Ты, только ты

Глава 21

Дэн нагишом расхаживал по спальне, держа в руке полупустую бутылку пива. Фэб лежала в постели, глядя, как двигаются рубцы шрамов, покрывавших его тело.

Ей редко случалось видеть его таким серьезным, и неприятное воспоминание о том, что произошло в номере отеля в Портленде, мгновенно вернулось к ней.

Он подошел к кровати, сел на край, глядя на нее сверху.

— Боюсь, что мы оба забылись сегодня. Я ничего не использовал.

Она непонимающе посмотрела на него.

— Я не знаю, как это произошло. Я никогда не был так неосторожен, даже во времена туманной юности.

Сообразив, что он имеет в виду, Фэб испытала чувство легкого раздражения, смешанного с разочарованием. Он боится, что она может забеременеть.

— Тебе не стоит волноваться. Я пью таблетки. Он никогда не узнает, что она стала принимать их сразу после той ночи в самолете в ожидании его «сейчас».

— У нас на дворе девяностые годы. Я беспокоюсь кое о чем другом. Последнее время я был близок только с Вэлери, и мой контракт со «Звездами» предусматривает регулярные осмотры. Я знаю, что я здоров, — он посмотрел ей прямо в глаза, — но я не знаю того же о тебе.

Фэб пристально посмотрела на него.

— Ты ведешь бурный образ жизни, — спокойно объяснил он. — Я не осуждаю, я просто хочу знать, насколько ты была осторожна и сколько прошло времени с тех пор, как ты делала анализ крови.

До нее наконец дошел истинный смысл его волнений. Как объяснить этому практичному человеку, что СПИД не был серьезной угрозой в те времена, когда она имела последний контакт с мужчиной? Приподнявшись, она оперлась на локоть.

— Ты умеешь придать человеку бодрости.

— Это не шутка.

— Да, ты прав.

Она спустила ноги с кровати, встала и танцующей походкой подошла к креслу, на котором валялась его рубашка. Она не хотела при нем надевать свое платье, но вести разговор нагишом тоже не могла.

— Я абсолютно здорова.

— Откуда ты знаешь это?

Она продела руки в рукава рубашки.

— Знаю, и все.

— Боюсь, что этого недостаточно.

— Тебе не о чем беспокоиться. Положись на мои слова. Пуговиц на рубашке не было, поэтому она дважды обернула вокруг себя кушак от его смокинга и завязала концы.

— Ты даже не смотришь на меня. Ты что-то скрываешь?

— Нет, — солгала она.

— Тогда сядь, чтобы мы могли поговорить начистоту.

— Мне больше нечего сказать. Может быть, ты лучше отвезешь меня домой? Он встал.

— Нет, пока мы всего не выясним. Ты пугаешь меня. Судя по его голосу, он не был напуган. В его голосе слышался гнев. Она надела туфли.

— Мой последний осмотр дал прекрасные результаты.

— Когда это было?

— Весной.

— Сколько мужчин было у тебя с тех пор?

Вопрос был справедливым, но в ней зашевелилась обида.

— Много! Всем известно, что я сплю с каждым, кто попросит!

В два прыжка он оказался рядом с ней.

— Проклятие, прекрати! Сколько?

— Тебе нужны имена и адреса? — Она сжала губы, стараясь выглядеть сильной и жесткой.

— Сначала назови мне количество. Она ощутила жжение в глазах.

— Тебе придется все же поверить мне. Я сказала, что у тебя нет причин для беспокойства. Интимная сторона моей жизни тебя не касается.

— В данный момент очень даже касается. — Он схватил ее за руку — не больно, но давая понять, что она не сможет вырваться. — Сколько?

— Не смей так со мной обращаться!

— Сколько, черт побери?

— Никого не было! Только ты.

— Та-ак, — протянул он.

Его скептицизм переполнил чашу терпения Фэб, и слезы обиды покатились по ее щекам.

— Можешь не верить, если не хочешь! — Она рванулась к двери. Он перехватил ее крепкой рукой игрока и повернул так, что она, оказалась прижатой к его груди.

— Не плачь. Пожалуйста, не плачь. Не стоит из-за таких пустяков. Просто скажи мне правду.

