Как только Миш вышла за дверь, Хэт направилась к телефону, хотя торжественно обещала не делать этого. Да у Хэт и не было такой возможности, не считая посещений туалета и того времени, когда каждая находилась в своей спальне. После случившейся катастрофы они с Миш постоянно были на виду друг у друга. Склонившись в пижаме над телефоном, Хэт, с трудом сдерживая нервное напряжение, принялась репетировать запретный звонок своему бывшему жениху.
«Привет, это я, как дела?»
Нет, слишком глупо и весело, мы ведь только что расстались. Джимми знает, что я горюю, еще подумает после таких слов, что мне сделали лоботомию. И вообще, лучше не сразу затевать этот разговор, а то он тотчас почует неладное.
Что, если просто сказать «привет», а потом замолчать, ожидая ответного паса? Это мне нравится, подумала она, и грустно, и основательно. Да нет же, господи, он, конечно же, ничего не скажет, и мы провисим молча на телефоне несколько часов. Так ничего не добьешься.
«Привет, это я. Послушай, нам с тобой надо поговорить».
Слишком откровенно, это его спугнет. Хэт знала по опыту, что Джимми не очень-то горазд на интимные разговоры. А если честно, подумала она, то и вообще не горазд по интимной части.
Хэт задумалась. Что, если сделать вид, будто бы я обо всем забыла? «Привет, Джимми, хочу тебе напомнить, что костюм можно забирать, а дядя Гектор из Дануна принял приглашение. Кольца тоже готовы». Эта выдумка ей понравилась. Именно так ведет себя мать, когда ты выкинула фортель, – не обращает на тебя внимания, что бы ты ни говорила, просто продолжает вести себя как обычно, пока ты не поймешь наконец, что разговариваешь с кирпичом, и ты сдаешься! Но, поразмыслив немного, Хэт отказалась и от этого варианта. Одно дело – не обращать внимания на вспышку раздражения, и совсем другое – не обращать внимания на Джимми таким образом, чтобы он на ней женился.
Хэт с удивлением наблюдала за тем, как внутри нее беспорядочно боролись две Хэт: одна – новая, отчаявшаяся, охваченная паникой, другая – старая, знакомая, готовая на все. Неясно было, кто победит, пока Хэт не взяла себя в руки и не выдала еще одну фразу, последнюю: «Привет, это Хэт. Послушай, я знаю, что ты бросил меня за полтора месяца до нашей свадьбы, но может, все-таки встретимся и выпьем кофе?»
Пожалуй, это самое правильное, придраться не к чему, решила Хэт. Понимая, что делает большую ошибку но не в силах остановиться, она глубоко вздохнула и протянула руку к трубке. И в тот же момент телефон зазвонил, да так громко и пронзительно, что Хэт подпрыгнула. Она была уверена, что это Джимми. Телефон продолжал звонить, а она все смотрела и смотрела на него, не поднимая трубки. Она боялась, что, если сделает это, Джимми тут же сообразит, что она стояла возле телефона и набиралась храбрости позвонить ему. Наконец, после мучительного ожидания, она сняла трубку:
– Хорошо, что я тебя поймала. Хотя не понимаю, почему ты до сих пор дома. Мы ведь договорились на девять тридцать, тебя ждет эта противная бирючина.[7] Не знаю, что с ней такое случилось в такое время года. Ну да ладно, раз ты еще не ушла, могу я обременить тебя? Не захватишь ли по дороге пинту молока?
Хэт не отвечала. Она все никак не могла смириться с мыслью, что это звонит не Джимми Мэк, а Присцилла – приятельница ее матери и самый старый клиент Хэт.
– Алло, Хэт, ты меня слышишь?
– Да, пинту молока, хорошо, сейчас выхожу, – машинально ответила Хэт.
– Я бы и сама доковыляла до углового магазина и ноги заодно бы размяла, да не выношу этих бесконечных разговоров с его хозяином. Добряк, но какой зануда! Лучше бы мне в уши лавы раскаленной налил, чем распинаться полчаса насчет того, чья это ответственность – подметать тротуар перед магазином. И не могу сказать, что он совсем мне не нравится. Бог свидетель, я рада, что рядом есть магазин, который всегда открыт, да и сам он по-своему довольно мил. Но, честное слово, разговор о подметании тротуара… нет, это испортит мне все утро.
