозначенное светло-зеленым цветом. Пространство это выглядит теперь совсем не так. И новое море подобно зеркалу отразило преобразующую силу нашего времени.

Биография Рыбинского водохранилища незаурядна. Тридцать лет назад в эти «пошехонские» места пришли изыскатели из экспедиции. Они исследовали непроходимые болота. Им удалось узнать характер тихих рек, которые по весне растекались необозримо. При разливах смыкались Шексна и Молога, подступая к деревням, что стояли на возвышенности. И не было тогда других дорог, кроме водных В весеннюю пору слетались в междуречье тучи непуганых птиц. Недаром этот край называли журавлиным.

На дне будущего моря еще паслись стада, цвели льняные поля, вили гнезда пернатые гости, а проектировщики уже знали, насколько поднимется вода, каковы границы нового водохранилища и что даст оно народному хозяйству.

Геоморфологов, ботаников, почвоведов и других изыскателей сменили в междуречье строители. Около деревушки Переборы появились буровые вышки, землеройные машины, транспортеры. Готовилось к перемене места жительства свыше шестисот колхозных сел и шесть городов. В глухих местах валили лес, чтобы очистить дно будущего моря.

Осенней ночью 1940 года было перегорожено русло Волги. За два месяца до начала Отечественной войны началось наполнение чаши будущего моря. В год победы над фашистской Германией море улеглось в приготовленное ему ложе.

Среди искусственных водоемов мира Рыбинский занимает по площади одно из ведущих мест. Азовское море уступает ему по глубине. Резервуар его наполнен 25 миллиардами кубометров влаги. Гордость американцев — водохранилище Кентукки — вчетверо меньше по размерам. Просторы моря бороздят рыбацкие флотилии. В одном из уголков его уместился Дарвинский заповедник с климатом прямо-таки приморским. Рейсовые теплоходы не так-то скоро — за половину суток — проходят Рыбинское водохранилище из конца в конец по 160-километровому фарватеру…

И вот журавлиный край, ставший краем электричества и металлургии, транспортным узлом на пути с Балтики к Волге, принял наш миниатюрный корабль.

Первая наша встреча на просторах моря с ветром. Мы поймали его первый порыв, когда на горизонте стерлись очертания Череповецкого металлургического завода. Ветер налетел из-за мыса, бросил на нас волну, обдал брызгами. Ты снова на нашем пути, речной бродяга! Мы знакомы с тобой. Нам не обещан штиль. Крепость твоего дуновения метеорологи оценили в четыре-пять баллов. Само по себе это не так уж много. К тому же небо безоблачно. А с пляжа погода показалась бы просто идеальной. Правда, на севере так говорят: солнце светит, да ветер студит. И коли ты, ветер, нынче хозяин на море, то позволь войти в твой дом. Мы не будем просить у тебя милости, как когда-то наши предки, ходившие в дальние водные походы. Лучшие лоцманы ставили свечи святому Спиридонию — покровителю странствующих, умоляя его даровать добрый ветер. Но свеча сгорает быстро. Как надежда слабого человека. Мы не ставили свечей преподобному Спиридонию. Мы зажгли огонь мечты, с которой плывем из края в край нашей Родины. Сумеешь ли ты, ветер, загасить этот огонь? Попробуй!

До «настоящего» водохранилища, где прячутся за горизонт берега, еще далеко. А катер успел уже испытать на своих бортах тяжесть волны.

Фарватер извилист. Красные буи и черные то разбегались к берегам, то сходились друг с другом. Будто сорвало разноцветные речные знаки с якорей и плавали они по воле ветра. Если б не было под рукой карты, право, поверили бы в эту невероятность. Но карта верно рассказывает, как плыть.

У небольшого лесистого полуострова пришлось развернуться под острым углом. Слева вырастал остров, над которым высились створы. Справа еще одна приметная веха — макушка Луковецкой церкви. Прежде церковь стояла на высоком берегу Шексны. И ее оставили, чтоб служила речникам в дневное время маяком. Подплыли к этому маяку поближе. А это, оказывается, забавно — посмотреть «свысока» на церковь. Снаружи она основательно потрепана штормами и льдами. Там, где когда-то висел звонкий колокол, глухо рычали волны.