— Никого у меня не было в течение долгого времени, — устало произнесла она. — Очень долгого времени.

Он отстранился, чтобы взглянуть на нее, и она увидела, что гнев в его глазах уступил место замешательству.

— Ты говоришь мне правду, Фэб? Правду, и ничего, кроме правды?

Она кивнула.

Он взъерошил свои волосы и помотал головой:

— Я отказываюсь понимать тебя.

— Я знаю это, — прошептала она.

Дэн упал в кресло и потянул ее к себе. Она уступила, опустившись ему на колени.

— Что нам с этим теперь делать? Ты выворачиваешь меня наизнанку с первого дня нашей встречи. — Он прижал ее голову к своей груди. — Ты сказала, что это было давно, значит, мы говорим об отрезке времени большем, чем, скажем, год?

.Она кивнула.

— Большем, чем два года?

Она снова кивнула, — Гораздо большем?

Опять кивок.

— У меня, похоже, в глазах темнеет. — Он погладил ее по волосам. — Ты действительно очень любила Флореса, верно?

— Больше, чем кого-либо.

«До последнего времени», — прибавила она про себя.

— И ты пытаешься втолковать мне, что с тех пор в твоей жизни никого не было? Фэб, он, должно быть, умер шесть или семь лет назад?

Ей придется сделать это. У них не будет никакой надежды на совместное будущее, если она не найдет в себе мужества рассказать ему всю правду и дать ему увидеть ее такой, какая она есть на самом деле, со всеми ее заморочками и прочим. Но такая степень откровенности до смерти пугала ее.

Он не сделал попытки удержать ее, когда она поднялась с его колен и подошла к кровати. Она села так, чтобы видеть его и чтобы он мог видеть ее лицо, колени ее были сведены, а руки вцепились в полы рубашки.

— Артуро был голубым, Дэн. Он не был моим любовником. Во всех отношениях он был мне отцом.

Она никогда еще не видела его таким ошеломленным.

— Тогда я вообще ничего не понимаю.

После долгих лет жизни в защитной скорлупе открыться другому человеческому существу было невероятно трудно, и она никогда бы не сделала этого, но она любила его и не могла больше жить в мрачных тенях прошлого. Собрав всю свою отвагу, в бессвязных выражениях она рассказала ему об изнасиловании и продолжала говорить до тех пор, пока не увидела огоньки сочувствия в его глазах и вспышки ярости на его лице. Когда она осознала, что ей поверили, слова потекли свободнее. Она рассказала ему об ужасных месяцах жизни в Париже и о том, как она переспала со множеством мужчин, но он не выказал осуждения — лишь выражение сострадания разгладило суровые черты его лица, и это вызывало в ее душе страстное желание броситься ему в объятия. Но она осталась на месте; почти заикаясь, она пыталась описать, какое оцепенение чувствовала все эти годы и как невозможно для нее было иметь интимные отношения с кем бы то ни было.

Когда Фэб закончила, воцарилось молчание, и она в страхе ждала, как он свыкнется с мыслью, что является тем единственным мужчиной, которого она избрала, чтобы положить конец многолетнему воздержанию. Он не связан с ней никакими обязательствами, тогда как она без обиняков давала ему понять, что он значит для нее. Никогда еще она так не рисковала.

Фэб, подобравшись, сидела на краешке кровати и смотрела, как он поднимается с кресла. Когда он подошел к ней, она почувствовала в нем неостывшую ярость, проявлявшуюся в нервном подергивании щеки, но в то же время глаза его были полны сострадания, и она поняла, что его гнев направлен не на нее.

Он обнял ее, и, пока говорил, голос его прерывался спазмами:

— Прости, Фэб. Я очень, очень сожалею. Уронив голову, он принялся целовать ее; прикосновение его губ несло ей исцеляющее тепло.

Было почти три часа утра, когда он отвез ее домой. Она вновь надела свое «стратегическое» платье, натянула его свитер и закуталась от декабрьского холода в пальто. После недавней эмоциональной встряски она чувствовала в себе полное умиротворение, и он тоже, похоже, расслабился.

— Ты завтра будешь усталым, — произнесла она, прижавшись к его руке.

— Я не нуждаюсь в длительном сне. Даже будучи совсем маленьким, я выбирался из кроватки и шнырял повсюду.

