Тайм-аут.
С боем отвоеванный мешок с вещами Северуса лежит у меня в спальне и пугает моих коллег по общежитию. На всякий пожарный наложила на него Нетрогательные чары.
В свободное время разбираю. Там все его вещи, вся жизнь: от сломанных игрушек до тетрадей, мантий и учебников... Палочки нет. Перепродали на черном рынке уже, наверное.
А у меня тайм-аут.
Я не ожидала, что Северуса предадут все. Отречется даже родная мать... Заявления, по всем законам, должны подавать родители. Но если даже им плевать...
Я думала, что меня кто-то поддержит. Но чтобы ни дирекция, ни факультет, ни однокурсники, ни родственники — вообще никто?
В каком кошмарном мире мы живем. Убили человека, и он оказался никому не нужен. Кроме бывшей подружки...
Воевать одной против всех — есть смысл? Если все действительно против. Все за Мародеров. Это заранее проигрыш... Теперь понятно, почему староста Северуса так смеялся.
Мародеры явно воспряли духом.
Я их понимаю.
Ремус наконец-то вышел в свет из Больничного крыла.
Жизнь себе продолжается, делая вид, что всё прекрасно в лучшей из школ. Общая амнезия.
И снова я их понимаю: вспоминать неприятно... Удобнее забыть эту некрасивую историю. Все забыли, и я забыл...
Как сказала миссис Снейп: больше не желают об этом слышать. А желают наслаждаться жизнью.
Я разбираю вещи Северуса.
Большую часть я выбросила, тетради-учебники оставила. Мне нравится их читать...
Они все исписаны. Особенно учебники.
Все учебники, на каждой странице исчирканы замечаниями, дополнениями, предположениями...
Некоторые абзацы учебников нагло зачеркнуты и нахально переписаны от его руки: Северус считал, что знает, как лучше.
Помню, как мы с ним спорили, как меня раздражало его самодовольство. Учебник не прав! Прав он, Северус, великий и могучий, а учебник ошибается!
Он, видите ли, в свои тринадцать всё обдумал и нашел новый способ! Да кем он себя возомнил...
Теперь я все его ремарки читала внимательно. И странно, они меня больше не раздражали.
Теперь хотелось вчитываться, обдумывать... Понять... Зачем? Поспорить с ним? Уже не поспоришь, уже поздно...
Страницы учебников наполнялись теориями — и иногда их доказательствами; формулами, чертежами, схемами... Раньше я отмахивалась от него, мне теории и на уроках хватало, а теперь поражалась. Это был грандиозный труд. Северус дерзнул действительно совершить революцию, переписать заново все магические науки!
Не все — я преувеличиваю, конечно. Но Зельеварение, Защита от Темных Искусств, Заклинания и Травология переосмыслены мощно. Системно.
Я не специалист и не ученый, я всего лишь отличница, но мне все в один голос утверждали, что я очень способная и сильная ведьма. Значит, мое мнение чего-то стоит. А мое мнение было, когда я вчиталась во всё это: что он был гений.
Он не врал, когда ставил себя выше остальных учеников и выше авторов учебников, он не преувеличивал, Северус. Он действительно был гением. И у меня в руках лежало будущее магической науки.
Он писал не только замечания «по теме». У Северуса книги были вместо дневников, и в книгах он, как в дневниках, писал обо всём. Изливал душу... Особенно он любил Шекспира. Наверное, потому, что в книгах стихов больше места для записей, чем в прозе?
А теперь его душа была передо мной, и я ее читала.
Он писал о себе, о своей семье, о маглах, о Хогвартсе, о своем факультете и о занятиях. Он писал о Мародерах, директоре и Пожирателях смерти. Он писал о Волдеморте и обо мне.
О себе было для меня тяжелее всего читать. Но я не удержалась, слишком интересно...
Любопытство сгубило кошку.
Он любил меня.
