Трое в одном

Глава 16. Самоубийство или спасение от смерти?

Рано утром Акбар Мамедов вошёл в кабинет Александра Ивановича. Ещё вчера профессор позвонил ему и просил прийти в клинику пораньше.

Орлов, казалось, не слышал шагов вошедшего. Он задумчиво смотрел в окно, слегка постукивая пальцами по подоконнику.

Акбар поздоровался. Орлов, вздрогнув, повернулся, кивком указал на стул, стоявший у противоположной стороны стола, и тоже сел.

— Мне нужно поговорить с вами по очень важному делу.

«Что это с ним сегодня?» — с удивлением подумал Акбар.

Орлов казался необычайно взволнованным. Было видно, что он провёл бессонную ночь. Он похудел, пожелтел, его старческие щеки казались ещё более дряблыми и отвислыми. И только глубоко запавшие глаза по-прежнему смотрели зорко и внимательно.

«Сдаёт старик, сдаёт… — подумал Мамедов. — Но что поделаешь — девятый десяток пошёл. Хочешь, не хочешь, а пора».

— Дорогой Акбар! — с какой-то необычайно торжественной ноткой в голосе начал Орлов. — Сможете ли вы сегодня провести очень сложную и ответственную операцию? Чувствуете ли вы себя готовым к этому?

Мамедов смущённо улыбнулся.

— Что за вопрос? Разумеется, я готов на всё, что в моих силах. Особенно с вашей помощью.

— В том-то и дело, голубчик, — серьёзно сказал профессор, — что на этот раз вам придётся обойтись без моей помощи.

Лёгким движением руки Александр Иванович указал на стол.

— Возьмите записку. Вон там, на пакете… Читайте!

Акбар развернул сложенный вдвое листок и прочёл:

«В моей смерти прошу никого не винить. Подробное объяснение вместе с другими материалами находятся в этом пакете, который прошу передать партийной организации клиники.

Проф. Орлов.»

Мамедов растерянно заморгал.

— Я… Я ничего не понимаю… Разумеется, это шутка… Но, простите, такими вещами не шутят.

— Да, — усмехнулся профессор. — Такими вещами не шутят. И это не шутка.

Орлов промолчал, взял из рук Акбара записку, аккуратно свернул её и положил на пакет. Потом достал из стола плёнку.

— Вот последняя электроэнцефалограмма Кошкина. Вы достаточно хорошо изучили её?

— Да. Вы же знаете…

— И вы так же, как и я, уверены, что биотоки постепенно затухают?

— Да. Его мозг отказывается работать. Вы были правы: потрясение, которое он перенёс, будет стоить ему жизни.

— Значит, вы согласны с моим выводом, что смерть должна наступить по крайней мере сегодня вечером?

— Согласен. Но что же делать, Александр Иванович? Наш опыт с пересадкой мозга удался блестяще, и не наша вина в том, что мозг оказался не вполне сохранившимся и не смог работать длительное время…

— Следовательно, мы должны повторить операцию и дать телу Бориса Стропилина новый, совершенно здоровый мозг.

Глаза Мамедова вспыхнули азартом неутомимого исследователя. Он вскочил и возбуждённо зашагал по кабинету. Несколько секунд Орлов следил за молодым человекам, а потом просто и твёрдо сказал:

— Мозг для пересадки уже есть.

Акбар остановился и пристально посмотрел на Орлова. Он начинал догадываться.

— Чей мозг? — тихо спросил он.

— Мой.

Профессор помолчал, потом усмехнулся:

— Бросьте ходить, садитесь! И давайте поговорим по душам. Гм… Надеюсь, вам известно, что я уже далеко не юноша? Совсем недавно вы поздравляли меня с восьмидесятилетием. Что и говорить — торжественная дата. Но не совсем приятная. Сознаешь, что пора готовиться к смерти. А умирать не хочется, дорогой мой. Ой, как не хочется! Сколько ещё не сделанного, сколько планов, и вдруг — конец. Глупо, ей-богу глупо. Ну-с, вот я и решил бороться с собственной смертью. Но как?

Профессор пытливо взглянул на Мамедова и после короткой паузы продолжал:

— Вы, батенька, знаете, что последнее время я почти превратился в физиолога. Изучал проблему продления человеческой жизни. Но методы физиологов меня несколько огорчают. Ведь я — хирург! И вот этот случай с не совсем удачной пересадкой головного мозга натолкнул меня на новую мысль. Сейчас у нас под рукой есть прекрасное молодое тело. Тело здоровое, но, к сожалению, наделённое мозгом, который вот-вот начнёт разлагаться. А с другой стороны, у нас есть вполне здоровый головной мозг. Мой. И я бы сказал, это неплохой мозг. А вот тело никудышнее. Прямо-таки ни к чёрту: старое, беспомощное… Ну, словом, появляется вполне логичная мысль: соединить прекрасное тело с хорошим мозгом. Неплохо придумано, а? Как по-вашему? Из двух человек слепить одного! И главное, оба будут довольны: молодой человек получает опытный, с богатыми знаниями мозг профессора, а старый профессор обзаводится молодым телом спортсмена!