— Ну ты и плут!

— Я был упрямым малым. Мать стегала меня прутом всякий раз, когда замечала мою отлучку, но, сколько она меня ни лупила, я все равно продолжал в том же духе.

Тон его был спокоен, но она приподняла голову.

— Твоя мать била тебя? Мускул на его щеке дрогнул.

— Мои родители не придерживались современной методики воспитания детей. Они были выходцами из лесной глуши, фактически подростками, рано вступившими в брак. И оба в одинаковой степени негодовали от того, что были обременены ребенком.

— Прости.

— Не переживай, Фэб. Все это уже в далеком прошлом. Когда я подрос, стало получше. Мой отец очень заважничал, когда я начал гонять мяч.

Что может ребенок испытывать к отцу, которому требуется табло для дозировки родительской любви?

— А твоя мать?

— Она была алкоголичкой. В моменты просветления она гордилась мной тоже. Оба они погибли в автокатастрофе в первый год моего обучения в колледже.

Она понимала, чего ему стоила его откровенность, и молчала, чтобы не мешать ему выговориться.

— Если хочешь знать правду, у меня было такое чувство, словно я потерял их задолго до этого. А потом мой родитель явился передо мной в ином облике. Пару месяцев назад один человек преследовал меня. — Он рассказал ей о Рэе Хардести, игроке «Звезд», который был исключен из команды, и о неожиданной встрече с его отцом. — С тех пор я не видел его и пришел к выводу, что он одумался. Но глаза его напомнили мне взгляд моего папаши. И я понял, что Хардести-старший жил, паразитируя на славе сына. Он не убивался о Рэе, он убивался о себе. Какая тоска!

Она вздрогнула при мысли, что кто-то может тайно преследовать Дэна.

Его голос стал хриплым:

— Вот почему… Это трудно объяснить, но семья для меня — очень важное дело. Настоящая семья — с любящими детьми и заботливыми родителями.

— Почему же в таком случае твой брак распался?

— Вэл никогда не хотела иметь детей. Я не виню ее, что все так кончилось, понимаешь? Это была скорее моя вина, нежели ее. Мне следовало бы объявить о моих жизненных ориентирах до того, как я женился на ней. Она всегда утверждала, что я неудачник и завидую ее блестящей карьере, но это совсем не так. Вэл предана своей работе, и это одна из черт, которые восхищают меня в ней. Правда, я хотел, чтобы она в равной степени уделяла внимание и семье, но этого не случилось. Расставшись с ней, я больше не могу позволить себе подобной ошибки. Я не желаю, чтобы мои малыши росли с такой матерью, которая была у меня. Я не хочу быть таким отцом, который заставляет ребенка чувствовать себя так, словно ему необходимо забить гол для того, чтобы заслужить родительское расположение.

Он умолк, свернув на подъездную дорожку, а она пыталась понять, что крылось за его монологом. То ли он поделился своим прошлым с ней потому, что она рассказала ему о своем, или за его словами стояло еще что-то? Близость между ними была еще слишком хрупкой, чтобы она могла впрямую спросить его об этом.

Он обошел вокруг машины, чтобы помочь ей выйти. Когда они подошли к шале, он поцеловал ее висок, затем — в губы. Прошли минуты, прежде чем они оторвались друг от друга.

— Я буду скучать по тебе.

— Мы видимся каждый день.

— Знаю, но это не то же самое. — Он отвел с ее щеки локон. — Я буду страшно занят остаток недели подготовкой к игре против «Банкнот», поэтому ничего себе не выдумывай, если я не смогу заехать сюда.

Она улыбнулась:

— Не буду.

— Держи свой нос кверху всю неделю, слышишь? — Он погладил ее по волосам и посмотрел на нее с такой нежностью, что по всему ее телу пробежал сладкий трепет. — Дорогая, я понимаю, как много надежд связано для тебя с этой субботой. Мы постараемся сделать все, на что способны.

— Я знаю это.

На какой-то миг она подумала, что он собирается сказать ей еще что-то. Однако он только стиснул ей руку, опять крепко поцеловал и подошел к машине.

— Дэн? — Когда он вернулся, она понизила голос до ласкового шепота:

— Врежь как следует за меня по какой-нибудь буффальской заднице, обещаешь?

