Три фута под килем

Впереди — шторм

Перед нами телеграмма за номером 0735. «Штормовой прогноз погоды тчк ветер северо-западный баллов тчк волнение 150–200 см зпт на участке 4 до 250 см». И подпись: «Комсомольск тчк Погода».

Впереди — шторм! Он властвует на просторах Куйбышевского водохранилища. И этот шторм не теоретический, не рожденный нашим воображением, а настоящий. Если можно так выразиться, запротоколированный.

На мачте Казанского порта вывешен черный шар. Отменены все рейсы судов на подводных крыльях. Закры ты кассы местных линий. Стоят в затонах и убежищах плотовые караваны. Только могучие самоходки неторопливо шествуют навстречу непогоде. Что им двухметровые волны!

Мы сидим в теплой каюте дебаркадера техучастка и рассуждаем о смелости, отваге и благоразумии. Плыть или не плыть? Двое высказываются за то, чтобы переждать непогоду. Третий зовет на риск. Кто прав?

«Осторожные». Мы волну высотой два с половиной метра когда-нибудь видели? Нет. Что это такое, знаем? Нет. Что будет с катером, когда попадет между двумя валами, высота которых в три раза выше нашей палубы?

«Храбрый». Вот и надо попробовать. Мореходность «Горизонта» определим!

«Осторожные». Вряд ли понадобится определять мореходность на дне водохранилища.

«Храбрый». Глупо! По нам не будут звонить колокола. Мы его, этот шторм, обманем. В конце концов посмотрим, что мы за моряки.

«Осторожные». Каков ты моряк, и сейчас видно. «Храбрый». Вам бы лучше на печке сидеть…

Трудно сказать, чем закончилась бы эта «семейная» ссора, если б одному из нас не пришла счастливая мысль открыть атлас Куйбышевского водохранилища. По атласу от Казани до пристани Камское Устье 80 километров. Водохранилище на этом участке сравнительно невелико. Ширина Волги — три-четыре километра. Только у Красновидова одиннадцать. Но зато почти на всем протяжении фарватер прижимается к правому высокому берегу. Он горист. Это прекрасная защита от ветра. Судя по штормовой телеграмме, ветер северо-западный. А направление Волги от Казани до устья Камы юго-восточное. Значит, ветер попутный. Он будет дуть в корму. Лишь бы не отказало управление. Но это в какой-то мере зависит от нас. Если все проверим, наладим, подгоним — подготовимся к схватке с волнами, если будем начеку (теперь на капитанском мостике «Горизонта» три пары глаз, а серо-голубые глаза Савина равноценны шестикратному биноклю!), если все вместе будем нести вахту по штормовому расписанию — ничего не случится.

Значит, решено? Да, решено! Плывем до Камского Устья. А дальше… Дальше? Посмотрели мы на карту, и стало нам не по себе. Огромные, полуметровые листы атласа не смогли вместить голубую поверхность Куйбышевского водохранилища. Приложили к карте линейку. Двадцать пять, тридцать, сорок! Сорок километров от берега до берега! Сорок километров волн и ветра! Нет, сюда лучше не соваться. Ведь это и есть участок № 4 где, как предупреждает телеграмма, высота волн 250 сантиметров! Но до Камского Устья мы все же доплывем. А там будем ждать у моря погоды.

Порывистый норд-вест дул всю ночь. Когда рассвело, энергия его, казалось, удесятерилась. Веселая прелюдия.

В пять утра вышли из затона, не надеясь, естественно, на гостеприимство Волги. Но первый удар волны был ошеломляющим. Холодный поток, обрушившийся на нас, достиг самого сердца. Не успели сказать «Доброе утро!» первой гостье, как еще одна лавина перескочила через борт.

— Заливает!

— Лево руля!

— Газ… газ прибавь!

— Право руля! Держись!..

И снова холодный душ. Катер начал штормовой танец.

— Круче к волне!

— Зачем? Поворачивай кормой!

— Сбрось газ… Вал впереди!..

Градом сыпались брызги и советы на голову рулевого. Но он не обращал внимания ни на то, ни на другое. Освоился. Катер почувствовал уверенность своего вожака, выпрямился и, захлопав днищем по гребням, двинулся вперед.

Волна не любит строптивых. К ней нужен подход. И мы обхаживали ее: чуть влево, чуть вправо, чуть быстрее. Впрочем, этим ничего не скажешь о замысловатой тактике продвижения между безжалостными волнами.

Мы уяснили главное: плыть можно только по ветру. Даже ничтожное отклонение от курса опасно. Словно в гору, взбирался «Горизонт» по пологому скату обращенной к ветру волны. Надрывно ревел мотор. Ползли вниз стрелки тахометра. Достигнув вершины, катер начинал переваливаться через гребень. Самое неустойчивое положение! Потом катер устремлялся вниз, норовя зарыться носом в впереди идущую волну. Или вдруг вздумывал развернуться, подставляя под пенящийся гребень открытый борт.

А хуже всего очутиться во впадине между волнами. Тогда не зевай! Сразу полный газ! Замешкался или мотор дал перебои — волна обгонит катер, обрушится на корму…

Восемьдесят километров от Казани до Камского Устья. Это четыре часа пути. Четыре часа напряженного катания с зыбких «гор». Только под защитой высокого берега переводили дух.

У буя № 42 попали в переделку. Здесь, перед деревней Теиьки, горы куда-то провалились. Из долины двух небольших речек Шарманки и Черемиски вырвался, как из аэродинамической трубы, западник. И у злосчастного буя № 42 встретились два ветра, встретились две волны. Точно заклятые враги, они шли напролом, силой прокладывая дорогу. Волны громоздились друг на друга, плясали, выделывая адские пируэты, шипели, стонали. Тут бился пульс шторма. Но обойти эпицентр водного кошмара было невозможно.

