Твердая Рука

Глава XVII. СОВЕТ САШЕМОВ

Твердая Рука, удалившись на некоторое расстояние от дома, придержал лошадь. Он трусил теперь мелкой рысцой, с виду безразлично поглядывая по сторонам, но в действительности зорко подмечая все, что делалось на улице селения. Встречные индейцы приветствовали его как старого знакомого; женщины и даже дети старались привлечь к себе внимание веселым смехом и поздравлениями с приездом. А у него находилось ласковое слово для каждого.

В сопровождении множества людей, из любопытства следовавших за ним, охотник проехал через всю деревню и остановился у левой башни. Соскочив здесь с коня, он бросил поводья какому-то мальчику, а сам не без труда стал пробивать себе дорогу сквозь толпу, любопытство которой нисколько не ослабевало, а, скорее, возрастало с каждой минутой. Наконец ему удалось добраться до стремянки, заменявшей здесь лестницу. Ухватившись за ее поручни и кивнув на прощание собравшимся индейцам, Твердая Рука быстро поднялся по стремянке и скрылся в дверях башни.

Это причудливое снаружи здание отличалось удобным и хорошо продуманным внутренним устройством. Но охотник, не оглядываясь, торопливо пробежал ряд помещений и по внутренней лестнице поднялся до самой вершины пирамиды. Там перед дверью, завешенной вместо портьеры звериной шкурой, стоял на страже Ястреб.

– Брат мой не заставил долго ждать себя, – сказал Ястреб, вежливо поклонившись охотнику.

– Совет уже начался?

– Четыре раза всходило солнце, а старейшины нашего народа все еще не отходят от костра совета. Лишь только ради приезда брата моего, Твердой Руки, решились они прервать на один час свои труды.

Охотник нахмурился.

– А я не мог бы поговорить несколько минут с великим сашемом?

– Не знаю, право, что ответить по этому поводу брату моему, – отозвался Ястреб.

– Хорошо, – сказал охотник, внезапно меняя ход разговора. – Нет ли у Ястреба поручения для меня?

– Никакого! Ястребу было только приказано доложить о приходе Твердой Руки, как только он появится.

– Ооа! А вот и я! Или брат мой Ястреб исполнил уже полученный приказ и доложил обо мне?

Вместо ответа Ястреб приподнял завесу и, посторонившись, пропустил охотника в «большую комнату» совета. В обширном зале, совершенно лишенном мебели, если не считать высушенных черепов бизонов, заменявших стулья, свыше двадцати усевшихся в круг человек торжественно и сосредоточенно раскуривали калюме[58], передавая его из рук в руки.

В центре круга в золотой жаровне горел неугасимый огонь Монтесумы[59]. Предание гласит, что этот последний император Мексики перед смертью роздал самым верным своим приверженцам этот огонь, который, как еще и теперь уверяют индейцы, берет свое начало от самого солнца. Этот огонь, ревниво оберегаемый от взоров простых смертных, извлекался из глубокого подземелья напоказ народу лишь при исключительных обстоятельствах. Тот факт, что он был перенесен в этот зал, говорил о том, что совету предстояло обсудить дело первостепенной важности. О том же свидетельствовали суровые и сосредоточенные, исполненные достоинства лица собравшихся вождей. Вопреки обыкновению все они были без оружия. Эта мера предосторожности, принятая по инициативе великого сашема, объяснялась не столько значительным числом собравшихся вождей, сколько принадлежностью их к разным племенам. Ведь, кроме представителей каждого племени из конфедерации папагосов, в этом совете присутствовали сашемы народов, находившихся обычно в состоянии войны с папагосами и теперь отложивших на время свою вражду, чтобы принять участие во всеобщем восстании против непримиримых врагов индейцев. Тут можно было увидеть яков, майев и серисов в самых парадных нарядах, разукрашенных волчьими хвостами, этими знаками отличия, право ношения которых имеют только храбрейшие. Там и сям мелькали лица белых и креолов; то были вольные охотники прерий и трапперы. Председательствовал на этом собрании Огненный Глаз, тот самый старик, портрет которого мы уже набросали выше. При появлении Твердой Руки все воины встали, повернулись к нему лицом и, любезно поклонившись, пригласили сесть между ними.

Охотник, внутренне польщенный оказанным ему приемом, в свою очередь с достоинством поклонился членам совета и занял место справа от Огненного Глаза, вручив предварительно свое оружие Ястребу, который немедленно вынес его из комнаты совета. Наступило молчание, длившееся до тех пор, пока Твердая Рука не сделал несколько затяжек из переданного ему калюме. Молчание прервал Огненный Глаз.

– Сын наш прибыл к нам как нельзя более кстати, – обратился он к охотнику, – братья Твердой Руки с нетерпением ждали его возвращения. Он побывал в стане наших врагов, у него есть, конечно, что сообщить нам.

Охотник поднялся и, обведя взглядом все собрание, начал:

– Я, действительно, прибыл из страны гачупин[60], я посетил их города, побывал в их селениях, проник в их форты. Они отдают себе отчет в угрожающей им опасности, принимают все меры, чтобы пресечь ее, – словом, они, так же как и мы, готовятся к войне.

