Три модели развития России

Глава 2. Крестьянская реформа на пути к гражданскому обществу. Проекты и их реализация

Основным вопросом на пути либерализации страны оставался крестьянский вопрос. [216] Освобождение крестьян будоражило передовую общественную мысль со времен царствования Екатерины II и знаменитой книги Радищева, принимая форму утопических мечтаний и прожектов, в реализацию которых мало кто верил. Но они сыграли свою роль: проблема была поставлена. Декабристы подхватили эту эстафету, но основной упор в их программах был сделан все же на политических свободах. И, пожалуй, только Н.И.Тургенев настаивал на приоритете решения крестьянского вопроса по отношению к политическим требованиям. «Недозволительно думать о политической свободе там, где несчастные не знают простой человеческой свободы». Уничтожение крепостничества, чему активно противился помещичий строй, он связывал с просвещенным самодержавием: «… только от этой власти мы можем ожидать уничтожения рабства, столь же несправедливого, как и бесполезного». [217] Но он оставался в меньшинстве: идеал политической свободы, как свободы вообще, кружил головы дворянским революционерам.

Первые заходы к решению крестьянского вопроса были предприняты уже в царствование Николая I. Наиболее дальновидные представители бюрократии, воспитанные в просвещенческой атмосфере предшествующего царствования, понимали, что крепостное право в условиях капиталистического развития Европы отбрасывает Россию в арьергард истории. Как свидетельствует придерживавшийся либеральной ориентации сенатор А.Я.Соловьев, позже принимавший активное участие в разработке крестьянской реформы при Александре II и, в частности, подготовивший Историческую записку, уже при Николае был создан первый секретный комитет по крестьянскому вопросу. И уже на нем обозначились две модели разрешения крестьянского вопроса и соответственно две партии - либеральная и консервативная. Консерваторы признавали «справедливым» только тот способ, который утвердился в Остзейских губерниях, а именно, чтобы вся земля оставалась собственностью помещиков, а крестьяне получили бы лишь право личной свободы. В основном это были представители южных губерний, где земля и природные условия позволяли наладить товарное производство хлеба, используя для этого труд батраков, вчерашних крепостных, об условиях существования которых можно было бы уже не заботиться. Предлагаемая же либерально настроенным сановником еще александровской эпохи П.Д.Киселевым передача земли в пользование общинам по убеждению консерваторов может привести к отчуждению дворянских недвижимых имений и даже к зависимости помещиков от крестьянских обществ. Такие отношения, считали они, могут иметь самые губительные последствия для государства. Не от отдельных обывателей опасаться должно неповиновения, но от общин, которым дается политическое бытие. Сплоченные материальным интересом общинного владения землей, крестьяне обретут способность и силу неповиновения и сопротивления законным собственникам земли - помещикам. «Для упрочения власти правительства и общественного спокойствия не соединять, а разобщать должно силы материальные: diride et impera», - резюмирует Соловьев позицию консерваторов. [218]

Дальнейшие усилия правительства были направлены на устройство государственных крестьян. Разработка этого проекта была поручена Киселеву. Для рассмотрения его проекта был создан второй секретный комитет. Киселев разработал модель обязанных крестьян. Он исходил из того, что система фермерского хозяйства на основе аренды, сложившаяся в Англии, Ирландии и у нас в северо-западном, Остзейском крае вследствие освобождения крестьян без земли, неприемлема для центральных районов России, так как создаст огромный класс безработных и бездомных. Сложившаяся же во Франции, Швейцарии, Пруссии поземельная система, основанная на вотчинном праве крестьян на землю, возникла вследствие революционного переворота и потому тем более неприемлема для России. Взамен Киселев предлагал «среднюю линию» - обязанных крестьян, предполагающую право пользования крестьянских общин государственной землею за обязанность несения определенной службы и выплаты налогов в пользу государства.

Реформа Киселева затронула интересы только «казенных крестьян», т.е. крестьян, являющихся собственностью государства, но лично свободных, положение которых и без того было более благополучным, чем положение помещичьих крестьян. Реформа лишь незначительно улучшила их положение: она реорганизовала систему управления, подчинив его непосредственно Министерству государственных имуществ и введя некоторые основы самоуправления волостных общин. Тем самым возрастала роль бюрократического аппарата на министерском и губернском уровнях и соответственно падала роль помещиков. И все же учитывая, что государственных крестьян было около 20 млн., т.е. приблизительно столько же, сколько крепостных (25 млн.), а также сам факт реформы, следует признать, что начало крестьянской реформе было положено. И хотя отношение к ней «общества», т.е. тех же помещиков, было в основном резко отрицательное (согласно общественному мнению Киселев был зачислен в «красные»), но даже оно вынуждено было привыкать к самой идее необходимости дальнейших реформ. Несмотря на свою ограниченность этот указ, как замечает Соловьев, «важен был в том отношении, что правительство с этого времени как бы признало невозможным безземельное освобождение крестьян, тогда как все предыдущие акты правительства признавали его единственно возможным». [219]

Вслед за этим были созданы еще четыре секретных комитета, на которых обсуждались частные вопросы «улучшения быта» помещичьих крестьян. На них обозначилась жесткая позиция консерваторов в отношении к крестьянскому вопросу, состоявшая в том, что ни с землей, ни без земли освобождение крестьян невозможно, что есть единственный путь - улучшения быта крепостных крестьян и постепенное ограничение крепостной зависимости. Тем самым еще раз была в категорической форме подтверждена «законность» крепостного права. Казалось, что после этого всякая мысль о скором освобождении крестьян была оставлена.

Европейские революции 48 г. усилили позиции крепостников и реакционно-консервативную политику власти. На время крестьянский вопрос удалось загнать вглубь, что подрывало стабильность системы изнутри. Но как бы ни велико было стремление консервативных сил спустить этот вопрос на тормозах, он все более становится предметом общественного мнения и публичного обсуждения, хотя и в завуалированной форме. Этому способствовал дух времени: распространение просвещения, путешествия русской либерально настроенной молодежи за границу, в том числе ее стажировка в европейских, в первую очередь германских, университетах. Этому же, но с другой стороны, способствовали и судорожные меры, предпринимаемые правительством в целях избежать больших потрясений. Общее число указов по крестьянскому вопросу за период царствования Николая I превышает 100. И хотя все они носили регулятивный характер и не затрагивали кардинальных проблем - права собственности на землю и личность самого крепостного, - они подрывали понятие неприкосновенности крепостного права.