Ринулись в эту свалку волн. Сразу водяная стена скрыла от нас все четыре стороны света. Бились только за плавучесть катера. Сражались со свирепым натиском всеми силами.

А тут еще встречные суда. Одно такое шло против течения и ветра, оставляя по бокам водяные столбы. Волны катались по палубе самоходки. Из рулевой рубки глянули встревоженные лица. Кто-то, схватив мегафон, прокричал в нашу сторону. Но разве разберешь что-нибудь среди улюлюканья шторма. Озабоченность речников понятна. Наверное, кричали: «Куда вас, ребята, черт несет?!» Действительно, куда? Чего мы полезли в эту драку с непогодой?

Внезапно стихла эта оргия. Волны не вставали уж в полный рост. Фарватер снова привел под защиту берега.

— До Камы двадцать километров! — доложил Коля. Он уже забрался через люк в моторный отсек и выкачивал оттуда воду.

— Продержимся?

— Нужно, — ответил рулевой.

«Горизонт» шел вдоль берега. Мимо воодушевляющей шеренги ходовых ориентиров. За кормой остались створы. По ним проверили свой курс. Все в порядке.

От буя № 39 осталось плыть меньше десяти километров. А река все раздавалась вширь. До левого берега было не меньше семи-восьми километров.

Прошло еще четверть часа, и берег вдруг метнулся к горизонту, растаял синеватой полоской леса. Все слилось: и волны, и небо. Мы оказались во власти Куйбышевского моря. Вон там, за пестрым буем, поворот. Прямая линия идет поперек сорокакилометрового разлива. Это и есть путь на Каму.

Устрашающ в такую погоду необозримый простор, вспененный ветром. Казалось, впереди бесконечное заснеженное поле. А над безбрежьем крутит лютая вьюга.

Катер прижался к берегу. Мы изучали в бинокль урез воды. Природа не очень фантазировала тут и создала что-то вроде земляного вала, ровного, плоского, как крепостная стена. Ни оврагов, ни извилин, ни бухт.

А на карте, как раз против надписи «Камское Устье», — крохотная голубая закорючка. Ручеек? А может, устье речки?

Володя вел катер по карте. А точнее, на авось. Ожидая опасности, молчали. А что предложить взамен?

У берега стоял дебаркадер. Волны наваливались на него. Дерево стонало под неукротимым натиском воды. Бока причала ощетинились гвоздями, скобами и рваными досками. Никаких надписей, никаких названий. Безлюдно. Будто это не пристань, а пансионат для водяных.

Верить или не верить карте? Но вот гора Лобач… створные знаки… фарватер.

Несомненно, это Камское Устье. Здесь должен быть ручеек или устье реки.

— Право руля! — подал голос Николай.

Катер развернулся. Прямо перед нами что-то вроде бухточки. Двинулись вперед. «Горизонт» не переставало отчаянно взбалтывать. Волны и течение сбивали с курса. Прибавили газ… Катер задрал нос. И тут во впадине между войнами мелькнули зловещие очертания топляка.

— Стой! Назад! Полный назад!..

Заскрежетал реверс, взвыл мотор, но поздно. Глухой удар потряс катер. Вторая волна подняла «Горизонт» на гребень и снова опустила на подводное препятствие. Рвалась фанерная обшивка.

Да это не топляк! Это черт знает что такое!

Волны заполучили катер, потерявший управление. Он безвольно дрейфовал. Но что же там, под килем?

Мучительная минута растерянности едва не стоила нам катера. Но худшего не произошло. «Горизонт» рванулся вперед и проскочил в устье ручейка. Он оказался достаточно глубок. Спокойная бухта была для нас как награда. И тут только мы оценили опасность. Позади, точно тело морского чудовища, ощетинилась полузатопленная баржа. В корпусе катера нашли трещину около форштевня. Десять сантиметров выщербленной фанеры. Ну что ж, авария не велика. Заплатка с внутренней стороны — и катер сможет продолжать путь.

В общем плавание по Волге в штормовую погоду окончилось вполне благополучно. Оставалось только подсчитать собственные синяки.

Урок судовождения

Погода упрямилась. Ветер дул с прежней силой. Белые гребни волн удало ходили по реке. Пустынной оставалась Волга.

Мы бродили по берегу. Смотрели на взлохмаченную реку. Изучали небо. Злились на метеорологов (раз нет бога, значит, во всем они виноваты!). Разговоры сводились к прежней дилемме: плыть или не плыть. И снова раскол в экипаже. На «храбрых» и «осторожных». Только на этот раз число «храбрых» увеличилось вдвое, а «осторожных» уменьшилось наполовину.

«Храбрые» считали, что после вчерашнего плавания катер досконально проверен, что волны ему не так уж страшны, что экипаж «Горизонта» показал себя с наилучшей стороны. «Осторожный» заявил лишь, что ему претит легкомыслие и хвастовство. Но двое «храбрых» постепенно одолевали соперника. Безрассудство брало верх над благоразумием.

В это время около мыса показался небольшой теплоход речной технической службы. Флаг на его единственной мачте подсказал нам, что мы не ошиблись. Он шел к берегу, повторяя наш путь. Не наткнется ли он на затонувшее судно? Знает ли об этом препятствии капитан?

