Три лица Януса

ОБОРОТНИ РОЖДАЮТСЯ НОЧЬЮ

— Вы у нас недавно, гауптман?

— Так точно, экселенс, с начала августа. Прибыл из Рейнской области. Инженер по вооружению одного из заводов Круппа. Подготовку проходил в…

— Достаточно, фон Шлиден. Ваши документы я смотрел. Подойдите поближе.

Генерал от инфантерии Отто фон Ляш, командующий Первым военным округом Восточной Пруссии, подтянутый, выше среднего роста, начинающий полнеть, но умело скрывающий это мужчина, мягко ступая по ковру, вернулся к столу и взял в руки пакет, заклеенный сургучом.

— Гауптман фон Шлиден! Я поручаю вам сугубо секретное задание. Вы, конечно, знаете, что русские стоят на границе. Пройдет месяц-другой, и они, возможно, будут на нашей территории. По приказу рейхсфюрера Гиммлера в оставляемых нами районах должны быть созданы группы "вервольф" — наши немецкие партизаны. Этим сейчас занимаются господа из СД, гестапо, партии и "Гитлерюгенда". Армии приказано оказать им содействие, в частности, выделить необходимое оружие и боеприпасы. Вы, гауптман, старший офицер отдела вооружения и сделаете это лучше других. — Ляш протянул фон Шлидену пакет: — Здесь ваши полномочия, инструкции, списки частей, у которых возьмете оружие. Вы поступаете в распоряжение оберштурмбанфюрера Хорста. Отправляйтесь немедленно в гестапо. Вас ждут. У вас есть машина?

— В ремонте, экселенс.

— Возьмите одну из моих.

Машина тронулась с места, выбралась за ворота штаба и, набирая скорость, понеслась через Альтштадт.

Центральная часть Кенигсберга, превращенная в развалины летними бомбардировками англо-американской авиации, подавляла обезображенными стенами домов, слепыми окнами и красной кирпичной пылью, словно кровавыми пятнами, покрывавшей землю. Вернер фон Шлиден, прибывший в самый разгар бомбардировочного сезона, на себе испытал, что это такое, когда сотни самолетов по нескольку раз подряд заходят на смертоносный курс.

Улицы уже расчистили, и черный "мерседес" быстро добрался до площади. Обогнув Нордбаннхоф[3], он повернул в проулок между канареечного цвета зданием криминальной полиции и угрюмой громадой судебных учреждений Восточной Пруссии. Через сотню метров Ганс — здоровенный детина, шофер, ефрейтор из личной охраны командующего — резко затормозил у здания Управления имперской безопасности.

— Поедем во двор, господин гауптман?

— Не стоит. Ждите здесь.

Фон Шлиден открыл дверцу, подхватил с сиденья сумку с пакетом и шагнул к подъезду. Навстречу ему шел штурмфюрер в фуражке с высоченной тульей.

— Гауптман фон Шлиден? — отрывисто спросил он.

Они прошли подъезд с автоматчиком у входа, миновали тесный вестибюль, поднялись на второй этаж и долго шли длинными коридорами, заполненными эсэсовскими офицерами в черных мундирах и сотрудниками гестапо в штатских костюмах.

У одной из дверей, обитой черной клеенкой, офицер, сопровождающий гауптмана, знаком предложил последнему остановиться. За дверью была маленькая приемная с двумя узкими диванчиками и небольшой конторкой, за которой у пишущей машинки сидела молодая женщина в эсэсовской форме.

Штурмфюрер приоткрыл дверь, потом распахнул ее шире и пригласил фон Шлидена войти,

Тот прошел вперед, остановился, щелкнув каблуками, и выбросил в приветственном жесте руку.

— Входите, входите, гауптман… — Оберштурмбанфюрер Хорст поднялся из-за стола и направился к Вернеру: — Вы привезли пакет?

— Так точно, оберштурмбанфюрер!

— Давайте сюда. Можете сесть.

Он показал ему на кресло, потом вернулся к столу, сломал сургучные печати, вытащил несколько напечатанных на машинке листков бумаги, быстро пробежал глазами первый из них, заглянул в последний, отложил их на край стола и повернулся к сидящему в кресле гауптману.

— Сидите, — сказал Хорст, увидев, что Вернер попытался вскочить. Генерал инструктировал вас, фон Шлиден?

— В самых общих чертах, оберштурмбанфюрер.

