Я позвонил в свою контору Сирилу и сказал ему, чтобы он поискал всякие детали о компании «Моноко» из Роттердама. Он хотел было привлечь мое внимание к делам клиентов, но я повесил трубку и отправился в библиотеку дю Леман. Там я выкрал из шикарного роттердамского справочника раздел о судовых ремонтных мастерских и принес добычу в свой номер. Потребовалось шестнадцать звонков, пока я отыскал компанию под названием «Форэл», откуда мне прокричали сквозь визг шлифовальных станков, что, разумеется, «Джордж Б» уже почти готов. Я спросил было, что там у него за повреждение, но в мастерской меня не расслышали.
Ну и ладно. Мой билет на утренний авиарейс в Голландию уже заказан. Я перезвонил Сирилу, и он сообщил мне, что компания «Моноко» зарегистрирована в Гибралтаре, а ее директорами являются некий адвокат и его клерк. Не было никакой надежды на более подробную информацию, если только я не желаю воспользоваться специальными источниками. Потом он сказал мне, что есть два неотложных дела, и в течение следующего получаса я диктовал ему по телефону свои рекомендации.
К шести часам я добрался через душный город до яхт-клуба. Автомобильная стоянка была заполнена новыми «БМВ» и «мерседесами». На террасе деревянного здания за столиками с желтыми зонтиками чистенькие молодые мужчины и женщины пили чай, заваренный из пакетиков. Озеро за рядами яликов выглядело темным и прохладным. Джордж встал и помахал мне. На нем была рубашка от Лакоста. Белые шорты подчеркивали, какие у него мускулистые и крепкие ноги. Среди гладеньких женевцев он выглядел, словно чемпион сельского турнира по теннису в Уилтшире.
— Выпьешь? — спросил он.
Я покачал головой.
— Отлично, — сказал он. — А ветерок-то приятный.
Рядом с ним сидела Хэлен. Золотая цепочка вокруг шеи определенно придавала ее гладкой, смуглой коже аппетитный вид.
— Надеюсь, что не помешаю вам прокатиться по озеру, — сказал я. Она улыбнулась и скрестила свои длинные, замечательные ножки.
За пределами конторы она выглядела как-то значительней, а вот Джордж почему-то уменьшился.
— Хэлен не соблюдает рамок светских приличий, — заметил Джордж.
Мы прошли к душевым рядом с местом парковки яликов. В фешенебельной раздевалке, отделанной кафелем и деревянными панелями и с шкафчиками вдоль стен, я втиснулся в шорты.
— Год рождения, — объявил Джордж, набирая цифровой код комбинированного замка.
Мы не без труда скатили его яхту с трейлера и спустили на воду. Хэлен махала нам с террасы. За ее столиком сидели еще двое, гладкие и темноволосые, вылепленные по тому же самому шаблону.
— Ждали, когда я стартую. — Джордж засмеялся этаким не очень уверенным смешком, потому что в нем звучало слишком много недовольства собой. — Ты управляешь, а я слежу за снастями.
Я взял румпель и искоса взглянул на грот. После «Зеленого дельфина» это было все равно что управлять зубочисткой. Я изогнул грот. Руль напрягся, уловив сопротивление потока, и яхта полетела по воде, словно снаряд из базуки.
— Великолепная девочка, — сказал Джордж.
Я мельком взглянул на него. У Джорджа был вид раненого, таким я его уже наблюдал, когда Триша обдирала его, как луковицу.
— Да-да, — сказал я. — И куда мы направляемся?
Он показал мне на линию, отмеченную на воде двумя большими оранжевыми бакенами.
— Поехали. — Он быстро обернулся назад, на здание яхт-клуба. — Я хочу сделать это хорошо. Хоть разок. Хэлен это понравится. Парень, с которым я обычно участвую, не особенно-то хорош. Хэлен злится, когда у нас не получается.
— Сделаем все, что можем, — пообещал я.
На середине озера ветерка стало побольше, он струился с гор на северо-востоке. Яхта приподнялась и заскользила. Джордж был сложен как регбист-нападающий и своим весом на снастях так выравнивал яхту, что она стучала по водной ряби, словно сани для бобслея. От паруса через румпель ко мне исправно текли необходимые импульсы.
Слева по борту от нас шло судно, которым управляли двое мужчин в одинаковых шортах в цветочек.
— Антон и Фриц, — сказал Джордж. — Обычно они и выигрывают. — Один из мужчин повернулся и помахал нам, на его лице сверкнули белые зубы. Джордж помахал ему в ответ и сказал мне: — Льстивый ублюдок. Я имею в виду Антона. Он охотится за Хэлен. Бедная девушка.
