Ты, только ты

Глава 5

Пу просто обезумела, завидев далматина, когда они пересекали Пятую авеню. Фэб натянула поводок.

— Идем, самоубийца. На флирт нет времени. Виктор нас заждался.

— Счастливый Виктор, — заметил хозяин дога с усмешкой.

Фэб посмотрела на него через солнечные очки. Безобидный приторный, сластолюбивый тип. Его глаза так быстро бегали по фигуре Фэб, что, казалось, уже протоптали на ней несколько тропок.

— Скажите, вы не Мадонна?

— Только не в эту неделю.

Фэб проплыла мимо. Достигнув противоположного края тротуара, она первым делом сорвала с лица темные очки, чтобы никто больше не мог отвешивать ей подобные комплименты. Боже всемогущий… Мадонна! Нет, ради всего святого! Надо начать одеваться прилично. Но сегодня придется потерпеть. Ради Симоны. Бедняжка так старалась. Нужно ее приободрить. Фэб и Пу оставили позади шумную Пятую авеню и оказались в более спокойном квартале, свернув на Восьмидесятую улицу. Огромные кольца покачивались в ее ушах; золотые браслеты позванивали на запястьях; каблуки босоножек издавали цокающий звук, и мужчины смотрели ей вслед, когда она проходила мимо. Ее круто изогнутые бедра покачивались в такт соблазнительной походке, которая, казалось, сама была достаточно красноречива.

Цок-ца-ца. Цок-ца-ца. Цок-цок. Ца-ца-ца. Это был субботний вечер, и богатые жители Нью-Йорка, одетые для вечерних визитов и встреч, начинали понемногу выходить из фешенебельных кирпичных домов, выстроившихся вдоль узких улиц. Фэб свернула на Мэдисон-авеню и подошла к серому гранитному зданию. В нем располагалась та самая кооперативная квартира, которую она на сходных условиях арендовала у приятеля Виктора.

Три дня назад, прилетев с океанского побережья, она прослушала около дюжины телефонных сообщений, ожидавших ее. Большинство звонков было из офиса «Звезд», и она проигнорировала их. А Молли так и не позвонила.

— Добрый вечер, мисс Сомервиль. Хелло, Пу.

— Привет, Тони. — Она одарила швейцара ослепительной улыбкой.

Он с усилием сглотнул слюну, затем быстро наклонился, чтобы потрепать хохолок Пу, — Я впустил вашего гостя, как вы приказали.

— Благодарю. Вы настоящий принц. Ее каблуки застучали по розовому мраморному полу. Она нажала кнопку вызова лифта.

— Он очень приятный парень, — произнес за ее спиной швейцар.

— Конечно, он приятный парень.

— Мне даже стало неудобно за тех, кто распускает о нем дурацкие слухи. Он очень приятный парень.

Фэб тут же ощетинилась. Ей всегда импонировал Тони, но этого так просто спустить она не могла.

— Вам и следует чувствовать себя неудобно. Только то обстоятельство, что человек является геем, не означает, что он не человеческое существо. Он так же заслуживает уважения, как всякий другой.

— Так он голубой? — ошарашенно спросил Тони. Дверь лифта мягко закрылась.

Она легонько постукивала каблучком босоножки по полу, пока поднимался лифт. Виктор в таких ситуациях всегда уговаривал ее не лезть на рожон, но большинство людей, дружбой которых Фэб дорожила, были гомосексуалистами, и она никак не могла закрывать глаза на ту идиотскую дискриминацию, которой они подвергались.

Она подумала об Артуро, обо всем том, что он для нее сделал. Годы, проведенные с ним в Севилье, стали длинной дорогой восстановления ее веры в добро. Она вспоминала его короткую, оплывшую фигуру, замершую перед мольбертом; его пестревшую всеми цветами спектра лысую башку. Он всегда рассеянно проводил измазанной пятерней по макушке, прежде чем спросить:

— Фэб, дорогая, скажи-ка мне, что ты об этом думаешь? Артуро был человеком старого закала. Его врожденное чувство достоинства и подлинного аристократизма не позволяло ему широко распространяться об интимной сфере своей жизни. Они никогда не обсуждали эту тему, но Фэб чувствовала сама, что ему удобно, что публика считает ее его любовницей, и она была только рада отплатить ему таким незначительным способом за все, что он для нее сделал.

Двери лифта бесшумно раскрылись. Она пересекла покрытый мягким ковром холл и отперла ключиком лакированную высокую дверь. Пу натянула поводок, повизгивая от возбуждения. Наклонившись, Фэб отстегнула пряжку.

— Берегись, Виктор. Терминатор рвется в бой. Когда Пу умчалась, она чуть взбила рукой копну своих светлых волос. Она специально не стала укладывать их после душа, чтобы они выглядели естественно и дополняли тот имидж богатой владелицы, который придумала ей Симона на сегодняшний вечер.