Судя по всему, капитан был не новичок в этих краях. Теплоход уверенно прошел почти рядом с дебаркадером, спрятавшись от ветра за его высокими бортами, потом развернулся, отрабатывая дизелем задний ход, и снова двинулся вперед под прямым углом к берегу. Как же он войдет в устье ручья? У него же большая осадка. Остановится? Тогда ветер погонит его вниз по реке. А там затонувшая баржа. Не рискованно ли действует команда?

Но скоро под днищем судна заскрежетал песок, и в ту же секунду на берег полетела чалка.

— Эй, на берегу!..

Мы подхватили чалку и накинули ее на прибрежный пень.

Снова заработал дизель. Канат натянулся. И корма судна почти вплотную подошла к дебаркадеру. Матросы закрепили второй конец, отдали якорь. Судно оказалось расчаленным в трех точках. Спокойно, слаженно, быстро работали речники. Как тут не вспомнить наши вчерашние приключения? Повезло нам, что не было свидетелей.

С теплохода сошел коренастый человек лет сорока, с суровым лицом. Все выдавало в нем капитана. Мы, конечно, сразу к нему.

— Как нам перебраться на тот берег? — и Борис показал рукой на противоположную сторону Куйбышевского моря. — На Каму нам нужно, — добавил он, заметив, как меняется в лице капитан.

— На Каму? — переспросил речник.

— Ну да, — вмешался Николай. — Катерок у нас небольшой. Плывем в Пермь. Как, по-вашему, не опасно?

— На этой-то посудине? — сощурился капитан. — Зальет.

— Как же нам быть? Торопимся…

— Ждать, — пожал плечами капитан. — А откуда плывете? Кто такие? — вдруг заинтересовался он.

— Москвичи. Путешественники, — решили мы поднять наш несколько пошатнувшийся авторитет.

— Ладно, — бросил капитан, — что-нибудь придумаем…

И ушел. А мы остались, по-всякому гадая насчет его обещания. И не знали: то ли капитан сказал в шутку, то ли серьезно. Но что может придумать капитан? Изменить погоду?

Капитан скоро вернулся. Он сказал так.

— Мы тоже торопимся. На Каму. Выходим сейчас же. Если пойдете за нами, то прикроем от большой волны.

Через несколько минут обстановочный теплоход выходил за пределы бухты. Двинулся по его пятам и «Горизонт».

Пока наш маршрут совпадал с направлением волн, все шло нормально. Но вот речники стали забирать к ветру. Все круче и круче. Мы сразу почувствовали изменение курса по сильнейшим ударам о борт. Мелькнул слева буй. Мы развернулись- и «Горизонт» принял первый удар. На плечах ощутили силу падающей волны. А другая уже подкрадывалась диким зверем. Она готова была прыгнуть на правый борт. Но мы не дали ей сделать страшный прыжок. А вокруг было слишком много рычавших соперников. Волны накатывались одна выше другой, наступали со всех сторон, не обещая пощады.

Капитан теплохода вышел на палубу. Замахал рукой. Кому это? Нам?

Судно сбавило ход. А мы, проваливаясь в зыбучую трясину, попытались приблизиться к его корпусу. С борта нашего лидера показывали на корму. Подошли ближе. Поплыли следом за поводырем. И тут нам приготовлено нечто удивительное: ждали удара волны — его нет. Пауза ожидания мучительно длинна. Но волны стали положе.

Теплоход загородил нас от ветра! Судно, как таран, сокрушало бастионы волн, разглаживая нам дорогу. Мы шли, почти упираясь в корпус теплохода. А он вел все дальше от берега — на середину моря. Волны кренили с борта на борт нашего поводыря. Доставалось и нам. Но море перестало угрожать. Мы плыли с теми, кто принимал на себя штормовые атаки.

Четыре часа продолжался этот переход в кильватере обстановочного судна. За опытным рулевым шли мимо островов, поодаль от мелей и затопленных лесов. Он лидировал до тех пор, пока не ослаб ветер, не исчезли белые барашки волн. И тогда мы увидели берег. На взгорье стояли гигантские створы. Это были Шураны — база речников.

Капитан катера Иван Григорьевич Крюков пригласил попутчиков по трудному плаванию на обед. Это была для нас большая честь.

Мы сидели в кубрике катера. Ели аппетитнейшие щи. Слушали рассказы речников о своей жизни. Не назовешь спокойной их жизнь. Несут вахту в Камском разливе — самой широкой части Куйбышевского водохранилища. И каждый день в походе. Каждую ночь обходят свои владения. Хороню, когда поистине морской простор гостеприимен, когда неподвижна или едва колышется его великанья грудь. Но чаще гуляет над водохранилищем ветер. И тогда попробуй подойди к пляшущему на волне стальному бую. Попробуй в пляске волн удержаться на его вершине и сменить ацетиленовый баллон, отрегулировать горелку. А для ребят с обстановочного катера № 133 это будни. А бывает, плотовый караван зацепит буй, протащит его в сторону от фарватера. Пойдет следом пассажирское судно. Не увидит рулевой привычного ориентира. Поведет теплоход неправильным курсом. И тогда спешит на помощь обстановочное судно под флагом технического участка, чтобы поставить речной знак на прежнее место.

Мы попросили капитана представить своих помощников.

— Этот, Агафонов, мой первый помощник. А тот, белобрысый, который щи разливал, второй. Тезки. И того и другого Анатолием зовут. Обоим по двадцать пять. Молоды. Но в жизни успели немало. Агафонов из армии пришел. Служил радистом. Приворожила его Волга. Плавает. Кончил две школы рулевых и механиков. Сейчас на втором курсе речного техникума. Жениться успел. Дочка растет. Ну а Толя Беляков — потомственный волжанин. Под Казанью деревня есть — Лабышки. Оттуда родом. Говорит, с мала мечтал о кораблях. Верно говорю, Толя?

