Это была узкая трещина в скале — дюймов шесть в ширину и фута два в глубину, — спрятанная в стене ниши на высоте приблизительно в девять футов от земли, очень удобная штука для хранения кое-каких припасов, патронов, кофе — на случай, если мое пристанище вдруг сгорит дотла, пока я пасу скот.
До хижины оставалось еще добрых две мили, хотя уже виднелось темное пятно там, где она стояла. Подъехав к нише, я встал на стременах, запихнул деньги как можно глубже и снова задвинул трещину здоровенным камнем.
Триста долларов я оставил себе на жизнь: пять двадцаток под лентой внутри шляпы, еще пять в широком поясе, а последние пять скатал в тугой комок и утрамбовал его на дне кобуры. Револьвер, конечно, чуть приподнялся, но ремешок застегивался нормально, будто так и положено. В любом случае я решил сначала пользоваться поясным револьвером, если, конечно, придется стрелять.
Так, дело сделано, теперь можно и домой, но только не прямо, а в объезд, сделав маленький крюк через осиновую рощицу. Там за пригорком с хвойными деревьями у меня стоял еще один домишко. Крепко сбитый из толстых бревен и более теплый, чем сарай возле хижины. Серого завел туда — пусть немного согреется — и заодно набрал из мешка кукурузы, которую хранил здесь на всякий случай.
А вот теперь можно и домой. Там должны быть бекон, бобы, мука, соль, сахар и кофе, а также немного сушеных яблок, ну и, наверное, кое-что еще. Боюсь, скоро все это мне очень и очень понадобится.
Наступила уже весна, и внизу набухли почки, но здесь в горах — жди сюрпризов. Мне случалось видеть, как приходит весна с цветами и теплом, а потом с ледяных вершин вдруг налетит снежная буря, и снова дней на десять, а то и на все пятьдесят ляжет самая что ни на есть настоящая зима.
Высокогорное пастбище, которое здесь называли плато, представляло собой несколько долин выше уровня леса или наравне с ним, где росла самая сочная трава. Большую часть зимы там не задерживался снег и было намного теплее, чем внизу. Многие считали это «местным погодным явлением». Наверное, имели в виду ветры, дующие из пустыни.
Когда папа прознал про эти места, то сразу же пришел к Динглберри с предложением организовать выпас его коров на высокогорных пастбищах. По два цента с головы, предупредив, что работать будет его сын, то бишь я,
Как он нашел те луга или услышал про них, мне неизвестно — очень уж разговорчивым папу не назовешь. Только сейчас до меня начало доходить, как мало он рассказал мне о своей прошлой жизни, семье… Меня это, в общем, не очень-то и трогало, к тому же он всегда был рядом, и при желании я мог бы его спросить, если вдруг что-то станет интересно. Но сейчас папы уже нет. Его смерть не только оставила меня одного, но и отрезала от всего прошлого, от семьи, которая, вполне возможно, где-то существовала…
Возле хижины все было тихо. Я вошел внутрь и первым делом разжег печку. Затем, когда дрова весело затрещали, начал засовывать припасы в джутовый мешок. Причем из головы никак не выходила предательская мысль — а не лучше ли переночевать здесь в тепле, чем тащиться через горы в холоде и темноте?
Приторачивая сумки с провизией к седлу, я все еще думал, не расседлать ли моего серого конька и не дать ли нам обоим отдохнуть. Жеребец здорово устал, да и мне бы это совсем не помешало, но я вспомнил злобный, полный ненависти взгляд Блейзера и ясно понял: он придет за мной, придет несмотря ни на что. Когда еще у него снова появится шанс поиметь столько денег!
Вдруг я вспомнил, что на полу хижины остался мешочек с патронами. Пожалуй, их надо забрать.
И я вернулся. А когда открыл дверь, передо мной вдруг выросло что-то невероятно огромное, прямо как медведь-гризли. Моя правая рука дернулась к револьверу, но — вот черт, я же повесил ремень с кобурой на луку седла, когда приторачивал сумки!
Меня ударили кулаком, но ощущение возникло такое, будто шарахнули обухом топора. Я согнулся пополам… Следующий удар послал меня на пол. Но разлеживаться мне не дали: здоровенная ручища схватила меня за шиворот и швырнула на стоявший рядом стул.
— Где они? Где деньги, парень?
