Все южные народы любят тень, цветы и птиц. Вынужденные из-за жары проводить большую часть суток на открытом воздухе, они довели практику садоводства до высоты, недоступной для северных стран.
Итальянцы и испанцы не перестают трудиться над тем, чтобы превратить свои сады в настоящие оазисы, где можно было бы дышать свежим воздухом, не подвергаясь преследованиям мошкары – этого безжалостного бича тропических и субтропических широт. Эти насекомые, неизвестные обитателям умеренного пояса, в полдень мириадами роятся здесь в каждом солнечном луче. На особенно большую, прямо-таки научную высоту поднята культура садоводства в испаноамериканских странах, где между полуднем и тремя часами земля, согреваемая с раннего утра раскаленными лучами южного солнца, пышет губительным жаром и до того изменяет структуру воздуха, что дышать становится почти невозможно. Богатый и выразительный испанский язык имеет два слова для передачи понятия «сад»: слово «хардин», под которым подразумевается исключительно цветник; здесь на открытом воздухе растут великолепные цветы, которые в странах умеренного климата выращивают только в оранжереях, да и то лишь чахлыми и блеклыми. Слово же «уэрта» означает более обширный сад; тут и огород, и плодовый сад, и длинные тенистые аллеи, водопады, фонтаны и пруды – одним словом, весь тот ансамбль, которому в Европе мы даем неточное название парка.
В асиенде дель Торо был такой парк, над благоустройством которого трудились все поколения маркизов де Мопоер. Этот парк, территория которого в Европе, где человеческое жилье сведено к позорно малым размерам, сошла бы за огромную, в Мексике считался небольшим. Он занимал всего Двенадцать гектаров. Правда, сравнительно небольшой размер парка дель Торо искупался замечательной планировкой местности и обилием тенистых аллей, чем он и славился в Соноре. В восемь часов вечера в асиенде пробили сигнал «гасить огни». Пеоны и пастухи кончили работать и разошлись по своим шалашам. Паредес отправился расставлять ночных дозорных на стенах замка. С тех пор как стали опасаться нападения индейцев, он это делал каждый вечер. Предосторожность не лишняя, особенно теперь, когда стояли безлунные ночи, излюбленные индейцами для набегов.
Удостоверившись, что часовые на своих постах, Паредес в сопровождении старших пастухов и пеонов обошел асиенду, проверяя, потушены ли все огни, и только тогда отправился вместе с тигреро в голубую гостиную, где уже собрались дон Фернандо, дон Руис и донья Марианна.
– Все в порядке, ми амо, – доложил управитель маркизу. – Все разошлись по своим шалашам, ворота заперты, часовые на своих постах.
– Вы проверили, Паредес, нет ли кого в корале или в парке? – спросил маркиз.
– Никого, я все решительно обошел и тщательно осмотрел.
– Отлично!.. Ну что ж, дочь моя, приказывай, мы готовы исполнять все твои распоряжения.
– Вы все приготовили, Паредес? – обратилась к управителю донья Марианна.
– А как же, нинья! Я припрятал у акаций, что у входа в большой цветник, шесть кирок, шесть лопат и шесть мотыг.
– Зачем так много? – невольно рассмеялась девушка.
– А на случай поломки. Если не будет запасных под рукой, работа задержится, а ведь срок для нее не так уж велик.
– И то верно… Сеньоры! Прошу следовать за мной.
– Зажечь фонари? – спросил дон Руис.
– Нет. Мы зажжем их, когда будем на месте. Ночь, правда, темная, но местность знакомая, мы и впотьмах прекрасно доберемся куда надо. Свет может быть замечен, и возникнут подозрения, которых нужно обязательно избежать.
– Правильно, – заметил маркиз.
И четверо мужчин отправились следом за доньей Марианной. Они пошли внутренним ходом, чтобы миновать двор, где спало множество людей, и проникли в парк через большую двухстворчатую дверь, соединявшуюся с садом каменной лестницей.
По пути из голубой гостиной они по приказу доньи Марианны гасили все огни в комнатах; асиенда, погрузившаяся во мрак, казалась заснувшей. Стояла темная ночь; ни одной звездочки нигде; небо, словно свод гигантской усыпальницы, раскинулось над землей. Ветер глухо урчал меж деревьев; их колыхавшиеся ветви угрюмо шептались о чем-то друг с другом. Было тихо. Лишь далекий вой волков в степи да раздававшиеся иногда зловещие крики совы смущали тишину, нависшую над землей.
Эта ночь как нельзя лучше подходила для таинственной экспедиции доньи Марианны.