Фарватер по-прежнему извилист. Потому и ветер то шел в лобовую, то с кормы заходил. Делать нечего: подстраивались под него, меняли скорость. А вот с боковым ветром не было сладу. Без устали обрушивал водяные каскады на паши головы. Пришлось попробовать волну на вкус. Утирать лица бесполезно. За одной волной шла другая, не менее «мокрая».

Когда бакены повели нас влево и фарватер пошел вдоль берега, ветер задул еще прилежнее.

Решили задраить все по-штормовому: кокпит закрыли брезентом, убрали фотоаппараты и вахтенный журнал, положили под сиденье спасательные жилеты. Лучше им лежать под рукой. Ведь с мотором могло случиться всякое.

Ошибается тот, кто думает, что по водохранилищу можно запросто совершить воскресную прогулку. Вдали от берега, где расставлены судоходные ориентиры, оно встречает совсем не гостеприимно. Вдоль берега идти еще хуже. Разве объедешь все подводные камни или топляки? Один раз, да ошибешься. И этого достаточно, чтобы стать добычей моря. В Череповце от спасателей слышали мы, как местный милиционер добирался из одной прибрежной деревни в другую. Где-то на полпути отказал мотор. Лодку понесло от берега. Четверо суток искали милиционера. Всем капитанам судов было передано тревожное предупреждение: человек в беде. Нашли его на противоположном берегу водохранилища — километрах в пятнадцати.

Плавание по волнам, напоминавшее катание на качелях, было утомительным. А впереди самый сложный участок — открытая часть водохранилища. Не лучше ли сделать перерыв? И к тому же узнать прогноз погоды.

Само благоразумие повело наш катер к берегу. И мы в общем-то не протестовали против такого поворота дела. Только как достичь этого берега? Карта не гарантировала нам глубин. Даже трех футов, которых с избытком хватило бы «Горизонту».

В бинокль мы разглядели у береговых камней странных очертаний баржу. Уж если баржа тут прошла, нам опасаться нечего. Но, приблизившись, увидели, что баржа затонула: корма торчала высоко над водой, а нос уткнулся в воду. Странно. На всякий случай выключили мотор. Пошли на веслах.

Метрах в десяти от полузатопленной баржи за спиной раздался всплеск. Обернулись. Разглядели повнимательнее баржу и берег. Вокруг ни души. И на воде все спокойно. Каменная коса отделяла небольшую гавань от волн.

Взялись каждый за свое весло — и… на кокпит упала консервная банка, набитая землей. Тут же обернулись снова. А на нос летели три стрелы. Но они упали в воду. Выловили одну из них. Н-н-да… Точно такие стрелы мы делали сами когда-то. И заостряли вот так. И вороньи перья вставляли. Наверняка эти тонкие палочки пущены из самодельного лука с рыболовной леской. Однако чья же рука натягивала грозную тетиву? Баржа мертвенно пустынна. Ничего лучшего мы не придумали, как крикнуть в пустоту:

— Эй, кто там!..

И баржа ответила мальчишеским голосом:

— Патриа э муэрто!

Возглас прозвучал не совсем правильно, но достаточно твердо. И тогда мы поняли, что баржа — это совсем не баржа, а корабль сподвижников бесстрашного вождя кубинских революционеров Фиделя Кастро. Вероятно, этот корабль только что вошел в залив Кочинос и готов сразиться с войсками ненавистного Батисты. И патриоты идут в бой с возгласом: «Родина или смерть!»

Ну что нам было делать? Изображать из себя Батисту? Но мы не знали, как надо играть в презренного диктатора. И тогда решили, что лучше всего на нашем месте сдаться в плен. Над катером был поднят флаг капитуляции — белый сигнальный флажок.

И сразу на корме полузатопленной баржи показались победители. Четверо воинственных мальчишек с недовольным видом рассматривали наш сигнальный флажок. А когда мы взобрались на баржу, ребята погрустнели. Гости интересовали их только в качестве потенциальных противников или партнеров по игре.

Мы могли еще вспомнить, как играть в капитана Немо, челюскинцев или партизан. А вот в кубинскую революцию не умели. Нам было даже немного совестно: столько слышали, читали об острове Свободы…

И все-таки любопытно, как нужно играть в эту игру?

— А что? — спросили мы ребят. — У вас, наверное, пушка есть для стрельбы из консервных банок? Интересно, какой она конструкции.

— Не-е-т! — простодушно ответил самый младший. — Пушки нет. Просто…

Тут он глянул на самого высокого среди четырех — рыжего паренька — и прикусил губу.