Ошеломленный, но не потерявший сознания я поднял глаза на судью Блейзера. С ним оказались еще трое. Одного я узнал: Тобин Уэкер, перевозчик грузов, слыл самым что ни на есть подлым человеком во всей округе. На голову выше меня и гораздо тяжелее.
И рожа будто просит кирпича. Не знаю даже, зачем судье понадобились другие двое — ему вполне хватило бы одного Уэкера.
Блейзер схватил меня за ворот рубашки и приподнял со стула.
— Где они? — прошипел он. — Где деньги, которые ты украл у меня?
— У меня их отняли, — соврал я. — Мне подумалось, это вы.
— Отняли?
— Двое… С винтовками. Забрали бабки и велели проваливать… Сказали, увидят в городе или где-нибудь тут рядом — открутят голову.
— Ты что, думаешь, я поверю твоей туфте?
Блейзер произнес это таким тоном, что я даже сначала испугался. По-настоящему. Но у меня все-таки хватило ума понять: как только они получат деньги, тут же прикончат меня. Зачем им живой свидетель и лишние проблемы?
— Разве не вы их послали? — с удивлением спросил я. — Они забрали все. Деньги, револьверы, лошадь… Вычистили как миленького!
— Сынок, ты врешь и надеешься выкрутиться, — подозрительно тихим голосом произнес Блейзер. — Этот номер не пройдет. Значит так: либо ты сам скажешь, где деньги, либо мы из тебя выколотим признание.
— Послушайте, да с чего мне…
Дальше слова застряли в горле. Скорее, залились кровью, так как он врезал мне прямо в зубы. Я слетел со стула… Потом Уэкер схватил меня сзади за руки и держал, пока судья неторопливо продолжал обрабатывать меня со всех сторон — локтем в живот, коленом в подбородок, кулаком по лицу, ногой в пах…
Они оставили меня лежать в крови на полу. Один из них подбросил дров в печку.
— Холодает, — заметил он.
А Уэкер еще раз шарахнул меня ногой по ребрам.
— Давай, давай, не тяни, парень. У нас впереди целая ночь.
— Может, вся весна, — прошелестел я окровавленными губами.
Блейзер нахмурился.
— Это уж точно. У нас вся весна, парень. Будем бить тебя, пока не скажешь, так что лучше пожалей себя. Выкладывай, да поскорее.
Он явно не понял меня и, похоже, не представлял себе, что может произойти здесь в горах. Внизу, в городе, днем уже тепло, цветы, почки на деревьях и все такое прочее, а здесь не так, все совсем иначе.
— Пожалуй, кофеек бы нам не помешал, — решил судья. — Где тут у тебя кофе?
— Я взял его, когда уходил. Его и оставалось-то совсем ничего.
— У меня есть немного, — откликнулся один из них, открывая дверь, чтобы сходить за ним.
В хижину ворвался порыв ветра. Со снегом!
— Ты смотри, снег, — изумленно заметил Блейзер.
Боль медленно разливалась по всему телу. Уж не сломали ли мне ребра? Я попробовал сесть, но потом передумал. Лучше лежать. В голове потихоньку прояснялось, а внутри, внутри закипала злость. Ярость против всех этих подонков. К тому же этот Уэкер, гад из гадов, просто двинул ногой и врезал мне прямо по лицу. Хорошо еще, я инстинктивно отдернулся назад, так что ребристая подошва его сапога всего лишь содрала мне кожу со щеки.
— Не дергайся, парень. Отдай деньги, и мы оставим тебя в покое. Не скажешь, будем продолжать бить. Ох и длинная тебя ждет ночь!
— Очень длинная, — пробормотал я разбитыми губами. — Может, самая длинная в вашей жизни.
Тот, который возился с дровами у печки, полуобернулся, внимательно посмотрел на меня.
— Что ты хочешь сказать? — спросил он.
— Послушайте ветер, — ответил я.
Блейзер бросил на меня подозрительный взгляд.
— Ветер? Ну и что ветер?
— Снег. Много снега. Если в это время здесь застрять, значит, отсюда не выбраться недель шесть, а то и все восемь. Со мной такое уже случалось. Надеюсь, ребятки, вы захватили с собой достаточно жратвы? Или жирных лошадей. Вам это точно понадобится.
Тот у печки перевел взгляд на Блейзера.
— Это так?
— Он врет. Сейчас весна. — И все-таки в его голосе слышалось сомнение. — Уже апрель.
— Кое-кому не удавалось выбраться отсюда и до июня. — Я даже заулыбался. — Надеюсь, вы успели попрощаться со своими бабенками?