Новому возбуждению крестьянского вопроса способствовали, с одной стороны, напряжение всех сил нации в Крымской войне и позорное поражение в ней России, с другой - крестьянские волнения, инспирированные слухами о воле. «Правительство колебалось, в каждом данном случае, между желанием взять сторону крестьян и боязнью своими действиями возбудить их против помещиков. Помещики опасались и правительства, и крестьян. Словом, крепостное право начало расшатываться и с каждым днем становилось все более и более неудобным: и для крестьян, и для помещиков, и для правительства». [220]

Поражение в Крымской войне русской армии, служившей оплотом и символом самодержавия на всем европейском континенте, списывалось одними на бездарность царствующего монарха, другими, более трезвыми, оценивалось как кризис системы в целом. И в первом, и во втором случае надежды связывались с приходом к власти наследника престола Александра II. В то время как крепостники тянули Россию назад, здравый смысл подсказывал, что спасти Россию можно только на пути либеральных реформ. Победа оказалась на стороне здравого смысла, признавшего необходимость либеральных реформ и в первую очередь освобождения крестьян от крепостной зависимости.

Глашатаем начала реформы 1861г. суждено было стать К.Д.Кавелину. Написанная им в 1855 г. «Записка об освобождении крестьян в России» ходила по рукам и имела большой публичный успех. Более того, хотя Кавелин не входил ни в какие властные структуры, его «Записка» сыграла определенную роль и в осознании необходимости крестьянской реформы высшим эшелоном власти. Этому способствовали его дружеские связи с видными правительственными сановниками - Н.А.Милютиным, Я.И.Ростовцевым, а также его известная близость ко двору.

Интерес к крестьянскому вопросу у самого Кавелина сформировался на основе двух источников: теоретического, как академического ученого западнической ориентации, и практического, как помещика, вынужденного после смерти матери принять управление имением в свои руки. Свою деятельность на этом последнем поприще он начал с составления проекта улучшения быта собственных крестьян. Позже совместно с Милютиным он составил проект освобождения крестьян для Вел. кн. Елены Павловны, покровительствовавшей реформе. На этой почве и родилась его «Записка об освобождении крестьян».

В «Записке» Кавелина общественность увидела своего рода готовый ответ на горячие вопросы, поставленные общественным состоянием страны и требующие незамедлительного решения. По определению историка Б.И.Сыромятникова «Ответ» Кавелина явился итогом его жизни и вместе с тем синтезом всей предшествующей работы в том же направлении русской общественной мысли, которая уже со времен Радищева вынашивала в себе аболюционистскую идею» (от лат. - aboleo - отмена, уничтожение. - Л.Н.). [221] И хотя «Записка» Кавелина не отличалась особой оригинальностью, ее сила, по определению того же историка, заключалась в том, что он мастерски, сжато, а главное вовремя сумел сформулировать те идеи, которые уже витали в общественном мнении. Общественность увидела в ней увязанность, или консенсус, как бы мы сказали теперь, «видов» правительства и интересов государства с выгодами дворянства и крестьянства.

«Многие убеждены, что Россия по своим естественным условиям - одна из самых богатых стран в мире, - так начинает свою «Записку» Кавелин, - а между тем едва ли можно найти другое государство, где бы благосостояние было на такой низкой ступени, где бы меньше было капиталов в обращении и бедность была так равномерно распределена между всеми классами народа». [222] Краеугольный камень общего социально-экономического кризиса он усматривает в крепостном праве, незамедлительная отмена которого и комплексное решение крестьянского вопроса в целом может изменить ситуацию в стране и вывести ее из глубочайшего кризиса «на путь общечеловеческого развития». Основной удар своей критики автор «Записки» направляет против крепостного права частных владельцев, доказывая крайнюю разорительность его и для помещиков, и для крестьян, и для общества в целом. Более того, крепостное право таит в себе скрытую опасность для государства, как бы повторяет он предупреждение Радищева. «Россия осуждена окаменеть» до тех пор, пока «крепостное право будет составлять основу нашей общественной и гражданской жизни, ибо это гордиев узел, к которому сходятся все наши общественные язвы». [223]

Решительно высказываясь за полную отмену крепостного права, Кавелин настаивает на политике «открытых дверей» при обсуждении его проектов и условий его реализации. Но эта «открытость» имеет в виду «общество», т.е. в первую очередь само дворянство, что же касается крестьянской массы, то по отношению к ней помещик-реформатор рекомендует постепенно «нечувствительным образом» приуготовлять ее к предстоящим реформам во избежание излишних притязаний крестьян. Однако, несмотря на эти сословные страхи и предостережения в своей «Записке», Кавелин впервые публично высказался за полное освобождение крестьян с землей путем единовременного выкупа у помещиков всей земли, которая находилась в пользовании крестьян. Более того, он решительно настаивает, что «правительство ни под каким видом не может согласиться на увольнение крепостных без земли». [224] Отстаивая принцип освобождения крестьян с землей, ученый выражал сложившееся общественное мнение либеральных кругов, доводя его до сведения как правительственных сфер, так и «общества».

Однако по мере развертывания программы реформы усиливалось давление на ее инициаторов со стороны крепостников, которые подчас апеллировали к аргументам, используя лексикон либералов, ссылаясь на законность своего владения землей, которую никому не дозволено нарушать. Под давлением этих кругов Кавелин пошел на определенные уступки, допуская возможность освобождения крестьян по добровольному согласию между заинтересованными сторонами - землевладельцами и их крепостными - с землей или без земли, с тем, чтобы по возможности «не нарушать материальных интересов владельцев». Более того, исходя из «законных интересов владельцев», он склонялся даже к мысли выкупа не только надела, но и личной свободы надельных крепостных по существующим на местах ценам. Ориентация на землевладельцев объясняется не только давлением с их стороны, но отчасти и довольно распространенным убеждением, что именно владельческий, т.е. дворянский класс, как самый образованный, призван сыграть в России роль среднего сословия. Не без влияния славянофилов Кавелин верил, что основанием здания гражданского общества новой России должны стать самодержавный царь, дворянство как среднее сословие, поставленное на страже всенародной пользы, и «мужик» с его верой в «русского царя».

