Когда разбойник, оставшийся в живых, исчез в мглистой дали, кабальеро обернулся, намереваясь поблагодарить своего великодушного защитника; но незнакомца уже не было поблизости, он несся галопом вдали по равнине. Молодой человек недоумевал, чему приписать это внезапное исчезновение, ибо незнакомец мчался в направлении, диаметрально противоположном тому, по которому скрылся бандит. Но вскоре он увидел своего спасителя: тот возвращался, ведя в поводу вторую лошадь. Очевидно, незнакомец, помня о спасенной им девушке, заарканил для нее лучшую из носившихся по равнине лошадей погибших в бою бандитов.
– Не все еще кончено, сеньор, – обратился к незнакомцу молодой кавалерист, когда тот подъехал к нему. – Я вынужден снова прибегнуть к вашей помощи.
Незнакомец невольно вздрогнул при звуке этого голоса, показавшегося ему знакомым.
– Я слушаю вас, кабальеро, – ответил он, слегка нахмурив брови.
– В этой страшной пустыне затерялась женщина, молодая девушка… Короче говоря, моя сестра. За ней погнались несколько негодяев. Я не знаю, что с ней случилось, и умираю от страха за нее. Доведите же до конца ваше доброе дело и помогите мне отыскать ее! Умоляю вас!
– Бесполезно, – холодно ответил незнакомец.
– То есть как это – «бесполезно»?! – воскликнул молодой мексиканец. – Что вы хотите сказать? Она погибла? Да? О, теперь я припоминаю: когда я оторвался от своих преследователей, до меня донеслись несколько выстрелов!.. Боже мой, Боже мой! – застонал он, ломая в отчаянии руки. – Несчастная моя сестра, бедная моя Марианита!
– Успокойтесь, кабальеро, – тем же холодным, бесстрастным голосом произнес незнакомец. – Ваша сестра в безопасности. В данную минуту, по крайней мере, ей ничего не угрожает.
– Правда? – радостно воскликнул молодой человек. – Да благословит вас Бог за эту добрую весть! Где она? Мне не терпится увидеть ее, прижать к своей груди. Кажется, я никогда не сумею отплатить вам за все, что вы сделали для нас, сеньор! Никогда…
– А вы ничем и не обязаны мне, – довольно резко прервал его незнакомец. – Все, что произошло здесь, – дело случая. Я сделал бы то же самое для любого встречного. Оставьте же при себе вашу благодарность, я в ней не нуждаюсь… И потом, кто знает, – прибавил он с горькой улыбкой, – не придется ли вам когда-нибудь пожалеть о том, что вы мне чем-то обязаны!
Кабальеро был несколько уязвлен тем, как незнакомец ответил на его желание сблизиться с ним. Не зная, чему приписать эту внезапную перемену в настроении незнакомца, он счел за лучшее притвориться, что не заметил вызывающего тона своего собеседника.
– Место здесь не совсем подходящее для долгих объяснений, сеньор, – с безупречной вежливостью произнес молодой мексиканец. – Мы с вами если уже не посторонние, то во всяком случае еще малознакомые люди. Но я твердо надеюсь, что в ближайшем будущем всякие недоразумения между нами исчезнут и холодок уступит место полному доверию.
– Пойдемте, – сказал незнакомец. – Ваша сестра неподалеку отсюда и, вероятно, сгорает от нетерпения увидеть вас. Молодой человек молча последовал за ним, размышляя об этом странном незнакомце, который с риском для жизни спас его, а теперь не скрывал своих неприязненных чувств. Пока на равнине шел бой, шум его отчетливо доносился до слуха молодой девушки, которая внимала ему, не помня себя от страха. Но вот перестрелка затихла, и в прерии снова воцарилось гнетущее безмолвие. Эта тишина была для нее в тысячу раз страшнее звуков ожесточенной схватки. Одна, вдали от какого-либо человеческого существа, которое могло бы прийти к ней на помощь, не смея ни на что больше надеяться, она изнемогала от ожидания ужасной смерти. Измученная девушка не могла бы даже сказать, сколько времени она пробыла в таком состоянии. Нужно самому пережить нечто подобное, чтобы понять, сколько веков заключено в одной минуте для человека, который находится на грани между жизнью и смертью. Вдруг она затрепетала; ее напряженные нервы не выдержали, кровь бросилась ей в лицо: девушке почудилось, что неподалеку от нее кто-то произнес шепотом несколько слов. Были ли то выследившие ее разбойники или это возвращался ее спаситель?
