Ты об этом еще пожалеешь...

Глава 7

— Сириуса увезли в Азкабан! Его арестовали прямо в кабинете Дамблдора и отправили! Он зашел, его ждали два аврора с ордером на арест, и взяли! А он еще пытался сопротивляться, он им здорово навесил... Они даже подкрепление вызывали! Сначала его хотели держать в изоляторе аврората, Дамблдор упросил, но когда он стал вокруг швыряться Ступефаями, авроры разъярились и махнули прямо в Азкабан! И еще понаписали ему: «сопротивление при аресте», «попытка бегства»... Его отвезли с шиком, как опасного преступника!

— Что? — тупо спросила я.

Плакса Миртл закивала так, что у нее чудом не отвалилась голова.

— Всё так и было! Мне десять портретов рассказали. Они все были свидетелями. Картинка маслом...

Правду рассказали портреты или нет, я не знаю, потому что руководство школы избрало обычную тактику молчания. Никто ни о чем не объявлял. Но ходили слухи...

И Сириуса действительно нигде не было.

И Мародеры были светло-зеленые, тихо забивались в угол класса и шушукались там, а Ремус загремел в Больничное крыло с тяжелым нервным приступом.

И Регулус Блэк снова ходил и трясся.

И слизеринцы смотрели на нас теперь совсем по-другому. В том числе — на меня.

Слагхорн, кажется, за сутки помолодел. У него резко выпрямилась осанка.

Тогда я поверила.

Я тут же написала миссис Снейп — и даже прибавила пышные извинения, которых она ждала.

Я писала, и у меня дрожали руки.

Я сделала это! Я дожала миссис Снейп, началось расследование, официально доказана версия убийства, а не несчастного случая, убийца арестован!

Я добилась этого, хотя в меня никто не верил.

А я знала, что этим кончится, что победа за мной! Справедливость должна победить, так и надо!Я всегда знала, что добро сильнее зла. И веселилась, как Фомы неверующие теперь смущенно прячут носы и мямлят.

Три дня спустя я зашла после уроков в гриффиндорскую гостиную и споткнулась на пороге.

У камина, среди толпы почитателей сидел Сириус Блэк — которому надлежало быть в Азкабане...

Остальные Мародеры без конца хлопали и обнимали его. Чествовали, как воскресшего из мертвых.

Джим Поттер не поленился даже притащить в гостиную бутылку огневиски и бокалы, чтобы отпраздновать освобождение.

Блэк сидел, качался на кресле и травил байки о том, как он сидел в Азкабане...

Его освободили под личное поручительство Дамблдора.

Дамблдор убедил Визенгамот, что Сириус глубоко раскаивается, осознал свою вину и хочет исправиться.

Ходили слухи, что за убеждение всей коллегии Визенгамота, министра магии и начальника аврората Блэки отвалили целое состояние.

Сириус заметил меня и отсалютовал мне бокалом.

...На следующий день Ремуса выписали.

Мародеры ходят обнявшись, держатся вместе; всё еще принимают поздравления по поводу успешного освобождения из Азкабана. Одна поклонница квиддича понадеялась, что так же скоро их вернут в команду, без Джеймса квиддич уже не тот...

На меня они не смотрят. Вообще игнорируют. Как пустое место. Иногда, конечно, я ловлю взгляд... Как будто только ожидание крупных неприятностей сдерживает их от того, чтобы поднять палочку и выжечь у меня на лбу каленым железом клеймо «Предательница». Вечное. Несмываемое.

Но мне кажется, что у меня и так на лбу клеймо... Что надо мной смеется вся школа.

Что за моей спиной показывают пальцы.

Что я выставила себя Главной Идиоткой Хогвартса...

Нет, я не сдамся так быстро.

Я продолжаю на уроках учебу «по Снейпу».

И на третий день, когда на зельеварении я читаю вслух улучшенный Снейпом рецепт зелья, Сириус вдруг громко заявляет, слышно на весь класс:

— Эванс, ну может, хватит про Снейпа? Надоело.

Я даже не успеваю ответить. Потому что за Сириусом слышится нестройный одобрительный хор голосов.