Его ответ прошелестел так же нежно, как ветерок Алабамы:

— Непременно, хозяйка, мэм…

Даже несмотря на то что темп работы в оставшуюся часть недели был невероятно изнурительным, Фэб прошла через эти дни, словно танцуя. Она несколько раз ловила себя на том, что смеется без причины и флиртует с каждым встречным независимо от его пола и возраста. Она плавно провела интервью с прессой и даже сумела быть вежливой с Ридом, когда он позвонил, чтобы пожелать удачи, что скорее означало пожелание провала, поскольку он больше не мог скрывать своего расстройства по поводу затянувшегося самовластия Фэб.

Чем больше она раздумывала об откровениях Дэна, тем больше ей хотелось верить, что он говорил это для того, чтобы выяснить, что она думает по волнующему его вопросу. Его откровенность позволила ей возродить свои давние мечтания, которые много лет содержались под замком и уже считались несбыточными — простые, но труднодостижимые мечты о любящем и любимом муже и о доме, полном детей, которые никогда не узнают, что значит расти нелюбимыми.

Несколько раз она и Дэн встречались в холле комплекса и она при каждой встрече явственно ощущала, как между ними проскакивает искорка. И все же ее возросшее чувство к нему пугало ее. Она слишком долго жила во мраке. Возможен ли теперь выход на солнечный свет?

К концу первой четверти матча «Звезды» — «Банкноты» счет не был открыт, и Фэб, покинув поле, направилась в смотровую ложу. Она была взвинчена до предела и хотела лишь одного — сбежать куда-нибудь в глухой угол, включить видик и с головой погрузиться в какой-нибудь старый фильм с Дорис Дэй в главной роли. Вместо того она взяла в баре стакан томатного сока и стала пристально наблюдать за экранами двух телевизоров, установленных в смотровой ложе компанией «Найк».

— Вы всегда жалуетесь, что вынуждены смотреть игру в обществе мужчин, поэтому я привел вам компаньонку.

Фэб повернулась и увидела Рона в обществе молодой женщины с рыжими кудрявыми волосами и миловидным, застенчивым лицом.

— Моя приятельница была помещена в соседнюю ложу, но сигаретный дым доставляет ей неудобство.

— Надеюсь, вы не будете возражать, — смущенно произнесла женщина. — От дыма я задыхаюсь, а Рон сказал, что вы не разрешаете здесь курить.

— Конечно, проходите, я буду только рада. Мелкие черты лица незнакомки были весьма привлекательны, а небольшой рост и осыпанный веснушками нос делали ее похожей на сказочного эльфа. Фэб пришла к выводу, что Рон определенно сделал шаг в лучшую сторону, ибо красотка из высшего света, с которой он встречался в последнее время, не нравилась ей.

Один из помощников ГМ, появившись в дверях ложи, сделал ему какой-то знак, и Рон, извинившись, оставил их.

— Я чувствую, что я некстати, — сказала молодая женщина.

— Ерунда. Я действительно рада компании. Возможно, вы развлечете меня. Я только что лихорадочно соображала, как мне пережить оставшееся время игры, чтобы не взорваться от ярости или не упасть в обморок. — Она протянула руку. — Меня зовут Фэб Сомервиль.

— Шэрон Андерсон, — представилась девушка, пожав руку Фэб.

— Позвольте мне угостить вас чем-нибудь освежающим. — Фэб повела ее к бару, где Шэрон спросила бокал «пепси».

— У нас сходные вкусы.

— У меня голова болит от алкоголя. Я считалась жуткой занудой в женской общине нашего колледжа.

Фэб рассмеялась. Она скучала по своим приятельницам, и ей понравилась эта молодая женщина, обладавшая редким даром самоиронии.

Началась вторая четверть игры, и, прихватив свои напитки, они направились к смотровому окну. Фэб бросила взгляд на Дэна, потом повернулась к телеэкрану, чтобы лучше рассмотреть, кому это там он машет рукой.

Она вздрогнула, когда «Банкноты» веером ринулись в атаку, обнаружив огромную дыру в линии защиты «Звезд». Они получили фору в пятнадцать ярдов, и даже Уэбстер ничего не мог с этим поделать. Фэб вполголоса выбранилась и улыбнулась Шэрон:

— Не думаю, что смогу выдержать еще три четверти часа. Хотелось бы, чтобы меня отправили в нокаут до того, как все это кончится.