Он выглядел так, что хотелось сказать: «Бедный Джордж». Я начал понимать, что Фрэзер — это и есть тот незаконно участвующий в гонке яхтсмен, которому предстоит разделаться с Антоном.
Прозвучал выстрел с прогулочной яхты, пришвартованной далеко на глубине озера.
— Десять минут. — Джордж уже весь вспотел. — Давай сделаем это.
Треугольник позади стартовой линии заполнился небольшими яхтами. Выглядело все это довольно сумбурно.
— Нам лучше держаться в сторонке от них, — сказал я и направил яхту в обход, к невыгодной стороне стартовой линии.
Там я присел на кромку правого борта и ослабил паруса, чтобы нас не отнесло ветром. Время шло. На прогулочной яхте появился «Голубой Питер» — сигнал к началу гонок. На другом конце линии старта люди кричали что-то друг другу по-французски — этакие лаконичные, деловые выкрики. Яхты у них сбились в кучу, как сардины в консервной банке. Джордж держался нетерпеливо, тревожно посматривал на меня и без толку крутил лебедку кливера.
— Три минуты, — сказал он.
Из скопления сардин донесся треск корпуса о корпус. Крики стали более эмоциональными и менее деловыми. Ни у одного из них не было свободного пространства для ветра.
— Мы стартуем чуть дальше середины, — сказал я. И оттолкнул от себя румпель. Паруса щелкнули. Мы должны были оставить судейское судно по правому борту.
— Перекинь парус, — сказал я.
Яхта Джорджа — замечательно легкое судно. Мы развернулись на 180 градусов и быстро увеличили скорость. Судейское судно стремительно приближалось со стороны правого борта. Оно мерно покачивалось на небольших волнах, теперь мы оказались с правильной стороны стартовой линии, кормой к этим сардинам и как бы под защитой судейского судна.
— Стартуем, — сказал я, не спуская глаз с оранжевого надувного бакена у левой оконечности стартовой линии.
Яхта устремилась вперед, послышалось характерное шипение возле нижней половины корпуса, нос взлетел над водой.
— Пять, — бубнил Джордж. — Четыре. Три.
По правому борту шло судно. Кто-то внимательно всматривался в нас из-под серебристой укосины. Потом этот кто-то переместился к корме. Я напрягся, держа нос нацеленным на бакен.
— Два, — бубнил Джордж. — Один. Ноль.
Возникла зловещая пауза. Бакен надвигался на нас. Потом раздался выстрел. Я натянул главный парус и коленом переложил румпель в сторону. Мы промчались мимо бакена.
— Меняем курс! — прокричал я.
Волна взревела, когда я переложил румпель.
— Великолепно! — вопил Джордж.
Он прочно упирался ногами в планшир. Я слышал, как он сопел, подвешенный параллельно воде на всей этой сбруе, и выталкивал себя повыше. Мы легли на левый борт, и ветер сносил нас в сторону от линии и подгонял к первой отметке — оранжевому пятнышку в голубой воде, где-то под зелеными горами, высившимися позади озера. Сардины сумели рассредоточиться и теперь беспорядочно шли в том же направлении. Я скосил взгляд чуть пониже — на мачту и на штаг. Нам, вероятно, удастся прийти значительно раньше других.
— Превосходно! — вопил Джордж. — Великолепно, черт подери! Мы пролетели под носом у этой флотилии. В Англии кто-нибудь попытался бы выкрикнуть что-то. Или демонстративно изменил бы курс, а потом сделал заявление, что ему, мол, помешали. Но здесь была не Англия.
Мы быстро легли на другой галс. И теперь мы оказались на двадцать ярдов впереди Антона и Фрица.
— Здорово! — крикнул Джордж, и его красное лицо засияло. Мы обогнали всю эту флотилию. К следующему бакену мы увеличили отрыв. Наша яхта летела как экспресс, разбрасывая воду из-под бортов. Джордж совершенно вывалился на тросе наружу, удерживая яхту ровно. Но было еще не время ликовать. Что-то происходило с ветром. Вдали, на озере, появились неподвижно-тусклые пятна. Устанавливался вечерний штиль. И довольно скоро этот штиль доберется до нас.
На полпути ко второй отметке резвый ветер балла в три-четыре ослаб до этакого нежного зефира. Джордж сошел с трапеции и сгорбился над рамой выдвижного киля.
— Ничего хорошего, черт подери, — бурчал он. — Слишком уж мы тяжелы.
