Путь шипов и тропа роз

В старинном зале, сумрачном и тихом

С окном высоким, обращенным на закат,

Где за узорной вязью дикого плюща

Вечерняя заря сменялась ночью,

Сидела дама бледная, устало опершись

На том громадный и лицо укрыв в ладонях.

Но не для отдыха ее склонилась голова —

Капелью слезы по щекам сбегали,

И тихого рыданья скорбный звук

С ночными отголосками сливался.

Вот она снова распахнула том,

И голос, полный муки, зазвучал под сводом:

«Увенчан славою отцов,

Покинул он родимый кров —

Лицом к лицу встречать врагов.

Принять последний смертный бой,

За правду биться, как герой,

И сгинуть в сече роковой.

Там, где сердца друзей верны,

Где руки латные сильны,

Где льется кровь его страны.

Пусть в миг предсмертный слышит он

Оружия победный звон

И ратный клич со всех сторон.

Он обретет земной покой

Среди дружины боевой,

Где тисы шелестят листвой.

Где из церковного окна

В вечернем воздухе слышна

Хорала светлая струна.

Суровый воин, пусть он спит

Там, где кичливый мрамор плит

Его покой не осквернит,

Лишь дети иногда придут

И тихим шепотом прочтут

Имя того, кто дремлет тут».

Печальный голос стих; прервался краткий сон.

«Увы! — со вздохом молвила она. — В чем женщины удел?

Ведь жизнь ее бесцельна, смерть отъемлет все,

Печали ее тщетны, жалобы смешны,

Ей в клетке суждено лишь коротать свой век;

Мужья живут в трудах, но горек жребий наш».

И прозвучал ответ из мрачной пустоты,

Где ночь сгустила скопище теней бесплотных:

«Не сетуй! Каждому назначен свой удел,

Мужчина следует путем шипов: он рубит их,

Он борется с отчаяньем, мечом встречает смерть,

А ты идешь тропою роз; ты скрашивать должна

Его нелегкий труд, и укрывать шипы цветами».

Но с горечью она заговорила вновь:

«О да — служить игрушкой, куклой для забав,

Иль быть букетиком красивым, собранным с утра,

Что к вечеру завянет и отправится в канаву».

И прозвучал ответ из мрачной пустоты,

Где ночь рождала сонм теней неверных:

«Ты — светоч, озаряющий его далекий путь,

Надежды луч, рассеивающий скорбь и муку!»

Но тут почудилось ей вдруг, что грозный свет

Пронзает мрак, как яркий шар, и медленно растет,

Пока не исчезает все: старинный зал,

Зари вечерней гаснущие блики,

Высокое окно — все пропадает вдруг.

И вот она стоит среди холмов огромных,

Вокруг — повсюду, сколько видит глаз, —

Ряды солдат, построенных для битвы,

Немые и недвижные, стоят друг против друга.

Но чу! Вот дальний гром сотряс холмы,

То всадников отряд в порыве слитном

Вперед помчался сквозь живое море,

Помчался к гибели; лишь горстка прорвалась

За строй противника, отчаянно сражаясь,

Но формы их внезапно расплылись,

Поблекли, словно духи в час рассветный,

Когда горит восточная заря; рожков призывный звук

Внезапно стих — рассеялось виденье,

Сменившись образом больничного шатра,

Где Страх и Боль витали над рядами

Больных и умирающих людей.

Там правил мрак, струившийся от крыльев Азраила,

Но в нем сновал без устали живой огонь:

Та, что явила милосердье к падшим,

Спокойно проходила между них,

И ясный взор ее звездою путеводной

Был для людей, и каждому она

Дарила свет, дарила утешенье,

Смягчала жар предсмертный губ касаньем

Или, склонясь, шептала пару слов

На ухо умирающему воину,

Который, уходя в обитель грез,

Благословлял ее. И да пребудет с ней

Благословенье прежних поколений!

Так умоляла дама, грустно наблюдая

За той, что проходила меж людьми,

Пока ее не поглотила ночь, —

Все замерло, и кончилось виденье.

Тогда опять раздался тихий шепот:

«Во мгле отчаянья и неизбывной тьме,

Где Ужас и Война терзают землю,

Заключено призвание твое.

Бесстрашно озираешь ты картины,

Бросающие в дрожь бойцов; ведь для тебя

Священно все, и все они равны:

Нет низости, не стоящей заботы,

И нет величия превыше благ твоих,

Любая жизнь важна, у каждого есть место,

Верши свой труд, а прочее рассудит Бог».

Умолкнул голос, но она не отвечала,

Лишь с уст ее слетело тихое «аминь»,

И поднялась она, и встала перед книгой,

Спокойная и гордая в сгустившейся ночи,

И взор свой устремила к небу; по ее лицу

Струились слезы, но покой царил в душе,

Покой, который мир вовек отнять не сможет!

10 апреля 1856 г.

Перевод К. Савельева

Загрузка...