— В общих чертах! — Хорст усмехнулся. — Что ж, частности я возьму на себя.

Он уселся за стол, пододвинул листки из пакета, привезенного Вернером, стал внимательно рассматривать каждый. Потом отобрал некоторые из них и звонком вызвал молодую женщину из приемной.

— Зарегистрируйте, Элен, и под расписку передайте этому офицеру. Это экземпляр для вас, гауптман, — продолжал он. — После операции сдайте в канцелярию нашего отдела. А теперь слушайте внимательно, — сказал он, когда Элен вышла из кабинета. — Вы поступаете в мое распоряжение на четыре-пять дней, может быть, на неделю. С собой ничего не брать. Все приготовлено. Выезжаем немедленно. Вы с машиной?

— Так точно, машина генерала Ляша.

— Поедем вместе. Подождите в приемной.

— Слушаюсь, оберштурмбанфюрер. — Вернер поднялся: — Разрешите идти?

Хорст вместе с ним подошел к двери.

— Гельмут, — сказал он вскочившему с диванчика в приемной штурмфюреру, — отпустите машину гауптмана. Он едет с нами. И сразу зайдите ко мне.

Вернер сидел в приемной, изредка поглядывая на стучавшую на машинке женщину за конторкой. Она работала очень быстро, не обращая никакого внимания на постороннего офицера. Появился штурм-фюрер и молча прошел в кабинет Хорста.

Разглядывая женщину в эсэсовской форме, Вернер старался угадать, что она за человек, какой ключ подойдет к ее сердцу и надо ли вообще подбирать ключи к женскому сердцу, чтобы использовать его хозяйку в своей работе. Гауптман считал, что женщин опасно вовлекать в такие дела, какими занимается он сам. Вернер отнюдь не умалял женских достоинств, но не доверял преданности, основанной только на чувстве. Это всегда осложняло работу и требовало излишних затрат духовной энергии. А на такую роскошь гауптман не имел права.

"И все же надо выяснить, кто эта мадам, — подумал он. — И вообще, поручение генерала подоспело вовремя…"

Из кабинета показался оберштурмбанфюрер в длинном блестящем плаще. Вернер фон Шлиден встал.

— Едемте, гауптман.

Длинными коридорами они проходили быстро. В здании стало безлюдно, словно и не было час назад тех эсэсовцев в черных мундирах и сотрудников в штатском, которых видел фон Шлиден. Во дворе стоял "мерседес", похожий на тот, что привез гауптмана, но за рулем сидел рыжий солдат в черной форме. Рядом был уже знакомый Вернеру офицер-эсэсовец.

— Гельмут фон Дитрих, — сказал он, протягивая руку Вернеру.

Шлиден назвал себя, и штурмфюрер сел с шофером.

— Садитесь, гауптман, — жестом показал рядом с собой на сиденье Хорст.

"Мерседес" выехал на Гендельштрассе, повернул налево, и Вернер на повороте увидел, что за ними следом идет крытый грузовик.

Старый Кранц давно собирался сходить в Ландсберг — достать табаку у двоюродного брата, держащего небольшую лавку на самом перекрестке дорог, идущих через городок. Днем его совсем одолели хозяйственные заботы. Один мужчина на весь дом, от невесток проку мало, старуха почти не встает, а купить на бирже Арбайтсамт в Кенигсберге русского или польского батрака и потом содержать его — старику Кранцу не по карману. Да и не по душе ему такие работники. Мать у Кранца происходила из мазурских славян. Нет-нет да и вспоминал Кранц, что немец он только наполовину. Особенно в последнее время.

Осеннее солнце низко висело над горизонтом, когда он собрался наконец в дорогу. От хутора до Ландсберга добрых восемь километров по шоссе, но, если идти баронским лесом, просекой, останется не больше шести.

— Пойду к Вальтеру. Если задержусь, останусь ночевать. Не забудь ночью встать к стельной корове, Луиза, — сказал он старшей невестке, высокой худой женщине с сумрачным лицом и безразличными глазами. Такими стали они после того, как ее Курт, сын Кранца, пропал без вести под Сталинградом.

Кранц прошел те триста метров, что отделяли его дом от шоссе, пересек его и сразу свернул по боковой дороге к лесу, синевшему вдали. Когда он подходил к первым деревьям, словно выбежавшим навстречу, стал накрапывать дождь. Солнце село, лиловые тучи затягивали небо, и старик подумал, что не самый удачный вечер выбрал он для визита к брату. Потом вспомнил, как мучился весь день без табака, и прибавил шагу.