— Точно, — покраснел второй помощник капитана.

— Он тоже учится, — продолжал капитан. — Каждый год то школу, то курсы кончает. В первую зиму стал мотористом. Потом на судоводителя экзамены сдал. В этом году удивил — принес диплом радиотехника. На будущий год собирается в институт поступить.

— Скажите, Иван Григорьевич, — обратились мы к капитану, — а не приходилось ли вам раньше спасать кого-нибудь? Ну, например, таких незадачливых мореплавателей, как мы?

— Бывало. На водохранилище штормы чаще, чем новые кинокартины в нашем клубе. Выручали рыбаков, любителей водных прогулок. Да что там рассказывать! Обычное дело. Было даже такое, что нас самих спасали. Погода тогда выдалась такая же, как и нынче. Штормило. Пошли в ночь проверять буи на фарватере. Останавливались у каждого буя и секундомером замеряли время проблесков.

В районе пятого буя двигатель заглох. Теплоход потерял управление. Завертелся на волнах. Бросили якорь. Да разве удержать судно? Ветер то силен. Бились с двигателем долго. Ничего не получилось. Запросили помощь. Но берег почему-то молчал. Крутили ручки радиопередатчика. Кричали в микрофон. Все безответно. Пускали в небо ракеты. Никто не заметил.

А нас несло на север. У третьего буя напоролись на затопленный лес. Судно потащило по пням. В жизни такого не упомню. То швыряло вверх, то валило на бок. Вода в трюм пошла. До машинного отделения добралась. Нас самих от борта к борту швыряло. И тут радист не выдержал. Послал в эфир сигнал «SOS». И представляете: приняли его в Кронштадте. Моряки расшифровали его так: у буя № 3 Куйбышевского водохранилища тонет пароход «Кама». В этой ошибке виноват наш радист. Он включил в радиограмму лишнее слово: «устье Камы». А кто просит помощи, так и не передал. С Балтики немедленно связались с Москвой. В три часа ночи разбудили министра речного флота. Всю Волгу подняли на ноги. Ведь «Кама» — это пассажирский пароход. Там женщины, дети… Через час все водохранилище было в огнях прожекторов. Судов пятнадцать шло к нам на помощь.

— Стыдно вспоминать, — вздохнул Крюков. — Такую панику организовали. А ведь утром выяснилось, что теплоход был почти рядом с берегом.

— Ну а дальше?

— Что дальше? Получил я выговор от министра.

— Выговор? — удивились мы. — Это за что же?

— За «SOS». Сигнал бедствия — очень ответственный сигнал. Не по всякому поводу разрешено им пользоваться. Было, конечно, у меня небольшое оправдание: темная ночь, шторм — трудно оценить опасность. Но в общем правильно меня наказали.

В каюте воцарилась тишина. Речники снова вспоминали перипетии той ночи.

И тут Коля высказался:

— Хорошо, что на «Горизонте» нет радиопередатчика. А то наверняка мы бы уже раза три радировали всему миру, что погибаем…

Лесоруб не рубит, сплавщик не сплавляет

Не нужно быть лингвистом, чтобы сообразить, как возникли слова «лесоруб» и «сплавщик». Наверно, с первыми ударами топора, с первыми попытками доставить срубленные деревья к жилью появились на свет эти слова. С тех пор лесоруб и сплавщик — главные фигуры, опора чуть ли не всей лесной промышленности.

А вот начальник камской пристани «Соколки» Кир Валентинович Пасынков сказал нам:

— Профессии лесоруба давно не существует, а сплавщик — это вчерашний день речного транспорта.

Вот тебе и раз! Ну, за лесоруба мы, пожалуй, ратовать не станем. Действительно, человек с топором уступил место машинисту механической пилы, трактористу. А сплавщик? Кем его заменить?

Разве река не самая выгодная дорога для перевозки леса? Ведь, кажется, нет ничего проще собрать бревна в кучу, связать их и прицепить к буксиру. Неужели у такого наипростейшего способа транспортировки есть недостатки?

— Есть, и очень серьезные, — развел руками Пасынков. — Начнем с того, что мала скорость. Перевозка со скоростью три — пять километров в час выглядит архаичной и невыгодна даже по энергетическим затратам. А сколько теряется в пути леса, сколько часов, да что там часов, суток простаивают караваны в ожидании погоды! Добавим к этому, что формирование плотов — это ручной труд, который невозможно полностью механизировать. И надеюсь, вы не будете возражать, если в самом скором времени мы закроем дорогу плотам.

— Но надо что-то предложить взамен.

— Будем перевозить лес в самоходных судах.

— Ну, если экономисты подсчитали, что это выгоднее… — осторожно начали мы.

— Выгоднее? — рассмеялся начальник пристани. Да это будет настоящая революция на речном транспорте. А на экономистов здесь ссылаться нечего. Еще наши предки знали, что перевозить лес на судах выгоднее, чем гнать плоты…

— Наши предки?

— Конечно. Вы о судах под названием «Беляны» что-нибудь слышали?

Мы сознались, что ничего не слышали.

— Тогда вам все это в диковинку, — разочарованно произнес Пасынков.

А «Беляны», оказывается, достойны того, чтобы о них вспомнить. То были интересные суда. Строили их в верховьях Волги и Камы еще в те времена, когда реки не видели пароходов. «Беляны» — это огромные баржи грузоподъемностью свыше миллиона пудов! Но самое любопытное, что строились они всего на… один рейс.