Он смотрел в сторону кормы. Я не оборачивался, но понимал, что он там видит. Мы с ним вместе весили добрых двадцать семь стоунов[8]. Антон с Фрицем были на пять стоунов легче, а это создает значительное преимущество, когда вас гонит по волнам ветерок, подобный дыханию комара.
— Проклятье! — сказал Джордж и добавил пару грязных ругательств. Я никогда не видел его таким злым.
Впереди нас какой-то местный прогулочный пароходик тащился со стороны белых городских зданий. Его перила были сплошь увешаны туристами, и он плавно направлялся как раз поперек линии нашего курса.
— Придется поднырнуть под него, — сказал Джордж.
Я оглянулся на Фрица и Антона. Они шли в двадцати ярдах от нас по левому борту и в десяти ярдах позади. Порыв ветра превратил голубизну воды из небесной в этакую по-флотски синюю. Их ялик ринулся вперед.
— Ну, это мы еще посмотрим, — сказал я Джорджу.
Он открыл было рот, чтобы мне ответить. Но промолчал, лишь облизав губы, будто они внезапно пересохли. Мы неуклонно сближались с пароходиком, откуда это видели, но не желали изменить курс. Знакомый мне голос говорил: "Убирайся с пути. Это всего лишь глупая маленькая гонка яликов на глупом маленьком озере. Но этот благоразумный голос заглушил рев первоклассного адреналина[9].
Моя рука, лежавшая на румпеле, напряженно застыла. Нос пароходика вырастал в высоту, его сирена ревела так, что отдавалась эхом в зданиях на берегу озера. Потом над нами нависли перила с перегнувшимися вниз головами, с черными дырами ртов. И тут носовая волна подхватила нас и вынесла. Мы пролетели под носом пароходика. Миг — и мы уже в полной безопасности, покачиваемся на кильватерной волне.
— Здорово! — закричал Джордж.
На этот раз у него на лице было такое выражение, будто он совершенно не понимает, что тут случилось: то ли это шлепок по заднице, то ли подвиг кролика.
— Посмотри на своих приятелей, — посоветовал я.
Фрицу и Антону пришлось отвернуть в сторону, чтобы уклониться от столкновения с пароходиком. Теперь они отстали от нас на большое расстояние. Чтобы успеть к отметке, им бы пришлось заплыл слишком далеко в направлении ветра — лишь там они могли воспользоваться своим спинакером, добавочным треугольным парусом. Джордж воспрянул духом.
— Психи сумасшедшие, ублюдки! — повторял он, поглядывая в сторону отдаленной террасы с желтыми зонтиками.
Мы пришли первыми. Если говорить об общих стандартах гонок, то в этом не было ничего особенного. Но Джордж выпятил грудь, и Хэлен крепко его обняла, так что в конечном счете я был доволен по лученным результатом.
Шестнадцать подвыпивших моряков обедали в ресторане. Лужайка тянулась от него до самого края озера. Джордж был возбужден сверх всякой меры. Он заказал уйму спиртного. За обедом отличное бургундское превратило его бурный восторг в уныние и вызвало приступ откровенности.
— Беда вся в том... — начал он, махнув рукой в сторону освещенного прожекторами фонтана и городских огней, плавающих в озере. — Беда вся в том, что это не одно и то же.
— Что не одно и то же?
— Моя вторая жизнь. — Он засмеялся этаким ироническим пьяным смешком. — Я вот только... только одну, черт подери, вещь и могу припомнить о детишках... это вот... это их имена, черт подери. — Он заговорил нарочито высоким, как бы пародирующим самого себя голосом: — Привет, мальчишки. Тю-тю-тю... Я, разумеется, не могу себе представить, какие они теперь.
Я кивнул. Его дети находились в Англии, в закрытом пансионе. Он и его бывшая жена забирали их к себе на каникулы по очереди.
— Бедные малыши, — сказал он. — И все-таки ты был великолепен.
Я еще кивнул. Мне хотелось, чтобы он заткнулся.
— Это было совершенно без... безнадежно, ведь так? — сказал он. — Мы с тобой в одной упряжке, ты и я. Утерли нос этим лодырям.
— Конечно, — сказал я.
Я выпил недостаточно для того, чтобы стать поэтичным. Я прибрел обратно в гостиницу по спокойному, чистенькому городу и улегся спать.
В Роттердаме шел дождь. Я катил на своем «мерседесе» по сплошным лужам, и он оставлял за собой кильватер, словно «Зеленый дельфин», когда он поднимается и летит вперед.
