Тросовый талреп

Глава 22

Садовая улица — очаровательный глухой уголок XVIII века, достаточно близкий к центру Бристоля, чтобы быть заполненным адвокатами с зубами, как у рыбы пираньи, и архитекторами. Я позвонил Давине Лейланд из Саутгемптона, и она уже была в пути. Я быстро прошел мимо медной таблички с моим именем, мимо моей секретарши Энид и поднялся по дубовой лестнице XVIII века в свой кабинет.

Сейчас этот кабинет не выглядел моим. Он принадлежал какому-то незнакомому человеку. На письменном столе царил ужасающий порядок. Пахло свежей полировкой и старыми бумагами. Я остановился в дверях в шоке от того, что этот кабинет для меня слишком мал, слишком темен и воздуха в нем совершенно недостаточно.

Но довольно скоро все снова стало знакомым. Сирил обнаружил меня застывшим на краю ковра и пихнул мне прямо под нос стопку бумаг. Мой клерк, невысокий и пухленький, был в черном пиджаке и полосатых брюках, у него была гладкая кожа человека, который никогда не бывал на свежем воздухе, если только не считать его ежегодного путешествия в Уэстон-Супер-Маре. Садовая улица была жизнью Сирила. Здесь он сделался завзятым циником, с этаким высокомерным моральным кодексом, состоявшим в том, что у него никогда не было никаких колебаний по поводу необходимых фирме компромиссов.

— Что-нибудь опасное? — спросил я, указывая на бумаги.

— Шлак, мистер Гарри, — ответил он.

«Шлак» означает всякий хлам, который необходимо подписать, но совсем не обязательно читать. Я нацарапал свои подписи, а тем временем Сирил рассказывал мне, что происходит. Происходящего оказалось очень немного, поскольку на дворе стоял июль, и большинство моих клиентов отправились отдыхать, что к концу года должно было добавить мне кучу новых дел.

— Леди Давина ожидает в приемной. — Сирил поджал маленький красный ротик, чем и выразил свое отрицательное отношение к Давине. Но он прекрасно понимал, что она платит нам немыслимые гонорары.

В коридоре за дверью послышалось щелканье каблуков по линолеуму, и высокий голос женщины из высших слоев общества выкрикнул:

— Сирил! Сирил, да чтоб вас!

— Я полагаю, что их милость уже здесь, — сказал Сирил, невозмутимый, как розово-желтый китайский божок.

Давина вступила в кабинет. Очень высокая яркая блондинка, с полным ртом плотоядных зубов, с высокими скулами, беспощадная, как Чингисхан. Блестящие зеленые глаза, ноги танцовщицы, а в целом — вид росомахи в период течки.

— Дорогой, — сказала она. Она всех называла дорогими. — Я истосковалась, дожидаясь встречи с тобой.

Я отступил, укрывшись за свой письменный стол.

— В самом деле? — сказал я.

Кабинет теперь уменьшился до малой точки.

— Да, — продолжала она, говоря, как всегда, многозначительно. — Что ты проделал с Ви?

Я сообщил ей, что Ви находится в Пултни.

— Я знаю, — сказала Давина. — Она мне звонила вчера. Оказывается, ты оставил с ней какую-то смотрительницу. Судя по ее голосу она в отчаянии.

Давину я знаю достаточно давно. Не было никакого смысла объясняться с ней насчет Фионы.

— В этой ситуации не было выбора, — сказал я. — Либо она проведет некоторое время в отчаянии, либо ей навсегда придется проводить время в могиле.

Последнее слово обрушилось на Давину с тяжестью свинца. Она театрально вздрогнула и воскликнула:

— Ах!

Затем швырнула на стол свою большую сумочку от Гуччи и скрестила ноги. При этом ее бедра обнажились до самого верха.

— Я готова на решительные действия, — объявила она. — Я встречаюсь с Сиреной у Арнольфини.

— Ты помнишь, как мы были на Тортоле, снимались там в кино? — спросил я.

— С этим несчастным старым педиком Хадсоном, — сказала она.

— Там был один человек, — продолжал я. — Такой большой парень, со светлой бородкой. Курт Мансини.

Она нахмурилась, вцепившись красной клешней ногтя в красную подушечку своей нижней губы. Потом сказала:

— О Бог мой! Этот...