Колебания Кавелина коснулись и тактики проведения реформ. Первоначально он был сторонником быстрого и единовременного осуществления реформ. Так в письме к Герцену он убеждал своего адресата и, по-видимому, самого себя, что реформа должна быть осуществлена сразу: «Вдруг! именно вдруг - должна быть совершена реформа. Этого требуют обстоятельства, а главным образом такая реформа самая разумная и самая правильная». [225] Однако в 6 разделе Записки он уже ставит под сомнение вопрос, «благоразумно ли начать вдруг, разом, выкуп крепостных на всем пространстве государства?» и высказывается за постепенное в виде «опыта» освобождение крестьян. [226]

В своей речи, посвященной двадцатилетнему юбилею реформы разочарованный Кавелин сетовал: «Кто из нас не верил горячо, что отмена крепостного ига даст нашему крестьянству материальное довольство, вызовет экономическое процветание, подъем народных сил, сознания личности и прав, разовьет просвещение и нравственность, словом - принесет с собою все блага гражданской свободы. Сближение и тесное единение двух слоев русского народа, разоренных рабством, разве не должно было быть необходимым строго-логическим последствием его прекращения? А что вышло на самом деле? Едва успели Положения 19 февраля 1861 года стать законом, как дух их отлетел, и осталась одна буква; но и самая буква их, где только было возможно, объяснялась в ущерб, а не в пользу миллионов новых русских граждан; административная практика не стеснялась и буквой, чтобы помешать им воспользоваться их законными правами». [227] Оценка Кавелина была не совсем адекватной реальности, просто ученый-романтик не хотел считаться с тем, что реальность всегда прозаична. Его колебания, послужившие основанием разрыва с Герценом, свидетельствуют лишь об обостренной социальной ситуации, в которой протекала подготовка, а позднее и реализация крестьянской реформы. Более того, они являются свидетельством вообще трудности осуществления любых радикальных реформ, которые пишутся отнюдь не на «чистом листе бумаги», а в условиях инерционного сопротивления реформируемых институтов и отношений и активного противодействия заинтересованных в сохранении старого режима сил. С учетом этих обстоятельств и следует оценивать результаты реформ и роль в их подготовке и реализации конкретных деятелей. Именно с этих позиций оценивает роль Кавелина в подготовке крестьянской реформы автор аналитического очерка, посвященного его деятельности, Б.И.Сыромятников. «И каковы бы ни были ошибки и увлечения Кавелина в «святом деле» 19- го февраля, бескорыстный подвиг его жизни навсегда будет вписан яркими буквами в летописи освободительной эпохи». [228]

Близкую позицию в крестьянском вопросе занял и Б.Н.Чичерин. Во 2-ой книжке «Голосов из России» была опубликована его статья «О крепостном состоянии», в которой он обращает внимание на роль государства, подчеркивая, что оно, будучи органом общества в целом, призвано корректировать исторический процесс, устраняя искусственные препятствия на пути его прогрессивного развития. Осознав это, Екатерина Великая освободила от крепости дворянство и купечество. Ныне со всей остротой, считал теоретик либерализма, встал вопрос об освобождении крестьян, ибо крепостная зависимость не только противоречит естественным правам человека, но уродует, деформирует весь общественный строй снизу доверху. [229] Так же, как и Кавелин, Чичерин ратовал за выход России на общечеловеческий путь общественного развития.

В этом же издании в статье «Современные задачи русской жизни» Чичерин, отталкиваясь от своего понимания либерализма, впервые поставил вопрос о том, что эмансипация крестьян является лишь прологом развернутой программы либерального преобразования общества в целом. Отмечая, что слово «либерализм» стало расхожим понятием, он задает риторический вопрос, что должно разуметь под словом «либерализм»? «Свобода - слово неопределенное. Она может быть и безграничная, и ограниченная, и если безграничной свободы допустить нельзя, то в чем же должна состоять свобода ограниченная? Одним словом, какие меры должно принять либеральное правительство и чего должна желать либеральная партия в обществе?». [230] Среди главных начал, которые вытекают из понятия о либерализме, философ-правовед выделяет ряд первостепенных свобод, «необходимых для благоденствия России». Среди них: «свобода совести», как первое и священнейшее право гражданина; «свобода от крепостного состояния, одно из величайших зол, которым страдает ныне Россия»; «свобода общественного мнения»; «свобода преподавания и книгопечатания»; «публичность всех правительственных действий»; «публичность и гласность судопроизводства». [231]

И все же решающая роль в осуществлении либеральных реформ принадлежала, как это и предвидел Чичерин, императорской власти Александра II и либеральной части его бюрократического аппарата. Менее чем через 6 лет после вступления на трон Александр II подписал Манифест об освобождении крестьян, чем, по выражению Чичерина, «совершил величайшее дело русской истории». [233] И хотя Александр, по замечанию другого историка либеральной ориентации - А.А.Кизеветтера, не был творцом самой идеи уничтожения крепостного права, но именно «ему принадлежала решимость признать бесповоротную неотложность этой столь давно уже назревшей реформы». [234] Он сумел собрать и вдохновить команду соратников-единомышленников из крупных политических деятелей правительственного аппарата, таких, как Я.И.Ростовцев, С.С.Ланской, Н.А.Милютин, Я.А.Соловьев и др. Ему же принадлежит осуществление непрестанного общего контроля, благодаря чему реформа не была спущена на тормозах ее противниками. Наконец, заслуга Александра состояла и в том, что он, начав, как было задумано, с крестьянской реформы, понял необходимость осуществления широкой социальной программы либеральных реформ и других сфер, придав тем самым им системный характер.