Компания «Форэл» оказалась грязной маленькой верфью за пределами города, в сторону Мааслуиса. Несколько крохотных бараков, весьма слабо защищавших от дождя, пара судоподъемных эллингов и небольшой сухой док. Я отыскал для «мерседеса» место на мели между двумя глубокими лужами и заглянул в док через окно.
Там стоял какой-то корабль. Небольшой сухогруз водоизмещением в две тысячи тонн, достаточно современный. На его корме было написано «Джордж Б». В том месте, на носу, где должно было красоваться то же название, я обнаружил свежий слой красной грунтовки. А дальше по носу судна посверкивал голубым светом сварочный аппарат.
Неподалеку от верфи находился маленький грязный бар. Я зашел туда и заказал рюмку джина у толстяка, стоявшего за стойкой. Толстяк, узнав, что я англичанин, предался воспоминаниям о том, как он скакал мимо фашистских дорожных постов с динамитом в седельных метках. Я спросил его о корабле в сухом доке. Он слышал от рабочих верфи, что сухогруз налетел на волнорез. Это было как раз то, что им и должны были сказать. Мы расстались с ним друзьями, и я покатил сторону Флашинга, где и успел на паром.
На следующее утро я остановился позавтракать в первом же попавшемся ресторане и позвонил по номеру Ви в Пултни. Никто мне не ответил. Выйдя из телефонной будки, я призадумался. Что ж, попробую позже. Я добыл еще немного мелочи и принялся разыскивать Тома Финна.
Люди, которые работают на телевидении, то и дело разводятся, поэтому у меня очень хорошие контакты на студии Би-би-си. Джеми Невилл из отдела дикой природы сказал, что Финн вроде бы готовит посвященную яхтному спорту программу «Полный вперед!». Я позвонил продюсеру, и он сообщил мне, что Том выехал на неделю для съемок в Уотерфрант, в Саутгемптоне. Поэтому я забрался обратно в «мерседес» и выехал на дорогу М-3.
Уотерфрант был одним из излюбленных строительных объектов в Саутгемптоне. Новые жители преобразовали с помощью бульдозеров огромный пустырь, где еще доживали свой век брошенные владельцами сараи, в черный и унылый саутгемптонский водоем. На берегу они построили некое сооружение, напоминающее гигантскую оранжерею и включившее в себя орудийную башню XIX века, дюжину квартир для административных служащих и слишком много магазинчиков и контор. Этому новому месту было не более трех лет от роду, но оно выглядело так, будто люди слабо посещали эти магазинчики и не находили особенно много работы в этих конторах. Холодный северозападный ветер свистел в ветхих останках зенитки времен Второй мировой войны, вбетонированных в автомобильную стоянку, и грохотал фалами судов, пришвартованных в гавани, вырытой землечерпалками.
В конце понтона сквозь дымчатые пластиковые окна парусного прогулочного судна — с палубным салоном и мачтой, толщиной с соломинку для питья — сверкали яркие огни. Это было своеобразное судно, предназначенное для того, чтобы стоять у понтонов разных мастерских по ремонту судов, пока их владельцы пьют джин с тоником в ожидании, когда отполируют и отшлифуют их суда. Чей-то голос там, около этих огней, произнес:
— "Пэдмор энд Бэйлисс Мэргензер". Аккуратненькое маленькое судно для желающего прокатиться по морю в уик-энд, если он предпочитает совершить веселенькое путешествие, не замочив при этом свою жену и ребятишек.
На понтоне стояли двое мужчин. Один из них был в вельветовые джинсах и с наушниками. Другой держал в руках дощечку с принадлежностями для письма и распространял аромат виски.
— Очень бодрит, — заявил он. — Растворяет просачивающуюся на судно воду.
— Я ищу Тома Финна.
— Он где-то здесь, — ответствовал человек с дощечкой.
Послышался чей-то голос:
— ...и режьте.
Двое мужчин спустились в кокпит. У одного из них был сильный загар и манерный вид человека, который проводит уйму времени перед кинокамерами. Тонн Крэтч, специализирующийся по яхтенному спорту журналист и уголовный хроникер, славился своим вожделенным отношением к деньгам и крайней неприязнью к сырости: Он околачивался вокруг сараев в Пултни, когда мы собирали «Зеленого дельфина». А другой, с коротко остриженными волосами серо-стального цвета, в бледно-желтом джемпере, и был Томом Финном.
Крэтч посмотрел на меня и автоматически улыбнулся, продемонстрировав при этом дорогую белизну зубных насадок.
— О, морской адвокат! — воскликнул он. — Слышал, что у тебя была авария. Теперь-то все идет нормально, а?