— Должно быть, трудно наблюдать за игрой, когда у вас столько поставлено на карту.

— Я всегда ненавидела футбол. Но это было… — Она задохнулась от испуга и подскочила в своем кресле, когда «Банкноты» завершили пас на двадцать первый ярд. — Все! Я собираюсь пойти прогуляться, чтобы успокоить свои нервы. Шэрон поднялась.

— Я пойду с вами.

— Вам не стоит делать этого. Серьезно.

— Мне все равно. Если быть честной, я не принадлежу к числу футбольных фанов. Если, конечно, вы не хотите побыть одна.

— Я буду рада компании.

Покрытый ковром холл был пуст, но и сюда долетал гул бушующего стадиона.

Фэб, обхватив руками плечи, двинулась в дальний конец коридора. Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, она спросила:

— Как давно вы встречаетесь с Роном?

— О, мы совсем не встречаемся с ним. Мы познакомились только сегодня. Хотя он очень приятный парень.

— Самый лучший. К тому же он никогда не стремится подавить вас своим великолепием.

— Должна заметить, что приятно общаться с мужчиной, который даже в прямом смысле не возвышается над тобой. Я хорошо понимаю это: у меня слишком маленький рост. Впрочем, моя профессия лечит мой комплекс. На работе я чувствую себя великаном.

— А чем вы занимаетесь?

— Я воспитательница в детском саду.

— Вам нравится работать там?

— Я люблю свое дело. Но это не значит, что я хотела бы заниматься этим до конца своих дней. Дети очаровательны, но утомляют.

Они дошли до лестничной клетки. Как ни хотелось Фэб отвлечься от того, что происходит на поле, ей все же не стоило заходить в этом слишком далеко, поэтому она повернула обратно, и женщины направились к смотровой ложе.

— Моя сестра Молли нянчит двух соседских малышей. Иногда она приводит их к нам, когда они начинают выламываться и она не может одна управиться с ними. Это, конечно, маленькие разбойники, но мне нравится играть с ними.

Шэрон серьезно посмотрела на нее:

— Вы не выглядите как… — Запнувшись, она опустила в смущении глаза.

— Я не выгляжу женщиной, которой могут нравиться дети?

— Прошу извинить. Это прозвучало как оскорбление, а я не намеревалась этого делать. Вы просто такая… эффектная, и у вас так много других забот.

— Благодарю, но вы не первая, кто так думает обо мне. Даже очень близкие мне люди не очень-то уверены в моих материнских способностях.

Она закусила губу, все тревоги, связанные с Дэном, опять всколыхнулись в ее душе.

— Что-нибудь не так?

Коллективный стон вылетел из ближайшей смотровой ложи, которую заполняли болельщики «Звезд», и Фэб ускорила шаги.

— Дети очень много значат для человека, с которым у меня завязались определенные отношения. Для меня они тоже много значат, но он об этом еще не знает. — Фэб грустно улыбнулась. — Боюсь, ему легче представить меня выпрыгивающей из торта на холостяцкой вечеринке, чем в роли матери его детей. Поскольку о женитьбе он не заговаривал, я не представляю, как ему сказать, что у нас общие взгляды на семейную жизнь.

— Поверьте, я очень понимаю вас, у меня тоже имеется кое-какой опыт.

— Вы с кем-то встречаетесь?

— Да. — Девушка внезапно смутилась, и Фэб подбадривающе улыбнулась ей. Шэрон вздохнула. — Это странные отношения. Всю свою жизнь я привлекала внимание очень заурядных парней — братьев моих приятельниц — спокойных, милых людей, не слишком возбудимых, всегда уравновешенных. А затем этот греческий бог вошел в мою жизнь ниоткуда, словно свалился с небес. Такого типа мужчины не смотрят на женщин вроде меня, они ищут покоряющих мир красавиц, подобных вам. Из наших не очень-то продолжительных разговоров я поняла, что он собирается завести семью, и совершенно уверена, что он сделает мне предложение в один из ближайших дней, но я до сих пор не могу понять, что он во мне видит.