– Это довольно общие и расплывчатые сведения; мы надеялись, что Твердая Рука более точно осведомит нас о передвижениях неприятельских сил, – упрекнул охотника Огненный Глаз.

– Я, действительно, могу это сделать… – ответил Твердая Рука.

– К чему же тогда хранить молчание? На мгновение молодой человек замялся, смутившись под множеством устремленных на него глаз.

– У белых есть поговорка, – вымолвил он наконец, – мудрость которой я ценю сегодня как никогда.

– Что за поговорка?

– Слово – серебро, молчание – золото…

– Может быть, сын мой выскажется яснее? – настаивал Огненный Глаз.

– Самое страшное оружие белых – это умение сеять измену среди своих врагов, – продолжал охотник. – Они всегда побеждали нас с помощью измены, избегая открытой и честной встречи с индейцами лицом к лицу. Вот поэтому-то нам не следует решать на таком многочисленном собрании дела, от которых так много зависит. Кто знает, не затесался ли в нашу среду предатель? Пока речь идет об общих вопросах войны, это еще куда ни шло; но раз уж мы приступаем к обсуждению действий, от которых зависит исход войны, необходимо принять меры, чтобы неприятель не был осведомлен о наших решениях.

– Но у нас нет возможности поступить иначе.

– Есть. И вот наглядный пример того, насколько бледнолицые хитрее нас: с объявлением войны они создают комиссию из трех… самое большее из пяти человек, специальное назначение которой и состоит в том, чтобы наметить план военных действий. Почему бы и нам не поступить так? Дело это нехитрое да имеет к тому же и другую хорошую сторону. Если мексиканцы проведают все же о решениях такой малочисленной комиссии, предатель будет вмиг обнаружен. Что же касается остальных вождей и уполномоченных дружественных наций и союзных племен, то они займутся в большом совете общими интересами индейских народов и их взаимоотношениями. Это позволит задушить в зародыше споры, которые возникают часто из-за простых недоразумений и почти всегда перерождаются в кровавые и бесконечные распри. Я сказал, и пусть братья мои сами рассудят, следует ли им принять во внимание мои слова. – И, отдав собранию круговой поклон, Твердая Рука снова занял свое место. Здравый смысл – отличительная черта индейского народа. Всем было ясно, что Твердая Рука не высказал до конца свою мысль; тем не менее вожди прекрасно поняли его. Они сообразили, что у охотника имеются основания не называть до поры до времени имя. Вожди оценили справедливость его рассуждения и почувствовали необходимость немедленно принять подсказанное охотником решение, в котором были заинтересованы все индейские народы. Неудивительно, что шепот одобрения прошел по всему залу, когда Твердая Рука кончил свою речь. Такого рода свидетельство успеха всегда ласкает слух оратора, где бы ни случилось ему блеснуть своим красноречием.

Огненный Глаз обвел вопросительным взглядом всех членов совета; каждый из них ответил ему утвердительным кивком.

– Предложение сына нашего. Твердой Руки, принято, – обратился к охотнику великий сашем. – Мы все признали необходимым воплотить его в жизнь. Но мы снова вынуждены прибегнуть к мудрости сына нашего: пусть научит он нас, как произвести назначение членов комиссии.

– На мой взгляд, в этом деле должен решать случай. Все собравшиеся здесь сашемы – самые избранные и самые храбрые воины своих народов. Но на кого бы из них ни пал выбор судьбы, он сумеет с честью справиться со своей задачей.

– Сегодня, как и всегда, когда совет вождей запрашивает мнение Твердой Руки, сын наш сказал мудрые слова. Так пусть же он закончит так хорошо начатое дело и научит нас, как узнать волю судьбы!

Охотник поднялся со своего места и направился к выходу.

– Я выполню волю моего отца. Огненного Глаза, – сказал он, выходя из зала.

Его отсутствие длилось всего лишь несколько минут, но вернулся он не один, а в сопровождении Ястреба. Заметим тут в скобках, что Ястреб как вождь имел право участвовать в совете, но не мог им воспользоваться, так как ему доверили охрану совета. Юный вождь нес в руках шерстяное одеяло, свернутое в виде мешка.

– Я бросил в этот мешок, – начал Твердая Рука, – столько же пуль, сколько присутствует здесь вождей. Эти пули я вынул из патронташей вождей, по одной из каждого патронташа. Пули эти разных калибров; каждый по очереди будет тянуть жребий. Потом мы сравним пули, и те трое или пятеро – как вам будет угодно – вождей, которым достанутся пули самых крупных размеров, и будут считаться избранными.

– Дельное предложение! Так по крайней мере не будет задето ничье самолюбие! – воскликнул Огненный Глаз. – Я думаю, что нам следует одобрить его.

Все молча кивнули в знак согласия.

– Нам остается еще решить, сколько будет членов комиссии. Три? Пять?

Слово на этот раз попросил один из бледнолицых членов совета.