Я кивнул и сказал Финну:
— Вы нужны мне на пару слов.
Финн улыбнулся одной из своих телеулыбочек:
— Как раз сейчас я занят по горло.
Я взглянул ему прямо в черные маленькие глазки, похожие на кусочки антрацита.
— Мне надо с вами поговорить о Курте Мансини.
На какое-то мгновение его лицо окаменело. Потом он нахмурился. И я испытал прилив радости, потому что эта неподвижность, как и этот хмурый взгляд были у него контролируемыми. Это были необходимые выражения лица, которые он надевал сообразно ситуации, как надевал плащ, если за окном шел дождь.
— Думаю, что такого я не знаю, — сказал он.
— Да нет, вы его знаете, — заверил я. — Вы встречались с ним, когда снимали «Бегущего Чарли» на Тортоле.
Его челюсти напряглись, адамово яблоко на горле подпрыгнуло.
— Нет, — сказал он. — Я так не думаю.
Я вытащил из своего кармана ту самую фотографию из альбома Ви.
— Вы здесь рядом с ним.
— Неплохая компания, — сказал Крэтч, заглядывая через плечо Финна.
На верхней губе Финна появился пот, кожа его сделалась тошнотворно желтой.
— Повторяю вам, — процедил он. — Я не помню, чтобы где-нибудь его видел. Когда бы то ни было.
Я взял его под руку и повел вдоль понтона, подальше от больших ушей Крэтча.
— А чего же вы тогда испугались? — спросил я.
Он рывком высвободил свою руку.
— Ничего. Послушайте, я занят.
И двинулся прочь по понтону. Я медленно пошел за ним. Крэтч увязался следом.
— У наших Глэдис, по правде сказать, все время растрепаны волосы, — болтал он. — Я верно расслышал, что ты упоминал «Бегущего Чарли»?
Я кивнул.
— Интересные пещи иной раз говорят, — заметил он. — Я вот слышал, что причина, по которой наш Том больше не снимает полнометражных фильмов, заключается в том, что на съемках «Бегущего Чарли» царил какой-то бардак. И когда в Штатах открыли коробки с пленками, то обнаружили, что в некоторых из них вместо пленок был кокаин. И поскольку там не нашлось больше ничего такого, на чем можно бы было построить обвинение, то просто возникли догадки насчет Томми. Ну, уж он-то должен был знать кое о чем. Я слышал, ты ездишь в Дэнмерри? «Три Бена», да? Дело в том, что Дэвид Лундгрен вложил немножко деньжат в тот фильм. Забавно, что ты узнаешь об этом от меня.
— Дэвид Лундгрен? — вырвалось у меня.
— Ну, ты же знаешь. Этот богач.
Я с трудом мог выдавить:
— Да, знаю.
Лундгрен и Мансини, сидящие в баре. Мансини, разгуливающий по баракам каменоломни, словно он — их владелец.
— У тебя все в порядке? — спросил Крэтч.
— Все отлично, — ответил я.
— Вот и хорошо. Не забывай, кто подсказал тебе это, ладно?
Я прошел вперед и нагнал Финна. Он не смотрел на меня. Я сказал:
— Я теперь часто вижусь с Мансини. Я передам ему, что встретил вас.
Он повернулся и посмотрел на меня. На его сером, осунувшемся лице не осталось ничего телевизионного. Он произнес медленно, словно разговаривал с ребенком:
— Я думаю, что это было бы немного неумно. Потому что это может внушить ему мысль, что вы проявляете любопытство к его делам. А уж если ему придет в голову подобная мысль, то весьма вероятно, что вас как-нибудь прибьет к берегу мертвым. Меня бы это вполне устроило. Только не нужно впутывать меня в свои дела.
Он пошел прочь и забрался в серебристый «вольво» вместе со своей группой. Он сделал хорошую работу. Я был в этом убежден. Семь лет назад Дэвид Лундгрен вложил деньги в некий кинофильм, на съемках которого Курт Мансини сильно перепугал Тома Финна. А теперь Дэвид Лундгрен и Курт Мансини снова оказались в одном деле. И снова люди испуганы. Причем в некоторых случаях испуганы до смерти. И я втянут во все это. И что еще хуже — Фиона тоже.
Мне следовало сделать две вещи. Я должен выяснить больше о Курте Мансини. И я должен дождаться, пока Джордж наведет экстренные справки о «Пиранези» и они начнут приносить плоды. Тогда мне надо будет довести это все до конца. Потому что если наводишь справки о ком-то, столь могущественном, как Лундгрен, с фактами у тебя должно быть все в порядке.