— Возможно, то же, что и я, — очень приятную женщину, которая будет замечательной женой.

— Благодарю, Фэб. Хотелось бы в это поверить. Он сводит меня с ума. В наши дни и в наш век.

— Шэрон замялась. — В общем, если кто-то готов сделать кому-то предложение, разве не следует ожидать, что.. — Она покраснела и выпалила:

— Он обращается со мной, как с Девой Марией.

— Вы не спите вместе?

Шэрон взбила свои волосы и смущенно взглянула на нее:

— Я не могу поверить, что мы с вами так запросто говорим об этом. Я даже с сестрой своей не откровенничаю на эту тему, а уж мы, кажется, секретничаем с ней обо всем.

— Мы встретились в экстремальной ситуации. Как два незнакомца, сидящие рядом в обреченном на гибель самолете. — Еще один хор стонов вырвался из ближайшей смотровой ложи, и Фэб вздрогнула. — Ваши секреты останутся при мне, Шэрон. Сказать по правде, я вам немного завидую. По крайней мере у вас никогда не будет повода думать, что вы нужны ему только для секса.

— Думаю, вы правы. И потом, честно говоря, я не давала ему никаких авансов. Он самый стеснительный мужчина из всех, кого я знаю, и мне трудно расслабиться в его присутствии. Короче, все это сложно.

Фэб припомнила, что Шэрон сбежала из соседней ложи, которую заполняли многочисленные родственники и знакомые игроков «Звезд», и она не смогла удержаться от небольшого расследования.

— Я не слышала никаких сплетен, так что вы и ваш греческий бог, должно быть, держите свой роман в секрете.

— Местная пресса уже трепала его имя, муссируя его недавний развод, поэтому мы старались не появляться на людях вместе. Это первая игра, которую я посетила. В сущности, ходило больше слухов о вас двоих, чем о нас. Ваша дружба, как мне кажется, много значит для него.

Фэб высокомерно взглянула на нее, а потом внутри у нее все обмерло. Дикий взрыв ликования разразился в ближайшей ложе, но она не услышала его. Она не слышала ничего, кроме стука своего сердца.

Шэрон не заметила ее муки.

— Я совершенно уверена, что Дэн не рассказывал вам обо мне.

— Нет. Никогда. — Казалось, ее голос доносился откуда-то издалека.

— Он скрытный человек во многих отношениях. Я вовсе не склонна к самоуничижению… действительно не склонна, и все же теряюсь в догадках, что он находит во мне.

Фэб могла это понять. Шэрон Андерсон была милой, не хватающей звезд с неба девушкой, в которых, может быть, и не очень влюбляются, но на которых охотно женятся мужчины. Фэб же была сексуальной бомбой, с которой мужчина трахается и тут же забывает ее.

Еще один всплеск ликования донесся до них. Она не помнила, как вернулась обратно в ложу и как ей удалось, запинаясь, дать очередное интервью. К счастью, бурные восторженные возгласы сидевших в ложе превратились в сплошной рев и отсекли от Фэб репортеров. Игра завершилась громом оваций, она бросила взгляд на табло и механически отметила: со счетом 24:10 «Звезды» победили.

Комментатор матча строго глядел на нее из обоих фронтальных углов ложи.

— «Банкноты» начали терять свой движущий импульс (Сдохли! — отметила Фэб) во второй четверти игры и так и не сумели оправиться. «Звезды» преподнесли нам очередной сюрприз. (Воистину преподнесли.) Скорее всего «Банкноты» не ожидали, что столкнутся с такой талантливой и такой тренированной (Заткнись!!!) командой. Все мы помним с детства чудесную сказку о Золушке, где оборванная дурнушка превращается в обольстительную красавицу.

Нет никаких сомнений, что «Звезды» — команда — Золушка этого сезона, Владелица «Золушки» покинула бал с пустым сердцем и хрустальной туфелькой, разбитой на миллион кусков. Несколькими часами позже она стояла у окна своей спальни с опухшими глазами и жжением в груди, спрашивая себя, как обрести мужество, чтобы двигаться дальше. Она переживала предательство так глубоко и с такой душевной болью, что почти физически ощущала, как сердце ее рвется на части. Впервые в жизни она осмелилась предположить, что ей наконец улыбнулась любовь, и она действительно ей улыбнулась. Только улыбка ее оказалась прощальной.