Я не хотела этого замечать, я даже боялась этого. Старалась разорвать с ним отношения, чтобы избежать его постылой любви.
А теперь читаю, как он меня любил...
Не надо было лезть в чужую душу, конечно. Наверное, на меня это чтение слишком сильно подействовало.
Я заметила, что стала в разговорах цитировать фразы и идеи из «дневников» Северуса, что стала в собственных сочинениях брать мысли оттуда... Петунья заметила, что я пишу их и в письмах домой. Она даже потрудилась пересчитать, сколько раз в своих письмах я упоминала Северуса. Словно я только о нем и говорю. И ехидно вставила, что живой Снейп был мне даром не нужен, зато мертвый столько страстей пробудил! Прямо проснулись чувства!
Да — проснулись!
Я стала делать гадости.
Я приносила на уроки не свои учебники, а исчириканные пособия Северуса, и отвечала не по учебнику, а «по Снейпу». Я делала «по Снейпу» зелья и заклинания, писала по нему сочинения.
Так и выводила: «Северус Снейп утверждал, что...»
Учителя слушали поневоле и хвалили. Слагхорн заявил, что это поразительные рецепты. Флитвик попросил переписать ему несколько формул. Стебль сказала, что в первый раз слышит такую трактовку свойств листвухи обыкновенной и такой способ сбора ее сока. И это обязательно надо попробовать.
В том-то и дело: я пробовала, как открыл Северус, и результат всегда выходил необыкновенный.Учителя не могли этого не замечать.
Слагхорн даже попросил одолжить ему Северусов учебник, но я отказала. Я предложила подождать пока я скопирую оттуда рецепты, и с удовольствием отдам ему. Но оригинал с подлинными подписями Северуса я не дам никому.
Ни учителям, ни ученикам. А у меня ой как стали просить. В том числе за деньги.
Всякий раз, как я делала задания по Северусу и его теории одерживали очередную победу, я ликовала. Мстительно.
Да, я словно продвигала его, рекламировала. Открывала миру нового ученого.
Но я и мстила.
Я видела, как передергивает некоторых при упоминании его имени. Да и учителя сначала вздрагивали... А я абсолютно открыто и во весь голос заявляла, что «этот раствор я сделала по улучшенному рецепту Северуса Снейпа» или «Северус Снейп предложил добавить в формулу вот это». И учебники со знакомым почерком лежали раскрытыми, на видном месте.
Они хотели забыть Северуса? Я не дам его забыть. Я буду напоминать о нем каждый день!
Потому что я снова не понимаю.
Меня с детства учили, что гений — это достояние общества. Это сокровище. Это наше будущее. И его надо беречь и лелеять.
Его надо хранить бережнее, чем картины в музеях, чем бриллианты в сейфах. Потому что гений стоит дороже их всех.
В Хогвартсе был гений — и на него все плевали. Позволяли над ним издеваться. Не уберегли его — допустили, чтобы его убили...
Неужели здесь гений никому не нужен? Для чего тогда вообще пишут учебники, произносят громкие речи о будущем науки?
Северусу ставили хорошие отметки. Слагхорн и Вилкост — отличные. Северус очень хорошо учился, но чтобы его обожали, выделяли из всех? Меня и Ремуса, да и вообще Мародеров хвалили больше.
Неужели учителя просмотрели гения?
Неужели они не понимали, кто Северус такой?
Даже его враги признавали, что знает он втрое больше Мародеров. Что он знает больше всех в этой школе.
Но... ведь я тоже проморгала. Я видела, что он очень талантлив и до безумия увлечен наукой, что в этом смысл его жизни — но не делала вывода, что он гений. Это было слишком громкое слово.
Ну, странно же вот так взять и признать, что учишься рядом с гением... Живым гением... Когда про них в учебниках пишут, сразу всё понятно, но как-то увидеть гения живого!
