Три века Яна Амоса Коменского

Глава одиннадцатая. БУДЬ СЛАВЕН ШАРОШ-ПАТАК!

В первые же дни приезда в Шарош-Патак Коменский почувствовал, как ему будет трудно. Вокруг него создалась атмосфера настороженного любопытства. Разговоры о его фантастических педагогических возможностях будоражили воображение обывателей. Видимо, многие всерьез полагали: стоит ему только приняться за дело, как дворянские недоросли в мгновение ока превратятся в образованных молодых людей, перед которыми откроются разнообразные пути к блестящей карьере. Знатные господа, не стесняясь, торопят Коменского: им кажется, что каждый прошедший день — это упущенная возможность. Нетерпение Ян Амос читает даже в глазах коллег — учителей и кураторов школы. Их шестеро, в числе кураторов личный советник княгини ведущий проповедник шарош-патакской церкви Андрей из Клобусиц и сам ректор Ян Толнай, горячо ратовавший за приезд Коменского.

Однако Ян Амос не спешит с открытием школ, ведь успех будет во многом зависеть от степени подготовленности; он требует, чтобы все латинские учебники имели венгерские тексты, и следит за их печатанием в типографии; ему удается настоять, чтобы были названы наблюдатели и каждое его действие фиксировалось в протоколах. Он как бы ставил небывалый эксперимент, который должен был доказать жизненность его педагогической системы.

Осторожность и неторопливость Коменского вызывают раздражение, пересуды: если он действительно способен творить чудеса наподобие волшебника, как о том твердит молва, то чего же медлить? Может быть, таким образом он поднимает себе цену? Нетерпение растет, а вместе с ним и ожидание чуда. Ян Амос отдает себе отчет, в какой сложной психологической ситуации он оказался. Виною тому не только нелепые слухи и легенды, которыми окружено его имя, но прежде всего необразованность самих дворян. Вот им-то, вместе с тем и всем другим, либо искренно заблуждающимся, либо упорствующим, он должен объяснить, что же такое воспитание человека, каковы его цели, средства достижения этих целей, каких следует ждать результатов и почему воспитание должно быть делом не одного педагога, будь он хоть семи пядей во лбу, но и семьи, и всего общества.

Случай для этого представляется — на открытии школы, согласно традиции, он произнесет речь. Заранее Ян Амос начинает работать над этой речью, которая постепенно вырастает в целый философско-педагогический трактат, ведь по существу он должен кратко и ясно изложить свои педагогические воззрения и внушить всем присутствующим веру не в чудеса — нет! — а в способности человека путем воспитания и образования достигнуть идеала, ибо все необходимые для этого качества заложены в нем самой природой, и цель образования заключается в том, чтобы бережно, умело взрастить их и довести до степени совершенства. Именно эту мысль как основополагающую следует прежде всего развернуть в речи, которую он так и назовет: «О развитии природных дарований».

Но у присутствующих может возникнуть вопрос: каков же этот идеал человека, личности? Какие именно дарованные ему природой свойства следует культивировать и развивать? «Образованные люди, — записывает Коменский, — суть истинные люди, т. е. человечные по своим нравам...» Это главное, пункт первый. Но что это за нравы, что считать человечным? Сравнивая для наглядности людей образованных с варварами, то есть людьми необразованными, он нарисует широкую картину нравов и взаимоотношений людей в образованном народе, «где все служат друг другу, каждый на своем месте выполняет то, что полезно ему и другим». Это будет картина нового идеального общества, основанного на равенстве и справедливости, разумном распределении труда, на законах, обязательных для всех, и личной свободе. Общества, где процветают искусство, наука и ремесла, где каждый являет собой гуманную, духовно богатую личность, а все вместе — счастливый, единый в своих устремлениях народ. Путь к нему — воспитание и образование человека.

Показав, что дает каждому народу образование, поднимающее его на высшие ступени процветания духовной и материальной культуры, он укажет средства, ведущие к достижению цели образования, и раскроет его содержание, отвечающее потребностям жизни. В заключение он произнесет слова, ободряющие венгров в их благом начинании, и повторит, что образование нужно для всех и заниматься им должно все общество. Он обратится ко всем присутствующим — к власть имущим, к профессорам и учителям, к ученикам.

