Впервые я увидела Яна на скейт-площадке у дома. Мне было почти двенадцать.
Я часто сидела неподалеку от площадки в тени старой яблони и с восхищением смотрела на ребят, выполнявших трюки, мечтала однажды попробовать так же. Но что-то меня останавливало. Может, это был страх? Не того, что я могу выглядеть глупо, а того, что это окажется совсем не моё, не про меня, что я вовсе не похожа на всех этих ребят. Это бы меня убило.
Я хорошо помню этот день, лучше, чем что-либо. Конец сентября, я вернулась со школы и прежде, чем подняться домой, скинула рюкзак на траву к другим рюкзакам (хотя бы это на каком-то особом внутреннем уровне делало меня частью скейт-парка), и села на свое любимое место.
Когда он впервые ступил на территорию скейт-парка, я больше не могла смотреть ни на кого другого. Высокий, стройный, именно что стройный, даже у бабушки не повернулся бы язык назвать его тощим, темноволосый. Он был одет легко, даже по нашим меркам, — в конце сентября редко встретишь кого-то в шортах. Значит, турист или приезжий, и значит, скоро уедет. Я видела этого парня впервые, но мне отчего-то уже тогда стало грустно, я уже не хотела, чтобы он уезжал.
Я зачарованно наблюдала за ним, надвинув кепку на лицо, чтобы не палиться так явно. И дело было не только в том, с какой легкостью он выполнял каждый трюк, а в том, с какой свободой он это делал. Ему было все равно, кто на него смотрит и чью очередь скатиться с пулы он занял. Тогда я еще не понимала, почему всех вокруг тянуло к нему.
И меня тоже. Но зато в тот день я поняла, что больше не могу отсиживаться в стороне. Во мне проснулась какая-то маниакальная идея — я хочу быть как он, я должна быть как он. Я заявила родителям, что не буду есть и спать, пока они не купят мне доску. На следующий же день мы с отцом пошли в спортивный магазин. Сначала купили наколенники, пластмассовый шлем и, наконец, подошли к отделу со скейтбордами. Это была любовь с первого взгляда — черный с красными колесиками и огоньками пламени на обратной стороне.
Всю ночь я не могла уснуть в ожидании утра. И в шесть, когда прозвенел мамин будильник на работу, я вскочила с кровати и, даже не подумав о завтраке, схватила доску и выбежала на лестничную площадку. И все же я боялась смешков и косых взглядов, поэтому, выйдя из подъезда, направилась в противоположную от парка сторону, обогнула дом и только тогда поставила скейт на дорогу.
В первый день я упала более двадцати раз, отбила себе копчик и, несмотря на наколенники, умудрилась поставить пару царапин на левой ноге. Неудивительно, что на ней. Левая отвечала за все порезы — здесь и от разбитой бутылки, и от эскалатора, и от палки, торчащей из земли. Правая же отвечала за переломы и вывихи. На следующее утро я снова встала по маминому будильнику и снова побежала с доской на улицу. Час я каталась, после быстро принимала душ, хватала собранный с вечера рюкзак и бежала в школу.
На третий день, немного осмелев, сняла неудобный шлем и наколенники и, оглянувшись по сторонам, спрятала их в траву. Именно стоя на доске я впервые заговорила с ним, а точнее — упав с нее и кубарем прокатившись по асфальту голыми коленями. В тот момент я думала не о том, что возможно у меня на всю жизнь останутся шрамы, а о том, как объяснить папе, почему защита все это время валялась под кустами у подъезда.
Он опустился передо мной на одно колено, налепил на рану пластырь (как в какой-то дораме, а я тогда уже посмотрела весь набор для начинающих: Цветочки после ягодок, Наследники, Потомки солнца…) и тихо сказал:
— Не ной.
С этим пластырем, не снимая, я ходила еще четыре дня, подклеивая его обычным ПВА и стараясь не мочить, когда ходила в душ. Мне даже было все равно, когда папа наругался за наколенники. Через четыре дня, когда пластырь не держал уже никакой клей, я положила его в спичечную коробочку и убрала в полку.
Он не уехал. Ни через день, ни через два. Спустя неделю он все так же был в скейт-парке. А потом выяснилось, что его зовут Ян, что он учится в седьмом классе и что теперь он будет жить за стенкой. Через несколько дней они пришли к нам на чай. Они — это родители Яна, тетя Галя и Роман Владиславович, и Мила, его младшая сестра, моя ровесница.