— Да, представьте себе, — пояснил Пасынков, — всего для одного рейса служило судно. А потом его просто ломали. Но ломали с умом. Так же, как и создавали. Дело в том, что «Беляны» строили, а вернее сказать, собирали из деловой древесины. После разборки на пристани оставались штабеля брусков, заготовленных в верховьях реки. Отходов оказывалось совсем мало, и они не шли в убыток: продавались как дрова.

Вот и вся история «Белян». Поучительная история. Тут и рациональный сплав, и чудеса судостроения, а главное, не просто лес — обработанную древесину сплавляли по реке. А что такое нынешний сплав? Стволы и бревна? Это же половина баласта! Половина.

— Вот смотрите, — показал Кир Валентинович. — Это наши Соколки. Двадцать шесть причалов, тридцать пять километров плотового рейда. Знаете, сколько леса приходит к нам с Камы, Вятки и Белой? Восемь миллионов кубометров! И из них четыре миллиона мы обрабатываем впустую! Время, силы, средства летят на ветер… Приезжали как-то химики. Рассказывали, что из одного кубометра отходов — сучьев, опилок, коры — можно изготовить столько же этилового спирта, сколько из шести центнеров картофеля. А сколько бумаги, картона, различных продуктов химии может дать так называемый малоценный лес! Но возить отходы за тридевять земель, в центральные области страны, невыгодно. Вот и получается, что технический спирт, так необходимый пашей промышленности, перегоняют из сельскохозяйственных продуктов. А на лесосеках гниют миллионы кубометров ценнейшего сырья.

Выход один: создавать химические заводы на лесоразработках. Так, впрочем, сейчас и делают. Целые лесопромышленные комплексы строятся. Лесозаготовки, лесопильные заводы, целлюлозно-бумажные заводы, картонные, гидролизное производство — все вместе, все рядом — в одном лесу! Такие комбинаты будут на нашей Каме. Через несколько лет неузнаваемо изменятся и Соколки.

Мы сошли с дебаркадера и очутились на деревянной мостовой, пришитой к откосу. Барак с вывеской магазина, столовая да контора лесосплава — вот, пожалуй, и все общественные и административные здания нынешних Соколок. С десяток одноэтажных деревянных домиков разбросано по склону горы. Гора эта так крута, что только по ступенькам можно перейти с одной улицы на другую. И мы переходили, поднимались, опускались, карабкались. Незавидным показался нам «центр» города. Но уже за оврагом, в каких-нибудь двухстах метрах от пристани, почувствовали мощь нового строительства. Балки и железобетонные плиты, швеллеры, контейнеры с оборудованием в руках портальных кранов… Это выглядело как внушительная гарантия другого облика Соколок.

— Где же будет новый город? — спросили мы паренька, сидевшего в кабине погрузчика.

— Вот там, — махнул он рукой, — на самой Соколиной горе!

Мы взглянули наверх. Там было пусто. Лишь геодезический репер маячил на вершине. Но мы увидели не только нагромождение обветренных бревен, мы увидели на Соколиной горе город будущего. Наверное, точно такими были когда-то, в пору юности, Комсомольск-на-Амуре, Магнитогорск, Братск, Дивногорск…

Да, здесь будет город! Здесь будут заводы! Здесь будет порт! Шеренга мощнейших кранов выстроится вдоль Камы. Целый флот станет под погрузку. И поплывут во все концы из Соколок доска и фанера, картон и бумага, канифоль и пластмасса… И нам, пожалуй, стоит занести на нашу карту этот рождающийся камский город.

Где же город Елабуга?

Когда остались позади Соколки, Николай сказал:

— Следующая остановка — Елабуга. Побудем там до конца дня.

— Ну нет, — запротестовали мы. — Времени у нас нет на Елабугу. Лучше лишний день проведем на Воткинской ГЭС.

— В таком случае я останусь, — отрезал Коля. — А вы можете ехать.

— А что там интересного, в Елабуге? — примирительно спросил Володя.

— Прежде всего, — с воодушевлением начал Николай, — «Чертово городище» посмотрим. Один из самых древнейших памятников болгарской культуры, — добавил он с важным видом. — Правда, никто не знает, зачем построили эту церковь и что в ней было раньше.

— Так уж никто не знает? — усомнились мы.

— Никто, — твердо повторил Коля. — Есть, однако, легенда, будто жил в этой местности поп с дочерьми. И никто не брал дочерей замуж, — продолжал Савин серьезно.

— Это бывает, — вставил Борис.

— Горевал, горевал поп, — повествовал Коля, — да однажды и сказал: «Хоть бы черт посватался, так и ему отдал бы дочерей!» Ну а черти, сами знаете, всегда легки на помине. И нагрянули в ту же ночь к попу на свадьбу.

Борис сбросил газ. «Горизонт» замедлил ход до самого малого. Мы уже не обращали внимания на Каму. А Коля, польщенный вниманием, забрался повыше на люк моторного отсека и оттуда продолжал:

— Поп, значит, туда, поп сюда, — жестикулировал Савин, — отказывается, отнекивается. Ничего не помогает. Не дают черти спуску. Что делать?!

— Да, ситуация, — посочувствовал Володя не то попу, не то Коле.

— Этот поп был особенный, — возразил Коля, — сообразительнее вас оказался. «А постройте мне, говорит, к утру церковь. Чтобы венчаться в ней можно было. Тогда отдам дочерей». Согласились черти. Закипела у них работа: таскают из реки камни, кладут стены. До зари еще час, а уже полцеркви готово. Попу не по себе. А черти еще быстрее забегали. До колокольни добрались. Вот-вот закончат работу. И кто мог подумать? Выручили попа петухи. Разбуженные шумом, закукарекали вовсю. Чертей и след простыл. А церковь недостроенная так и стоит, говорят, на горе…

— Любопытно, — согласились мы. — А что еще есть в Елабуге?

