Тропой испытаний

Глава 23

Солнце скрылось, но его кроваво-красные лучи продолжали отсвечивать от мокрых скал и гигантской черной тучи, словно Геркулес нависшей между пиками двойной горы Груди Планеты.

Прямо передо мной стояли три высоких худых человека. На их темных лицах отражался свет умиравшего среди огней ада солнца.

Никто не произнес ни звука, а если бы и произнес, оглушительные раскаты грома и неистовый шум обрушившегося на нас ливня все равно полностью бы его заглушили. Даже выстрелы наших револьверов звучали сейчас совсем как детские хлопушки.

Их глаза были прикованы к винчестеру в моей левой руке, поэтому мой поступок на секунду привел их в оцепенение — я отбросил его в сторону! И одновременно правой рукой открыл огонь из шестизарядника. Один из них сразу же дернулся и упал, вторая пуля превратила его лицо в кровавую маску.

Отчаянно борясь за собственную жизнь, мстя за смерть своего отца, я без остановки расстрелял в них все шесть патронов в барабане и мгновенно выхватил из-за пояса другой револьвер… Но тут откуда-то справа вместе с моим неожиданно раздался чей-то еще выстрел — оставшиеся двое рухнули на землю, и среди них тот, в которого лично я еще не успел выстрелить. Тем не менее все трое покончили счеты с жизнью, и слава Богу. Я стоял под проливным дождем, молча глядя на их скрюченные тела, когда на мое плечо вдруг легла чья-то рука и тихий спокойный голос произнес:

— Это за папу, Кирни.

Я резко обернулся — передо мной стоял… Пистолет.

Его потрепанная шляпа намокла от дождя, но он широко улыбался, показав свои красивые белые зубы. Он обнял меня за плечи.

— Пошли отсюда, братишка. Тут рядом есть местечко получше.

Местечко оказалось не совсем рядом, но действительно гораздо лучше — крохотная хибара у реки Кучарас — сухая, теплая, в ней приятно пахло жареным мясом.

От очага к нам повернулся какой-то мужчина: лысый, с остатками рыжих волос над ушами и пушистыми рыжими усами с загнутыми вверх концами.

— Садитесь, ребятки, — приветливо сказал он. — Бифштексы уже готовы, а бобы вот-вот подойдут.

Мы, естественно, промокли до нитки и первым делом направились к огню, но запах еды оказался таким дразнящим, что мы тут же передумали и поспешили к самодельному столу. Во время еды никто не вымолвил ни слова.

После сытного и очень вкусного обеда, когда на столе появились полные кружки горячего дымящегося кофе, усатый подбросил в огонь дров. Мощные порывы ветра хлестали хибару струями ледяного дождя, но внутри оставалось уютно и тепло. Мы с Пистолетом не сводили друг с друга глаз. В тот момент я невольно гордился своими широкими плечами, ловкостью и силой. Ведь с детства мой отважный брат был для меня самым настоящим кумиром.

— Да, братишка, ты уже мужчина! — разглядывая меня, улыбнулся он и повернулся к остальным. — Слушайте, я не поверил своим глазам: он успел свалить двух и собирался заняться третьим, прежде чем мне удалось сделать выстрел! Ну-ну, с этим парнем не соскучишься.

— Ты сам учил меня, — засмущался я.

Его лицо посерьезнело.

— Не я. Нас обоих учил папа, и лучшего учителя нигде не найти. — Он посмотрел мне в глаза. — Это ведь они убили папу, да?

— Один из них… Застрелил его сзади. В затылок.

Неторопливо и обстоятельно — к этому располагала обстановка — я рассказал им о судье Блейзере, о том, как вернул свои деньги, и о драке в горной хижине. Говорил просто, не выбирая красивых выражений, поскольку эти люди жили точно такой же жизнью, как и я, и понимали меня с полуслова. Они сами додумывали пропущенные эпизоды — ведь они чувствовали логику вещей в этом мире и знали его очень хорошо. Одинокие, жесткие мужчины, никогда не расстававшиеся с оружием. Ред — один из них.