Незнакомый мужской голос с отчетливым южным акцентом донесся из гостиной:

— Пшла вон! Пшла, будь ты проклята!

Она задохнулась от удивления, затем рванулась вперед, скользя по мраморным клеткам пола, и замерла на пороге гостиной, ухватившись за дверной косяк. В центре гостиной стоял он. Она узнала его мгновенно, несмотря на то что имела с ним весьма краткую беседу во время похорон отца. Нет, он совсем не принадлежал к числу людей, которых легко забыть, и в течение последних шести недель его лицо по необъяснимым причинам всплывало перед ее мысленным взором.

Светловолосый, красивый, крупный, он выглядел как прирожденный вожак. Вместо трикотажной рубашки ему следовало бы носить белый мятый комбинезон и трястись по грязным дорогам юга в старом «кадиллаке» с укрепленными на крыше канистрами пива. Или стоять на лужайке перед старинным домом, откинув голову, глядя на луну, пока юная Элизабет Тэйлор, лежа на металлической кровати, ожидает его возвращения.

Она ощутила ту же неловкость, которую испытывала во время их первой встречи. Хотя он совсем не походил на того футболиста, который изнасиловал ее столько лет назад, в душе Фэб жил глубоко укоренившийся страх перед физически мощными мужчинами. Во время похорон ей удалось скрыть свою тревогу за легким флиртом — надежным защитным приемом, отработанным ею много лет тому назад. Но во время похорон они были и? одни.

Пу, которая восприняла грубость как вызов ее обаянию, описывала вокруг неподвижной фигуры круги, высунув от усердия язык; при этом кисточка ее хвоста выбивала каденцию «любименя-любименя-любименя».

Он перевел взгляд с собаки на Фэб:

— Если она обольет меня, я спущу с нее шкуру! Фэб ринулась в комнату, чтобы подхватить любимицу на руки.

— Что вы здесь делаете? Как вы сюда попали? Он внимательно смотрел ей в лицо, а не шарил взглядом по телу, и этим мгновенно выделялся из числа большинства встречавшихся ей мужчин.

— Ваш швейцар — ярый поклонник «Гигантов». Чертовски приятный парень. Ему, кажется, понравились анекдоты о моих столкновениях с Л.Т.

Фэб понятия не имела, кто такой Л.Т., но она вспомнила дословно, что сказала швейцару, когда пошла погулять с Пу. «Я ожидаю в гости джентльмена, — сказала она. — Впустите его, хорошо?»

Беседа, которая только что состоялась у нее с Тони, приобрела новый оттенок.

— Кто такой Л.Т.? — спросила она, пытаясь одновременно успокоить Пу, которая отчаянно рвалась из ее рук.

Дэн посмотрел на нее так, словно она свалилась с Луны. Засунув пальцы в боковые карманы своих слаксов, он мягко произнес:

— Мэм, подобный вопрос может доставить вам кучу неприятностей во время общего собрания владельцев команд.

— Я не собираюсь участвовать ни в каких собраниях владельцев команд, — сказала она с такой долей сахарина в голосе, что этого хватило бы на все общество «Блюстителей веса». — Проблемы не возникнет.

— Неужели? — Улыбка рубахи-парня противоречила холодности его глаз. — Тем не менее, мэм, Лоренц Тэйлор — это капеллан «Гигантов». Он из Нью-Йорка. Весьма добропорядочный парень, служит молебны перед нашими играми.

Она знала, что чего-то не поняла, но не собиралась расспрашивать дальше. Неожиданное вторжение этого человека потрясло ее, и она хотела отделаться от него как можно скорее.

— Мистер Кэйлбоу, как я ни обожаю, чтобы незваные гости пугали меня до смерти, боюсь, у меня сейчас нет времени на разговоры.

— Мое дело не займет много времени.

Она сообразила, что ей не удастся сдвинуть его с места, пока он не сделает то, за чем пришел, поэтому сочла за лучшее придать своему лицу выражение вежливой скуки.

— В таком случае даю вам пять минут, но сначала я избавлюсь от моей милой проказницы.

Она прошла на кухню, чтобы запереть там Пу. Пуделек жалобно повизгивал, когда Фэб прикрывала за собой дверь. Когда она вернулась к своему неожиданному визитеру, он по-прежнему стоял посредине комнаты, разглядывая претенциозное убранство помещения. Хрупкие стулья из металлических прутьев соседствовали тут с огромными диванами, обитыми холодной темно-серой тканью. Ее собственная удобная и менее дорогая мебель была сдана на хранение; единственной ценной вещью, принадлежащей Фэб, было здесь огромное полотно, которое висело на глухой стене. «Томного вида обнаженная» была одной из первых картин, написанных с Фэб Флоресом, и она никогда не расставалась с ней. Фэб, или, точнее, молодая обнаженная женщина лежала на простой деревянной кровати, ее светлые волосы были рассыпаны по подушке, а сама она смотрела куда-то вдаль. Солнечные лучи, проникавшие в комнату через единственное высоко расположенное оконце, покрывали тело лежащей разноцветными бликами.