В деятельности царя-освободителя просматривается любопытный исторический парадокс, не оставшийся не замеченным современниками. Прежде всего, отношение к самой личности и деятельности Александра оставалось весьма противоречивым, если не сказать парадоксальным, что отчасти обусловлено характером самого императора. Тот же Кизеветтер отмечает, что, будучи наследником престола, он не раз выражал свою нерасположенность к реформам, что порождало двусмысленность в отношении к нему при воцарении на престол: крепостники ждали от него «восстановления порядка», либералы связывали с молодым царем свои надежды! на осуществление реформ. Однако независимо от слабости своего характера и несмотря на жесткое давление на него со стороны помещиков-крепостников и реакционного ядра бюрократического аппарата, с одной стороны, и террора, развязанного против него левыми экстремистскими силами, - с другой, император Александр выбрал единственно правильный путь - путь либеральных реформ. В этом современники усматривали кто «перст таинственной судьбы», кто предначертания «великого русского Бога», а кто, под влиянием А. Смита, «незримую руку» истории. Любопытно, что и Чичерин, видевший в Александре вполне ординарную натуру, замечает, что «он мог служить примером того, что Провидение для совершения величайших дел употребляет иногда весьма обыкновенные орудия. Когда вопрос созрел в общественном сознании, для решения его не нужно гения; достаточно человека благонамеренного и здравомыслящего». [235]

Александр, возможно, после некоторых колебаний, придал крестьянскому вопросу гласность, открыто заявив на встрече с представителями дворянства 30 марта 1856 г., что лучше начать уничтожение крепостного права сверху, нежели дожидаться, когда оно начнет само собой уничтожаться снизу. В развитие этой идеи в записке Министерства внутренних дел от 7 апреля 1856 г. хотя и оговаривалось бесспорное право помещиков на землю, но далее замечалось, что освобождение крестьян на основе этого права ведет к превращению миллионов людей в бесприютных бродяг, париев, что чревато социальными катаклизмами. «Правительство обязано пещись об общем спокойствии и противиться тому, что может нарушить оное, обратив миллионы людей в бесприютных бродяг». [236] Таким образом, и в данном случае вопрос получил двойственное толкование: право собственности помещика на землю и личность крепостного бесспорно, но в то же время крепостные должны быть освобождены с землей.

При любом подходе освобождение крестьян лишало помещичье хозяйство основного орудия производства и грозило разорением хозяйства. В целях решения этой двойственной проблемы были выдвинуты две идеи: идея усадебной оседлости и временной обязанности. Первая предполагала наделение крестьян усадебной землей (дом, подворье, огороды, конопляник), которая привязывала бы крестьянина к месту и понуждала идти в наем (за аренду пашни) к тому же помещику. В уплату за усадьбу крестьяне на 10-15 лет переводятся в статус «временно обязанных», хотя и объявляются лично свободными, «дабы потом окончательно освободиться». На переходный период в пользовании крестьян оставалась часть пахотной земли за оброк или за барщину. Усадебная оседлость имела обязательный характер, тогда как право пользования землей должно быть основано на добровольном договоре землевладельца и земледельца.

Одной из идей, подсказанных Александру Н.А.Милютиным, была идея привлечения дворянства к разработке проекта реформы, чтобы тем самым, с одной стороны, преодолеть его оппозиционность, а с другой - развязать инициативу наиболее здравомыслящих его слоев. Эта идея была воспринята и позволила сдвинуть дело с мертвой точки.

Поворотным моментом в развитии крестьянской реформы стал рескрипт 20ноября 1857г. на имя губернатора северо-западных губерний В.И.Назимова. В нем в ответ на высказанную готовность остезийских помещиков начать освобождение крестьян (но без земли) поддерживалась их инициатива, но настаивалось на необходимости земельного обеспечения освобождаемых крестьян. Предписывалось также открыть губернские комитеты для подготовки проектов крестьянской реформы с учетом местных особенностей. Данный рескрипт по инициативе Ланского был разослан по всем губерниям. И хотя условия освобождения крестьян в нем были прописаны весьма неопределенно, именно им дело крестьянской реформы было предано гласности и предписано к исполнению. С этого момента подготовка и принятие крестьянской реформы приобрела необратимый характер.

Вместо секретного комитета, только тормозившего дело, был образован «Главный комитет по крестьянскому делу для рассмотрения постановлений и предположений о крепостном состоянии». Под нажимом авторитета императора повсеместно стали открываться губернские комитеты по подготовке проектов реформы. Таким образом, дворянство через свои губернские собрания было вовлечено властями в обсуждение предположений по крестьянской реформе «исходя из местных условий», но на основе положений, сформулированных в рескрипте.

В результате появилась целая серия записок, проектов, для обобщения которых в 1859 г. были образованы Редакционные комиссии под руководством пользовавшегося личным доверием императора Я.И.Ростовцева, который сумел сформировать команду единомышленников - либерально настроенных сторонников реформы. В лице Я.И.Ростовцева как бы скрестились два века, два стиля мышления: ушедшего в прошлое в декабре 1825 г. романтического века «просвещенного абсолютизма» и века прагматического решения кричащих социальных противоречий. По определению одного из участников и разработчиков крестьянской реформы, Ф.П.Еленева, у Ростовцева появилась весьма драгоценная во всяком государственном человеке черта: он «думал об Истории, верил в ее верховный суд, мечтал о почетной для себя странице на ее свитках». [237]

Однако его беда, а вместе с ним и всей России, состояла в том, что при всем своем искреннем желании послужить Отечеству и оставить след в Истории, он был не подготовлен к решению столь важной государственной задачи. Не имея даже личного опыта хозяйственной деятельности (он не имел поместий) Ростовцев пребывал некоторое время в растерянности, но в отличие от своих коллег оказался способным к обучению. При комиссиях по поручению Ростовцева была собрана обширная библиотека по вопросу на русском и иностранных языках. Однажды на заседании комиссии он сообщил, что из III Отделения будет присылаться экземпляр «Колокола» и обратился к присутствующим: «Я буду вас просить, чтобы вы и из «Колокола» заимствовали и приняли в соображение все, что только может быть полезно и применимо к исправлению наших трудов и усовершенствования проекта положений». В ответ на недоуменный вопрос одного из членов комиссии «Как, неужели заимствовать у Герцена?», он отпарировал: «Что нам за дело до личностей! Кто бы ни сказал полезное, мы должны воспользоваться». [238] Ростовцеву не пришлось завершить начатое дело. Он умер за год до провозглашения реформы. Последние его слова, сказанные Александру, были: «Государь! Не бойтесь».