— Хотел тогда предупредить тебя, Макрейвен, — обратился он ко мне, — но ты бы вряд ли узнал имя. Он велел мне попросить тебя подождать его, но если бы шериф пронюхал, что Пистолет где-то рядом, он загнал бы всех своих лошадей, лишь бы его заполучить.

Наши взгляды встретились, и, к моему изумлению, в его глазах мелькнуло смущение.

— Да, твой папа очень старался уберечь меня, но, видно, такова уж моя доля — катиться по кривой дорожке, — со вздохом произнес Пистолет. — Хороший человек твой отец!

— Когда все это закончится, Пистолет, я собираюсь заняться скотоводством.

Я вкратце рассказал им о Бене Блокере и нашей сделке. Затем усач заметил:

— Мне доводилось ездить с Беном… в Канзас и дальше в Оглалу. Более прямого и верного товарища в делах трудно встретить.

— Надеюсь, и у нас все пойдет хорошо.

— Собираешься где-нибудь осесть?

Я кивнул.

— У меня есть девушка. Там в Сильвертоне. Развяжусь с этими и поеду туда.

Пистолет поднял на меня недоуменный взгляд.

— Я чего-то не понимаю. Ведь все уже закончилось! Они мертвы!

— Не все, — ответил я. — Среди них нет Феликса Янта. Он остался… и с ним та женщина.

Ред шаркнул сапогом по земляному полу.

— Есть еще один. Он тоже не пошел с ними. Назвал их дураками, советовал лучше подождать, пока ты где-нибудь не засветишься, но они и слушать не захотели.

— Значит, Феликс остался там?

— Да. Ничего не объясняя. Просто остался. — Ред чуть помолчал. — Я следил за ним и той женщиной и даже подслушал разговор этой троицы через стенку. Выковырял замазку из щели и слушал. Женщина тогда упрекнула его в том, что он слишком мягок.

А Феликс заявил: 4Ведь он один из нас. Наша родня».

«А разве его отец не родня? Но его ты убил!» — Вот что она ответила ему.

«Это совсем другое дело… — продолжал он. — Черт побери, он ведь мог бы быть моим сыном! Если бы у меня был сын… „ Тут она рассмеялась, так зло рассмеялась и бросила: „Феликс, у тебя никогда не будет сына! Ты не смог бы иметь сына, даже если бы очень захотел!“ А он, видно, разозлился и сказал: „Делфина, если тебя не убьет кто-нибудь другой, это сделаю я“. Тут вмешался Врайдаг. „Кончайте эту бодягу, — перебил он Феликса. — Хватит! У нас и без того полно проблем. Наша сила в том, что мы всегда держимся как сжатый кулак. Нам нельзя ссориться. Его надо уничтожить, вот и все“. А Янт с издевочкой спросил: «Ну а если он уже успел законно оформить свои права на поместье? Что тогда?“

Ред развел руками.

— Вот такое мне довелось услышать. Значит, в любом случае все еще не закончилось. Их осталось по меньшей мере еще трое. — Он снова помолчал. — Да, на свете хватает подлых человечков, уж поверьте, но таких гнид мне не приходилось встречать за всю свою жизнь, это уж точно.

— Ладно, я еду в Сильвертон, а они, если хотят, пусть следуют за мной, — объявил я свое решение. — Мне надоело убивать… Кого бы то ни было.

— Слушай, а, похоже, этот Феликс Янт неровно к тебе дышит, — задумчиво протянул Пистолет.

Я с минуту раздумывал над его догадкой, затем отрицательно покачал головой.

— Слова, одни слова. Это его не остановит, поверь мне. По сути он на редкость черствый беспощадный человек.