Быстро темнело. Дождь лил не переставая.

Уже на тропе Кранц услышал шум моторов. Сначала он удивился — давно никто не пользовался просекой.

Беда пришла неожиданно. Разбухшая от дождя тропа резко свернула вправо и круто пошла вниз. В этом месте и подвернулась нога у Кранца. Старик сполз с тропы на увядшую траву, подобрался к высоченному вязу, сел под ним, протянул онемевшую ногу и принялся растирать ее. Совсем стемнело, дождь продолжался. Вдруг Кранц услышал человеческие голоса.

Раздался треск сломанных веток, раздраженное чертыханье — и на тропе показались черные фигуры.

Кранц хотел позвать на помощь, но внутренний голос подсказал ему, что благоразумнее не обнаруживать своего присутствия…

Люди приближались, и Кранц различил их, согнувшихся под тяжестью ящиков и мешков. Впереди шли три человека без ноши. Последний из троих, поравнявшись с Кранцем, оглянулся, догнал впереди идущего человека, тронув его за рукав, что-то сказал ему, протягивая руку вперед. Старику показалось, будто он знает, чей это голос. "Это ведь наш целенлейтер", подумал он.

Размякший ком земли оторвался от стенки бункера и скатился вниз, рассыпавшись по ящикам.

— Все это надо накрыть, — сказал Вернер фон Шлиден Дитриху.

— Здесь не успели сделать накат, как обычно, — ответил штурмфюрер. Закроем просто брезентом. Упаковка ящиков надежная, не подведет. Послушайте, целенлейтер[4], как вас там? — обратился он к местному партийному вождю.

— Ганс Хютте, штурмфюрер.

— Почему не подготовили настоящий бункер?

— Поздно получили приказ, штурмфюрер…

— Черт побери, это не оправдание!

— Перестань, Гельмут, — сказал фон Шлиден. — Он действительно не виноват. И потом, ведь у нас есть еще военнопленные, они все сделают.

За эти дни они сблизились, и однажды во время одной из попоек, устроенной Хорстом в лесной резиденции Домбойса, перешли на "ты".

— Я промок, как… — Фон Дитрих не договорил: тяжелый брезент — его тащили двое пленных — ударил Гельмута по ногам, едва не свалил в яму.

Вернер схватил приятеля за полу плаща, и тот, с трудом выпрямившись, выхватил парабеллум.

— Идиоты!

— Не надо… Остановись, Гельмут! — Шлиден перехватил руку штурмфюрера. — Не поднимай шума в лесу. Зачем привлекать внимание? спокойно сказал он.

Пленные выпустили из рук брезент и стояли у края ямы, исподлобья посматривая на офицеров.

Дитрих махнул шарфюреру рукой.

— Работать, работать! — заорал шарфюрер, замахиваясь на пленных автоматом.

Один из пленных спрыгнул в бункер. Шарфюрер загнал туда еще двоих, и втроем они принялись закрывать уложенные внизу ящики.

— Ну и жизнь! — проворчал Гельмут. — На своей родине я должен бояться пристрелить паршивого русского, чтобы, видите ли, не привлечь внимания выстрелом…

— Что делать, дорогой Гельмут! — сказал Вернер. — В таких делах, как наше, лучше соблюсти осторожность. Не мне тебя учить этому.

— Ты прав, гауптман. Не хочешь ли глоточек?

— Вас вызывает Берлин, обергруппенфюрер.

Ганс-Иоганн Бёме, начальник службы безопасности Восточной Пруссии, вздрогнул от неожиданности и недовольно посмотрел на стоящего напротив адъютанта. Бёме тряхнул головой, прогоняя мрачные мысли, которыми был занят перед появлением этого вылизанного хлюста. Недавно обергруппенфюрер был вынужден ликвидировать своего прежнего адъютанта по делу о покушении на фюрера 20 июля и к новому еще не привык.