После урока Мэри Макдональд, моя приятельница и одна из тех, кто поддержал Сириуса, честно скажет:

— Лили, мы всё понимаем и соболезнуем и всё такое, но Сириус прав. Правда, надоело уже. Каждый день одно и то же по сто раз, ну тошно слышать уже! Сил нет! Ты как заезженная пластинка. Ну мы все поняли, что Снейп гений и улучшил всё на свете, но если я еще раз услышу про него, я завою! Мы все молчали, но Сириус прав, ты нас достала. Кто-то должен был сказать.

Два дня спустя, вечером я объясняла задание по ЗОТИ однокурснику. И конечно, упомянула примечания Снейпа.

Сириус, который сидел рядом, громко хлопнул учебником об стол.

— Эванс, ну сколько можно? Ремус, ты же староста, скажи ей!

Ремус?

Ремус сидел, опустив голову. Он всегда опускал голову, когда я упоминала Снейпа. Он тяжело переживал эти упоминания, даже плакал иногда, и мне было его жаль. Я понимала, что ему слышать это слишком тяжело.

Наконец Ремус поднял глаза на меня и вздохнул.

И отвернулся.

— Лили, — сказал он в стену, — Лили, Сириус прав. Ребята жалуются... Ты всех достала. Хватит.

Утром меня вызвали в кабинет к Дамблдору.

Директор обнял меня и предложил чай с печеньем. Я отказалась.

— Лили, — начал директор, — я горжусь вами. Вы заставили меня устыдиться самого себя. Да, вы сделали это — упорно напоминая, в чем состояли мои ошибки и роковые упущения; вы не уставали доказывать это, несмотря на противление всех, и вы победили меня. Я задумался и понял, что вы правы. Вы совершили невозможное — но возможное, потому что справедливость должна восторжетсвовать, если в это упорно верить. Вы добились этого своей храбростью — ибо храбрость города берет! Я должен извиниться перед вами за всё, что вам пришлось перетерпеть. Я хотел даже подать в отставку...

Директор снял увлажнившиеся от слез очки.

— Вы заставили меня понять, что в смерти Северуса виноват я. Больше, чем Сириус, больше, чем Ремус, больше, чем кто-либо другой! Вы правильно настаивали: они еще дети, а я взрослый. Я отвечал за них, я разыгрывал роль мудрого и всеведущего директора, но на самом деле... Я взял на себя обязанности обеспечить безопасность каждому ученику школы и воспитать из моих подопечных достойных людей. Я взял на себя обязанность предвидеть, что значат те или иные происшествия для неокрепших юных характеров, и пресекать возможные неприятности. Я должен был предвидеть последствия всех школьных шалостей. Но вместо этого я проявил — старческое слабоумие... Я не уследил, увы, когда Сириус и его друзья превратились из простых шалунов в преступников, и я не проверил, насколько Ремус соблюдает взятые на себя ограничения по технике безопасности. Я понял, что если бы я вовремя исправил вё это, трагедии бы не случилось. Северус погиб с моего попустительства — я так и заявил Визенгамоту. Это меня надо было сажать вместо Сириуса в Азкабан.

Но Визенгамот не принял моей отставки. Увидев, что я осознаю свою вину и желаю раскаяться, суд дал мне последний шанс. И мне, и Сириусу.

Суд отпустил нас с условием, что отныне я не спущу с Сириуса глаз и наставлю его на путь истинный. А если я увижу, что он неисправим, я первый верну его обратно в Азкабан.

Признаюсь, что я принял трудное решение. Но Сириус дал мне повод...

Когда его доставили в суд из Азкабана, я увидел, что эти три дня в тюрьме сильно изменили его. Он бахвалился и старался скрыть свое потрясение, но я видел, что он о многом подумал. И когда он сказал, что раскаивается и тоже просит дать ему шанс, я поверил ему.

Я напомнил суду, что Сириус — еще ребенок. Его легко исправить, если неустанно трудиться над этим — а теперь я буду бдить над ним днем и ночью! Я больше не допущу ошибок. Я совершил их, увы, слишком много...