— Просто… Просто банку одну нашли в трюме, — договорил за малыша рыжеволосый. — А может, вам воды свежей нужно? Мы ключ один знаем — быстро сбегаем.

— А где у вас арсенал?

— Арсенал? — переспросил все тот же паренек.

— Ну да! Это место, где оружие хранится.

— А мы здесь почти случайно, — ответил он и встал у входа в полуразвалившуюся рубку баржи.

Мы поняли, что ребята больше ничего не расскажут про себя. Обидно: только стали входить во вкус неизвестной игры… Пришлось заняться прозой — разжигать спиртовку и варить обед.

Покинув баржу, мы узнали от победителей не больше того, что услышали в самом начале. Так и осталось неизвестным, есть ли на борту баржи пушка, которая стреляет консервными банками, и какова конструкция самодельных луков. Мяксинские мальчишки не открыли своей тайны.

Через несколько часов катер прежним курсом плыл на юг. Мы шли навстречу безбрежной шири. Прогноз погоды был известен. Мы узнали его на той же барже у Мяксы. Нет, там не было метеостанции. Зато у нас был транзисторный приемник. Речники советовали пользоваться им для прослушивания сводок погоды и штормовых предупреждений. И мы знали волну, на которой работала радиостанция, обслуживавшая суда в районе водохранилища. Правда, не совсем просто было найти в эфире позывные станции речников. Долго настраивали приемник. Слышали передачу из Вологды, упоительный монолог безвестного радиста, отчаянно длинное сообщение о выполнении квартального плана лесозаготовителями. Но где же позывные станции УСС-2? И вот слышим… «Повторяю прогноз погоды от девятнадцати ноль-ноль: ветер юго-западный один — три балла«…Конечно, это «наша» радиостанция! Кто еще может посылать в эфир метеосводки на волне 70,09 метра?! Спасибо тебе, прекрасная незнакомка у микрофона. Твой голос обнадежил нас. Ветру не застать нас врасплох на самой широкой части водохранилища. Ведь мы решили продолжать плавание, несмотря на вечернее время. Опыт подсказывал, что ночью идти даже лучше, чем днем: стихает ветер. И на этом строился тактический план плавания. Еще мудрый Нансен советовал: спешите медленно.

Прогноз оказался безупречно точным. К вечеру ветер утих. Катер уж не трясло, как старую машину на проселке. Можно было открыть вахтенный журнал и взяться за карандаш. О дальнейшем маршруте расскажут записи из бортовой летописи похода.

19.20. На траверзе Мяксинского створа нагоняем самоходку СТБ-865. В обществе такого попутчика чувствуем себя увереннее. Интересно, куда и с чем идет самоходка? С ходовой рубки нас рассматривают в бинокль. Неужели так диковинно выглядит со стороны наш катер?

19.40. Вдали странная пирамида. На карте ее нет. Зря все-таки не скорректировали карту перед отплытием. Столько неточностей. Видимо, изменили обстановку. При ближайшем рассмотрении «пирамида» оказалась парусником. Разошлись левыми бортами. Поприветствовали загорелых ребят. Велико искушение остановиться, выключить мотор и поболтать с ними посреди водохранилища о земных делах.

20.00. Справа по ходу торчит еще одна церквуха. Уж совсем неприглядного вида. А место примечательное. На нашей старой карте тут обозначена деревня Ягорба. В трех километрах бывший шекснинский шлюз Ягорба. И церковь, и деревня, и шлюз, и Шексна — это уже история.

20.15. Пирамида № 11. Меняется судовой ход. Теперь компасный курс 172°. Мотор работает отлично. Мы об этом не боимся говорить вслух. «Сглазить» его невозможно. Число оборотов 1800. Скорость невелика — около 20 км, в запасе много бензина.

Прошли «половину» карты. Идем по карте южной части водохранилища. Выходит, от Мяксы удалились на 40 км, а до Рыбинска осталось 59 км.

20.40. Солнце нырнуло за облака у горизонта. Рановато светило закончило свой рабочий день. Могло бы и повременить. С ночной вахтой поздравляют нас светлячки пирамид — то слева, то справа подмигивают. Писать удается, подсвечивая фонариком.