Замирая от страха, она не смела ни пошевельнуться, ни позвать на помощь: каждое движение могло выдать ее убежище, каждый крик грозил ей гибелью. Но вот кусты раздвинулись, и у подножия скалы появился брат вместе с ее спасителем. С радостным криком девушка протянула к ним руки и, не в си– лах вынести нового потрясения, лишилась чувств. Придя в себя, она увидела, что лежит на разостланном плаще у пылающего костра; мужчины сидели по обе стороны от нее – один справа, другой слева; в глубине пещеры три стреноженных коня лениво пережевывали свой корм. Немного поодаль на земле лежала какая-то глыба, в которой девушка не сразу распознала связанного по рукам и ногам человека. Марианна пыталась что-то сказать, ей хотелось отблагодарить незнакомца, но после всего пережитого она настолько ослабела, что не могла выговорить ни слова. Ее сил хватило только на то, чтобы устремить на незнакомца взгляд, в который она постаралась вложить всю свою признательность. Но тут же она впала в какое-то забытье, лишившее ее способности мыслить, чувствовать и интересоваться окружающим.
– Вот так! – сказал незнакомец, старательно закупорив и спрятав за пазуху хрустальный флакон в тонко отделанной золотой оправе. – Жизнь сеньориты теперь вне опасности: успокоительное, которое я ей дал, принесет благотворный и укрепляющий сон. К рассвету ее силы полностью восстановятся, и она будет в состоянии, если захочет, продолжать свое путешествие.
– Сеньор, – отозвался молодой мексиканец, – вы воистину наш добрый гений. Я, право, не могу найти слов для выражения моей безграничной благодарности за помощь, тем более великодушную, что мы для вас совершенно чужие люди.
– Вы в этом уверены?
– Да, уверен. Слишком приметное у вас лицо, чтобы его можно было позабыть, увидев однажды. Вот почему я снова и снова повторяю: вы ошибаетесь, если думаете, что знавали меня когда-то. Вас, очевидно, вводит в заблуждение мое случайное сходство с каким-то другим человеком. После наступившего молчания, длившегося не более минуты, незнакомец заговорил с той подчеркнутой вежливостью, в которой нетрудно было уловить тон легкой иронии.
– Пусть будет так, сеньор, – сказал он, слегка поклонившись. – Но не соблаговолите ли вы, в таком случае, назвать себя и рассказать, в силу каких обстоятельств скрестились наши пути и я получил возможность оказать вам, как вы говорите, большую услугу…
– Огромную, сеньор! – с жаром перебил его молодой мексиканец.
– Хорошо, не будем больше спорить, кабальеро, я жду вашего рассказа.
– А я не стану злоупотреблять вашим терпением, сеньор. Мое имя – дон Руне де Могюер; я живу в асиенде[7] моего отца в окрестностях города Ариспы. Моя сестра несколько лет воспитывалась в женском монастыре в городе Эль-Росарио. По соображениям, которые не представляют для вас никакого интереса, отец приказал мне отправиться за ней в ЭльРосарио, откуда мне не терпелось вернуться как можно скорей домой. К тому же и сестра моя, после долголетнего пребывания на чужбине, горела желанием очутиться поскорей в родной семье. Так оно и случилось, что, невзирая на предупреждение бывалых людей об опасностях длительного путешествия по пустынной стране, я отказался от конвоя, и мы пустились в путь в сопровождении всего только двух пеонов[8], на преданность и отвагу которых я мог положиться. Сначала все шло хорошо; мы с сестрой даже посмеивались над страхами и предупреждениями наших друзей. Мы считали себя уже вне опасности. Но вчера на закате, в тот самый час, когда мы готовились остановиться на ночлег, на нас внезапно напала банда разбойников. Казалось, что они выросли из-под земли – до того неожиданно было их появление. Наши злополучные пеоны пали в бою, пораженная в голову лошадь сестры рухнула на землю, увлекая ее за собой. Мужественная девушка не далась, однако, подбежавшим к ней бандитам, вырвалась из их рук и пустилась наутек. А я, желая отвлечь погоню от сестры, помчался в другую сторону. Остальное вам известно: не подоспей ваша помощь, нам обоим пришел бы конец… Сеньор, – после минутного молчания снова заговорил дон Руис, – теперь, когда вам известно, кто я, назовите и вы свое имя, имя нашего спасителя.