24 ноября 1650 года на торжественном открытии в шарош-патакской гимназии новых двух классов в присутствии многочисленной публики, знати, уважаемых граждан, должностных лиц и общественности Коменский произносит эту речь. Ее гуманистический и демократический пафос, смелость и новизна педагогических взглядов, искренность тона и необычная эмоциональность производят на слушателей большое впечатление.

Однако далеко не всем она приходится по душе. Кое-кто из высокопоставленных дворян раздосадован, возмущен. Так вот к чему призывает этот новоявленный педагогический мессия — ко всеобщему образованию! Он не делает различия между благородными отпрысками знатных семей и детьми простонародья! Он осмеливается утверждать, что, независимо от происхождения, все, будь то высокородные дворяне или мужики, в равной мере наделены природой качествами, которые делают людей «маленькими богами». Сыновья наших кучеров, лакеев, смердов — «маленькие боги»? Да, к тому же он и не обещает быстрого результата. Похоже на то, что и не стремится к тому, чтобы в краткие сроки обучить юных дворян латыни и всему прочему необходимому для почетной службы при дворах государей. А вместо этого рассказывает сказки об обществе, которого никогда не существовало и не может существовать, ибо не было и не будет сплошь образованного народа. В противном случае кто же будет делать черную работу?

Речь, вдохновившая сторонников широкого просвещения, вызвала раздражение других и дала пищу для новых кривотолков и пересудов. Четырьмя днями позже, 28 ноября, перед началом занятий Коменский произносит вторую речь — «Об искусном пользовании книгами — первейшим инструментом развития природных дарований». С воодушевлением, которое передается ученикам, Ян Амос говорит о книгах: «Словно задушевные друзья, они охотно беседуют с нами и, искренне, без обмана рассказывая по нашему желанию о чем угодно, учат нас, наставляют, ободряют, утешают и как бы зримо являют нам самые далекие от наших глаз вещи. О дивное могущество книг, их величие и чуть ли не божественная сила!»

Ян Амос не только передает свою любовь к книгам, стремясь воспламенить ею своих учеников, он призывает учителей учить, как надо работать с книгами, делится своим опытом, дает советы и рекомендации. Он учит и различать книги, говоря, что надо читать прежде книги реальные, нежели наполненные пустыми словами, то есть те, что толкуют о вещах, нужных для жизни. Гимн Коменского книгам — это гимн человеческой мудрости, культуре, знаниям, постоянному стремлению к совершенствованию. Тем, кому не понравилась первая речь, вторая добавила масла в огонь. Коменский старается не замечать ни разговоров за спиной, ни косых взглядов. Он целиком отдается школьной работе. Пока он пользуется благосклонностью князя и княгини-матери, никто из недоброжелателей и прямых завистников не смеет открыто поднять против него голос.

Занимаясь школьными делами, Коменский одновременно работает над новым сочинением, которому суждено занять видное место среди его трудов. Уже из одного названия, если привести его полностью, очевидно, с какой целью пишется этот педагогический трактат: «Пансофическая школа, то есть школа всеобщей мудрости, — и затем более мелким шрифтом, — учреждение которой было желательно уже многие годы у всех народов и которая теперь под покровительством сиятельного господина Сигизмунда Ракоци счастливо призвана к жизни у Венгров в Шарош-Патаке в 1651 году спасения нашего». Чтобы построить такую школу на практике, Коменский в своем трактате создает проект этой новой пансофической школы второй ступени, дающей полное среднее образование. Он подробно разрабатывает все вопросы организации и работы школы, обосновывает ее цели и задачи, последовательно раскрывает содержание, методы и формы обучения, выдвигает требования к учителям и ученикам. Он предусматривает все, каждую мелочь, могущую иметь практическое значение. Коменский хочет, чтобы не осталось никаких сомнений, чтобы с полной верой в реальность проекта все принялись за дело.

Однако явные и скрытые противодействия Коменскому возрастают. Его противниками становятся даже кое-кто из кураторов школы, в ком он видел своих единомышленников, и среди них ректор школы сам Ян Толнай! И все-таки Ян Амос не сдается, хотя каждый следующий шаг дается со все большим напряжением. Открытую оппозицию среди некоторых влиятельных лиц родовитого дворянства вызывает, например, его требование предоставить равные права на обучение в школе мальчикам и девочкам, всем детям, независимо от происхождения. Совсем другого ждали они от Коменского! Невиданная раньше школа отпугивает демократизмом, новым духом обучения и воспитания, побуждающим учеников — и в их числе детей простонародья! — самостоятельно мыслить, ощущать свое человеческое достоинство! Во всем этом мерещится крамола, даже некая скрытая угроза.