Мы с профессором Макгонагалл уже обсудили курс исправительного воспитания для Сириуса. Я имею на него большое влияние, и отныне я буду заниматься с ним регулярно.

Я узнал также, что вчера Сириус позволил себе возмутительное поведение? Мы уже имели с ним долгую беседу, и сегодня за завтраком он решил публично извиниться.

Так же извиняюсь и я, потому что я, как его наставник, чувствую свою вину за его поведение.

— Спасибо, профессор, — сказала я.

Дамблдор протер очки и водрузил обратно на нос.

— Спасибо? Я чувствую большую потребность поблагодарить вас. За ваши труды и за терпение, с которым вы долгие годы старались перевоспитать этих юношей. Не стоит так сердиться на них... Юноши хорохорятся, огрызаются, когда их задевают... Это нормальное поведение в из возрасте. Но они чувствуют свою вину. Хотя готовы на всё, чтобы не показать этого. Смерть Северуса вызвала у них глубокое потрясение...

Ремус, пожалуй, переживает ее сильнее всех. Он пришел ко мне и попросил пересмотреть условия содержания его в полнолуние, он предлагал даже крайние меры — заключить себя в клетку или даже уйти из школы.

Мы вместе рассмотрели все условия и пришли к результату. Мы усилили меры безопасности так, что это устроило все стороны, и Ремус на этих условиях согласился остаться в школе...

(Я Ремуса прекрасно понимала. Я бы на его месте тоже заперлась в клетке в ближайшее полнолуние, задраив все двери и окна и облив вход в Гремучую Иву цементом.)

— Лили, — заключил директор, — вы замечательная девушка. Исключительно справедливая и разумная. И поэтому я прошу вас подумать.

Вы вправе продолжать требовать расследования — в этом случае Сириуса немедленно вернут в Азкабан, а Ремуса исключат из школы.

Или вы вправе положиться на мое слово и подождать, поверить в право Сириуса и Ремуса на исправление.

Сейчас их судьба в ваших руках. Вам решать, дать им шанс на исправление или нет.

Но я молю вас обдумать это всесторонне. Я повторю вам то, что изложил Визенгамоту: они еще дети. У них вся жизнь впереди — или, если вы откажете, больше жизни у них не будет.

Они хотят осознать свои ошибки, они сами готовы на всё, чтобы ужасное происшествие вроде истории Северуса не повторилось. Они очень молоды и могут исправиться.

Сириусу грозит десять лет Азкабана. В его возрасте это печать на всю жизнь, он будет потерян для общества.

Ремусу грозит резервация. Пожизненная.

Решайте.

Я понимаю, что вам тяжело — тяжело как другу Северуса Снейпа. Но Северус мертв, а Ремус и Сириус еще живы. Северусу уже ничем не поможешь. А их еще можно спасти.

И на этой оптимистической ноте директор отпустил меня.

Я расплакалась.

Не могу больше.

«Северусу уже ничем не помочь» — почему же, господин директор? Мертвым можно помочь. Можно восстановить справедливость, чтобы они спали спокойно.

Но он же прав, что я ломаю жизнь Ремусу — а Ремус ни в чем не виноват. По моей милости Ремус получит пожизненное заключение. И Сириус потеряет последний шанс на исправление — а директор прав, кто я, чтобы лишать его последнего права?

И мне надо выбрать — между мертвым и живыми. Между одним другом и другими друзьями.

Сил моих больше нет!

Почему я?! Почему всегда я?!

За что мне всё это?

Я не могу выбрать. Я не мудрец, не судья, не министр. Я просто пятнадцатилетняя школьница. И на меня всё это свалилось — а мне не найти решения. Это тупик. Я не знаю, что мне решить!

Если бы я была не одна, если бы не только Сириуса, но и меня кто-то поддержал...

Я не знаю. Дамблдор прав — надо подождать. Надо дать Мародерам время на исправление, а мне — на передышку.

...Я хочу верить, что Мародеры исправляются. Прошло почти три месяца, и пока они ведут себя образцово. Почему раньше так не было!..