– К чему оно вам? – печально произнес незнакомец. – Наша случайная встреча кончится завтра, когда мы разъедемся, по всей вероятности, навсегда. Поверьте мне: благодарность – тяжелая обуза. И если вы не будете знать, кто я, вам удастся скорее забыть обо мне. Право же, так будет лучше, сеньор Руис. Кто знает, не придется ли вам когда-нибудь пожалеть о нашей встрече…
– Вот уже второй раз вы говорите это. Ваши слова полны горечи. Мне больно за вас, сеньор: много же, видно, вам пришлось пережить, если в том возрасте, когда будущее рисуется обычно в розовом свете, ваши мысли отравлены печалью, а сердце разочарованием! При этих словах дона Руиса незнакомец испытующе взглянул на него, точно желая проникнуть в самые сокровенные его мысли. А молодой мексиканец продолжал с живостью:
– Только не поймите меня превратно, сеньор. Я далек от намерения вынудить ваше признание. Каждый человек – хозяин своей жизни и своих поступков. У меня нет никакого права, ни даже желания вторгаться в вашу жизнь. Я прошу вас только об одном: назовите свое имя, чтобы мы, донья Марианна и я, могли запечатлеть его в наших сердцах.
– Стоит ли так упорно настаивать на таком пустяке?
– А стоит ли так упрямо желать остаться неизвестным?
– Хорошо, вы узнаете мое имя. Но предупреждаю вас: оно ничего вам не скажет.
– Вы ошибаетесь, сеньор: по крайней мере, отец мой узнает, кому он обязан жизнью своих детей. И он и вся наша семья будут ежечасно повторять это имя и благословлять человека, который его носит.
Взволнованный искренним чувством, которым были проникнуты эти слова, незнакомец непроизвольным движением протянул руку дону Руису, которую тот горячо пожал. Но незнакомец, словно раскаявшись в своем порыве, тотчас же от? дернул руку. Вернув своему лицу суровое выражение, этот странный, лишь только на минуту забывшийся человек с жесткой холодностью произнес:
– Хорошо, ваше желание будет исполнено. Мы уже сказали выше, что очнувшаяся донья Марианна увидела несколько поодаль от себя какого-то связанного человека. Это был один из преследовавших ее разбойников, тот самый, которого незнакомец чуть не прикончил ударом ружейного приклада. Разбойник лежал немного поодаль от костра, старательно связанный и с кляпом во рту.
К нему и направился теперь незнакомец; взвалив себе на плечи, он перенес его и положил у ног дона Руиса, не особенно, правда, бережно, судя по тому, что бандит, явно рисовавшийся до сих пор своей чисто индейской стойкостью, на этот раз не сумел сдержать подавленного стона.
– Кто этот человек и что вы намерены сделать с ним? – не без тревоги спросил дон Руис.
– Этот человек, – сухо ответил незнакомец, – один из тех негодяев, которые напали на вас. Сейчас мы будем судить его.
– «Судить»?! – воскликнул дон Руис. – Мы?
– А кто же? – сказал незнакомец, освобождая бандита от кляпа и ослабляя несколько путы на его ногах. – Или вы думаете, что мы посадим себе на шею этого негодяя и будем таскаться с ним, пока не наткнемся на какую-нибудь тюрьму? Да если бы мы и пошли на это, он сбежит от нас в пути, ускользнет, как опоссум[9], чтобы несколькими часами позже напасть на нас во главе новой шайки таких же головорезов. Ну нет, уж лучше судить его! Мертвые не вредят.
– Но по какому праву можем мы стать судьями этого человека?
– По какому праву? – воскликнул незнакомец с удивлением.
– По праву этих мест! Око за око, зуб за зуб! Дон Руис призадумался, а незнакомец украдкой поглядывал на него.
– Возможно, вы и правы, – заговорил наконец дон Руис. – Этот человек – преступник, коварный убийца, руки которого по локоть в крови. Попадись ему снова моя сестра и я, он бы, конечно, не задумался заколоть нас своим мачете или всадить каждому из нас по пуле в лоб.
– Значит?.. – спросил незнакомец.
– А ничего не значит! – пылко воскликнул дон Руис. – Даже наша полная уверенность в преступности этого человека не дает нам права судить его. К тому же и сестра моя цела и невредима.