Атмосфера недоброжелательства, сопротивление ректора школы Яна Толная и некоторых учителей заставляют Коменского думать об отъезде. К тому же прошел почти год пребывания в Шарош-Патаке, и Ян Амос получил напоминание из Лешно о возвращении. Он решает уехать и обращается с этой просьбой к Сигизмунду Ракоци. Но молодой князь не хочет об этом и слышать. Предстоит его свадьба с Генриеттой Пфальцской, дочерью последнего чешского короля, и он желает, чтобы венчал их только Коменский.

Бракосочетание состоялось в июне 1651 года. Глядя на Генриетту, стоящую перед ним рядом с Сигизмундом, Коменский вспоминает такой же солнечный летний день тридцать два года назад, когда ее отец Фридрих Пфальцский короновался в Праге, а он сам, молодой, полный сил и надежд, шел в рядах торжественной процессии, со всех сторон несся колокольный звон и толпа пражан приветствовала их радостными криками... Кто мог тогда предположить, что чехи вскоре потерпят это ужасное поражение под Белой Горой, которое ввергнет народ в пучину страданий и бедствий на целые десятилетия, а Фридрих, спасаясь паническим бегством, трусливо примет все условия победителей? Процарствовав лишь одну зиму, он и остался в народной памяти «зимним королем». Может быть, молодой Сигизмунд Ракоци, беря в жены дочь последнего чешского короля, так и не сумевшего вернуть себе власть, осуществит его миссию и явится спасителем чешского народа? С этой мыслью Ян Амос соединяет руки жениха и невесты.

Но надеждам Коменского не дано осуществиться: Сигизмунд не склонен бороться за чешскую корону. Молодому князю, влюбленному в свою жену, довольно богатств и власти, принадлежащим ему по праву рождения, он упивается своим счастьем и ни о чем ином не помышляет. Увы, счастье его кратковременно: через три месяца супружеской жизни от болезни Генриетта умирает. Сигизмунд неутешен. Об освободительном походе в Чехию он не желает и думать, а еще через несколько месяцев от эпидемии оспы, охватившей все княжество, погибает и он сам. А вместе с ним хоть и слабая, но все-таки реальная надежда на близкое освобождение Чехии.

Теперь, кажется, Коменского ничего не держит в Шарош-Патаке, тем более что князем становится Георг II, человек, не приверженный к наукам и просвещению, больше всего занятый своими удовольствиями. Ян Амос обращается с просьбой к княгине-матери — единственной, с кем он считает себя связанным словом, — отпустить его. Она настойчиво уговаривает его остаться. Коменскому приходится уступить. Но бороться за школу становится все труднее. Уже дает свои плоды противодействие ректора Яна Толная и тех, кто идет за ним. Рутина и косность снова захлестывают учителей — одни сдаются от усталости, ибо требования Коменского выполнимы лишь при постоянном напряжении всех сил; другие, приверженцы Толная, намеренно предаются привычной беспечности. Ученики теряют интерес к учению.

Ян Амос должен защитить пансофическую школу — и не только перед гражданами Шарош-Патака, но и перед современниками, перед будущим. Для этого ему необходимо проанализировать причины, ведущие школу к упадку, указать, что их порождает и как преодолеть зло. Перо всегда было самым сильным его оружием, и он пишет своеобразный памфлет-трактат «Воскресший Форций, или Об изгнании из школ косности», в котором страстно обличает косность, нерадивость, некомпетентность учителей, что и приводит к развалу всей учебной работы. Уже одно обращение этого сочинения — «Ко всем гражданам всех школ, особенно же к проницательным попечителям в Патаке» — имеет свой подтекст, ибо «проницательные попечители славной школы в Патаке» равнодушно взирают, как косность, нерадивость губят школу и учеников. «Мне же, — говорит Коменский в самом начале, — предстоит теперь вступить в бой с язвою школы — косностью, повод к чему подает нам поднятая давно одним мудрым человеком жалоба на небрежность и на поверхностное только исполнение обязанностей почти всеми, кто учит в школах, не исключая наших. Казалось, можно было надеяться, что, раз возможен свет лучшего метода, господствующая в школах рутина тем самым хоть до некоторой степени будет вытеснена. Но что пользы зажигать факел, когда люди не хотят открывать глаз?»