После минутного раздумья девушка быстро и решительно спустилась по ступенькам лестницы и вошла в сад; мужчины следовали за ней, не в силах справиться с обуревающим их безотчетным волнением. У акаций все остановились. Тигреро и Паредес захватили инструменты, а маркиз и дон Руис понесли фонари. Даже темень, сгустившаяся под сенью столетних деревьев, не заставила девушку замедлить свой шаг. Свободно, как днем, она шествовала среди многочисленных излучин аллей; песок едва поскрипывал под ее быстрыми маленькими ножками. Любопытство маркиза и дона Руиса непрерывно возрастало. Радостное настроение и уверенность в себе доньи Марианны невольно возбуждали у них какие-то смутные надежды, заставлявшие усиленно биться их сердца.
Паредес и тигреро были также заинтересованы таинственностью этой экспедиции. Но их мысли были далеки от настоящей ее цели. Они думали, что им предстоит какая-то секретная работа, и только. А донья Марианна все шагала. Иногда она останавливалась и, шепча что-то про себя, вспоминала указания, полученные в лагере. Уверенность ни на минуту не покидала ее; она не сбивалась с пути и, раз избрав определенное направление, не возвращалась уже назад.
Ночь, особенно темная ночь, накладывает на пейзаж какойто причудливый отпечаток, изменяя внешние очертания даже самых знакомых предметов. Ночью стираются бесчисленные цветные оттенки, которыми природа так щедро наделила каждое свое создание; ничто не выделяется, все сливается в одну сплошную массу. Место, самое веселое при свете солнца, в темноте выглядит угрюмым и зловещим.
Тем не менее донья Марианна уверенно продвигалась вперед. Наконец она остановилась.
– Зажгите фонари, – сказала она. Это были первые слова, произнесенные с тех пор, как они вышли из голубой гостиной.
Приказ был исполнен мгновенно. Донья Марианна взяла один фонарь и, передав другой брату, сказала:
– Посвети мне.
Место, где они остановились, находилось в центре сада. Это было нечто вроде лужайки, поросшей редкой и чахлой травой. Посреди лужайки возвышался не то курган, не то надгробный мавзолей, сложенный из беспорядочно наваленных друг на друга огромных каменных глыб. Хозяева асиенды, тронутые первобытной суровостью этого памятника, сохранили его в неприкосновенности. Старинное предание гласило, что в этом месте был похоронен один из древних царей Сиболы. Поэтому это место и называли Могила касика. Первый маркиз де Могюер, человек благочестивый, как и все завоеватели Америки, как бы узаконил это предание, приказав своему священнику освятить этот курган. Он сделал это под тем весьма благовидным для той эпохи предлогом, что могила язычника служит приютом для демонов, а крещение изгоняет нечистую силу. Впрочем, место это не пользовалось дурной славой, но сюда редко кто заходил, потому что оно находилось довольно далеко от дома и потому что его окружал почти непроходимый кустарник; и наконец, потому, что эта лужайка была открыта солнечным лучам. Мало кто в асиенде подозревал о существовании этого кургана; о нем знали лишь завсегдатаи асиенды, то есть члены семейства де Мопоер и несколько самых старых слуг.
– А! Вот куда ты вела нас! – воскликнул маркиз. – На Могилу касика!
– Да, отец, именно сюда.
– Я очень опасаюсь, дочка, что твое… не знаю, как это назвать… предвидение или предчувствие обмануло тебя.
– Но ты дал слово, отец, ни в чем не противоречить мне.
– Верно, поэтому я и умолкаю.
– Очень хорошо, отец! Поверь, что твое примерное послушание будет хорошо вознаграждено.
Донья Марианна смолкла и приступила к изучению местности. Она внимательно вглядывалась в каждый камень, стараясь выяснить его положение по отношению к какой-то точке на горизонте.
– В каком направлении находятся заросли столетних алоэ? – спросила она наконец.
– Вот уж о чем я понятия не имею! – воскликнул дон Руис.
– Сейчас, с вашего разрешения, я отвечу вам, – отозвался Паредес.
Несколько секунд он внимательно осматривал местность, потом, повернувшись, сказал:
– Заросли алоэ Сиболы находятся как раз против меня.
– Вы в этом уверены, Паредес?
– Да, нинья, уверен. Девушка стала рядом с управителем и, нагнувшись над камнями, принялась старательно рассматривать их. Вдруг она радостно вскрикнула и, выпрямившись во весь рост, едва сдерживая волнение, произнесла:
– Отец, тебе по праву принадлежит честь нанести первый удар.
