Глава 11

На секунду, всего на секунду я весь напрягся. Затем, собравшись, спокойно произнес:

— Я встречался с ним.

— Это понятно. Не объясните ли нам, что произошло?

Лаура подошла к столику с испуганным видом.

— Лаура, принеси, пожалуйста, кружки для этих джентльменов. И горячего кофе.

Я вкратце рассказал им про то, как всю зиму пас в горах скот Динглберри, как, спустившись вниз, узнал об убийстве отца и о его крупном выигрыше в карты накануне, как выяснял отношения с судьей Блейзером.

— Я пришел к нему за папиными деньгами, которые он хотел присвоить, думая, что мне о них ничего не известно. Тогда я объяснил ему, что все знаю и что их необходимо вернуть законному владельцу, то есть мне.

— И он их вернул?

— Ну, пришлось немножко поднажать. Хотя ему не очень-то хотелось расставаться с такими деньгами.

— А что потом?

— Потом? Мистер, у меня тут нет друзей, поэтому я уехал. Предвидел, что меня станут искать, и вернулся к себе в горы.

— Он?

— Да, сэр. С ним приехало несколько человек. Один из них Тобин Уэкер. Они выследили меня.

Тщательно подбирая слова, я рассказал о драке в хижине, о том, как меня били и как мне удалось бежать. В снежный буран.

— Одна старая индианка вправила мне сломанный нос. Она поставила хрящи и кости на место и закрепила их воском. Индейцы выходили меня.

— И ты больше никогда не видел Блейзера?

— Нет, но я видел в Рико Тобина Уэкера и еще одного — Дика.

Они продолжали и продолжали задавать вопросы, а мне не терпелось избавиться от них. Пора отправляться в Джорджтаун, но разве им понять?

— Ты полагаешь, Блейзер убил твоего отца ради этих денег?

— Нет, сэр, думаю, не убивал. Скорее всего, его охватила жадность.

— Последний раз ты встречал судью в своей хижине, так? Но потом видел Уэкера и Дика в Рико. А хижина сгорела…

— Блейзер пропал, — перебил его другой, — и мы должны найти его… или его тело.

— Полагаю, ответ в том, что осталось от моей хижины. Увидев меня в Рико, Уэкер и Дик здорово испугались. Почему? С чего им меня бояться? Ведь Уэкер никого и ничего не боялся. Вот только я видел их с Блейзером в хижине перед той последней бурей.

— Мы проверим. — Они встали. — Надеюсь, ты собираешься задержаться в нашем городе?

— Вряд ли. Срочно еду на Восток… Черри-Крик.

Они обменялись быстрыми взглядами.

— Было бы лучше, если бы ты остался здесь, пока не выяснятся обстоятельства исчезновения Блейзера.

Я немного помолчал, затем твердо заявил:

— Не могу. По деловым и личным причинам мне надо быть на Востоке. Но я сразу же вернусь сюда, как только сделаю то, что должен сделать. — Они молча смотрели на меня. Пришлось продолжить: — Понимаете, за мной кто-то гонится, и Уэкер с Диком помогают ему. Понятия не имею, зачем кому-то понадобилось меня убить, но думаю, там, на Востоке, смогу узнать это. Полагаю, если человека хотят отправить на тот свет, ему не мешало бы понять почему. Как вы находите?

Берне засмеялся.

— Логично… Ладно, поезжай. Как думаешь, через месяц вернешься?

— Постараюсь.

Берне отодвинул стул.

— Что ж, меня это устраивает. Мы тем временем осмотрим твою хижину.

— Мистер Берне, советую не торопиться. Если вам не очень хорошо знакома та местность, найти хижину в это время года нелегко.

При помощи перечниц, солонок и кружек я показал им расположение вершин и проходов. Рисовать схему не понадобилось: туда каждый год перегоняли две тысячи голов скота, так что их вполне устроили мои устные указания.

— Зачем они приходили, Кирни? У тебя проблемы? — обеспокоенно спросила Лаура, как только они ушли.

— Да нет. Они ищут судью Блейзера. Он ведь так и не объявился, вот они ведут расследование. Уверен, Блейзер сделал что-то не то. Когда его не оказалось вместе с Уэкером и Диком в Рико, я сразу заподозрил неладное. Он должен быть либо с ними, либо здесь. Мне кажется, его бросили в горах.

— Когда ты уезжаешь?