— Много кое-чего, — не сдавался Коля. — Надежда Дурова, например, там жила. Надеюсь, знаете такую?

— Но Дурова, по-моему, в Сарапуле родилась, — вспомнил Борис.

— Родилась. А жила в Елабуге. Вот интересная была у нее судьба! Родилась женщиной, а потом одиннадцать лет прожила жизнью мужчины!

Коля еще выразил соболезнование заседателю Сарапульского суда, некоему господину Чернову, который, видимо, тяготел к тихой семейной жизни и меньше всего думал, что жена его превратится в легендарную «девицу-кавалериста».

— После смерти Дуровой, — сообщил наш неутомимый гид, — Литовский полк воздвиг на могиле своего ротмистра памятник. И этот памятник должен находиться в Елабуге. Разве вы не хотите взглянуть на него?

— Это тоже интересно, — заявили мы, удивляясь познаниям Савина в истории.

— А еще в Елабуге родился Шишкин, художник, воспевший Каму.

— Придется на целый день задержаться в Елабуге, — со вздохом констатировали остальные члены экипажа.

Обязанности штурмана взял на себя Борис. Надо сказать, что карты этого участка Камы у нас не было. И для ориентировки он переписал на пристани пароходное расписание. Несколько минут он рассматривал клочок бумаги, после чего сообщил нам, что, по его расчетам, до Елабуги 40 45 километров. Час хода!

Скоро на правом берегу реки показалось большое село.

— Красный Ключ, — определил штурман, заглянув в шпаргалку.

Потом река стала намного уже. Тесный лес подступил к берегам, загородив солнце. Тени могучих сосен перегораживали реку. Повеяло севером, тайгой, дремучестью. Шапки холмов в хвойных лесах появлялись справа и слева. Река петляла. Петляли и мы, то пускаясь вдогонку за солнцем, то оставляя его за кормой. Крохотные, заросшие речушки открывали нам свои устья. Они приглашали забраться в тихую заводь, посидеть с удочкой.

А лес все гуще. Сосны — огромнее! После солнечных просторов водохранилища, после заливных лугов и цветущих низин непривычным показался этот темный колорит лесной реки. Как тут не вспомнить старое предание, что шел между людьми долгий спор, откуда берет начало Волга и не назвать ли тот гигантский поток, который катит свои воды в Каспий, Камой. Но назвали люди реку Волгой. Оттого и помрачнела Кама. Но этой уральской волшебнице не откажешь в своеобразии и очаровании.

Украшена река остроконечными елями, нарядными, пушистыми, гордыми. Полные величия, кивали они нам с берега. Сосновые колоннады проплывали мимо.

Катер мчал нас с головокружительной быстротой по водной просеке. Поворот за поворотом. Километр за километром…

Но где же Елабуга? Странно. Уж второй час идем на полных оборотах. А города не видно. После Красного Ключа ни одного населенного пункта. Может, Елабуга стоит в стороне и не имеет никакого отношения к Каме?

— Это исключено, — покачал головой Борис. — Город— на реке. И если только…

— Мы его не проехали, — подхватил Володя, — то обязательно будем в Елабуге!

— Возможно, в расписании что-то напутано, — предположил Коля.

Опять бежала назад стена леса. То мы плыли в ущелье, зажатом каменной броней берегов, то деревья отступали и мы оказывались на водной полянке. А река обещала еще более заманчивую дорогу.

По курсу показалась лодка. Огромный стог сена почти полностью закрывал ее корпус. Два человека примостились на корме, управляя подвесным мотором. От самых Соколок мы не встретили ни одного судна. Потому тепло приветствовали людей на воде. Но стоговоз был слишком тихоходен, чтобы составить нам компанию. Через минуту он остался далеко за кормой.

Снова одни на реке. Совсем одни. Еще более темным и угрюмым стал лес. Небо потускнело. Замедлила бег река. Близился вечер. Пора подумать об ужине и ночлеге.

Скоро мы развернули катер в небольшом устье и нырнули в заросли тростника. Обширный и глубокий плес оказался отличной стоянкой для «Горизонта».

Разбили палатку. Запылал у воды огромный костер. Подогрели ужин. Уже собирались начать вечернюю трапезу, когда гул моторки пророкотал над рекой. В устье реки зашла лодка со стогом сена.

— Эй, на лодке! Далеко ли до Елабуги?!

Лодка остановилась. Мотор заглох.

— Куда вам? — переспросил рулевой.

— До Елабуги сколько километров осталось?

— Елабуга? — В голосе лодочника послышалось удивление. — На Каме вроде город такой есть…

— Ну да, на Каме, — бодро ответили мы.

— А эта река Вяткой называется…

Уральская помощница

Любопытно, что исток Вятки находится совсем близко от истоков Камы — в тех же удмуртских лесах, у того же города Глазова. И текут эти реки рядом в каких-нибудь сорока километрах друг от друга. Вот-вот, кажется, встретятся, соединятся их воды. Но природа рассудила иначе, и в разные стороны разошлись Вятка и Кама. Но благодаря счастливой ошибке нам довелось побывать и на Вятке, и на Каме.

География имеет свою статистику, своих счетоводов. Любят географы язык цифр. Глубины, объемы, площади заполняют многочисленные справочники. Из одного такого мы узнали все, что относится к Каме. Узнали, что длина Камы — 2032 километра, что двести притоков принимает она на своем протяжении. И если сложить все притоки и прибавить к ним длину самой Камы, то получится внушительная цифра — 37 000 километров!