Слез у нее больше не оставалось.

Я так любила тебя, Дэн. Почему тебе не захотелось полюбить меня?

Шэрон укладывала последний набор красок в шкаф, когда в класс вошел Дэн. Она смутилась и попыталась заправить торчащий конец рубашки в слаксы. Почему она всегда выглядит такой распустехой, особенно когда появляется он?

— Ты немного опоздал, Дэн. Дети уже час как ушли.

— Жаль, что я не смог выбраться пораньше.

— Я удивляюсь, что тебе вообще удалось вырваться. — Шэрон неловко возилась с рукавами рубашки, скатывая их вниз. — Когда вы уезжаете в Майами?

— Сегодня вечером. Первая тренировка назначена на среду, то есть на завтра.

— Еще одна победа, и вы выйдете на чемпионат АФК.

— Плохо только, что на пути к нему у нас встали «Дельфины». — Он сунул руки в карманы. — В пять тридцать я должен встретиться с репортерами. Почему бы нам не уехать отсюда и быстренько где-нибудь перекусить?

— Я не знала, что ты заедешь, и пообещала своей сестре пойти с ней за покупками. — Она заметила, что Дэн выглядит раздраженным. — Что-нибудь не так?

— Сестра может подождать.

— Я не уверена. И потом, я знаю, какое напряженное у тебя расписание. Ведь мы не виделись с прошлого воскресенья. Не стоит занимать твое время.

— Я бы предпочел поговорить с тобой в более располагающей обстановке. Детская комната не самое лучшее место для задушевных бесед.

По природе своей Шэрон не принадлежала к числу людей, отстаивающих свои права, особенно перед такими волевыми парнями, как он, но тут ей захотелось помериться силами со своей робостью. Пройдя к одному из маленьких столиков, она выдвинула детский стульчик и уселась.

— Все ушли, нас никто не прервет. Давай поговорим сейчас.

Она совсем не предполагала, что он решится опустить свое огромное тело на крошечное сиденье, но он проделал это легко и просто, и она невольно залюбовалась его точными, уверенными движениями. Даже просто глядя на него, она ощущала его полное и абсолютное превосходство над ней. Неужели она когда-нибудь будет чувствовать себя с ним комфортно?

Он взял ее руку в свои.

— Шэрон, ты лучше многих людей, которых я знаю. Сердце ее испуганно заколотилось. Она много недель ждала этого момента, но теперь, когда он наступил, вдруг осознала, что совсем к нему не готова.

— Как только я встретил тебя, я понял, что ты — воплощение всего, что меня восхищает в женщине. У тебя приятный характер и…

Он перечислял ее достоинства, но, вместо того чтобы чувствовать себя польщенной, она механически слушала его и хотела, чтобы он поскорее отпустил ее руку. Все в нем было слишком огромным для нее — его рост, его самоуверенность, его спортивная слава. Он был слишком красив, слишком силен, слишком богат. Почему бы ему не быть обыкновенным, как она сама?

Он погладил ее руку.

— Последнее время я много раздумывал о том, почему бы нам не начать строить совместные планы на жизнь. Подозреваю, что ты знала об этом…

Он собирается сделать предложение, и ей придется принять его, потому что только полная дура может отвергнуть такого мужчину, как он. Жизнь бросает ей золотое кольцо, так почету же она так хочет от него увернуться?

— …Вот почему для меня очень трудно сказать тебе, что я сделал ошибку. — Он внимательно рассматривал ее пальцы.

— Ошибку?

— Я вел тебя к чему-то, что мне казалось правильным, и лишь недавно понял, что это не так.

Она выпрямилась на своем детском стульчике и с трепетом в голосе спросила:

— Не так?

— Шэрон, я сожалею. Я долго размышлял о нас двоих в последние несколько дней…

— Да?

— Это моя вина. Я достаточно опытный человек, и мне следовало бы лучше знать себя, чтобы не делать подобных ошибок.

Она боялась, что испустит последний вздох, и мысленно поторапливала его.

— Такая особенная девушка, как ты, могла бы понять… насколько эти отношения были важны для меня… — И опять его голос угас.

— Дэн, ты бросаешь меня?