В горах по-прежнему бушевала гроза. Скоро в каньонах воды будет по горло — для путешествий время совсем неподходящее.

Пистолет заметно повзрослел и возмужал, но смешливые морщинки в уголках его глаз не пропали, хотя лицо стало жестким и как-то вытянулось.

— Я еду с тобой, братишка, — сказал он.

— Давно пора. Нам есть о чем поговорить… о папе, о нас… Ты ведь знал про папу больше, чем я.

Пистолет согласно кивнул.

— Он всегда помогал мне в трудных случаях, а порой и делился со мной. Ты был совсем маленьким, Кирни, поэтому ему не хотелось обременять тебя взрослыми проблемами. Я же умел слушать и держать рот на замке… Чаще всего папа вроде как думал вслух.

— Куда бы вы ни поехали, парни, не забывайте почаще оглядываться, — напомнил нам Ред.

А потом мы опять ели очень вкусное мясо, бобы и пончики, приготовленные усатым, и неторопливо беседовали о пастбищах, о лошадях, о золотых приисках, о чем такие как мы обычно и говорят. Каждый имел про запас интересную историю о какой-то необыкновенной лошади, таинственном месте или из старых времен, поэтому в нашей хибаре все чувствовали себя тепло и уютно, несмотря на разгулявшуюся стихию снаружи.

Иногда, отключаясь от разговора, я прислушивался к стуку дождя, вспоминая Испанские пики и трех лежавших в мокрой траве мертвых врагов. Странные они все-таки люди, рожденные только для неистребимой ненависти и мало для чего еще. Даже неуемное желание овладеть чужим поместьем, сильнее всего заметное у Феликса и Делфины, казалось для них менее значимым мотивом, чем всепожирающий огонь ненависти и жажда убийства! Именно это чувство заставило их стать на путь преступлений, хотя каждый из них до этого занимался обычными делами — пас коров, объезжал лошадей… — и потом наверняка вернулся бы к этому снова.

Слушая, можно многому научиться — а мне ведь всегда хотелось знать больше, — но Феликс Янт и Делфина почему-то не выходили из головы. Тот третий, с которым мне пока не приходилось встречаться, казался чем-то нереальным, чем-то очень смутным и далеким. Грозная опасность? Да, но неизвестно какая и с какой стороны, а значит, о ней трудно судить.

Где они сейчас? Наверное, скоро поймут, что случилось с их родственниками… если уже не поняли.

Внезапно меня охватило острое чувство тревоги за Лауру. А если Делфина узнала о ней?

Да, но как? Откуда? Мы вместе с Лаурой один раз шли по улице, пару часов я провел у них дома — неужели этого достаточно?

Надо ли к ней ехать? Не привлеку ли я этим пахнущее смертью внимание проницательной Делфины?

— Гроза, не гроза, отправляюсь на рассвете, — решительно заявил я.

— Еду с тобой, — не менее решительно объявил Пистолет.

Усатый приготовил нам в дорогу еды, и с рассветом мы отправились в путь. Ред стоял на пороге вместе с Чарли и усачом.

— Не беспокойтесь, — сказал он на прощанье. — Если кто-нибудь из этих покажется на нашей тропе, мы позаботимся о них.

Хорошо-то хорошо, спасибо, конечно… вот только троп-то много, за всеми не уследишь.

Теперь у нас были две вьючные лошади. Пистолет ехал впереди по охотничьей тропе вдоль реки Кучарас к каньону Коулмен, а оттуда где-то приблизительно через милю мы пересекли лесистые холмы в направлении Индиан-Крик.

Никакие неожиданности нас не подстерегали, только больно хлестал по щекам ветер да лил проливной дождь, а каменистая тропа стала очень скользкой…

Мы сделали привал на ночевку у большой, окруженной высокими кедрами дождевой лужи совсем недалеко от горного прохода Ла-Вета. В ту ночь мы долго сидели у костра, вспоминая наши мальчишечьи годы и поездки по стране вместе с папой…

— Ведь ты спас мне жизнь, — неожиданно сказал Пистолет. — Тот подонок точно меня убил бы. А ты был совсем пацан.