Обычно Хэт прерывала Присциллу на полуслове и не давала ей зайти так далеко, но на этот раз она ее не слышала. Ее продолжало пошатывать от мысли о том, что на другом конце провода мог бы быть и Джимми.
– Нет-нет, все в порядке, Присцилла, я куплю молока.
– Только возьми настоящее, а не эту обезжиренную бурду, которую пьет молодежь! Какая гадость! Все равно что в чай добавить корректирующую жидкость. – И Присцилла положила трубку, довольная тем, что ее просьба будет исполнена.
Звонок выбил Хэт из колеи. Она так зациклилась на том, что сказать Джимми, что совершенно забыла, что собиралась делать утром. Теперь, когда ей это напомнили, она испытала огромное облегчение, как будто в последнюю минуту ее вырвали из пасти льва. Умом она прекрасно понимала, что звонить Джимми – значит совершить ошибку, но безумие брало над ней верх. Ей хотелось рухнуть на колени и поблагодарить Бога за то, что он создал Присциллу – самую ленивую женщину на свете, непревзойденную любительницу покомандовать.
– Свадебный мандраж, только и всего. Ну да, типичный мужчина, типичное предсвадебное напряжение. Мне хватило бы и пинты, столько мне не выпить, – бросила Присцилла, размахивая литровым пакетом, который принесла Хэт.
Сначала они расположились на кухне за чашкой кофе, после чего Хэт должна была приступить к очередной еженедельной попытке привести в порядок заросли трав, кустов и деревьев вокруг некогда великолепного, а ныне пришедшего в запустение дома, который достался Присцилле от родителей.
Присцилла Монтегю и мать Хэт, Маргарет, учились в одной школе. Странно, что они продолжали дружить и сейчас. Хэт была благодарна небу за то, что ее довольно заурядная и недалекая мать оказалась подругой такой необычной женщины, как Присцилла, которая вела яркую и полнокровную жизнь с тех давних времен, как в конце 1950-х годов дебютировала в качестве модели. Теперь, когда ей пошел шестой десяток, она слегка замедлила темп. Мужа у нее не было, детей тоже, и она стала чем-то вроде любимой тетушки Хэт, а в последнее время тетушкой и Джерри, которому сдавала комнату. Эту эксцентричную, независимую и жизнелюбивую женщину никогда не терзали ни сомнения, ни сожаления. Это она подбила Хэт заниматься садоводством, сыграв на ее детском интересе ко всему зеленому и усилив его. Хэт доверяла ей больше, чем матери, и ничего от нее не скрывала.
– Кошки его пить не будут. Этим девочкам или сливки подавай, или они нос воротят. Их не обманешь. Я знала одного парня, с ним было ровно то же самое.
– Он воротил нос от молока? – весело спросила Хэт.
Она долгие годы знала Присциллу и ее манеру строчить словами, как из пулемета, перескакивая с одной темы на другую, и все равно за ней не успевала. Должно быть, сегодня не выспалась, резонно подумала она.
– Что? Да нет, заартачился перед свадьбой. Отец невесты отыскал его, ухватил как следует за шкирку, поговорил по душам – и свадьба пошла как по маслу.
Хэт была безмерно рада это услышать.
– Они жили счастливо? – спросила она, нервничая в ожидании ответа.
– Нет, то есть могли бы и жить, но через два месяца после свадьбы бедняга застрелился, так что трудно сказать, как бы все обернулось, если бы не это. Однако Гриззл справила свадьбу, и ее родные ходили по поселку с высоко поднятой головой. Все хорошо, что хорошо кончается.
Присцилла не обратила внимания на то, что по лицу Хэт пробежал ужас. Ей, конечно же, очень хотелось сыграть свадьбу, но она вовсе не желала, чтобы Джимми покончил с собой.
– Конечно. Только мне совсем не хотелось бы, чтобы папа говорил с Джимми Мэком по душам. Он с ним даже не знаком. Их целый год здесь не было. «Привет, папа, это Джимми Мэк… э-э-э… Маккензи, мой жених. Впрочем, больше уже не жених. Я подумала, что вам неплохо было бы познакомиться. Сейчас приготовлю вам что-нибудь выпить, пока вы знакомитесь, хотя не вижу в этом особого смысла, поскольку Джимми…»
Присцилла прервала ее:
– Ну зачем же так, дорогуша! Теперь так себя не ведут, это смешно. Ты сама должна найти способ, как сделать так, чтобы Джимми понял, что к чему. Придумать что-то такое, что заставит его снова вступить в игру. Вот и все.