Наши деды и прадеды осваивали богатства Камского края, уральские умельцы подняли здесь знаменитую промышленность. Первый русский колесный пароход, первый паровоз для первой в России железной дороги, первое судно с металлическим корпусом могут считать Каму своей родиной.

Долгое время Кама была единственной дорогой, связывавшей Урал с центром страны. Лес и металл плыли по течению. Одежда, продовольствие, машины двигались навстречу. Но и с постройкой железных дорог река не утратила значения. Сегодняшняя Кама — индустриальная река. На ее берегах стоят химические комбинаты, машиностроительные заводы, гиганты целлюлозно-бумажной промышленности. Каждый год поднимаются над Камой новые трубы, новые буровые вышки, новые города и поселки. Только в Пермской области за последние четверть века введено в строй двести крупных промышленных предприятий — химических, машиностроительных, лесообрабатывающих.

Камская земля хранит нефть и уголь, калий и магний. Она безмерно богата лесными просторами. Руда и сырье для удобрений, лес и продукты Большой химии плывут по уральской реке во все уголки нашей страны.

Современная Кама это каскад гидроэлектростанций и водохранилищ. Одна только Камская ГЭС вырабатывает электрической энергии столько же, сколько давали ее электростанции царской России. Перепад воды у Воткинска таит в себе энергию, равную миллиону киловатт! И совсем не за горами то время, когда вознесутся новые плотины у Соколок и Соликамска, когда превратится Кама в часть грандиозного речного пути от Каспия до Ледовитого океана! Изыскательские партии геологов, геодезисты, топографы трудятся над воплощением этого невиданного по своей смелости проекта.

Да, воды северных рек будут повернуты в Каму. Каналы соединят реки, разделенные водораздельными высотами. Водные запасы Камы увеличатся почти вдвое. 12 миллиардов киловатт-часов — таков дополнительный прирост энергии. Это равносильно вводу в строй такой гидростанции, как Волжская имени Ленина! Будет решена проблема Каспия. Воды Печоры и Вычегды поддержат уровень мелеющего моря-озера. И пойдут теплоходы по водным дорогам поперек всей страны — от субтропиков через степи, тайгу и тундру, от южных морей до полярных. Северная помощница Волги Кама работает на коммунизм.

На длинном зажигании

Миновав Воткинский шлюз, мы с беспокойством поглядывали на часы и указатель уровня бензина. Часы беспокоили нас по той простой причине, что время они показывали московское, а за воротами шлюза начиналось уральское. Один раз мы уже где-то пересекали границу часового пояса. Но на экипаже «Горизонта» это событие никак не отразилось. Мы упорно игнорировали местные законы и продолжали жить по-московски. И вот дождались момента, когда разница во времени увеличилась еще на час. На борту катера три часа, а на берегу — пять!

Будь у нас полные баки горючего, мы не обратили бы внимания и на эту географическую подробность. Но стрелка основного прибора «Горизонта» — бензинометра — мельтешила где-то около нуля. А пополнить запасы бензина можно было только на берегу. Но там уже закончился рабочий день. Вот почему мы с беспокойством взирали на часы и на указатель уровня бензина.

Придется ждать. До утра. А жаль. Мы настроились на плавание. Хотелось на сорок пятый день добраться до Перми и поставить точку на нашем путешествии.

Обреченные на ожидание, мы обратили свои взоры на речной атлас. Лоцманскую карту Воткинского водохранилища нам подарил начальник пристани Соколки. И вот, разглядывая предстоящую дорогу, судоходные трассы, означенные предостерегательными знаками опасности, мы поняли, что камские водохранилища подстать волжским. У самой плотины нас ждала шестнадцатикилометровая ширина первого плеса. А за поворотом новые разливы, новые выкрутасы судового хода, затопленные острова, мели, убежища.

Как примитивно но сравнению с рекой выглядит автомобильное шоссе! Нажимай на аксельратор. Да подсчитывай километры. А как негодуют некоторые водители на булыжные участки, какими злыми глазами они окидывают дорожных рабочих, заставляющих их съезжать на обочину. Для них, автомобилистов, запылить костюм или испачкать машину — трагедия. Им подавай блестящую ленту асфальта, чтоб тянулась она беспрерывно от города до города. А что бы они сказали на нашем месте? Нет, мы не сетуем на судьбу и не собираемся менять навигационную карту на атлас автомобильных дорог. Даже неисчислимые трудности дают нам превосходство над автопутешественниками.

Впрочем, вернемся к нашему плаванию. От города Чайковского, где находился наш катер, до Перми 355 километров, что нетрудно было определить по карте. Так же точно подсчитали и количество оставшегося бензина. Осмотрев канистры, обнаружили 120 литров. Этого хватит на двести километров. Дефицит составил 155 километров. Что же делать? Ждать до утра или плыть с надеждой достать бензин в дороге?

Существовал и третий вариант: прицепиться к какой-нибудь самоходной посудине и проплыть зайцем те самые 155 километров.

Позвонили диспетчеру Воткинского шлюза. Тот не пришел в восторг от нашей идеи.

— За самоходкой? На буксире? Ну знаете…

— Ну хоть за баржей. Самой тихоходной, — просили мы.

— Барж на подходе нет, — отчеканил диспетчер и бросил трубку телефона.

Нам оставалось путешествовать только по берегу. У плавучих мастерских залюбовались грузовым теплоходом. Это было судно огромнейших размеров. Название «Инта» напомнило о родном Подмосковье.