— Тебе известно, что он там делал? — спросил я.

— Он выглядел этаким денежным мешком. Но ему нравилось общаться с разной шпаной. Ну, ты знаешь этот тип. Позолоченные кредитные карточки «Американ экспресс», а с другой стороны — все еще тянет к индейской борьбе. Я думаю, что сначала он был педиком.

— Сначала?

— Ну, у каждого ведь постоянные приемы, — сказала она. — А у него нет. Не очень, во всяком случае. Но ему, безусловно, нравилось причинять людям боль.

— Но что же он все-таки делал?

Она пожала плечами.

— Бог его знает. Он просто, так сказать, крутился там повсюду. И всегда разговаривал по углам с этим парнем, Томом Финном, а потом увивался за девицами на побережье. Но, говоря по правде, увивался как-то по-подлому.

Она взяла свою сумочку и поменяла позу.

— И больше ничего? — спросил я. — А у тебя нет никаких соображений, на кого он работал?

— Никаких, — сказала она. — Между прочим, что ты там устроил у Джулио?

— У Джулио? — переспросил я.

— Ну, не дурачься. Ты же знаешь. У моего Джулио.

— Ничего, насколько мне известно.

— Он сказал, что ты ворвался в его салон вчера и устроил скандал.

Я вспомнил того мужчину с черными усами в парикмахерской.

— Так это был Джулио? — Я рассмеялся.

И рассказал ей про Ви и про Эрика.

— Это похоже на Джулио, — сказала Давина. — Он веселый и властный.

В комнату вошел Сирил.

— Сообщение по факсу, мистер Гарри. Прошу извинения, ваша милость.

— Черт их подери! — проворчал я.

Я должен быстрее добраться до Шотландии. А Сирил, как нарочно, старается оплести меня конторской рутиной. Я мельком взглянул на факс.

— Там что-нибудь не в порядке, мистер Гарри? — озабоченно спросил Сирил.

Факс был коротким, отпечатанным на пишущей машинке. На нем стояла вчерашняя дата.

Фиона Кэмпбелл и Виолетт Фрэзер позавтракали в 8.43. После завтрака Виолетт Фрэзер кричала полчаса. Потом они пошли на причальную улицу, где Фиона Кэмпбелл купила зеленую сумочку. Потом они вернулись домой и выпили по чашке кофе. Виолетт Фрэзер положила две ложечки сахара, Фиона Кэмпбелл — ни одной. Есть еще какие-нибудь вопросы?

Подписи под этим не было. А номер факса принадлежал женевскому факс-бюро. Я перечитал все снова. И теперь мои руки дрожали. Мне был знаком такой стиль. Типичный отчет о наблюдении.

А я-то думал, что, убедив Фиону остаться в Пултни, отведу от нее опасность. Я ошибся.

— Господи! — удивилась Давина. — Как ты ужасно выглядишь! — Она встала, обошла вокруг стола и заглянула мне через плечо. За ней достаточно часто следили частные детективы или журналисты из «Сан». И она сразу поняла, на что смотрит. Она сказала: — Шпики. Ну, они опоздали.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Когда я вчера разговаривала с Ви, она мне сказала, что они уезжают.

— Уезжают?!

Давина подняла старательно выщипанную бровь.

— Ну да, — сказала она. — В дом твоей приятельницы в Шотландии. Они должны были уехать сегодня, прямо с утра.

Она вернула мне факс, чмокнула меня в нос и выплыла из комнаты. Телефон в Кинлочбиэге долго отвечал мне длинными гудками. Трубка вспотела в моей руке. Факс лежал на письменном столе и смотрел на меня своим вкрадчивым желтоватым взглядом.

В конце концов к телефону подошел Гектор. Я сразу спросил его:

— Фиона там?

Он поколебался и ответил:

— Да.

— Я могу с ней поговорить?

— Да.

— И еще... Гектор, смотри в оба.

— Понятно. Она не подходит к телефону. Заставляет меня.

Потом я говорил с Фионой.

— Привет, — сказала она.

Голос был полон тревоги.

— Ты напрасно уехала в Шотландию.