Эти стрелы бьют в конкретную цель, в конкретных людей, ибо обрисована конкретная ситуация, сложившаяся в Шарош-Патаке, да Коменский несколько раз прямо говорит о «нашей», то есть шарош-патакской школе. Но вместе с тем это сочинение, написанное в форме яркой, темпераментной речи, имеет общее значение, поскольку в нем раскрывается учебный процесс во всех его звеньях. Анализируя формы и методы обучения, Ян Амос сосредоточивает внимание на учителе как на главной фигуре в школе. Впервые в педагогической литературе так полно и подробно во всех аспектах рассматривается труд учителя. Коменский не упускает ни одной из сторон жизни и деятельности учителя: его роль во всем учебном процессе, требования к нему, взаимоотношения с учениками, поведение, материальное положение, общественное и психологическое самочувствие, необходимость постоянного самообразования, осуществление связи школы с семьей, наконец, контроль за его работой.

Ян Амос исследует, размышляет, утверждает. Яркими красками рисует он идеальный образ учителя — человека высокой культуры, высоких нравственных и интеллектуальных качеств, мастера своего дела, постоянно совершенствующегося. Ведь от учителя зависит все: отношение учеников к учению, их успехи, дисциплина, нравственный облик. Учитель должен в совершенстве овладеть искусством «учить всех, всему, приветливо и приятно», учитывая особенности каждого возраста, побуждая детей личным примером к активности, самостоятельности, постоянному интересу к знаниям.

Коменский необычайно высоко ценит учителя, если он соответствует своему призванию и назначению, но как меняется его тон, когда он говорит об учителе-рутинере («раб полуобразованности»), проводнике косности, которая разлагает школу! Трактат «Воскресший Форций», в котором пафос утверждения соседствует с иронией, язвительностью, стал одновременно и обличением, и назиданием, и программой действия. Название точно передает его смысл: воскресить Форция (Коменский чрезвычайно ценил сочинения Иоахима Форция Рингельберга «Об основах учебных занятий» и переиздал его в Шарош-Патаке) — значило возродить новую школу, следовательно, изгнать из нее косность.

Издать это сочинение в Шарош-Патаке Коменскому не удается. Однако главные его положения он неоднократно высказывает в беседах со школьными учителями, и хотя бы таким образом идеи его получают распространение.

В это же время Коменский пишет свой знаменитый учебник «Мир чувственных вещей в картинках». Это для самых маленьких, для тех, кто собирается идти в школу, а затем в школе делает первые шаги в овладении грамотой. Ян Амос давно мечтал написать эту книгу. Он словно видит перед собой малышей, любознательных, с широко открытыми глазами, перед которыми он распахивает в картинках и описаниях красочный многообразный мир. Не раз в своих дидактических сочинениях он высказывал ту принципиально важную мысль, что слова нужно преподавать и изучать не иначе как вместе с вещами. Ведь вещь есть сущность, а слово — кора и шелуха. Следовательно, то и другое нужно представить человеческому уму одновременно.

Коменский стремился осуществить этот принцип в учебнике латинского языка «Открытая дверь языков», но все же он считал его слишком трудным для первоначального усвоения языка и написал «Преддверие к открытой двери языков». И вот, когда оба учебника, один продолжая другой, легли перед ним на стол, у него и возник замысел «Чувственного мира в картинках» — первой книжки, с которой должно начаться изучение азбуки и основ латинского языка (параллельный язык — родной) одновременно с постепенным расширением сведений о жизни, о предметах, явлениях, образующих в своих взаимосвязях картину мира в целом. Первый этот учебник, попадающий в руки ребенка, должен стать путеводным факелом к «Преддверию» и «Двери языков». В нем в определенном порядке следует показать все — да, все! — сущее и притом представить не только сами вещи, но и их отношение друг к другу и к миру в целом. Ах, если бы ему удалось описать все это ясно, просто, красочно, открывая при этом истинную сущность каждого предмета!