Я видела, как Дамблдор и Макгонагалл нервничали, когда близилось первое полнолуние. Оно прошло прекрасно, и следующее за ним — тоже, и наконец-то все успокоились.

А я, наверное, стала уже маньячкой. Я услышала пару намеков... В общем, я хочу сама погулять по Хогвартсу в следующее полнолуние.

Моя прогулка начинается в час ночи.

Начинается прекрасно: выходя из Хогвартса, я слышу подозрительный шум в подземельях.

Днем бы его не заметили, но ночью в замке настолько тихо, что мышь бесшумно не пробежит.

Я спускаюсь на источник шума и застаю картинку маслом: Мальсибера, Эйвери, Крауча и всю их компанию, абсолютно невменяемых на вид, с палочками наперевес по очереди пуляющих заклятия в Мэри Макдональд.

Мэри уже почти без сознания.

Мэри — грязнокровка. Она курсом младше меня с Гриффиндора.

Когда под моим руководством Мэри уже доставили в Больничное крыло, Помфри уже кончила орать и Слагхорн уже загрузил своих подопечных качественной отработкой, мы вместе выходим из Больничного крыла. Все вместе — просто так получилось.

Меня потрясает, что они не раскаиваются. Ухмыляются. Принимают отработку и внушение как должное и — готовы продолжать. Это у них на лицах написано. Непробиваемые.

— Сто баллов со Слизерина, — говорю я. Слагхорн и Помфри тоже сняли порядочно, но в таких случаях мало не бывает.

Крауч ухмыляется мне в ответ:

— Как страшно...

— А почему тебе не страшно? В Азкабан захотел?

— Так вытащат же, — парирует он, и все гогочут. — Максимум через три дня.

Мне нечего ответить.

Я отделяюсь от их стройной компании и иду своим путем, а Мальсибер кричит мне вслед:

— Не делай возмущенную рожу, Эванс, словно хуже ничего не видела! Мы-то еще держимся в рамках, нам бы в голову не пришло затравить кого-нибудь оборотнем! Да мы перед вами, гриффиндорцами, просто невинные овечки!

— Невинность доказывай в Азкабане! — огрызаюсь я.

Крауч хохочет:

— Меня посадят, детка, не раньше, чем посадят вашего Блэка. А это случится после дождичка в четверг!

— Кстати, когда увидишь Блэка, передай ему респект от Темного Лорда! — орет Эйвери. — Классную идею он подал, чтобы врагов запирали в клетку к оборотню в полнолуние! Лорду очень понравилось! Теперь он хочет испробовать!

Я молча отхожу.

«Когда увидишь Блэка»...

Я надеюсь увидеть его не раньше завтрашнего утра.

И я подхожу к Гремучей Иве ровно вовремя, чтобы увидеть его через пять минут.

Я еле успеваю спрятаться за куст и наложить чары Ненаходимости.

У меня на глазах дупло в Гремучей Иве раскрывается, и оттуда выпрыгивают друг за другом большой пес, волк, олень и крыса.

Волк останавливается и принюхивается — я замираю с палочкой наготове. У оборотней невероятно чуткий нюх. Да и прочие животные поводят носами, чувствуя присутствие человека...

Я не хочу разделить судьбу Северуса! Я бесшумно усиливаю чары насколько могу. А могу я многое — говорят, что я очень сильная ведьма. А в минуты опасности моя магия возрастает колоссально.Оборотень перестает принюхиваться и просто воет на луну.

Затем вся компания рысью бежит по дороге к Запретному лесу.

Минутой спустя я слышу громкое пьяное пение, и мимо проходит Хагрид с фонарем. Они с оборотнем чуть не столкнулись. Хорошо еще, что Хагрид умеет себя защитить...

«Мы усилили меры безопасности»! «Теперь Ремус будет соблюдать их неукоснительно»! «Они раскаиваются»! «Они осознали свою вину»! «Они готовы на всё, чтобы ужасное происшествие вроде истории Северуса не повторилось»...

В голове стучит: они не остановились. Они не остановились. Они продолжают делать, как и раньше.

Когда я возвращаюсь к Хогвартсу, у меня готов план.