— Я не могла больше выносить тот дом. И Ви здесь куда лучше Гектор рядом. И Морэг с детишками. А что у тебя?

— Я нашел судно. Ну, то, которым протаранили Джимми Салливана, — сказал я. — А теперь занимаюсь людьми, которые этим заправляют. Конечно, возникают... сложности.

Она могла себе представить, насколько все это было хлопотно. Но я не хотел рассказывать Фионе, что кто-то следовал за ней по всему Пултни достаточно близко для того, чтобы знать, какую сумочку она купила.

— А почему они протаранили Джимми? — спросила она.

Я рассказал. Она возмутилась:

— Сбрасывание отходов? Здесь? Бог мой!

— Ты только не вмешивайся в эти дела, — предупредил я. — Пока. И не говори ни слова.

— Но ведь...

— Ни слова.

— Выходит, мы должны сидеть здесь и молчать, а они будут делать свои дела? — сказала она.

— Если ты поднимешь шум, предпримешь какие-то действия, они уйдут оттуда и будут отравлять природу где-нибудь еще. А если мы сможем сохранить молчание, надеюсь, мне удастся до них добраться.

Она согласилась. Я рассказал ей о Джордже и о «Пиранези».

— Только когда мы будем знать все про эти бочки, мы сможем нанести свой удар. У Эвана была записная книжка с телефонами?

— Я тут как раз разбираю его бумаги, — сказала она. — Эта книжка у меня в руках.

Внезапно я ощутил запах кожаных кресел в кабинете Эвана, увидел деревянную облицовку...

— Он переписывался с неким Вебером, — сказал я. — Готфрид Вебер. Поищи его номер.

Она продиктовала мне номер, а потом спросила:

— А кто такой Джордж Хэйтер?

— Мой старый приятель; — ответил я.

— Торговец токсическими отходами? — Ее голос звучал скептически.

— Но должен кто-то заниматься и этим.

— Все зависит от того, как этим заниматься, — резко сказала она.

Мы вдруг оказались на грани ссоры. А я не хотел никакой ссоры. Я хотел держать ее подальше от всего этого.

— Я позвоню Веберу.

— Предпочитаю новых друзей, — сказала она.

Ее голос снова стал мягким.

— Я тоже. — Помолчав, я добавил: — Держи Гектора поблизости. И не делай ничего такого, что может поставить тебя под угрозу какого-нибудь несчастного случая. Я возвращаюсь.

— С нами все будет в порядке, — сказала она. — Ты там за собой присмотри.

Я повесил трубку. Я сидел в своем кабинете в центре большого города и чувствовал себя ужасно одиноким. Потом я набрал номер Готфрида Вебера. Он сам подошел к телефону. Переспросив, действительно ли я имею честь говорить с уважаемым Готфридом Вебером, я сказал:

— Вы переписывались с Эваном Бучэном.

— А... Из Шотландии. — Голос ученого, спокойный и ясный, со слабым немецким акцентом. — Прекрасно помню.

— Мне хотелось бы поговорить с вами об этом, — сказал я.

— О чем?

— Об одной партии токсических отходов.

— А в чем там проблема?

— Эти отходы проследовали при посредничестве одного торговца в Италию к «Пиранези». Мне необходима помощь для проверки того, что произошло с этими отходами после того, как «Пиранези» их получила.

— Это будет трудно, — сказал он. — Вы читаете газеты?

— А что такое?

— Дело в том, что предприятие «Пиранези» горит уже четыре дня. Какой-то взрыв. Сгорел административный корпус, все сгорело. Все исчезло. В «Файнаншел таймс» есть фотография. Послушайте, у меня тут сейчас аврал. Но завтра я буду в Женеве. Пообедаем вместе?

— Конечно, — с трудом выговорил я.

— Ресторан «Пальмира», — сказал он. — У озера. В восемь часов.

Я попросил Энид принести «Файнаншел таймс». На девятой странице красовалась фотография дыма, окутавшего какое-то промышленное предприятие. Небольшая заметка сообщала, что этот пожар продолжается уже четыре дня.

Джордж Хэйтер, предлагая мне пройти по следам этого груза, должен был знать, что «Пиранези» горит. Старый приятель Джордж. Но он — торговец токсическими отходами. Как и отметила Фиона.