Наше знакомство с Милой в тот вечер стало началом чего-то большего, чем просто дружба. Мы были вместе всегда, каждую минуту свободного времени. Стали учиться в одном классе, сидеть за одной партой. До школы и со школы мы тоже всегда ходили нашим трио: Мила, Ян и я. А еще теперь на скейт-площадке я не чувствовала себя лишней. Ян учил меня кататься на доске, показывал трюки, а парни со двора даже начали со мной здороваться. Ну конечно, со мной ведь дружил Ян! А с Яном хотели дружить все остальные.
Он вообще довольно быстро обрёл популярность в нашей школе. Через два месяца он уже стал капитаном школьной команды по водному поло. А про двор и скейт-парк я вообще молчу — здесь его чуть ли не боготворили.
Мы вместе росли, вместе отмечали наши дни рождения, ездили в детские лагеря, гоняли на велосипедах на озеро. Мила и Ян стали для меня всем. Поэтому мне так больно сейчас вспоминать тот вечер. Вечер, когда я лишилась их обоих.
Мила сидит потухшая в моей комнате, так и не притронувшись к увесистому куску ее любимой Праги, оставшейся с папиного др. А это явный признак того, что подруга находится в состоянии полного отчаяния. Значит, время пускать в ход тяжелую артиллерию.
— Держи. — Достаю из кармана брошюру и протягиваю ей.
— Это что? — Мила берет брошюру и начинает крутить в руках. — Что за туса?
— Парни с гимназии устраивают, по случаю самого длинного дня в году.
— С гимназии? — тут же заинтересованно переспрашивает девушка. Улыбаюсь. В гимназии учится Макар. А Макар и есть та причина ее сегодняшнего уныния. Макару уже шестнадцать, с Милой они познакомились на одной из вписок Яна, и почему-то он ее зацепил. Только вот видимо у самого парня были другие интересы, вроде девчонок постарше из колледжа.
Пригласительные мне удалось выцепить вчера у тех же гимназистов, когда у Яна и Милы родители снова угнали на дачу. Услышав про то, что те опять, как и в прошлом году, решили снять коттедж на берегу реки, я сразу включилась в разговор.
Пригласительные мне давать не хотели, позорно указав на мой возраст, но потом махнули рукой — все равно они придут с Яном. Имя Яна вообще частенько выручало нас с Милой. Благодаря ему мы имели доступ ко многому из того, куда не пускали наших одноклассников.
Сама вечеринка на берегу намечалась только через пару недель, поэтому у нас было достаточно времени на то, чтобы тщательно все продумать. На последние накопленные в ТЦ беру легкий салатовый летний сарафан, к нему у меня уже дома лежат бежевые лодочки, купленные год назад на подаренные в Новый год бабушкой деньги. Мила останавливается на сиреневом платье со спущенными рукавами, красиво открывающими ее острые ключицы. А вечером с сумками заваливаемся к ней и, накрутив волосы широкими локонами и накрасившись, встаем перед зеркалом в гостиной, чтобы оценить полный образ.
— Неплохо, девчонки, неплохо. — на пороге появляется белобрысая голова Вадима, лучшего друга и сокомандника Яна. — Куда собрались?
— На "Побережье" — озвучиваю название предстоящей тусовки. Вадим понимающе кивает.
— Не место вам там, мелкие. — в комнату вслед за другом заходит Ян.
— Да брось. — отмахивается от него Мила и продолжает красить губы.
— Я серьезно. — говорит парень. — На "Побережье"даже не суйтесь.
— Ты перегибаешь. — обращаюсь к Яну.
— Он просто бесится, что сам все пропустит. — подает голос Мила.
— Ты не пойдешь? — удивленно спрашиваю у него, но Мила снова отвечает за него.
— Ему утром позвонила русичка и предложила поехать в лагерь для “одаренных” на несколько недель.
Вот это поворот. Это меняло многое. По крайней мере, это меняло мое отношение к безопасности этого мероприятия. Я настолько привыкла к тому, что, где бы мы ни оказались, Ян всегда был рядом, что не очень представляла, как это — быть где-то без него.