Уэкер шарахнул меня по губам.
— Заткнись, гнида!
Я минутку помолчал, но затем вроде бы как продолжил:
— Пару лет назад один тут пошел в горы с охотниками. В конце весны вернулся. Толстый такой, цветущий. Но один. А где же остальные? Народ поинтересовался и выяснил: он их всех убил и съел. Отсюда и название — «Плато людоедов», вы что, не знали?
— Да, я слыхал об этом, — подтвердил Уэкер. — Было такое, это точно.
— Вам крупно повезло, парни, что у вас есть Блейзер. Он такой здоровый, толстый. Он…
Судья с размаху ударил меня. Затем встал и наступил на мои пальцы, потом шарахнул ногой в живот и, приподняв за ворот рубашки, прорычал:
— Где деньги?
— Отняли… А отца-то убили, наверное, вы.
Блейзер отшатнулся, будто ужаленный. Но тут же злобно саданул меня по ребрам. Я замычал от боли, а он со всей силы врезал мне по почкам. Раза три-четыре подряд.
Лежа на полу лицом вниз, я чувствовал, как холодный воздух ползет через щели. И боль, жуткую боль во всем теле. Раньше так мне никогда не доставалось.
— Пожалуй, надо бы завести лошадей, — озабоченно сказал один из них. — Ветер-то холодноватый.
— Вот и займись ими, — раздраженно огрызнулся Блейзер. — Уедем с утра пораньше.
Я рассмеялся. С трудом, конечно, но рассмеялся.
Они отошли, а я остался лежать. У них оказались только две кружки, поэтому кофе пришлось пить по очереди. От резкого порыва ветра дверь вдруг с шумом открылась и захлопнулась.
— Судья, а может, он говорит правду? — заволновался тот, который ходил завести лошадей. — Лошади у него там в сарае нет.
— Лошадь они у меня тоже забрали, — подтвердил я.
— Да врет он все! — раздраженно буркнул Уэкер. — Настанет утро, найдем и лошадь, и деньги.
— К утру вас всех так занесет, что недель шесть — восемь вам отсюда не выбраться. И даже не мечтайте кого-нибудь подстрелить. В это время года здесь…
— К утру мы либо получим свои деньги, либо сделаем из тебя кашу, — перебил меня судья. — Все только начинается. Хочешь остаться живым, говори, где деньги.
Мои глаза распухли, остались только узенькие щелочки, голова раскалывалась от боли, вместо рук только две распухшие культяшки. И все равно лучше терпеть и не говорить им ничего. Пока я молчу, остается хоть какой-то шанс. Крошечный, но все-таки шанс.
Внезапно Уэкер со всех сил ударил меня по почкам. Боль, какая же пронзительная боль! А Блейзер тут же добавил ногой по лицу.
— Вы все сдохнете здесь, — чуть отдышавшись, проговорил я. С трудом, но проговорил. — Проходы скоро закроются. Отсюда уже не выбраться.
— А если он не врет? — взвился вдруг один из них. — Блейзер, мне это совсем не нравится. Эти проходы узкие, как хрен знает что, а снег вон валит и валит.
Уэкер подошел к окну. Пристально поглядел через стекло. На его лице впервые за все время промелькнуло выражение неуверенности.
— Ну, блин! — раздраженно выругался он, сплюнул и, отойдя от окна, сел на стул. Затем снова встал, снова подошел к окну. Хотя ничего он там не видел. И не мог видеть, ясное дело. Вечер, да еще такая погода. Просто занервничал.
Я обратил внимание на хлопья снега, влетевшие в комнату. Большие и пышные. Такой снег валит сильно и долго. Им отсюда не выбраться. Но и мне тоже. Хотя… хотя можно попробовать. Почему бы и нет? Места для меня как-никак родные.
Не так давно старик индеец уже проходил этим путем. Я зимой приютил его и накормил, и он в благодарность рассказал мне про эту тропу.
Но найду ли я ее в такой кромешной тьме? Даже если бы не было этих подонков? Индеец не очень-то ясно все излагал. Ничего удивительного. Полной ясности от них никогда не дождешься. Все вокруг да около. Ладно, спасибо и на том. Что-то все-таки мне известно.
Блейзер тоже встал, подошел к двери, выглянул наружу. Затем набросил плащ и вышел. Когда он через минуту вернулся, его тон и манеры изменились как минимум процентов на сто.