Значение возглавляемых Ростовцевым Редакционных комиссий состояло в том, что это была новая форма общения правительства с общественностью. Основная полемика Редакционных комиссий с крепостниками в центре и с мест развернулась по вопросу об освобождении крестьян с землей или без земли. Последние настаивали на исключительном праве собственности на землю с прикрепленными к ней крестьянами в соответствии с Манифестом о вольности дворянской 1762 г. и Жалованной грамоты дворянству 1785 г. Они обвиняли «либералов» в том, что они нарушают исконные права дворянства. Как разъяснял Ростовцев, с точки зрения гражданского права вся реформа с начала до конца несправедлива, ибо она есть нарушение права частной собственности, но как необходимость государственная и на основании государственного права эта же реформа законна, священна и необходима. И с этим ни консерваторы, ни либералы, отстаивающие примат права перед политикой, не могли не считаться. Вместе с тем, согласно обычному праву крестьянин прикреплен к земле, т.е. земля находится в его пользовании и отнять у него землю - значит лишить его средств к существованию, нарушить естественные права человека. Отсюда и вытекала идея выкупа крестьянами земли при поддержке государства.

Мозговым центром Редакционных комиссий стал Николай Александрович Милютин, у которого не стеснялись учиться ни министр внутренних дел Ланской, ни председатель комиссий Ростовцев. Милютин был убежденным сторонником «реформ сверху». Поэтому его не увлекали «игры» конституционалистов, а претензии дворянских комитетов на особую роль в осуществлении реформ вызывали лишь раздражение, за что его ославили как ярого противника общественной самодеятельности. На самом деле он, как отмечает Кизеветтер, был решительно против отождествления общества с дворянством, против исключительного права дворянства говорить от имени общества. Вместе с тем он прекрасно понимал, что осуществление реформ предъявляет высокие требования как к власти, так и к населению, предполагая их сотрудничество. Эта его позиция явно обозначилась при первоначальной подготовке земской реформы. Не вина Милютина, что он был отстранен от участия в проведении земской реформы, и разработка ее была поручена консерваторам. Однако несомненен его вклад в разработку крестьянской реформы. Его заслуга в том, что она не стала хуже, чем могла бы быть. В потоке губернских проектов реформ, составленных, как правило, в сословно-охранительном духе, он умел отбирать и доводить до логического завершения наиболее ценные идеи и предложения.

Основная полемика развернулась и по вопросу материального обеспечения крестьян. Редакционная комиссия во главе с Ростовцевым исходила из стремления сохранить в основном существующую систему землепользования. Ее нарушение в ту или другую сторону могло вызвать жесточайший экономический кризис. Это означало сохранение в той или иной форме за крестьянами тех наделов, какими они пользовались при крепостном праве. Однако этому воспротивились помещики, особенно черноземных губерний, где земля была дорога, а труд земледельца дешев. Идя на компромисс, комиссия выработала нормы высших и низших наделов применительно к каждой местности. Наделы, превышающие эти пределы, могли быть урезаны. Напротив, наделы, не достигающие низшей нормы, должны быть расширены за счет помещичьей земли. Нормы, предложенные Редакционной комиссией, намного, почти вдвое превышали нормы, предлагаемые губернскими комитетами, что, как предполагалось, позволит сохранить стабильность в обществе.

К концу 1859 г. Редакционная комиссия закончила предварительную подготовку общих положений реформы. К этому времени в Петербург были приглашены депутаты от губернских комитетов для обсуждения местных условий, как было подчеркнуто властями, опасавшимися оппозиции дворянства. Среди множества деятелей на этой стезе, в основном защищавших сословные интересы, своим ясным последовательно либеральным подходом к решению проблемы выделялся предводитель тверского дворянства, возглавивший губернский комитет по подготовке реформы А.М.Унковский. Избранный предводителем дворянства Тверской губернии он в качестве должностного лица подключился к выработке предложений по крестьянскому вопросу, заняв последовательно либеральную позицию, сумел склонить к ней большинство гласных.

А.М.Унковский был первым, обратившим внимание на роковые противоречия основ рескрипта, которые во многом предопределяли дальнейшую судьбу крестьянской реформы. [239] Основное противоречие рескрипта он усмотрел в придуманном (по-видимому, крепостниками) понятии «усадебная оседлость». Обязательный для крестьянина выкуп усадьбы (дом+двор) привязывал его к месту, не обеспечивая землей, необходимой для существования. Тем самым крестьянин попадал в полную зависимость от землевладельца, который мог навязать ему либо новый вид барщины, либо аренду необходимой земли за произвольную цену, так как искусственно привязанный к усадьбе крестьянин не мог уйти на поиски лучшей доли. Мало того, власть помещика над крестьянином закреплялась переданной в его руки функции вотчинной полиции. Таким образом, если следовать букве и духу рескрипта, крестьянин, «освобожденный» от крепостной зависимости, которая все же включала и некоторые обязательства помещика по отношению к нему, оказался бы перед лицом полного произвола. «Объявить народ свободным, оставив его почти в той же неволе и не улучшая его быта, по нашему мнению, хуже, нежели оставить его в крепостной зависимости», - смело заключает он по поводу высочайшего царского рескрипта. [240]

Унковский не только раскрыл основные противоречия рескрипта, но и сумел найти выход из скрытой в нем «ловушки». Он считал недопустимым освобождение крестьян без земли и в соответствии с этим дал расширительное толкование «усадебной оседлости»: усадьба является центром надела, включающего пашню, выгон, покосы и т.п. Тем самым он вплотную подошел к идее хуторского хозяйства, реализовать которую позднее попытается П.АСтолыпин. Выкуп «усадьбы-надела» единовременный и обязательный для помещика при контроле и поддержке государства, согласно мнению Унковского, позволит полностью развязать узел крепостнических отношений, освободив крестьянина от крепостной зависимости передачей ему земли в полную собственность. В свою очередь денежная компенсация помещику за утрату части собственности на землю и привязанную к ней рабочую силу вчерашнего крепостного позволит ему перевести свое хозяйство на новые - капиталистические - начала.

В своей программе Унковский исходил из основополагающей идеи либерализма о свободе личности, основанием и материальным обеспечением которой является частная собственность. Это важно подчеркнуть, потому что в марксистской социальной доктрине либералам инкриминировалось своекорыстие в признании незыблемости помещичьей собственности и продиктованного этим выкупа крестьянского надела. Но, заметим здесь, во- первых, положение о вознаграждении помещика за отчуждаемую от него в пользу крестьянина надельную землю не оспаривалось в то время никем, в том числе и Герценом в его проекте освобождения крестьян, весьма близким по своему содержанию к проекту Унковского. [241] И во-вторых, принцип незыблемости помещичьей собственности соответствовал правовому статусу тогдашнего общества. Она была закреплена за помещиками Жалованной грамотой дворянству и признана обычным правом. С другой стороны, согласно обычному же праву крестьянин прикреплен к земле, т.е. земля находится в его пользовании и отнять у него землю - значит лишить его средств к существованию, нарушить естественные права человека. Отсюда и вытекала идея выкупа, обязательная для помещика. С либеральных позиций Унковский критиковал и предположения по административному устройству крестьян, так как оно сохраняло сословный принцип, ибо волости предполагалось создавать из одних крестьян.