Присцилла бросила на пол кусок копченого лосося, который нашла в закромах холодильника. Откуда ни возьмись появились три ее любимые кошки и набросились на рыбу. Хотя их нередко кормили самыми лучшими продуктами, Хэт подумала, что, будь у них выбор, они ели бы все подряд.
Думалось ей с трудом, ибо голова работала теперь в режиме жужжания. Какая все-таки Присцилла умница! Здорово, просто здорово! Надо придумать что-нибудь такое, что заставит Джимми рассмеяться. Что поможет ему вспомнить все самое лучшее, и почему он хотел быть со мной… что заставит его задуматься, как все было хорошо до того, как нас захватили свадебные приготовления.
Остаток дня Хэт провела в саду, с религиозным фанатизмом сражаясь с печально знаменитой изгородью из бирючины. Она чувствовала, как по ее телу разливается ощущение оптимизма, наполняя энергией и радостью. Она была совершенно уверена, что благодаря Присцилле нашла решение, как вернуть Джимми Мэка.
Хэт узнаёт, что в коридоре у Джимми Мэка есть вместительный шкаф
Этот вечер Хэт провела дома, перебирая всевозможные уловки, заготовки, задумки и стратегические приемы, которые можно обрушить на Джимми для достижения желаемого результата. Она была убеждена, что в случае успеха он снова станет таким, каким был до того, как дал ей отставку. Она разумно решила не делиться своими задумками с Миш: подруга наверняка подумает, что у нее поехала крыша.
Вообще-то крыша у Хэт и впрямь немного поехала. Она находилась во власти навязчивой идеи, которая, по крайней мере, временно избавила ее от уныния и отчаяния. Позиция Присциллы была по душе Хэт, которая никогда не отличалась сдержанностью и систематичностью – ни в работе, ни в жизни в целом. Естественно, это отразилось на ее свадебных приготовлениях. Сады, которые создавала Хэт, были дикие, экзотические, с запутанными лабиринтами. Зимой хозяин сада мог мирно и спокойно им любоваться, как она и задумала. Наступала весна, потом лето, и сад взрывался буйным разноцветьем, словно взрыв в художественной лавке, – как Хэт и задумала. Она располагала растения с военной точностью, досконально зная, как они будут себя вести, когда расцветут. Как садовод, Хэт обнаруживала замечательное терпение и умение предугадывать ход событий, но эти способности мгновенно исчезали, когда она задумывалась над своим положением обманутой женщины.
Хэт утратила способность взглянуть на картину с высоты птичьего полета. Наверное, это случилось в тот день, когда она согласилась выйти замуж за Джимми Мэка. Она и не заметила, до какой степени она изменилась. Тот пыл, с которым Хэт согласилась, а потом ринулась в предвкушение и создание этого великого дня, лишь подтвердил, что она много лет только его и ждала.
А что ей делать со всей своей энергией и энтузиазмом теперь, когда Джимми Мэк передумал и оставил ее? Планы не испаряются в одну ночь только потому, что один из участников отказался от них. И если кто-то говорит тебе, что ты ему не нужен, это еще ничего не значит. Ведь не перестаешь же ты думать о человеке, который умер. Было бы прекрасно, если бы в жизни все было так просто и безболезненно, но нет. Жених принял решение, которое, к несчастью для Хэт, больно отозвалось на ее планах. Теперь, по крайней мере, никаких планов у нее не было.
Посреди бессонной ночи давно ожидаемое вдохновение снизошло вдруг на Хэт, и назавтра она отправилась на работу в радостном волнении. En route[8] она сделала небольшой крюк и купила кое-что необходимое для претворения своего плана. Сопя и пыхтя, она засунула коробку под сиденье своего пикапа, – нужно было спрятать ее до начала операции.
Темнело, когда она подъехала к дому, где жил Джимми Мэк, и с облегчением увидела, что его мотоцикла нет. Значит, на работе. Хэт поблагодарила Бога за то, что он не забрал у нее ключи от квартиры, и отперла дверь. Роясь на кухне в поисках нужного ей предмета, она то нервничала, то испытывала ужас, то ее охватывало приподнятое настроение. Хэт была уверена, что, когда Джимми увидит, что она сделала, он будет смеяться без остановки, потом поймет, каким был глупым, и попросит у нее прощения. Все именно так и будет, думала Хэт, закончив приготовления и спрятавшись в ожидании Джимми. Именно так.