До меня вдруг дошло… совершенно неожиданно: я планировал уехать с рассветом, но голова подсказала правильное решение, прежде чем родились слова.

— Прямо сейчас. Немедленно. — Я встал. — Лаура, я обещал им вернуться через тридцать дней. Надеюсь, мне это удастся, но может случиться, что мне придется задержаться. Если так и если смогу, я обязательно тебе напишу.

Серый был полностью готов. Естественно. Он же настоящий мустанг, для которого нет большего удовольствия, чем отправиться в путь. Поэтому я быстро набросил на него седло, приторочил свои нехитрые пожитки и, не теряя ни минуты, покинул город. Конечно, не самое лучшее время для отъезда, но дело сделано, и следующая остановка будет не раньше чем миль через двадцать пять.

Узкая тропа, вырубленная в стене каньона, по которой мы следовали в Урей, до смерти напугала бы даже суслика, хотя мой жеребец двигался по ней довольно споро. Но что-то мне в ней не очень нравилось. Чем дольше я ехал, тем неспокойней себя чувствовал, так как окружающая местность не могла не вселять тревогу. Короче говоря, если кого-то здесь подстерегут, он может считать себя покойником — укрыться просто-напросто негде.

Затем началась гроза. Когда раскаты грома раздаются в этих узких горных карманах, хочется как можно быстрее свернуться в клубочек. Молнии бьют по тебе со всех сторон… К тому времени, когда мы добрались до места, откуда уже виднелись огни Урея внизу в долине, дождь лил как из ведра, а толстые жгуты молний разрывали в клочья черные низкие тучи.

За дверью конюшни виднелся слабый свет. Я въехал туда верхом. Из маленькой конторки тут же высунулся пожилой человек с тонкими, загнутыми вверх усами.

— Ставь-ка свою лошадь, парень, и заходи выпить горячей кавы.

Впервые после Техаса, где для всего есть свое имя, мне довелось услышать, что кофе называют «кавой».

Сняв с коня поклажу, я насухо протер его, насыпал в кормушку овса и пошел туда, куда меня звали. Кружка горячего кофе мне сейчас совсем не помешала бы.

Неторопливо шагая по проходу в середине конюшни, я заглядывал в каждое стойло. Знакомых лошадей не обнаружил; впрочем, это еще ничего не означало. Надо все узнать у конюха.

Он сидел, откинувшись в кресле-качалке, перед бюро с откидной крышкой и читал какую-то грошовую книжонку об отчаянном парне, посвятившем свою жизнь спасению хорошеньких девушек от индейцев и других негодяев. Что хорошенькие девушки делают там, где они все время оказываются, всегда ставило меня в тупик. К тому же мне в этом смысле никогда не везло: девушек, встречавшихся на моем жизненном пути, как правило, было трудно назвать хорошенькими.

— Там прямо потоп, — входя, заметил я.

— Да уж видно… и слышно. В такую погоду добрый хозяин и собаку не выгонит из дома… Издалека?

— Из Сильвертона.

— Ну и как там?

— Неплохо, совсем неплохо. Недавно открыли отличную руду. Там ее тонны. И совсем почти на поверхности.

Кофе оказался горячий и такой крепкий, что мог бы стоять и без кружки. Я выпил его с превеликим удовольствием. Затем, как положено, вежливо поинтересовался:

— Работы хватает?

— Не очень.

— Много разъездов?

— Да есть немного.

— В городе есть приезжие?

Он повернул голову и пристально посмотрел на меня.

— Они всегда есть, парень. Вот как ты сейчас. Ты тоже приезжий. Друг мой, я молодо выгляжу, потому что жил мирной жизнью, но мне пришлось побывать здесь, когда вон та гора была всего лишь горой в долине. Приехав сюда в первый раз, я вычесывал седину из волос! — Он посмотрел на меня своими холодными голубыми глазами. — Парень, я родом из района Арканзаса — Миссури. Там хватало дешевых искателей приключений.

— Поэтому и перебрался сюда на Запад? Где таких поменьше?

Он вынул трубку изо рта и потянулся за кофейником.

— Выпей еще… Кого ты боишься увидеть?

— Не боюсь. Простая предосторожность. Я не нарушал закон. — Я описал Феликса Янта и Тобина Уэкера.