Позднее, когда редакционные комиссии подготовили сводные проекты закона, Унковский еще раз выступил с их критическим анализом в «Соображениях по докладам Редакционных комиссий», напечатанных Герценом в последней 9-ой книжке «Голосов из России». Здесь он подчеркивал, что крестьянский вопрос как ключевой в серии преобразований гражданского общества невозможно решить, пока сохраняется современная система управления, основанная на крепостном праве и пронизанная снизу доверху произволом, «Система управления, или лучше сказать злоупотребления властью, - по словам Унковского, - так сильна и последовательна, что она покрывает собою всю Россию, не оставляя ни одного живого места для разумно свободной жизни. При этой системе нигде нет права и господствует один низкий, необузданный произвол, уважающий только деньги и общественное положение. При ней если и встречаются на службе благородные личности, то они ничего не могут сделать. При хорошем и дурном начальнике губернии идет за ничтожным изъятием один и тот же порядок /…/. Дело в самой системе управления, - заключает он, - а не в ее применениях». [242]

Смерть Ростовцева, служившего своеобразной преградой между консерваторами и императором, нанесло существенный урон делу либерального завершения реформы. Это проявилось в первый же момент, когда вместо него на пост председателя Редакционных комиссий был назначен престарелый гр. Панин, типичнейший представитель консерватизма николаевских времен, законник- буквоед. Это назначение символизировало подмеченный Герценом очередной «зигзаг» в политике императора «слева-направо». На фоне развернувшихся придворных интриг и страстей, кипевших в губернских дворянских собраниях, по свидетельству современников, только народ сохранял великую выдержку и терпение. «Эта стихийно- грозная и внушительная, несмотря на безмолвие, всенародная демонстрация, - при всей кажущейся безобидности и бессилии дававшая понять, кому нужно, что отныне с крестьянским вопросом шутить нельзя и во что бы то ни стало нужно решить в народном духе, т.е. не иначе как с земельным наделом, - имела огромное влияние на исход дела», - пишет либерально настроенный исследователь проблемы Г.Джаншиев. [243] Ту же мысль разделяет и М.Е.Салтыков-Щедрин: «Вникните в смысл этой реформы, в историю ее утверждения, - обращался он к современникам, - и вы убедитесь: во 1-х, что, несмотря на всю забитость и безвестность, одна только эта сила (народа) и произвела эту реформу, и во 2-х, что, несмотря на неблагоприятные условия, она наложила на реформу неизгладимое клеймо свое, успела найти себе поборников даже в сфере ей чуждой». [244]

Ожидание реформы слишком затянулось - напряжение достигло критической точки, и это почувствовал Александр, повелевший закончить подготовку реформы и сопровождающий ее манифест к началу года. Редакционные комиссии закончили свою работу и были закрыты 10 октября 1860 года. Все дела по завершению и осуществлению реформы перешли к Главному комитету. 5 февраля 1861 был составлен проект Манифеста, к этому же времени были подготовлены «Основные положения закона». 19 февраля 1861 года в шестую годовщину своего восшествия на престол Александр II подписал Манифест. Но история крестьянской реформы на этом не закончилась. Страх:, охвативший императора и придворную клику, породил абсурдистскую ситуацию: вместе с секретной публикацией Манифеста, который должен был возвестить «светлый праздник» русского народа, власти поставили на ноги всю полицию, придав ей войска и на всякий случай заготовили на съезжих дворах больших городов розги. О сроках объявления свободы была специально запущена дезинформация. Академик и цензор А.В.Никитенко в своем дневнике под 18 февраля записал: «Умы в сильном напряжении по случаю крестьянского дела. Все ожидали Манифеста о свободе 19 числа. Потом начали ходить слухи, что он на время отлагается. В народе возбудилась мысль, что его обманывают». [245]

Обнародование Манифеста произошло 5 марта в Православный праздник прощенного воскресенья. Либеральные круги столичной интеллигенции из опасения обмануться в своих ожиданиях восприняли провозглашение Манифеста как светлый праздник. Даже Герцен сетовал на то, что в этот торжественный день не может быть в России с народом. Народ же «безмолвствовал»: во-первых, сказалось слишком затянувшееся ожидание и, во-вторых, Манифест был написан таким квазибюрократическим языком, что ни понять смысла, ни просто почувствовать радости по случаю освобождения простому человеку было невозможно. В недоумении находилась и пресса. По выражению И.С.Аксакова, слышно было одно лишь молчание на всех языках.

Но ошеломление первых дней освобождения прошло. Наступали будни. Всем слоям общества надлежало разобраться, к чему же оно пришло и что делать дальше? Одними из первых отреагировали на Манифест крепостники, добившись отставки основных разработчиков реформы - Милютина и Ланского. Однако повернуть историю вспять было уже невозможно. Как бы ни оценивать Манифест 1861 г. - это была крестьянская реформа.