— Дик, — приказал он тому, кто варил им кофе, — иди седлай лошадей. Мы уезжаем.
— А как с этим? — спросил Уэкер, ткнув пальцем в мою сторону.
— Успеем вытрясти его до отъезда. Теперь шутки в сторону.
Дик пошел седлать лошадей. Их осталось трое. Я постарался изобразить разбитыми губами улыбку.
— Он их уже не найдет там в снегу. Вы все сдохнете.
Блейзер злобно схватил меня за шиворот, и тут я изо всех сил ударил его. Прямо по его гнусной роже. С превеликим удовольствием. Он даже присел от боли. А затем начал избивать меня. По лицу, по голове, по животу… Спокойно, не торопясь. Я не сопротивлялся. Зачем? Надо сохранить силы. Надо выжидать. Время придет.
— Дай-ка его мне, — подошел Уэкер. — У меня он быстрее заговорит.
Блейзер устало махнул рукой.
— Делай с ним что хочешь, только не убивай, пока он рот не откроет. Деньги у него где-то здесь, это точно.
— А если он не врет? — спросил вдруг четвертый. — Если его на самом деле ограбили? Деньги же все видели. Все видели, как его старик выиграл их.
Блейзер промолчал. Он надеялся, что деньги у меня. Хотя никаких фактов в пользу своей уверенности не имел. Он зря тратил время, и это ему не нравилось.
О, скрипнула дверь! Наверное, возвратился Дик. Блейзер скрючился у огня. Уэкер отодвинул меня на вытянутую руку. Он был силен. Намного сильнее Блейзера. Запросто убьет! Дик уже возился с замком, и тут я прыгнул. Как сжатая пружина.
Так, первым делом левую руку под мышку Уэкера, правую на его запястье. Хруст! Он взвыл от боли. Еще бы, ему сломали руку! Я изо всех оставшихся сил толкнул его на Блейзера, и они, как родные братья, вместе покатились в огонь. А я метнулся к двери.
Дик! Я сбил его с ног, заодно влепив ему кулаком по подбородку, и покатился по снегу…
Потом все-таки поднялся на ноги. Теперь в лес, скорее в лес. Позади раздавались яростные крики боли и ругательства. Так вам и надо! Снова лицом в снег, снова качусь, снова в снег… Ну все, хватит, пора встать.
Дерево. В голове шумит, дышать тяжело, каждый вздох как удар ножа.
А что вокруг? А глаза как щелки, ничего не рассмотреть. Все равно — вперед от одного дерева к другому. Главное, я здесь, а не там.
Серый! Найду его, и все будет в порядке.
Ветер, ветер выл и выл. Не думать, надо постараться не думать. Опять упал, снова боль. Сломано, наверное, не одно ребро. Нос тоже.
Но чувство ориентации, похоже, осталось: запасная хижина где-то справа. Мое убежище с верным другом-конем ждало меня. Где? Где-то здесь, ярдах в десяти…
Вон оно! Скорее внутрь. Серый радостно заржал.
Я тут же рухнул на пол. Потом все-таки поднялся, чтобы закрыть дверь на замок. Холодно, но относительно безопасно.
Насколько? Они же не успокоятся. Они будут искать. Надо выбираться. Как можно скорее. Куда? Сколько идти? Две мили? Меньше? Больше?
Только бы удрать отсюда. Там, внизу, можно укрыться от ледяного, пронизывающего ветра. Я облокотился на спину коня, закрепил подпругу, с трудом вскарабкался в седло. Нагнул голову, проехал в дверь. Прямо в буран…
Жеребец, наверное, почувствовал, что хозяину плохо, очень плохо, поэтому, на удивление, совсем не сопротивлялся.
А буря бушевала вовсю. Я направил бедное животное прямо к дому, откуда по-прежнему доносились злобные крики.
Там, где дует ветер, нет снега. Значит, можно спокойно скакать, что мы и сделали. Туда, к моей заветной трещине в скале, дай только Бог не промахнуться.
Сзади — верная смерть. Впереди — жгучий мороз, мили и мили трудного пути, но… все-таки шанс выжить и победить.
Подумав так, я невольно обернулся в седле. В густом снегопаде еще не пропал тусклый свет. Окно.
Я вытащил из седельной кобуры винчестер, замерзшими, негнущимися пальцами зарядил его и три раза подряд выстрелил по окну — вот вам!
По крайней мере, теперь вы знаете, что я не сдался, что об этом нечего и мечтать.
А теперь снежный буран!..