— Уэкера я знаю, — заметил он. — Пару раз встречал другого тоже. Даже подумал, зачем это он сюда пожаловал. Что ж, наверное, ты прав, за ними стоит присмотреть. — Он налил кофе в мою кружку. — Собираешься уехать?

Почему я все ему рассказал, сам не знаю. Наверное, чувствовал себя очень одиноко и хотел излить кому-нибудь душу. Откинувшись в качалке, он курил и слушал, не перебивая. Затем, когда мой рассказ подошел к концу, молча выбил трубку и задумчиво сказал:

— Здесь пахнет деньгами, парень. Наверное, вы с ним какая-то родня, и, пока ты жив, он ничего не получит или получит очень мало. Поэтому и хочет видеть тебя мертвым, чтобы вернуться и забрать себе все. Может, здесь, конечно, и что другое, но, по-моему, это так… Теперь о тех женщинах. Мне тут не все ясно, но по крайней мере одной из них нужно то же самое, поэтому она хочет убрать тебя с пути.

— А другая?

— Вот с другой-то разобраться потруднее. Она, может, и хорошая женщина, ведь Господь немало оставил их на нашей грешной земле, но всегда надо знать, чего ей надо, чего она добивается. Может, это связано с твоим отцом. — Он набил трубку свежим табаком. — Ты мне нравишься, сынок. Правильно поступаешь… Слушай, у меня тут есть одна черная лошадь…

— Нет, нет, я не собираюсь меняться.

— Никто не говорит об обмене. Я даю ее тебе взаймы. Твой жеребец хоть куда, но на дороге, которую ты выбрал, ты загонишь его вконец. Поэтому лучше возьми и черную тоже. Будешь их менять, тогда они не выбьются из сил. — Он раскурил трубку. — Послушай меня, сынок: иди напрямик через горы в Лейк-Сити. Сэкономишь и время, и расстояние.

С рассветом я уже ехал высоко в горах по индейским тропам, спускаясь и поднимаясь по склонам… Кругом виднелись следы работы золотоискателей, то тут, то там встречались желающие застолбить себе участок, но я старался не общаться с ними. Мой путь проходил вдоль Минерал-Крик, затем вверх по разлому приблизительно тысяч на двенадцать футов. Определить высоту довольно легко по тому, что там растет. А здесь растительность почти отсутствовала.

Направив жеребца между двумя пиками, отстоявшими друг от друга мили на три-четыре, я отпустил поводья, а сам, поудобнее устроившись в седле, стал осматриваться вокруг. Панорама открылась великолепная: Редклауд-Галч внизу слева, но мне надо правее, под маячившую впереди Харрикейн-Бейсин с огромными голыми вершинами и долгими крутыми склонами.

Воздух был чист и свеж, а небо — бездонное море голубизны с редкими черточкамл облачков. Серый горел желанием идти дальше, поэтому мы тронулись вниз, за милю пути спустившись по меньшей мере на тысячу футов.

Сделав несколько коротких остановок у небольших болотцев, чтобы лошади могли напиться, я добрался до дна каньона, где одна тропа переходила в другую вдоль Хенсон-Крик.

Новая тропа вскоре вдруг резко повернула на северо-восток. Там мы сделали короткий привал под соснами: я дал лошадям свободно попастись, сам немного отдохнул, неторопливо оглядывая путь, который мы прошли, перекусил, затем навьючил поклажу на свое последнее приобретение — черную кобылу, и снова пустился в путь. До Лейк-Сити, по моим расчетам, оставалось миль пятнадцать — шестнадцать.

Как мне казалось, я значительно опередил своих преследователей. Впрочем, ни в чем нельзя быть уверенным. Пока я отдыхал в Сильвертоне, они могли добраться сюда и спокойненько поджидать меня.

Город лежал в симпатичной долине среди гор и процветал не по дням, а буквально по часам. Раньше это местечко принадлежало Юте, но после 1874 года, то есть совсем недавно, когда Юта уступила его, сюда хлынули золотоискатели, нашли золото, и деньги потекли рекой… Вскоре начался настоящий золотой бум: вместо нескольких дюжин убогих хибарок и лачуг здесь стал бурно расти самый настоящий город.

Проезжая по главной улице, я насчитал семь салунов, четыре ресторана, несколько отелей, пару китайских прачечных и даже один или два бильярдных зала.

Несколько дней спустя я уже въехал в Джорджтаун и остановился в отеле «Париж».

Загрузка...