Это был коренастый охотник лет сорока, с открытым и энергичным лицом, известный всему Дальнему Западу под странным прозвищем Свистун.

– Да позволено будет мне, простому охотнику, высказать свое мнение перед этим собранием мудрых и знаменитых воинов. Я думаю, что комиссия из трех человек не сможет плодотворно обсуждать и решать такие важные дела, ибо слишком легко будет какому-нибудь мнению собрать большинство голосов. При пяти членах комиссии это будет затруднительнее, люди вынуждены будут отстаивать свои идеи и спорить, а в спорах, как известно, рождается истина. Поэтому я за комиссию из пяти человек. Да, вот еще что: будут ли участвовать в жеребьевке присутствующие здесь креолы и бледнолицые?

– А разве они не будут сражаться бок о бок с нами? – живо откликнулся Огненный Глаз.

– Так-то оно так, – ответил Свистун, – да все же, может быть, лучше предоставить это дело вам одним; ведь мы, в сущности, не более чем ваши помощники.

– Нет, вы наши братья и друзья! Мы отдаем должное вашей щепетильности, Свистун, но отвергаем выдвинутое вами предложение. Вы должны делить с нами и права, и обязанности. После того как совет принял решение создать военную комиссию из пяти членов, приступили к жеребьевке. Воины подходили по очереди к Ястребу и вытаскивали пули из мешка. Сравнение калибров их производилось с теми добросовестностью и беспристрастием, которые присущи индейцам в их отношениях между собою.

Полагаясь на случай, люди нередко добиваются прекрасных результатов. Так было и на этот раз. Жребий пал на тех именно вождей, которые благодаря своим талантам, уму и военному опыту собрали бы большинство голосов и при другом способе избрания. Суеверные сашемы, несказанно обрадованные этим счастливым совпадением своих желаний с волей слепого случая, немедленно истолковали его как предзнаменование благоприятного исхода войны. Избранными оказались: Огненный Глаз, Ястреб, Твердая Рука, Свистун и вождь апачей, по имени Пекари.

Когда выборы закончились и вожди снова расселись по местам, Твердая Рука подошел к одному бледнолицему трапперу, который всячески старался не попадаться на глаза Твердой Руке, скрываясь за спинами индейцев. Хлопнув траппера по плечу, охотник негромко, но повелительно произнес:

– На два слова, Кидд.

Бродяга невольно вздрогнул от этого прикосновения; но, мгновенно оправившись, он с приторной вежливостью поклонился охотнику.

– Я весь к вашим услугам, – слащаво улыбаясь, произнес Кидд. – Неужели и на мою долю выпало, наконец, счастье быть вам чем-нибудь полезным?

– Выпало! – сухо ответил охотник.

– Говорите же скорей, сеньор, приказывайте! Будьте уверены, что все от меня зависящее…

– Хватит! – оборвал его Твердая Рука. – Перейдем к делу!

– Слушаю вас, – сказал бандит, стараясь скрыть свою тревогу.

– Дело в следующем: худо ль это или хорошо, но ваше присутствие здесь раздражает меня…

– К сожалению, ничем не могу помочь вам, любезный сеньор.

– Можете! И очень просто.

– А именно?

– Немедленно покинуть эту башню, сесть на коня и убраться прочь.

– Хо-хо! – произнес бродяга с принужденным смехом. – Позвольте вам заметить, что ваше желание кажется мне довольно странным.

– Вы находите? – холодно возразил Твердая Рука. – А по мне, это прекрасная мысль; и вполне естественно, что она пришла мне в голову.

– Вы, конечно, шутите, – неуверенно произнес опешивший бандит.

– Послушайте, Кидд! Вы ведь знаете, со мной шутки плохи. Не так ли? Так вот я повторяю вам: убирайтесь и как можно скорей! Советую вам… ради вашего же блага.

– Но мне надо еще найти подходящий предлог для такого бегства. Что подумают обо мне индейские вожди, удостоившие меня приглашением на этот совет, что подумают, наконец, обо мне мои друзья охотники, если накануне открытия военных действий я покину их без уважительной причины?

– А мне какое дело! Я требую, чтобы вы немедленно убрались отсюда прочь, а не то…

– А не то?

– …я на глазах у всех всажу вам пулю в лоб как предателю и шпиону.

Бандит невольно содрогнулся. Его лицо посинело, несколько секунд он не спускал своих злых змеиных глаз с охотника, который смерил его брезгливым взглядом.

– Твердая Рука, – прошептал наконец Кидд на ухо охотнику, – сегодня вы сильнее меня, всякое сопротивление с моей стороны было бы безумием; я уступаю вам. Но я отплачу вам, запомните это!

Твердая Рука презрительно пожал плечами.

– Мстите, если сумеете. А пока подите прочь, или я приведу в исполнение свою угрозу!

С этими словами Твердая Рука отошел от бандита. А тот, сдержав готовое сорваться вслед охотнику проклятье, молча вышел из зала.

Когда десять минут спустя Кидд мчался во весь опор по направлению к лагерю рудокопов, в голове его роились замыслы один коварнее другого.