Еще до неудачного покушения на Гитлера, совершенного одноруким полковником Штауффенбергом, хитроумный адмирал Канарис был освобожден от должности начальника военной разведки, и рейхсфюрер Гиммлер окончательно подмял под себя осиротевший абвер. Он сумел убедить Гитлера в необходимости объединения гестапо, СД, абвера и криминальной полиции в одно целое. Рейхсфюрер, таким образом, сосредоточил в одних руках все тайные силы рейха, а его, Бёме, назначил главой такого объединения по Восточной Пруссии, подкинув ему и местный абвер, который больше уже не назывался абвером: рейхсфюрер позаботился и об искоренении самого названия ведомства побежденного им адмирала. Но теперь военной контрразведкой в Кенигсберге руководит чудом уцелевший любимчик "черного адмирала" оберст фон Динклер. Он в фаворе и у Гиммлера, а к нему, Бёме, этот Динклер относится прямо-таки по-свински.

— Будете говорить с рейхсфюрером, — послышался в трубке далекий голос, и у Бёме засосало под ложечкой: Гиммлер не раздавал наград по телефону.

— Это вы, Бёме? — услышал он голос Гиммлера. — Меня интересует, как выполняется распоряжение от 6 августа?

— Все сделано, рейхсфюрер, — ответил Бёме. — Сегодня старший офицер по особым поручениям оберштурмбанфюрер Хорст заканчивает основную работу. Завтра со специальным курьером отправим полный отчет.

— Могли бы и сегодня, Бёме. Вам там лучше знать, что время не ждет. Что у вас с новым имуществом?

"Спрашивает о военной контрразведке, — мелькнула мысль. — Нажаловаться на Динклера? А если мои догадки верны?" Бёме вспомнил о своих подозрениях и произнес:

— Все в порядке, рейхсфюрер, с новой мебелью все в порядке.

— Это хорошо. Последнее: спецкурьера не нужно. С отчетом в Берлин приедете сами. Наш фюрер хочет лично убедиться в качестве проделанной работы.

Трубка щелкнула, послышался короткий гудок, и наступила тишина. Обергруппенфюрер СС Ганс-Иоганн Бёме стер рукавом мундира холодный пот со лба.

Работали они вторую неделю, вторую неделю не спали по ночам. Хорст со своим помощником Гельмутом, гауптман фон Шлиден как представитель вермахта и команда эсэсовцев, охранявшая рабочую силу — русских военнопленных. На местах Хорст устанавливал контакты с лесничими. Для связи с ними Рейнгольд Домбойс, главный лесничий Восточной Пруссии, дал своего человека, а иногда и сам выезжал с офицерами в лес.

Хорст не давал им и часа отдыха. Сам оберштурмбанфюрер иногда оставался в местечке, а в лес отправлял Гельмута. Дважды за это время Хорст уезжал в Кенигсберг. Маршрут был довольно сложным. Сразу из Кенигсберга отряд направился в Виттенберг. Затем они посетили Тарау, Кройцбург и Ландсберг. В своем имении близ Ландсберга главный лесничий устроил отличный банкет для офицеров. Присутствовали и дамы. В тот вечер Гельмут и Вернер выпили на брудершафт и несколько дней вспоминали пикантные подробности. Когда они возвратились в Ландсберг, Вильгельм Хорст вновь отправил в лес Дитриха, а сам собрался в Кенигсберг.

— Сегодня последняя ночь, друзья, — сказал он. — Утром возвращайтесь домой.

…Работы по устройству бункера были закончены. Дитрих подозвал шарфюрера, начальника эсэсовской команды.

— Что будете делать с пленными? — спросил он.

— Определенных указаний не получал, штурмфюрер, — ответил шарфюрер. Мне приказано выполнять все ваши распоряжения.

— Пленных ликвидировать, следы уничтожить. Используйте яму, что не подошла для бункера. Ясно?

— Так точно, штурмфюрер.

— Послушай, Гельмут, но я слышал, как Хорст говорил, что пленных отправят в западные земли, — сказал фон Шлиден.

— По-моему, их лучше отправить на небо, — сказал Гельмут и махнул шарфюреру рукой: — Идите!

— Мне думается, что Германия, как никогда, нуждается сейчас в десятке-другом лишних рабочих рук, Гельмут. Впрочем, тебе лучше знать, сказал Вернер, повернулся и пошел по тропинке.

Через сотню шагов он вздрогнул, услышав, как справа полоснули тишину сухие автоматные очереди. Раздался заглушенный лесом человеческий крик. Его перебили новые выстрелы… Вернер фон Шлиден с силой прижался лбом к морщинистой коре старой сосны.