— Это один из эпизодов нашей большой войны. Ты дрался за нас.

— Она моя тоже. С тех пор как твой папа подобрал меня, я чувствовал себя его сыном.

— А я всегда считал тебя братом.

— Когда я уехал от вас, мне пришлось туго. Неприятности тут, неприятности там… В результате покатился по кривой дорожке… Так же как и Ред.

— Знаешь, на Западе в любом местечке всегда найдутся люди, которые пару раз попали в историю, запутались или сбились с пути, — ответил я, — но потом все зависит только от них самих. Лично мне это представляется так: каждый раз, вставая утром, человек начинает свою жизнь как бы заново. Само собой, по счетам надо платить, дело надо делать, но при этом совсем не обязательно жить точно так же как вчера. Можно ведь все начать сначала: оседлать новую лошадь, поехать другим путем… Слушай, папа оставил мне кое-какие деньги от того картежного выигрыша. Кроме того, наверное, будет еще доход от поместья на Востоке. В любом случае я уже прикупил скот для ранчо в районе Рокиз, и мне нужны будут люди. Работа найдется и для тебя, и для Реда, и для усатого… в конце концов его стряпню я мог бы есть всю свою жизнь.

Пистолет подбросил веток в костер.

— Расставшись с вами, Кирни, моей семьей, я так и не сумел обзавестись своим домом. Скитался по белу свету, прятался с преступниками в разных дырах, где придется… Конечно же, пора со всем этим кончать.

— Похоже, ты уже покончил. А раз так, давай об этом больше ни слова. У тебя будет свой интерес в моей доле, поскольку деньги папины, и ему самому хотелось бы чтобы… Да и мне тоже.

Постепенно костер потух. Мы завернулись в одеяла и легли спать. Я еще поглядел, как сквозь ветви кедра высоко в небе мерцали веселые звезды, тихо проплывали пушистые облака… и уже засыпал, когда Пистолет как бы про себя заметил:

— Как бы там ни было, а он все равно умер победителем. Немногим из нас это удается.

Сильвертон — небольшой городок, расположенный в огромной впадине на высоте где-то около двенадцати тысяч метров. Со всех сторон он окружен горами. В свое время Отто Мирс провел туда узкоколейную железную дорогу, извивавшуюся по дну глубокого ущелья. Тщетно пытались машинисты убедить его, что прокладывать колею в таком месте абсурдно, локомотив не справится с подъемом, он их не послушал. И оказался прав. Железная дорога принесла в город процветание: мельницы и прииски работали вовсю, в близлежащих каньонах не покладая рук трудилось великое множество старателей-одиночек.

Мы въехали туда почти перед заходом солнца и расположились в комнате отеля, которую я снял для нас двоих. Пистолет сказал:

— Кирни, я не очень-то привык доверять людям. Сделаем так: ты иди к своей подружке, а я наведаюсь в «Тремонт» и послушаю, что говорят в городе. Если кто-нибудь из этих гадов уже тут, мне все расскажут.

Первым делом я, конечно, отправился на конюшню. Старина Чолк встретил меня с распростертыми объятиями.

— Привет, сынок, привет! Рад, что тебе пока удается сохранить свой скальп!

— Да, старина Чолк, пока, — согласился я. — Ну как там наш Генри? Продолжает досаждать Маккре?

— Было дело. Как-то разок он к ним заявился, но двое или трое из наших, точно не помню, быстро и доходчиво разъяснили ему, насколько полезно для его здоровья поселиться где-нибудь в Аризоне и какие тяжелые времена ожидают подонков вроде него здесь в Сильвертоне. Он тут же собрал свои манатки, только его и видели. Судя по начальной скорости, он, полагаю, уже совсем рядом с границей.