— Куда путь держите? — дипломатично завел разговор Борис с одним из членов экипажа.

— В Пермь.

— А где капитан?

— На баке.

Мы решили еще раз попытать счастье и поднялись на палубу.

— Это опасно, — сказал капитан, молодой человек лет тридцати. — Скорость большая. А если еще задним придется отрабатывать? Столкнемся. Тогда катеру не уцелеть.

И все же мы уговорили, вернее, убедили капитана. Обещали быть наготове, смотреть вперед, следить за маневрами теплохода, за натяжением троса. Если понадобится, заверили мы речников, успеем завести мотор и отвалить в сторону.

Через полчаса «Икша» вышла на середину плеса. С теплохода на палубу катера бросили конец. Коля своим неповторимым морским узлом закрепил его на передней утке «Горизонта». И началось путешествие «на длинном зажигании». Первый час плавания прошел благополучно. Савин сидел за штурвалом с таким видом, будто управлял вселенной. Мы тоже расположились на переднем сиденье, как на лавочке в парке культуры.

Пришло время сумерек. Откуда-то подул сильный ветер. Катер закачало. На палубу брызги полетели. Побежали по ветровому стеклу потоки. Мы поспешили натянуть брезентовый тент. Стало совсем уютно. Разделили хлеб и сало. Опустошили термос.

Залезаем в мешки. — Соснем по-человечески? — предложил Борис.

— Давайте, если невмоготу. А я буду дежурить, — великодушно предложил Николай.

Мы не стали себя долго упрашивать и полезли в кормовой кокпит. Расположились поудобнее. Однако укреплять ремни тента не стали. Не застегнули и мешки, хоть ночной ветер безжалостно продувал нашу спальню. Мы ворочались, ежились, прижимались друг к другу и наконец не выдержали: нахлобучив на головы капюшоны, застегнули молнии доотказа.

Это было неблагоразумно. Но мы надеялись на Колю. Савин не заснет. Он бодрствует и держит руку на ключе зажигания. Если грянет беда, успеет Коля завести мотор, отрубить канат и увести катер.

На водохранилище начинало штормить. Катер бросало из стороны в сторону, разворачивало. Волны бомбардировали корпус — стучали, стучали, стучали… И вдруг все смолкло. Мы как ужаленные выскочили из мешков. Коля стоял на палубе катера, отвязывая буксирный канат.

— Что случилось?

— Приехали, — ответил Николай.

Тут только заметили, что теплоход стоит на месте, что совсем светло. Капитан «Икши» приветливо махал нам с мостика.

Справа на фоне светлого неба отчетливо выделялись силуэты зданий, речных сооружений, построек.

— Куда приехали?!

— Оса, — ответили с «Икши».

Раскрыли атлас. Нашли Осу. За кормой «Икши» прокатились, оказывается, ровно 160 километров. Ну а дальше пройдем сами! До финиша двести километров!

3801-й километр

В полдень за изгибом реки показался большой город. Пермь — последняя пристань нашего «Горизонта».

Вышли на набережную, пробуя прочность суши. Странно: не качает. Что ж, здравствуй, берег!

Значит, теперь можно достать вахтенный журнал и заполнить последнюю страницу путешествия. Кажется, в таких случаях принято подводить итоги. И проще всего, очевидно, заняться подсчетами — перечислить оставшиеся за кормой реки и озера, сложить пройденные километры, разобраться, когда и при каких обстоятельствах была съедена последняя банка тушенки, и вдобавок, посмотрев на себя в зеркало, обнаружить невооруженным глазом, что ты похудел и осунулся.

Километры мы подсчитали. Их оказалось ни много, ни мало — 3801. А вот остальной статистикой не стали заниматься. Это ли главное? В походных рюкзаках не уместились дары природы и людей: горсть песка со дна будущего Чебоксарского моря, реликвии морской славы из Кронштадта, альбом фотографий с Волго-Балта, модель крылатого корабля завода «Красное Сормово»… А какие сувениры мы оставили в пути! Белые ночи, шум прибоя, косматые туманы, запахи родной земли. Путешествие подарило нам незабываемые встречи. Случайные и не случайные, они согревали нас в дни странствий с запада на восток. Не забудем мы кронштадтских моряков и старого речника с Ладоги, лоцманов «Дороги жизни» и метеорологов острова Сухо. Не забудем директора и патриота Волго Балта Василия Ивановича Королева, изобретателя Александра Ивановича Кочерова, который зажег над рекой неоновые огни, инженера с Горьковского автозавода Михаила Степановича Мокеева, мечтающего создать такую «Волгу», чтоб лучше всех автомобилей была… Долго будем вспоминать чудесные встречи и еще обсуждать, спорить, оценивать свершенное. Даже если были промахи у нас, если найдем, в чем упрекнуть друг друга, все равно не пожалеем о времени, которое провели вместе.

В путешествии было всего вдоволь. Мы набрались впечатлений, освоили управление судном, боролись с волнами. Мы отдыхали, дышали живительным воздухом, набирались сил.

Перевернута последняя страница путешествия. Впрочем, последняя ли? Готов план дальнейшего похода. Вахтенный журнал заполнят названия иных мест и городов, новых этапов нашего плавания.

Мы хотим побывать в верховьях Камы, на Вычегде и Печоре, где начнется скоро осуществление смелого замысла переброски вод северных рек через Каму и Волгу в Каспийское море. Потом «перевалим» Уральский хребет, чтобы увидеть сибирские, забайкальские и дальневосточные реки. Верим: удастся проплыть по маршруту Балтика— Тихий океан и снова повторить: «Здравствуй, берег!»