Закончив несколько глав, Ян Амос просматривает сделанное, читает вслух, размышляет над общим планом, последовательностью изложения. Придирчиво разглядывает он картинки, эскизы, которые сам рисовал с такой любовью, добиваясь простоты, точности, выразительности. Вот первая картинка к введению: учитель и мальчик. Над ними небо с облаками, светит солнце, на заднем плане виден город. Первый краткий диалог. Справа — первые латинские слова. Он перебирает страницы. Неодушевленная природа — девять картинок, растительный мир — шесть картинок, мир животных — шестнадцать картинок и затем все о человеке, его происхождении, возрастные ступени, его организм, деятельность людей, их моральные качества, отношения в семье, в городской общине, в государстве, в церкви...

Здесь необыкновенно важна последовательность — от простого к сложному, от конкретного к абстрактному. Наиболее подробно, точно и всесторонне описывает он человеческую деятельность: сначала различные виды сельскохозяйственной обработки земли — садоводство, земледелие, скотоводство, — потом производство, включая, например, добычу руды, получение из нее металла, далее идут главы: «Кузнец», «Столяр», «Токарь», «Гончар», «Искусство письма», «Бумага», «Типография»... Более сложные сферы интеллектуальной деятельности (наука, искусство) — в конце... «Книга, — записывает Ян Амос в предисловии, — как видите, небольшого объема. Однако она содержит краткий обзор всего мира и всего языка и наполнена рисунками, наименованиями и описаниями предметов».

Итак, эта книга будет школой или театром видимого мира, преддверием школы интеллектуальной, хотя Ян Амос дает и отвлеченные понятия, не усвоив которые нельзя стать человеком, такие, как трудолюбие, мудрость, этика, мужество, терпение, человечность, справедливость, щедрость... Он раскроет их содержание с помощью сравнений, живых образов, понятных слов. Несколько раз Ян Амос переписывает главу «Человечность», уточняя, дополняя, сокращая лишнее, чтобы как можно точнее и полнее выразить сущность понятия.

Работается легко, но книга все-таки медленно подвигается к своему завершению — так тщательно, взвешивая каждое слово, он отделывает текст. Однако наступает момент, когда на стопку исписанной бумаги Ян Амос кладет последний заполненный четким убористым почерком лист с главой заключения. Он счастлив. Книга написана так, как ему хотелось, как мечталось. С чистой совестью он может сказать читателям в предисловии, что цель учебника — дать краткий обзор всего мира и всего языка, чтобы изучить предметы, полезные для жизни, — достигнута. И еще он выскажет свою любимую мысль, освещавшую его труд: образование будет полным, если ум обрабатывается для мудрости, язык для красноречия, руки для искусного исполнения необходимых в жизни действий. Эти три вещи — разум, действие и речь — и есть соль жизни человека.

Коменский распахивает окно. Прохладный ветерок доносит шелест деревьев, а там, в безбрежной вышине, льется звездный дождь. Окно во Вселенную, в бесконечные миры.

Майская ночь 1654 года.

***

Ян Амос трудится ради школы не покладая рук, но не видит просвета. Он тоскует по братьям. Отсюда, из Венгрии, где у него немало недоброжелателей, Лешно представляется ему как бы маленькой частичкой родины, перенесенной в Польшу. Здесь в постоянной борьбе прошло почти три года. «Чего я сумел добиться?» — порой спрашивал себя Коменский. Он не смог даже полностью переломить привычку учителей обращаться с учениками, как с рабами. Его требование к учителям заинтересовать учеников, сделать занятия легкими, привлекательными воспринимались с насмешкой, как по меньшей мере чудачество. Его дидактические принципы, которые он не уставал разъяснять, игнорировались. А дворянство — он уже давно убедился в этом — смотрит на образование как на необходимую подпорку для карьеры своих отпрысков. О том, чтобы они получили основательные знания и нравственные понятия, которыми бы руководствовались в жизни, отцы и не помышляют. Неужели время потрачено впустую? А оно неумолимо отсчитывает на своих часах отпущенные ему судьбою дни...

В конце 1653 года Коменский узнает о смерти Людовика де Геера. Ушел из жизни еще один друг, своенравный, деспотичный, но разделявший его устремления и по-своему искренне преданный ему. Ян Амос остро ощущает эту потерю и перед собранием дворян, священников и студентов произносит надгробное слово. С искренними чувствами он воздает должное де Гееру как меценату, способствовавшему просвещению, как другу и покровителю. Напечатав свою речь, он отсылает ее в Амстердам и вскоре получает ответ от Лаврентия де Геера, сына покойного Людовика де Геера, в котором, спрашивая Коменского о пансофических трудах, молодой де Геер обещает дальнейшее покровительство. Это важное известие побуждает Коменского к более решительным действиям, чтобы ускорить свой отъезд из Венгрии. Он пишет в Лешно письмо, в котором просит общину обратиться к княгине с требованием отпустить его.