Манифестом 19 февраля 1861 г. провозглашалась отмена крепостного права навсегда. Вчерашние крепостные уравнены в своих правах, как личных, так и имущественных, со свободными сельскими обывателями. С этих же принципов начинался основной юридический документ «Общие положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости». [246] Так в ст. 1 провозглашалось: «Крепостное право на крестьян и на дворовых людей отменяется навсегда». Ст. 2 определяла гражданский статус вчерашних крепостных: «…вышедшим из крепостной зависимости предоставляются права, состояния свободных сельских обывателей, как личные, так и по имуществу». Однако уже в ст. 3. утверждалась собственность помещиков на все принадлежащие им земли. Правда, в этой же статье оговаривалась обязанность помещиков предоставить за установленные повинности в постоянное пользование крестьян их усадебную оседлость (дом, двор, огороды, гумно, конопляники) и сверх того земельный надел, необходимый «для обеспечения их быта и для выполнения их обязанностей перед правительством (выплата подушной подати и др. налогов) и помещиками». Причем усадебную оседлость крестьянин имел право выкупить по цене, установленной законом, и помещик обязан был принять выкуп (ст. 11), зато выкуп полевого надела зависел всецело от согласия помещика и только в этом случае становился правомочным. За отведенный надел, размеры которого оговариваются Местными положениями, крестьяне обязаны отбывать в пользу помещиков повинности работой (та же барщина) или в денежной форме (ст. 4.). Крестьяне, вышедшие из крепостной зависимости, но состоящие в обязательных отношениях к помещикам, получили наименование временно обязанных крестьян (ст. 15). С выкупом крестьянином усадебной оседлости и земельного надела в собственность прекращаются все обязательные поземельные отношения между помещиком и крестьянином (ст. 12). Поскольку крестьянин, за редким исключением, не мог сразу выплатить всю сумму, выплату в долг брало на себя правительство, выдавая помещику процентные бумаги с погашением долга крестьянином в рассрочку на 49 лет (так называемая выкупная операция). Помещик мог предупредить выкуп надела, предоставив крестьянину надел даром, но в значительно меньшем, чем предусмотрено законом, размере. Тем самым он вознаграждал себя тем, что оставлял за собой значительную часть земли, что было особенно существенно для плодородных земель. Крестьяне иногда обольщались на «дармовой» надел, но эта выгода была временной: она не покрывал расходов на воспроизводство семьи. Дворовые люди тоже получали свободу, но без земли, так как они ею не пользовались и ранее. Крестьяне, вышедшие из крепостной зависимости и приобретшие в собственность земельные угодья, составляют по делам хозяйственным сельские общества, а для административного управления и суда соединяются в волости (ст. 17). Однако до прекращения обязательных отношений крестьян за помещиками сохраняется право вотчиной полиции (ст. 18). Хотя приоритет в «Общих положениях» отдается «сельскому обществу», общине, однако за каждым крестьянином сохранялось право выхода из нее. Существенной для понимания перемен, произошедших в положении крестьян, является ст. 33, которая гласит: «Каждый крестьянин может приобретать в собственность недвижимые и движимые имущества, а также отчуждать оные, отдавать их в залог и вообще распоряжаться ими с соблюдением общих узаконений, установленных на сей предмет для свободных сельских обывателей». Ст. 36 идет еще дальше в этом направлении. В ней утверждается, что «каждый член сельского общества может требовать, чтобы из состава земли, приобретенной в общественную собственность, был ему выделен в частную собственность участок, соразмерный с долей его участия в приобретении сей земли». Правда, в данном случае речь идет не об отчужденной у помещиков надельной земле, которая в течение 9 лет не может быть продана или заложена, а о приобретенной общиной земле. Однако в ст. 159 дается разъяснение, что по окончании выкупа надельной земли она также должна рассматриваться как частная собственность по общим нормам Российского гражданского права. В этих статьях В.В.Леонтович усматривает экономическое основание свободы вчерашних крепостных, ибо без экономического основания, все благие пожелания реформы оказываются фикцией. [247] И не случайно именно против них ополчилась реакция царствования Александра III целой серией контрреформ, которые надолго затормозили развитие гражданского общества в России.

Таким образом, несмотря на целый ряд оговорок в пользу помещиков - это была все же крестьянская реформа. Крестьянин обретал права свободного человека, он не мог быть подвергнут наказанию иначе, как по суду (ст. 25). Он не мог быть лишен прав состояния или ограничен в этих правах иначе, как по суду или приговору общества (ст. 30). И сам крестьянин уравнивался в своих правах с другими податными сословиями. Серьезные нарекания со стороны либералов вызвало решение материальной стороны крестьянского вопроса, в частности нормы наделов, повлекшие за собой практику отрезки в пользу помещика части надела, ранее бывшего в пользовании крестьян, обременительность выкупных платежей, затяжной характер завершения реформы и т.п. «Но в правовом отношении, - подчеркивает А.А.Корнилов, - крестьянская реформа была, без сомнения, колоссальным шагом вперед во всей новейшей русской истории. Упразднив крепостное право над личностью крестьянина, он открыла широкий путь к полному освобождению народа». [248]

«Совершилось действительно великое дело, - свидетельствует в частном письме современник и участник реформы И.С.Аксаков, - крепостного права уже не существует, оно вычеркнуто из законодательства и из жизни. Только теперь возможны реформы и движение вперед самого народа, и он двинулся, тронулся, как вешний лед. Через полгода вы его не узнаете. Как они ни недовольны положением, но выберут из него, поверьте, все, что послужит к их выгоде; и проникнутся сознанием своих прав. Во всяком случае, мне сдается, что народ проснулся и инстинктивно чувствует, что он призывается к действию, что его черед наступает, и спешит вооружиться, запасается деньгами и грамотой». [249]

Крестьянская реформа меняла или требовала смены всех форм общественной жизни и не только крестьян, но всего общества, ибо крепостное право обусловливало все стороны общественной жизни, оно было ее телом, скованным цепями, тормозившими развитие общества. По справедливому замечанию акад. В.П. Безобразова, важно было не то, что над 20-ю миллионами душ тяготело крепостное право, важно было его общее растлевающее значение для всего населения. Пока существовал указанный произвол одного лица всего только над 20-ю душами, не могло быть и речи о водворении права в России. [250]

Анализ крестьянской реформы представляет не только научно-исторический, но глубокий социально-философский интерес. Во-первых, как бы мы ни оценивали ее результаты, могла ли она быть лучше, или хуже, несомненно одно, что она знаменовала, пусть трудный и противоречивый, переход от сословного к гражданскому обществу. Одно это позволяет оценить ее как социальную революцию, осуществленную «сверху». Во-вторых, крестьянская реформа затрагивала самые существенные, жизненно важные интересы всех сословий, а потому она протекала в условиях острой социально-политической борьбы от консервативных плантаторов до радикальных революционеров, действующих «во имя народа» и потому особенно безрассудно опрометчиво. Либеральное направление в этом противостоянии испытывало на себе сильное давление как справа, так и слева, но полно было решимости довести реформу до логического конца и в силу этого вынуждено было идти на компромиссы. К тому же, как во всякой реформе, конец ее не мог быть определен заранее. Однако в этом противостоянии заинтересованных сил непосредственно не было представлено основное лицо - крестьянин, или как его позже назовет Т.Шанин «Великий немой». Даже радикальные революционеры, клявшиеся его именем, стремясь облагодетельствовать его, сделали все, чтобы сорвать реформы. В- третьих, можно, конечно, говорить об односторонности реформы ее незавершенности, но вот уже прошло 140 лет со дня обнародования Манифеста, прошло три революции «снизу» и одна «перестройка», или как ее можно охарактеризовать «революция сверху», и ныне мы стоим в преддверии каких-то новых контрреформ, а крестьянский вопрос, то есть вопрос о земле как средстве производства и самого существования земледельцев, остается до сих пор нерешенным. В-четвертых, как показал опыт Великих реформ 60-70-х годов социальная революция, основанная на смене собственности и радикальном изменении социальной структуры общества, предполагает ее политическое завершение и закрепление, или что на тогдашнем языке обозначалось как «завершение здания».