– Ладно, дитя мое. Куда надо бить?
– Сюда, – ответила она, указав пальцем на пространство Между двумя камнями.
Дон Фернандо вонзил туда кирку и, сильно налегая на нее, вырвал из лунки камень, который покатился на траву.
– Прекрасно! – сказала девушка. – Теперь предоставим работать молодым. Позже, если это понадобится, ты снова возьмешься за кирку, отец… Руис, Мариано, Паредес, очередь за вами! За работу, друзья! Расширяйте эту дыру, превратите ее в яму, куда мы могли бы спуститься.
Трое мужчин, воодушевленные этим призывом, дружно взялись за работу, и скоро земля вокруг них была завалена камнем и песком. Никто из мужчин не знал толком, ради чего, собственно, он трудится; тем не менее все они с неимоверным усердием вгрызались в землю. Грунт был мягкий, и камни, наброшенные внавалку, легко поддавались их усилиям. Работа кипела, яма расширялась и углублялась с минуты на минуту. Время от времени землекопы останавливались, но после короткой передышки снова дружно брались за лопаты. Всем не терпелось узнать тайну гробницы.
Внезапно они остановились обескураженные: им открылся огромный обломок скалы площадью примерно в два квадратных метра. Хуже всего было то, что края ее нигде не выступали. А это заставляло предполагать, что размеры этой гранитной глыбы были еще больше, чем это казалось на первый взгляд.
– В чем дело, Руис? – встревожилась донья Марианна.
– Мы наткнулись на скалу; можно ломать сколько угодно мотыг – все равно не сдвинемся с места.
– Какая там еще скала! Не может этого быть! – воскликнула донья Марианна.
– Да, это скала, – сказал маркиз, нагнувшийся над ямой. – И было бы безумием пытаться разбить ее.
– А я говорю вам, что там не может быть никакой скалы!
– Взгляни сама, сестра.
Донья Марианна взяла в руки фонарь, заглянула вниз и, не ответив брату, обратилась к Паредесу и тигреро:
– Вам, верным слугам нашего семейства, я могу приказывать, не боясь, что вы будете спорить со мной. Прошу вас: удалите как можно скорее все камни вокруг этой так называемой скалы. Когда это будет сделано, я надеюсь убедить и маловеров.
Паредес и тигреро не заставили просить себя вторично. Дон Руис, уязвленный замечанием сестры, присоединился к ним.
Камни были удалены; оставалась одна только так называемая скала.
– Ну что? – спросила донья Марианна.
– Готово, – ответил дон Руис.
– Отец, – обратилась девушка к маркизу. – Ты нанес первый удар киркой, тебе надлежит участвовать и в последнем усилии. Помоги им сбросить вниз эту каменную глыбу. Маркиз молча взял мотыгу и стал рядом с тремя землекопами. Все четверо запустили свои мотыги в рыхлую землю, примыкавшую к глыбе. Отделив камень от земли, они стали сообща потихоньку поднимать его, пока он, внезапно покачг нувшись, не скатился на дно ямы. И тут их взорам открылось зияющее отверстие подземного туннеля.
Крик изумления невольно вырвался из всех уст при виде этого зрелища.
– Пожгите немного хвороста: надо очистить воздух, – распорядилась донья Марианна.
Мужчины повиновались с той лихорадочной поспешностью, которая овладевает даже самыми медлительными людьми в решающие мгновения жизни.
– Теперь следуй за мной, отец, – сказала девушка и, схватив фонарь, стала решительно спускаться вниз. Маркиз последовал за ней, а за ним и все остальные. Спустившись шагов на сто по штреку, они наткнулись на грубо сколоченный помост, на котором покоилось мертвое тело. Мертвец так хорошо сохранился, что походил больше на крепко уснувшего человека, чем на труп. Рядом с телом валялись кости рассыпавшегося скелета другого человека.
– Должно быть, тело касика, погребенного под мавзолеем, – сказал маркиз.
– Ошибаешься, отец, это тело одного рудокопа, а этот так называемый мавзолей – на самом деле золотоносный рудник. В течение веков он находился под охраной этого бесчувственного тела, а теперь открылся нам. Он возместит все твои потери, отец!.. Взгляни! – добавила она, высоко подняв свой фонарь.
Крик радостного изумления невольно вырвался из уст маркиза: всюду виднелись золотоносные жилы, выходящие прямо на поверхность.
Сомнений больше не было; у маркиза закружилась голова. Сильный в часы горя, он не выдержал радости и свалился без чувств на землю, которая принесла ему спасение.