Получив такое послание («Знай, Ваше высочество, что Коменский у нас — лицо, принадлежащее общине, — писали братья, — его отсутствие терпеть больше нельзя»), княгиня приглашает к себе Коменского и ректора школы со всеми кураторами. Она догадывается, в чем причина его столь настойчивого желания уехать, но хочет знать, что скажет Коменский, и упорно его расспрашивает. Ян Амос отвечает, как всегда, со всей откровенностью. Этот разговор он считает настолько важным, что целиком записывает его в дневник и много лет спустя почти полностью приведет в своих воспоминаниях.

— Ведь здесь не происходит ничего достойного моего присутствия, — говорит Коменский княгине, — я по существу переношу насмешки над своими дидактическими усилиями и должен буду переносить еще больше, если останусь здесь долее. — Затем, уступая просьбам княгини, он поясняет: — Весь мой метод направлен на то, чтобы школьная подневольщина превратилась в игру и забаву, этого никто здесь не хочет понять. С юношеством, даже дворянским, здесь обращаются совершенно как с рабами, учителя основывают свой авторитет на хмуром выражении лица, грубых словах, даже побоях и предпочитают, чтобы их боялись, нежели любили. Сколько раз публично и частным образом я делал замечания, что это неправильный путь, — все тщетно...

Коменский говорит даже, что для изгнания душевной вялости и возбуждения живости он предлагал театральные представления, но встретил решительное противодействие.

Княгиня упрашивает Яна Амоса остаться еще хотя бы на одну зиму, чтобы испытать действенность своего метода (имея и виду театральные представления), она дает ему для этого все полномочия и резко бросает в сторону кураторов:

— Приказываю, пусть никто не смеет противодействовать!

В тот же день княгиня на зиму уезжает в Трансильванию.

Коменский с согласия Толная, отвергнувшего другие сюжеты, останавливается на инсценировке «Двери языков». В течение нескольких дней из первых двадцати глав он составляет диалоги для представления, отбирает учеников-исполнителей, распределяет роли и начинает репетиции.

Единственным условием участия в этой заманчивой игре Коменский ставит хорошую успеваемость. Объяснив задачи актерам, он предоставляет им полную свободу. И если порой поправляет их, то делает это незаметно, как бы советуя. Занятия-репетиции увлекают учеников. Латынь, вызывавшая у многих из них страх и отвращение, становится увлекательной. Она как бы оживает, когда они произносят звучные фразы, наполненные смыслом, — ведь на сцене происходит действие, в котором они сами участвуют. Исчезают скованность, робость, лень. Ян Амос не узнает этих увальней с сонными глазами, считавших минуты до окончания урока.

...На исходе декабрь. Уже месяц в свободное от школьных занятий время идет подготовка к драматическому представлению, в котором занято 52 ученика. Коменский не жалеет ни сил, ни времени. Он чувствует, что вокруг него сплотился дружный коллектив. Да и сами репетиции доставляют ему удовольствие, а кроме того, он понимает, как ревностно следят противники за его действиями, желая ему провала, и как важно выиграть это сражение, ибо победа будет означать победу его педагогической системы, тех новых принципов, которые он утверждает.

Наконец наступает день премьеры. Для начала Коменский выбирает небольшую аудиторию, которая сплошь заполняется публикой — учениками старших классов, официальными лицами, членами школьного совета. Не без труда Ян Амос сохраняет обычное спокойствие. Но вот, кажется, все приглашенные в сборе. Пора начинать...

Успех превосходит все ожидания. Актеры играют с таким увлечением, что вызывают восторг публики. Даже самые застенчивые и косноязычные держат себя на сцене свободно и естественно, произносят без запинки длинные монологи. По мере того как развертывается действие, растет изумление взрослых.

Коменский одерживает очень важную победу. После окончания представления один из попечителей школы публично высказывает слова восхищения.

