Украденные воды

А свет чуть брезжил — мягок воздух,

Овеявший округу,

Она ж прекрасней гибкой лозы,

Капризная подруга,

С головкой грациозной.

Пылали щечки, взгляд блистал,

Она мне шла навстречу,

И дух мой волшебство впитал

Улыбки лгущей вечно.

Зачем я шел за ней — не знаю.

Деревья толстые — в плодах,

Трава в цветах для нас;

Но дух мой мертв, язык в устах

Стал нем в проклятый час.

Реально ли в воображенье

Она дала совет:

«Пусть юность будет наслажденьем».

Я не сказал ей: «Нет».

Я встал — вот весь ответ.

Она сломила ветвь любезно —

Ах, нет числа плодам! —

Сказав: «Пей, рыцарь, сок полезный

Для рыцарей и дам».

Не созерцать глазам слепца,

Не внять оглохшему — с отрадой

Усмешку дивного лица

И смех до жизни жадный.

Я выпил сок и ощущаю:

Огонь жжет мозг мой бедный,

И дух мой, кажется, уж тает

От сладостного бреда.

Сказала: «Что украдкой — сладко:

Где мера наслажденью?

А счастье — сокровенность клада.

Так что ж мы в отдаленье?»

«Так насладимся, пока можем, —

Сказал я безучастно, —

Там, на закате, в бездорожье,

Жизнь умерла для счастья.

Печально сердце, голос — тоже».

Нежданно — я и сам не ждал —

Я этот пальчик хрупкий,

И лоб ее поцеловал,

И лгавшие мне губки —

Но поцелуй лишь обжигал!

«От верности любовь верней, —

Я крикнул, — мое сердце — вот —

Трепещет, из груди моей

Для вас я вырвал этот плод!»

Она свое мне отдает.

Но запад каждый миг темней.

В поблекшем свете ее лик

Вдруг сморщился, поблек,

Средь вялых трав главой поник

Увядший вмиг цветок.

От этой девы, как олень, я

Сквозь ужас ночи убежал.

Но по пятам — подобье тени,

Так что от страха я дрожал, —

Она гналась за мной без лени.

Мне показалось очень странным,

Что сердце спит в груди, не бьется,

Легло тихонько — я ль в дурмане —

Оно ль не встрепенется.

«Мое отныне, — говорила, —

То сердце, что когда-то вашим

В груди живой и теплой было,

Теперь там камень — так ведь краше».

Но солнце в этот миг всходило.

Сияло солнце сквозь деревья,

Как в древности, но нежно.

Извечно ветра дуновенье

С холмов, с лугов безбрежных.

Лишь мне не быть уж прежним.

«Безумец», — слышу позади,

Смеюсь и плачу впредь.

Коль сердце спит в моей груди,

Не лучше ль умереть?

Умру! Умру? Ну а пока

Уж слишком жадно, может,

Пью из фонтана — как сладка

Та влага для прохожих.

Печален голос, сердце — тоже.

Когда вчерашний вечер к ночи

Клонился, чистый голос пел —

Так сладко летний дождь лопочет,

Он слезы мне вернуть сумел

И сердце, что в груди клокочет.

Дитя все в розах тут:

Поет в саду — его нет краше,

И слушать мне отрадно,

Здесь просто быть — награда,

Увиты розами кудряшки

И волны вольно льют.

Вот бледное дитя

Печально смотрит на закат

И ожидает Вечность. —

Она придет беспечно,

Разбивши цепи из преград

И дав пожить шутя.

Дитя, как ангел зыбкий,

Глядит на мертвый лик живущим взглядом,

Покинутой не жить —

Ее не разбудить.

Она лежит недвижно рядом,

И мертвенна улыбка.

Ребенком станьте прежде,

Чтоб, радуясь и песне, и дыханью,

Ведь умирать не жалко,

В священном катафалке

Пройти вратами смерти и страданья,

Не замарав одежды.

Скажи, что за виденье? Знаю

Лишь то, что дух воскрес.

Безумство? — Пусть! Я восславляю

Безумство до небес,

Смеясь или рыдая.

Пусть я рыдаю — это знак,

Как велики потери.

Корона разрывает мрак

Сияньем — свято верю

Ненарушимости присяг.

Пусть я смеюсь — ведь это знак

Того, что жизнь продлится,

Венец страданий вспорет мрак,

Все плачем обновится

Сквозь смерть. Не все ль равно мне как!

Перевод С. Головой

Загрузка...