В его взгляде промелькнул ужас.

— Господи, нет! Ничего подобного. Мы остаемся друзьями. Это просто…

— Это так. Ты бросаешь меня. Его лицо осунулось.

— Я слишком давил на тебя, Шэрон… и на себя тоже. Я был очарован тобой, детишками и всем таким прочим. Конечно, мне следовало к этому времени четче определиться, чего я хочу от жизни. Мне жаль, что я протащил тебя за собой через этот терновник надежд и разочарований.

— Нет, нет, все нормально, Дэн! Я все понимаю. — Она с трудом подавила нервный смешок. — Я ведь уже некоторое время подозревала, Дэн, что мы не подходим друг другу, но я не знала, как заговорить об этом. Я рада, что ты пришел повидаться со мной, и я высоко ценю твою честность и прямоту. Большинство мужчин в такой ситуации не сделали бы ничего подобного. Они просто перестали бы звонить.

— Я не мог бы поступить так.

— Конечно, ты не мог бы. — Она все-таки не смогла удержаться, и радостная улыбка расплылась по ее лицу. Он повеселел:

— Неужели тебе не хочется заплакать или ударить меня, или сделать еще что-нибудь в этом роде?

Она никогда не могла понять его шуток, но эту поняла.

— Видишь ли, я в некотором роде испытываю огромное облегчение. В последние дни я чувствовала себя близкой к безумию. Ты — воплощение всего, о чем может мечтать женщина, и я знала, что мне следовало бы влюбиться в тебя.

— Но ты этого не сделала. Она покачала головой.

— Шэрон, я не могу поверить, я никак не ожидал, что наша беседа получится такой приятной. Знаешь, вчера один из моих друзей расспрашивал меня о тебе. Поначалу мне показалось, что это простое любопытство, ведь он знал, что это я пригласил тебя на матч. Но потом… потом я понял, что он хотел бы сам расспросить тебя о твоих впечатлениях от игры.

— Единственное, что я хорошо поняла в последнее время, так это то, что я чувствую себя неловко в обществе атлетов.

— Великолепно.

Она не могла понять, почему он улыбается.

Все еще усмехаясь, он поднялся с крохотного стульчика.

— Мой друг не очень-то великий спортсмен. Он иногда играет в баскетбол, но — только между нами — делает это абсолютно бездарно.

— Ну, не знаю… Кто это?

— Это Рон Мак-Дермит, наш главный менеджер.

— Рон?

— Возникнут ли у тебя проблемы, если я дам ему твой номер телефона?

— Проблемы? О нет. Нет, никаких проблем у меня не будет.

Она, должно быть, произнесла это слишком торопливо потому что Дэн вновь начал улыбаться. Наклонившись, ; он поцеловал ее в щеку.

— У меня такое чувство, что я еще увижу тебя.

Он все еще весело покачивал головой, когда шагал к своей машине. Его жизнь начиналась с новой страницы, и будущее казалось хрустально прозрачным. Теперь, когда все так отлично уладилось с Шэрон, он может сказать Фэб, как она дорога ему. Понимание этого давно зрело в его душе, но он был слишком ослеплен ее эротической внешностью и долгое время не мог разглядеть главного. Фэб! Милая, умная, храбрая и очень несчастная женщина. Перед его мысленным взором встала щемящая сердце картина. Он видел ее всю, как она сидит, сгорбившись на краешке его кровати, и срывающимся голосом рассказывает о своей жизни. Он вспомнил о том, что с ней сделал этот подонок, и ему вновь захотелось вскинуть голову и завыть. Она заставила его пережить вместе с ней ее боль, и он был бесконечно благодарен ей за это.

Когда он подошел к своей машине, часть его эйфории успела растаять. С раннего детства он усвоил одну истину: нельзя слишком любить кого-либо, и глубина чувства, которое он испытывал к Фэб, приводила его в трепет гораздо более сильный, чем ожидание неминуемого проигрыша в каком-нибудь ответственном матче. Он всегда что-то утаивал от встречающихся ему женщин, но с ней такое невозможно. И в то же время сказать ей, как сильно он ее любит, означало поставить на карту все, что у него есть, а потом в смертной тоске ожидать, что она швырнет ему эту ставку обратно.