— Признаемся, — говорит он, — что до сих пор мы не знали, сколько тайн содержит твоя книга «Дверь языков» и сколько пользы она приносит юношеству, ныне же мы были очевидцами этого... Умоляем тебя, Коменский, — продолжает он, — не уходи от нас до тех пор, пока всю «Дверь языков» не переработаешь в такие приятные пьесы. Мы обещаем, что эти упражнения будут прославляться в наших школах на вечную память твоего имени.

Коменский благодарит и выражает надежду, что отныне ученики будут заниматься с еще большим усердием.

Весть о представлении быстро расходится по всей округе. Приходят письма от родителей, чтобы их заранее предупредили, когда будут последующие представления. Теперь аудитория уже не может вместить всех желающих, приходится играть под открытым небом на школьном дворе. Успех возрастает с каждым новым представлением. На предпоследнее представление (в нем действующие лица обсуждают нравственные проблемы) съезжаются уже все и отовсюду — вельможи, магнаты, предпочитающие обычно не вылезать из своих поместий, дворяне, лица, занимающие общественные посты, члены магистрата, чиновники, даже Ян Толнай счел достойным для себя присутствовать на нем. Представление снова проходит с большим успехом и выливается в торжественное чествование Коменского...

В мае возвращается княгиня Сузана. Она хочет, чтобы прощальное представление состоялось во дворе замка. Коменский и артисты готовятся к нему с особенным волнением — все прекрасно понимают значение этого дня. В распоряжении артистов целый месяц. Они готовят заключительную сцену, где появляется египетский фараон Птоломей со свитой и где в общей беседе говорится об огромном значении Пансофии. Все свободное время отдается репетициям. Но никто не устает, никто не жалуется, ученики готовы работать день и ночь.

Наконец наступает 1 июля. Ясный солнечный день как бы предвещает удачу. Задолго до назначенного часа двор замка заполнен зрителями. Сюда съехались все, кто мог попасть на это представление. Подмостки, заменяющие сцену, установлены почти в центре замкового двора. Ближе к ним сидят вельможи, богатые магнаты, знатные дворяне, затем священники, важные городские чиновники, уважаемые в городе лица, еще дальше — студенты, ученики старших классов. Но вот под центральной аркой крытой галереи появляется княгиня со свитой. Можно начинать... И снова необыкновенный успех, да еще более громкий, нежели прежние! И снова — и на этот раз при благосклонном участии княгини и всего двора — торжественное чествование Коменского...

Когда оно завершается, советники княгини по ее поручению уговаривают Коменского остаться в Венгрии. Но Ян Амос непреклонен. Он считает себя свободным, ибо все последние условия княгини им выполнены. Полная сценическая обработка «Двери языков» закончена, переписана набело для печати и передается княгине, как она и пожелала. Новое сочинение он назвал «Школа — игра, или Живая энциклопедия». Он надеется, говорит Ян Амос, что оно с пользой послужит учащейся молодежи в Венгрии. Перед уходом Коменский просит господ советников послезавтра пожаловать на его прощальную речь...

Выйдя из замка, Коменский оказался во внутреннем дворе. Двор был пуст, слуги успели убрать скамейки, подмести мусор, и только пустые подмостки напоминали о том, что полтора часа назад здесь гремели аплодисменты, раздавались восторженные речи. Все проходит — труды, поражения, праздники, победы... Что же остается? Лишь только то, что живет в сердцах и памяти людей. И тогда содеянное не умирает, а передается от одного к другому и какими-то неведомыми путями переходит к последующим поколениям, воплощается в их стремлениях и делах. Если бы было не так, жизнь человеческая лишилась бы смысла. Культура не могла бы существовать.

Что же оставляет он в Венгрии? Полностью осуществить свой проект пансофической школы ему не удалось: шарош-патакская школа ныне имеет один подготовительный и пять последующих классов вместо семи. И все же школа действует. Остается традиция, ученики, учителя, которые шли за ним, хотя их было и немного. Какую-то искру заронил он и в сердца родителей, чьи дети учились в его школе.

Оказавшись за воротами замка, Коменский пошел не в сторону города, где при школе была его квартира, а налево к реке, которая с трех сторон плавно огибала замок. Ему хотелось побыть одному, проститься с местами, где совершал далекие прогулки, любуясь цветущей природой, напоминавшей Моравию, где встречал крестьян, наблюдал за их работой в поле.