21.47. Впервые за все дни плавания видим, ощущаем полное безветрие, абсолютный штиль. Такое не почувствуешь на палубе комфортабельного экспресса… Солнце покинуло нас совсем, опустившись во мглу. На прощание оно окрасило небо в малиновый цвет. Вода повторила картину предзвездного неба. Вода совершенно спокойна. На такой глади, кажется, можно даже расписаться. Иногда легкая рябь набегает. И тогда видишь тонкую игру красок и теней.

22.00. Впереди светится пирамида. Должно быть, шестая. Это на самой середине водохранилища. Подплываем поближе — иначе не увидеть номера. Стая чаек, напуганная шумом мотора, улетает прочь от трехметровой треноги со щитом. Вот где, оказывается, ночуют чайки!

22.12. Прямо по курсу пирамида № 4. Мигает обоими глазами. Только глаза разные — то белый, то красный. От этого знака два судовых хода — на Рыбинск и на Углич. Где-то тут затопленный город Молога. Жаль, что плывем не днем. Говорят, в хорошую погоду можно разглядеть под водой улицы и площади бывшего города.

23.10. Впереди серебристые всплески маяка. На горизонте алмазные точки огней. Встречные суда, пирамиды, бакены, уходящие в стороны от главного фарватера, береговые створы — все светится своими огнями, подмигивает, поддразнивает… Как бы не заблудиться в этом маскараде. А где фарватерные сигналы?

23.40. На воде яркие блики. От ослепляющего сверкания ночь кажется еще чернее. Мы с удивлением обнаруживаем, что плывем мимо близких берегов. Каким-то чудом в этом безмолвном концерте огней находим пирамиду под № 1. Это финал. Где-то близко Рыбинский шлюз — ворота на Волгу.

Возникает идея отметить переход через водохранилище и отправить в небо ракету. Пусть в этой мозаике светлых точек блеснет и наша искорка. Дискуссия по этому поводу ни к чему не приводит: один — за, другой — против. Тем не менее рулевой, пользуясь правом капитана, разряжает ракетницу.

Счастливый выстрел! Подобно молнии вспышка ракеты освещает каменную дамбу. На ней высится скульптура женщины с прекрасным лицом. Она простерла руки навстречу нам. Ну конечно! Это монумент в честь матери рек русских. Волга! Вот как встретились мы с тобой! Здравствуй, труженица!

23.56. Подходим к шлюзу. По бокам шпалеры огней, отраженных водой. Ворота раскрыты. Очевидно, ждут кого-то. Только не нас. Так и есть! Откуда-то сверху раздается суровый голос:

— Моторный катер… Моторный катер… Если у вас нет разрешения, шлюзоваться не имеете права. В шлюз не заходите.

Вот тебе раз! Прошли два свирских шлюза. Отсчитали двадцать две «ступеньки» на «Мариинке». В трех новых камерах Волго-Балта швартовались. И везде счастливого плавания желали. А тут: «если у вас нет разрешения…»

Мы все-таки вошли в шлюз. Прибегает дежурный. Перегибается через парапет, допрос нам учиняет, разрешение требует.

— Простите, чье разрешение?

— Горсовета.

— А разве горсоветы руководят шлюзами?

— У нас есть указание, — настаивает дежурный.

— А у нас есть маршрут. И Рыбинский шлюз нам никак не объехать.

Пусть будет скандал. Но постоим за себя и за наших последователей, которым суждено пройти этот шлюз.

24 00. Повезло. Про нас, очевидно, забыли. Мы шлюзуемся, как и все. На равных правах. И со шлюзом ровным счетом ничего не случится, когда выйдем из него. Зачем же людям омрачать такой праздник, как свидание с Волгой?

17 июля. 00. 05. Да, мы торопились к тебе, великая река. Сколько нелегких километров оставили позади. А сейчас с удовольствием зачерпнем кружкой твоей водицы, чтобы напиться после долгого пути.

Не скроем: мы чувствуем себя чуть ли не героями. Прошли все-таки Рыбинское. Плыли без берегов. Не испугались ветра. Вели катер с точностью бывалых штурманов. Нет, не зря балтийские моряки разговаривали с нами на «ты». И пожелание их относительно трех футов под килем… Под днищем что-то заскрежетало. Мотор взревел. Катер конвульсивно дернулся. Размечтавшийся рулевой окаменел. Над рекой повис истошный вопль:

— Выключай!..

Выключен газ. Молчит мотор. Волга равнодушно течет мимо. Предательски мигает слева красный бакен. Тишину нарушает диалог в катере:

— Кажется, тут трех футов нет…

— Пожалуй…