Александр-реформатор, взявший на себя ответственность за осуществление реформ, понимал это вопреки сомнениям Александра-самодержца. И все же логика здравого смысла победила в нем. Но импровизация истории судила иначе.

Социально-философская реконструкция крестьянской и других связанных с нею реформ, как самых радикальных в истории России, позволяет построить прогностическую модель реформ, осуществляемых сверху и тем самым выявить общую логику их реализации.

Проведению реформ предшествует более или менее длительный период их ожидания. В России ожидание крестьянской реформы началось с Манифеста о вольности дворянской 1762 г. Освобождение дворян от обязательной царевой службы, казалось бы, должно освободить и крестьян от необходимости их «кормления», чем, собственно, было вызвано крепостное право. О том, что такое ожидание имело место, свидетельствуют прокламации Пугачева. Новое напряжение ожиданий было обусловлено национальным подъемом в связи с окончанием Отечественной войны 1812г., в которой огромную роль сыграли крестьяне, особенно тех губерний, через которые прокатилась наполеоновская армия. Однако в ответ на свои ожидания крестьяне услышали из уст просвещенного монарха сакраментальную фразу: «Крестьяне - верный наш народ, да получат мзду от Бога». «Общество» же в пылу торжеств забыло о своих оставшихся в рабстве вчерашних братьях по оружию. Только декабристы попытались напомнить правительству о существовании данной проблемы, но и у них она отошла на второй план перед политическими требованиями. Только позор поражения в Крымской войне переполнил чашу терпения всего общества и перевел ожидание в предчувствие неизбежности перемен.

Вторым моментом, предшествующим и подготавливающим неизбежность реформ, является общенациональный кризис, вызванный накоплением внутренних противоречий, но, как правило, спровоцированный внешними обстоятельствами. Так причины кризиса накапливались с начала 50-х годов царствования Николая I, решительные реакционные меры которого только загоняли его вглубь, начало же войны лишь дало отсрочку. Поражение в войне породило волну национального негодования. Разрядка неоправданных ожиданий порождает социальную анархию неорганизованных действий различных социальных групп. Одной из форм ее проявления на Руси были бунты. На этот раз национальное негодование было канализировано либеральной идеологией.

Общественное мнение, сформированное сильной идеологией, позволяет направить общественное негодование в единое русло, придав ему тем самым необходимую мощь. Этому в значительной мере способствуют доступные данной эпохе средства массовой информации, в частности в эпоху реформ эту функцию выполняли легальная либеральная журналистика, вполне овладевшая приемами эзопова языка, подцензурные записки и письма и, наконец, бесцензурная зарубежная журналистика, образцом оперативности которой может служить свободная печать Герцена.

Инициатором радикальных реформ выступает наиболее конструктивно мыслящая часть правящей бюрократии, если такая находится, ибо только она имеет силу и власть провести реформу через все препоны общественного давления со стороны различных заинтересованных сил. Не случайно радикальные реформы называют «революцией сверху», противопоставляя ее «революциям снизу».

Осуществлению радикальных реформ предшествует создание социальных моделей. Однако, как правило, ни одна из них не совпадает с итоговым вариантом и тем более реальными результатами реформ. И это понятно: любая реформа есть внедрение идей в живую плоть социального тела, которое сформировалось в старых условиях и худо-бедно приспособилось к ним. Реформа же всегда означает пере-стройку, пре-образование сложившихся отношений и потому весьма болезненно воспринимается всеми затрагиваемыми слоями общества. Реформа возможна на основе компромисса за счет их интересов. Отсюда неудовлетворенность, перерастающая в недовольство всех заинтересованных слоев общества, отсюда давление и критика слева и справа, осуществляемых реформаторами мер, отсюда же постоянные колебания последних «слева-направо». И тем не менее реформа может быть результативной только в случае ее последовательного непреклонного осуществления. Более того, любая радикальная реформа, преобразующая базисные отношения общества, а таковой, безусловно, была крестьянская реформа, вызывает цепную реакцию, требующую продолжения ее во всех смежных областях. То есть успешное осуществление радикальной реформы всегда выливается в «пакет реформ» и предполагает их завершенность.

Перестройка общественных отношений в результате реформ, внедрение новых институтов болезненно воспринимается обществом, во-первых, потому, что она не соответствует в полной мере и не может соответствовать его ожиданиям. Неудовлетворенность порождает нестабильность, а при определенных обстоятельствах вызывает смуту в обществе. Это порождает «тоску по былому порядку», что расчищает почву реакции в лице сильной авторитарной власти. Однако в недрах пореформенного хаоса зарождаются и крепнут новые отношения и институты, которые становятся катализаторами развития новой системы отношений. Отсюда амбивалентно непредсказуемый исход радикальных реформ: либо, преодолевая сопротивление реакции, реформы будут доведены до конца и закреплены политически государственным законом, либо восторжествует реакция, и тогда неизбежная стагнация общества, чреватая революционным взрывом.

С проведением реформ 60-70-х годов завершился период русского классического либерализма, подготовившего почву ликвидации сословного общества и его перехода к обществу гражданскому. И хотя этот процесс был заторможен эпохой контрреформ, под покровом реанимации самодержавия вызревали новые, классовые отношения, а вместе с ними и новые противоречия и проблемы. Их решение потребовало иных критериев оценки и, главное, иных ориентиров. Одним из ответов на этот запрос общества стал новый этап в развитии русского либерализма - «новый либерализм».