— Спасибо, Чолк. Очень тебе обязан.

— Ерунда, чего там. Нам самим такие ни к чему. Один из картежников на Блэр-стрит вообще хотел его пристрелить. Из принципа. Еще сказал тогда: «От таких, как этот, никакого проку. Одни проблемы!»

Когда я расседлывал лошадей, Чолк ткнул пальцем в черную.

— Знакомая скотина. Взял ее в Урее?

— Точно.

— Наверное, ты пришелся старику по душе. Он ее редко кому дает… да еще так надолго.

— С удовольствием куплю ее, если он согласится продать. Хорошая лошадь.

Мы присели, и я рассказал ему о своей затее с ранчо, о тех, с кем собираюсь иметь дело, о…

— Кстати, чуть не забыл, — неожиданно перебил он меня. — Для тебя тут есть письмецо… из Канзас-Сити.

От Аттмора! Я жадно пробежал его глазами: вопрос с поместьем решен, мое право на владение официально подтверждено, все необходимые формальности практически совершены, осталось только подписать несколько бумаг, которые захватит с собой Блокер. Из письма Аттмора я также понял, что там все с облегчением вздохнули, узнав, что Янтам-Лолонессам не удалось стать наследниками папиного поместья.

Значит, все? Да, теперь все!

Откуда-то со дна каньона донесся протяжный свисток паровоза.

— Наконец-то, — довольно произнес Чолк. — Идет поезд из Дюранго.

Поскольку Пистолет отправился в «Тремонт», я решил тоже наведаться туда. Подберу его там и вместе пообедаем в «Бон тоне». Зачем отказывать себе в удовольствии?

Из ущелья тянуло холодом, когда я поворачивал на Блэр-стрит. Паровоз пыхтел, преодолевая подъем, в вагонах уже зажгли свет, начинали загораться окна и в некоторых домах города, хотя до ночи было еще довольно далеко. Похоже, поезд прибывал с большим опозданием — значит, отправится назад почти сразу.

Пассажиры уже выходили из вагонов, когда я поравнялся с платформой и, любопытства ради, остановился поглазеть. На Западе прибытие поезда в город оставалось все еще новинкой и вызывало неподдельный интерес жителей.

Но вот вагоны опустели, я повернулся, чтобы продолжить свой путь, когда что-то вдруг привлекло мое внимание…

На платформе стоял он, Феликс Янт, пристально глядя на меня. А чуть дальше за ним у края платформы — невысокий плотный мужчина с широким лицом и черным котелком на голове: черный сюртук распахнут, на животе поблескивает золотая цепочка, с которой свисают какие-то трудно различимые на таком расстоянии побрякушки. Рядом — женщина, очень хорошо знакомая мне женщина, и сутулый пожилой человек в белой плантаторской шляпе. Один из мужчин — тот самый таинственный Джозеф Врайдаг? При виде этой компании я остолбенел.

От «Тремонта» ко мне быстро приближался кто-то еще, но я не мог оторвать глаз от Феликса, хотя боковое зрение замечало все вокруг.

Слева натужно пыхтел, выбрасывая белые клубы пара, паровоз, его механизмы еще «переживали» тяжелый подъем; справа — пустая площадь и всего несколько отдельно стоявших домов…

Вот она, неминуемая развязка. Моя широкополая шляпа низко надвинута на глаза. Папина шляпа. Одна из его личных вещей, которые он мне оставил. Интересно, узнает ли ее Феликс?

Ненависти я не испытывал. Феликс ненавидел папу и подло убил его сзади, и тем не менее ненависти к нему в моей душе не шевельнулось — только мрачное принятие неизбежного и легкое чувство тревоги за возможный исход. Если кто по-настоящему и вызывал у меня беспокойство и даже какой-то непонятный страх, так это Делфина. Чего от нее ожидать? И что делать, если она вдруг вытащит револьвер и начнет палить? Смогу ли я выстрелить в женщину? В принципе смогу, если, конечно, придется защищаться, но лучше бы она не приезжала сюда!