В учебниках они описаны так, что совсем не похожи на обычных людей. Ну, на них же с самого начала повешена табличка «Это гений»— и кажется, что в реальности, раз нет этой таблички, то и не разобраться...
Я держу в руках хрестоматию. Отрывки из книги «Жизнь Голпаготта».
Голпаготт, великий зельевар и алхимик, автор основных законов современного зельеварения... Его
биограф пишет, что он, как и все гении, был очень тяжелым человеком.
У него был скверный характер, он был мизантроп. Кроме того, он был очень некрасив — горбат. Ведь Голпаготт родился двести лет назад, тогда еще не изобрели заклятие, исправляющее позвоночник.
Угрюмый горбун Голпаготт не имел друзей. Больше того, в детстве его все дразнили, смеялись над ним.
Смеялись и над его «безумными» теориями.
Когда Голпаготт впервые высказал идею своего Закона Противоядий, а высказал он ее еще в школе, весь класс хохотал над ним. И учитель. Голпаготт попытался доказать свою правоту, но тогда он недоформулировал Закон — недооткрыл его. То, что он посчитал противоядием, на самом деле было недоварено и не имело важного ингредиента. Зелье взорвалось, и Голпаготта наказали. Его заставили весь день ходить с табличкой на груди «Я вообразил себя великим алхимиком».
Голпаготт никогда не женился. Горбуна не любили девушки. Говорят, что он обиделся на них после личной драмы — он влюбился в девушку, но она выбрала здорового и красивого.
На этом я бросила книгу.
Да, когда написано в книгах, со стороны — как всё ясно!
И один к одному. Северус мог стать вторым Голпаготтом...
Но не суждено.
Почему гению для того, чтобы его признали, непременно нужно умереть?!
Пусть язвит Петунья, пусть слизеринский староста всем заявляет, что я баламучу школу, потому что по уши влюблена в Снейпа... Пусть говорят любые глупости.
Я-то знаю, что это — простое и естественное преклонение перед гением. Я с детства так отношусь к гениям — меня так научили.
И да, я бешусь. Потому что гения мы проворонили так глупо и нелепо, этого не должно было случиться. Макгонагалл права: эту трагедию можно было остановить.
Можно было остановить Мародеров, многие предупреждали, что они в своих шуточках уже перешли границы. Я сама предупреждала. Сто раз. Но меня не слушали. Школьное руководство предпочло закрыть глаза на их шалости и не пыталось серьезно влиять на них — ни разу. Хотя то, что они творили, давно уже было не шуткой.
И если бы Дамблдор или Макгонагалл взялись за Мародеров серьезно... Их можно было остановить — ради них самих, в конце концов. Ведь они у нас на глазах скатывались в пропасть. И вот, докатились до убийства...
Неужели и теперь дирекция будет утверждать, что они невинно шутят?
Они с самого начала издевались над Снейпом — и издевались серьезно. Но никто им не мешал. И они дошли до последней точки — до его смерти. И в том, что дошло до такого, руководство виновато не меньше их.
В том же месяце я получила два неожиданных письма.
Мне снова написали с просьбой продать дневники Северуса — за любые деньги. За бешеные деньги. Вообще за любые поставленные мною условия.
Автор письма, не стесняясь, называл Снейпа гением — и мне было это приятно. Хоть кто-то по достоинству оценил Северуса...
«Кем-то» был ... Волдеморт.
Я сожгла его письмо, уничтожила пепел и потом долго мыла руки.
Второе письмо пришло через две недели после первого.
«Эйлин Снейп — Лили Эванс
Я, видимо, не дождусь от вас извинений за ваше безобразное вторжение в мой дом?
Но ладно... Я считаю должным известить вас, что вчера написала жалобу начальнику аврората, судебной коллегии Визенгамота и начальнику отдела правопорядка Министерства магии.
Вчера вечером ко мне приезжали следователи, сняли показания и забрали тело моего сына на экспертизу.
Надеюсь, что теперь вы довольны?
Э.С. »