Небольшая быстрая река, берущая начало в горах, сверкала на солнце. Ее чистая голубизна отражала небо, по поверхности медленно скользили тени облаков. Коменский перешел через деревянный мостик и углубился в поле. Тропинка, поднимаясь все выше, привела Яна Амоса на холм. Он оказался в буковой роще, где, сидя под деревом, любил в летние дни читать и писать. Здесь под легким ветерком шелестела листва, и, казалось, ничего в мире не существует, кроме зеленеющих внизу полей, высокого синего неба и солнечных лучей, пробивающихся сквозь листву. Как награду за самоотверженный труд и искреннее желание добра и счастья венгерской земле и народу, живущему на ней, воспринимал Коменский этот дивный день, вместивший в себя торжество его идей, тепло благородных сердец и незабываемые минуты единения с вечной прекрасной природой...

Свои чувства к Венгрии и венгерскому народу Коменский выразил в небольшом трактате «Счастье народа», над которым он работал последнее время. Наброски уже готовы, осталось связать их воедино, снова пройтись пером по всей вещи в целом. Он это сделает уже в Лешно. Он хочет надеяться, что, будучи изданным, трактат окажет воздействие на правителей и мысли, высказанные им, станут достоянием многих государственных и ученых мужей, священников, проповедников, учителей и той просвещенной части дворянства, которая понимает нужды народа и стремится к облегчению его участи. Овладев многими людьми, идеи трактата, может быть, будут оказывать влияние и на ход событий. А Венгрия нуждается в глубоких переменах. Ее плодородные земли почти безлюдны, крестьяне пребывают в оковах рабства, трудятся из-под палки. Они не умеют, да и не хотят, правильно ухаживать за полями, ибо земля принадлежит не им. Господа же не заботятся ни о культуре земледелия, ни о развитии ремесел, ни о воспитании молодежи. Нужда, голод, болезни опустошают этот край, который мог бы быть счастливым. Невежество и эгоизм власть имущих губят многострадальный народ.

Что же необходимо сделать, чтобы наступило всеобщее благополучие? В чем же счастье народа? Размышляя над этим, Ян Амос развивает свои излюбленные идеи о естественном праве народов, о великой силе просвещения. Народ должен быть свободным от рабства и иметь равные права со всеми членами общества. Эти права должны охранять само государство, единые для всех законы. Государство обязано заботиться и об образовании народа, одинаковом для всех, без каких-либо различий.

Опережая свое время, Коменский бесстрашно ставит самые острые социальные и политические проблемы, рассматривая нужды народа во всех сферах — законодательной и правовой, социальной, экономической, религиозной и нравственной. Он мечтает увидеть Венгрию счастливой, процветающей страной и в конце трактата обращается к Георгу II с призывом освободить чешский народ от ига Габсбургов. Трактат, проникнутый демократическими и гуманистическими идеями, становится источником вдохновения для многих поколений.

...Зеленые, усыпанные цветами луга, кое-где колосящиеся поля; чуть дальше то выше, то ниже среди густой листвы виднеются красные крыши, колокольня собора, недалеко от нее три здания, образующие как бы прямоугольник без одной стороны, — там находится школа с аудиториями, актовым залом, библиотекой; школьный двор, общежитие студентов, его квартира. А над городом, омываемые солнечной синевой, высятся зубчатые стены и башни замка из желтого камня, кажущиеся золотистыми под лучами солнца. Сверкающая голубизной лента реки, мягко огибая холм, на котором стоит замок, спускается вниз и скрывается за невысокой грядой, ближние горы со всех сторон замыкают долину, за ними видны другие, уходящие к горизонту и чуть темнеющие на фоне неба... Коменский долго смотрит на город. Легкий ветерок шевелит волосы, освежает лицо.

Прощай, славный Шарош-Патак!

В актовом зале школы произнесена прощальная речь. Вслед за крытой повозкой, сопровождаемый всей школой, многими дворянами, священниками, идет Коменский. За чертой города он останавливается, снова прощается — и так несколько раз, пока не остается несколько студентов, провожающих его далеко за город. Так бывало не раз в его скитаниях: покидая город, где ему приходилось бороться, порой терпеть нужду, обиды, Ян Амос оставлял там и многих верных друзей, частицу своего сердца. Глядя на удаляющиеся фигуры, Коменский испытывает грусть: кончилась целая полоса в его жизни...