— Янт! — громко и отчетливо произнес я. — У тебя еще есть время сесть на поезд и вернуться домой.

От этих слов он как бы застыл на месте. Плотный мужчина тоже остановился. Только Делфина продолжала идти ко мне, и вдруг, сам не знаю почему, меня захлестнула волна дикой паники.

Что она задумала? Что…

— Кирни, — сладким голоском пропела она на ходу, — сколько лет, сколько зим! Как же давно это было! Мы та-а-а-к рады видеть тебя!

Вокруг толпилось полно мужчин, женщин и детей, которые никого из нас не знали, людей, которые видели только, как красивая женщина спешит к молодому человеку, шумно выражая естественную радость от встречи с давним другом или близким родственником.

Она специально говорила очень громко, почти кричала, чтобы все слышали ее слова.

— Кирни, о мой мальчик! Как же давно мы не виделись, дорогой! Дай же мне снова обнять тебя! Как я хочу…

Убить тебя, закончил я за нее в уме. Или держать в своих объятиях, пока это не сделают другие! А я стоял оцепенев, не в состоянии ни стрелять, ни сопротивляться. Мог только повернуться и убежать или дать им себя убить…

Именно в этот момент мимо меня кто-то пробежал, и я услышал знакомый, очень хорошо знакомый голос:

— Делфи! Ну надо же! Господи, какая же радость видеть всех вас тут вдали от дома! Делфи, моя милая Делфи!

Лаура! Боже мой…

— Куда ты?! Стой! Не надо! — отчаянно крикнул я ей вслед.

Напрасно. Не слыша или не желая услышать, она устремилась прямо навстречу Делфине. Та попыталась было уклониться, резко свернула в сторону, но Лаура все-таки схватила ее за руку, плотно прижалась к ней, обняла за плечи.

— Делфи, дорогая! Ты ни капельки не изменилась! Как и раньше, гоняешься за молоденькими парнями? Да еще за какими молоденькими! Делфи, он же тебе годится в сыновья! Если не во внуки!

Делфина, не скрывая злости и раздражения, изо всех сил старалась освободиться, но Лаура крепко держала ее за руку. Тогда, поняв, что уловка не удалась, Феликс и тот второй двинулись ко мне. Я увидел, как плотный мужчина в котелке быстро сунул руку за отворот сюртука.

На Западе мало кто тогда знал о наплечных кобурах, но мне уже довелось видеть такое в Канзас-Сити, поэтому, не дожидаясь, пока его рука появится с револьвером, я выхватил из-за пояса свой шестизарядник и несколько раз подряд выстрелил в него. Не думая, не размышляя. Спокойно и хладнокровно. Затем моментально перевел дуло на Феликса Янта. Но… стрелять пришлось бы мимо все еще возившихся Делфины и Лауры. Он поднял револьвер и целился в меня словно на дуэли… И тут совершенно неожиданно откуда-то сбоку прогремел выстрел… Не мой и не Феликса Янта, который конвульсивно дернулся от удара пули и начал медленно оседать.

Рядом со мной оказался неизвестно откуда взявшийся Пистолет. И тут же сделал еще один выстрел в Янта, неуклюже пытавшегося дотянуться до своего револьвера.

Мы подошли ближе.

Феликс полулежал на боку на дощатом настиле платформы: кровь вокруг, кровь на его рубашке, кровь на серых безукоризненно отглаженных брюках…

— С самого начала, — натужно дыша, пробормотал он, не сводя с меня взгляда, — с того самого первого дня в Рико, я… — Он помолчал, передыхая. — Я знал… Кирни, я… Я рад, что… это не ты…

К нам начали подходить люди. Оживленно переговариваясь, они толпились вокруг.