Ошеломлённый Мамедов с восхищением глядел на Александра Ивановича.

— И вы… вы хотите поручить исполнение этой операции мне, профессор?

— А почему бы и нет? — просто сказал Орлов. — Ведь вы наиболее талантливый и, главное, наиболее смелый хирург из тех, кого я здесь знаю. Я уверен, вы блестяще справитесь с операцией.

— Вы думаете?

— Уверен! Только, ради бога, смотрите на меня как на рядового больного. Не делайте из этого исключительный случай. Считайте, что мозг профессора Орлова просто переселяется на новую квартиру. И вы, как хороший управдом, должны помочь этому переселению.

Глаза Мамедова блестели. Его тонкие чуткие пальцы крепко впились в спинку кресла. Несколько секунд он молчал. Потом опустил голову и сказал глухо и взволнованно:

— Нет, я не могу, Александр Иванович… Что, если операция окончится неудачно?

Профессор нахмурился.

— Вы колеблетесь? Это на вас не похоже. Исследователь не должен бояться неудач.

— Но вы понимаете…

— Бросьте, — с досадой перебил профессор. — Я и так стою на краю могилы. Я ничем не рискую. Умереть годом раньше или годом позже — не всё ли равно?

— Но этот год может оказаться слишком значительным для науки. Вы за год можете дать больше, чем другой за пять.

— Одна эта операция даст больше, чем я дал за всю свою жизнь. Неужели вы не понимаете?

— Понимаю. Но почему вы первый должны подвергнуться этой операции? Делать опыт над вами — это, Александр Иванович, преступление. И пойти на это преступление я не могу.

— Ни в коем случае?

— Ни в коем случае, — твёрдо ответил Мамедов.

Орлов хмуро усмехнулся и пристально посмотрел на молодого хирурга.

— Я ожидал этого возражения, — медленно проговорил он. — И в какой-то мере я понимаю вас. Ну, а если бы речь шла о спасении моей жизни, вы бы согласились сделать такую операцию?

— Это дело другое, — горячо воскликнул Мамедов. — Ради вашей жизни я готов на любую операцию. Но ведь речь идёт не о спасении жизни, а только об опыте.

Профессор пожал плечами.

— Ну, положим, теперь это всё равно. И если уж вам так хочется спасти мою жизнь, вам придётся это сделать. Разве вы забыли о моей записке?

Мамедов побледнел.

— Так это не шутка? Вы решили убить себя?

— Да. Так нужно, чтобы операция стала необходимостью, а не просто опытом. Я знал, что вы, как и всякий на вашем месте, будете возражать мне. Хорошо, что вы ещё не успели слишком много наговорить банальных словечек о ценности моей жизни, о долге перед наукой и прочее. Значит, выход один — самоубийство. Сначала самоубийство, затем необходимая операция и, наконец, воскресение в новом теле. Понимаете?

Профессор помолчал и задумчиво добавил:

— Ещё неизвестно: самоубийство это или спасение от неминуемой смерти, которая придёт за мной через год или два…

Мамедов нервно кусал губы. Он был растерян и не знал, что сказать.

А профессор вынул из кармана ключи, неторопливо отпер нижний ящик стола, достал револьвер и положил его на стол.

— Вот он когда пригодился, — усмехнулся Орлов и пояснил: — Этим именным наганом я был награждён ещё в девятнадцатом году…

Тонкая рука Акбара метнулась к револьверу, но в тот же миг её сдавила тяжёлая ручища профессора. Правой рукой он поднял пистолет.

— Спокойно! — властно сказал он. — Ещё одно ваше движение, и я выстрелю себе в сердце. Уберите руку!

Бледный, тяжело дышавший Мамедов молча повиновался. Тон Орлова был теперь резким и холодным.

— Не будьте истеричной барышней! Я выстрелю не сейчас: вам нужно подготовиться к операции. Теперь девять часов. Через два часа у вас всё должно быть готово. Ровно в одиннадцать я застрелюсь. Ну, а сейчас идите! Мне нужно побыть одному.

Мамедов перевёл дыхание и опустил голову. Он понимал: спорить бесполезно.

— Я всё сделаю, Александр Иванович, — хрипло сказал он и быстро пошёл к выходу.

— Так не забудьте — ровно в одиннадцать! — крикнул вдогонку профессор.

Потом он тяжело поднялся и запер дверь.