– И вы полагаете…
– …что, раз мы лишены возможности передать этого человека в руки правосудия, нам следует отпустить его на все четыре стороны.
– Надеюсь, вы хорошо взвесили все последствия такого решения?
– Это решение подсказано мне моей совестью. – Будь по-вашему, – сказал незнакомец и обратился к разбойнику, который в течение всего разговора не проронил ни слова, хотя его глаза беспокойно перебегали от одного собеседника к другому. – Встань! – сказал незнакомец. Бандит встал.
– Посмотри-ка на меня, – продолжал незнакомец. – Узнаешь?
– Нет. Незнакомец выхватил из костра пылающую головню, поднес ее к своему лицу и повелительно произнес:
– Смотри хорошо, Кидд!
– Твердая Рука! – невольно отшатнувшись, глухим голосом воскликнул бандит.
– Наконец-то узнал меня! – с язвительной усмешкой произнес незнакомец.
– Что прикажете. Твердая Рука?
– Ничего. Ты слышал наш разговор?
– До единого слова.
– Что ты об этом думаешь? Разбойник молчал.
– Говори, не стесняйся. Я разрешаю. Разбойник продолжал хранить молчание.
– Ты будешь, наконец, говорить? Приказываю тебе, слышишь?
– Что же, – неверным голосом заговорил разбойник, – я думаю так: раз уж враг попался, надо убить его.
– Это, действительно, твое мнение?
– Да!
– Что вы теперь скажете, дон Руис? – спросил Твердая Рука.
– Скажу, что не могу и не должен мстить своему бывшему противнику. О, конечно, в бою, обороняясь от нападения, я бы ничуть не постеснялся прикончить его. Но сейчас он безоружный пленник, и не моя рука должна покарать его.
– …что, раз мы лишены возможности передать этого человека в руки правосудия, нам следует отпустить его на все четыре стороны.
– Надеюсь, вы хорошо взвесили все последствия такого решения?
– Это решение подсказано мне моей совестью.
– Будь по-вашему, – сказал незнакомец и обратился к разбойнику, который в течение всего разговора не проронил ни слова, хотя его глаза беспокойно перебегали от одного собеседника к другому. – Встань! – сказал незнакомец. Бандит встал.
– Посмотри-ка на меня, – продолжал незнакомец. – Узнаешь?
– Нет.
Незнакомец выхватил из костра пылающую головню, поднес ее к своему лицу и повелительно произнес:
– Смотри хорошо, Кидд!
– Твердая Рука! – невольно отшатнувшись, глухим голосом воскликнул бандит.
– Наконец-то узнал меня! – с язвительной усмешкой произнес незнакомец.
– Что прикажете, Твердая Рука?
– Ничего. Ты слышал наш разговор?
– До единого слова.
– Что ты об этом думаешь?
Разбойник молчал.
– Говори, не стесняйся. Я разрешаю.
Разбойник продолжал хранить молчание.
– Ты будешь, наконец, говорить? Приказываю тебе, слышишь?
– Что же, – неверным голосом заговорил разбойник, – я думаю так: раз уж враг попался, надо убить его.
– Это, действительно, твое мнение?
– Да!
– Что вы теперь скажете, дон Руис? – спросил Твердая Рука.
– Скажу, что не могу и не должен мстить своему бывшему противнику. О, конечно, в бою, обороняясь от нападения, я бы ничуть не постеснялся прикончить его. Но сейчас он безоружный пленник, и не моя рука должна покарать его. Сквозь маску суровости, которую Твердая Рука придал своему лицу, невольно вспыхнула радость, вызванная этими благородными чувствами, так безыскусно выраженными. Снова воцарилось молчание, в продолжение которого каждый из этих трех людей ушел в свои мысли. Наконец, Твердая Рука обратился к бандиту, который стоял в прежней позе невозмутимого и безучастного ко всему происходящему человека.
– Ступай. Ты свободен, – сказал Твердая Рука, освобождая бандита от пут. – Но помни, Кидд: этому кабальеро, но не мне, угодно было простить тебя. Я ничего не забыл. Ты меня знаешь. Берегись же снова очутиться на моем пути! В другой раз не отделаешься так легко от справедливого возмездия. А теперь ступай!
– Ладно, Твердая Рука, запомню, – ответил Кидд не без затаенной угрозы, прозвучавшей как прощальное приветствие тем, кто подарил ему жизнь.
И, нырнув в кусты, он бесследно исчез.