— Зло! — уже заплетавшимся языком прошептал Феликс Янт, устремляя затуманенный взор куда-то поверх наших голов. — Зло! Мы все, Янты, Кабанас, Лолонессы… зло в проклятье! Все до одного, все…

В мою ладонь скользнула чья-то нежная рука.

— Лаура!

— Все, пошли отсюда, — произнес Пистолет.

Сзади раздался пронзительный свисток, и паровоз громко запыхтел. Он отправлялся в обратный путь. Я оглянулся: кучка любопытных сгрудилась над Янтом и плотным мужчиной в черном котелке — очевидно, Врайдагом.

— Делфина! — вдруг вспомнил я. — Где…

— Она в поезде, — спокойно ответила Лаура. — Я посадила ее в вагон вместе с пожилым мужчиной, который ее сопровождал… ну тот, в белой шляпе. Он попросил передать тебе, что его зовут Толберт. Не знаю почему, но когда он велел ей садиться на поезд, она даже не пыталась возражать, просто молча поднялась по ступеням.

— Да, папа упоминал о нем.

Я смутно помнил его слова о том, что в случае нужды или крупных неприятностей мне надо обратиться к старине Толберту… Он поможет.

Лаура еще крепче сжала мою ладонь.

— Их уже нет. Пошли домой, — сказала она и повернулась к Пистолету. — Ты тоже. Теперь ты член семьи.

Когда мы подошли к дому, там на нижней ступеньке крыльца сидел Берне. Собственной персоной.

— Твоя мама предложила мне войти, но я подумал, лучше подождать здесь, — обратился он к Лауре.

— Вышло чуть дольше, чем ожидал, — как бы извинился я, но веселым и бодрым голосом.

Берне согласно кивнул.

— Да, вижу, вернулся. И, как всегда, не забыл притащить с собой очередную головную боль.

— Ну разве можно отвечать за действия других? Ведь я вернулся. Как обещал вам и мисс Лауре Маккре. Зато завтра, завтра, мистер Берне, нам с мисс Лаурой Маккре предстоит встреча с небесным правителем, который наконец-то позволит нам ходить в одной упряжке… Да, кстати, не окажете ли вы мне еще одну услугу, если, конечно, не возражаете?

— Интересно, какую?

Я достал из кармана деньги.

— Закажите надгробный камень на могилу Феликса Янта, человека с большим вкусом, которому всегда всего было мало.

— Даешь деньги на могильный камень для человека, которого сам же и убил?

— Он сделал то же самое для моего папы. Я не хотел никого убивать. Что ж до Феликса, он сделал заявку, но не учел цены. Жизнь научила меня, мистер Берне: когда покупаешь фишки для игры в стрельбу, позаботься о том, чтобы их хватило поднимать ставки.

Берне встал.

— Значит, как я понимаю, собираешься уехать отсюда?

— Да, собираюсь. Видите ли, меня, начинающего, но быстро, очень быстро растущего скотопромышленника непременно хотят видеть в очень многих городах Запада.

— Не хотелось бы, чтобы эти поездки довели тебя до банкротства… слишком частой покупкой надгробных камней, — усмехнулся Берне.

Он проводил меня до двери. Потом протянул руку и широко улыбнулся, когда я от души ее пожал.

— Да, мы нашли останки судьи Блейзера. В твоей сгоревшей хижине. И получили из Канзаса ордер на его арест за злоупотребление общественными фондами.

— С Уэкером уже поговорили?

— Он исчез, испарился. Но мы побеседовали с твоими индейцами, и они полностью подтвердили все, что ты нам рассказал.

Вскоре после того, как мы с Бернсом тепло распрощались, Пистолет ушел спать. Затем удалилась и миссис Маккре.

Ну а я просто посмотрел на Лауру и спросил:

— Ты вполне со мной согласна?

— Полнее не бывает, — ответила она.

И я ничуть не усомнился в ее ответе.