Она повесила это полотно в гостиной не из тщеславия. Три огромных окна пропускали сюда столько света, что картина прекрасно смотрелась. Этот портрет был более реалистичен, чем другие работы Артуро, и, глядя на мягкие изгибы лежащей фигуры и нежную игру теней, она ощущала умиротворенность в душе. Коралловое пятно подчеркивало плавный наклон ее груди, а сверкающий мазок лимонного цвета освещал чувственную выпуклость бедра: нежные лавандовые тени были вплетены, словно голубые шелковые нити, в светлые волосы, покрывающие лобок. Она редко думала об изображенной на полотне фигуре как о себе самой; скорее как о ком-то другом, кто гораздо лучше нее, то есть — вот женщина, у которой ничто не украдено.

Дэн стоял, повернувшись к ней спиной, внимательно изучая картину.

— Действительно — это прекрасно, — сказал он, чуть растягивая концы слов, и подошел к одному из витых стульев. — Эта штуковина выдержит меня?

— Если она сломается, я пошлю вам счет.

Когда Дэн уселся, Фэб заметила, что он наконец окинул цепким взглядом ее фигуру, заключенную в крикливое платье Симоны, и внутренне облегченно вздохнула. Это по крайней мере знакомая территория.

Она улыбнулась, расцепила скрещенные руки, давая его взгляду насытиться. Много лет назад она открыла для себя, что ей гораздо легче строить свои отношения с мужчинами, играя роль сексуальной сирены, чем краснеющей инженю. Она умело вела боевые действия и никогда не доводила дело до рукопашной, ибо сама задавала тон и определяла правила игры. Очередные поклонники, отправленные подальше, хорошо усваивали, что они не годятся в подметки счастливцам, удостоенным благосклонности Фэб. Ни один из них не заподозрил, что с ней самой что-то неладно.

Она добавила несколько модуляций Кэтлин Тернер в свой от природы хрипловатый голос:

— Что у вас на уме, мистер Кэйлбоу? Кроме очевидного.

— Очевидного?

— Футбола, естественно, — ответила она. — Я не могу себе вообразить, что такой мужчина, как вы, думает о чем-нибудь другом. Так было и с моим отцом.

— В таком случае вы будете удивлены, узнав, о чем думает мужчина вроде меня.

Его тягучая речь, подобно южному летнему зною, обволакивала ее тело, и оно уже посылало ей тайные тревожные сигналы. Она тут же мобилизовалась и села так, чтобы подол ее платья слегка обнажил соблазнительное бедро.

— Мистер Кэйлбоу, со спинки моей кровати свисает достаточное количество трусов в полоску. У меня есть чем заняться.

— Этим вы и заняты в настоящее время?

Она наклонила голову и пристально посмотрела на него сквозь платиновый локон — этот взгляд она предпочитала другим с давних времен.

— Атлеты та-а-акие утомительные. Я предпочитаю мужчин, которые носят боксерские трусы.

— Тяжеловесов с Уолл-стрит?

— Конгрессменов.

Он рассмеялся:

— Я начинаю жалеть, что мои разгульные денечки уже позади.

— Обидно. Дали монашеский обет?

— Не так возвышенно. Тренер должен подавать ребятам пример.

— Как скучно.

— Владельцы команд — тоже.

Она переменила позу, чтобы ему была лучше видна ложбинка между ее грудей, едва прикрытая золотым кружевом.

— Надо же. Почему-то мне кажется, что здесь вот-вот начнут читать лекцию.

— Может быть, потому, что вы нуждаетесь в ней. Ей захотелось убежать и завернуться в свой самый старый, самый толстый махровый халат. Вместо этого она постаралась расслабиться и позволила себе провести языком по губам, — Окрики расстраивают меня, поэтому будьте понежнее. Его глаза потемнели от отвращения, — Леди, постарайтесь взять в толк. У меня есть причины прикрикнуть на вас, хотя бы потому, что вы губите мою футбольную команду.

— Вашу команду? Надо же, мистер Кэйлбоу, я полагала — она моя.

— В настоящее время она, по всей видимости, ничья.

Он так резко встал со стула, что, испугавшись, она непроизвольно дернулась. Короткое облегающее платье оправдало ее жест, задравшись еще выше. Откинувшись на спинку дивана, она томно скрестила ноги, выставив на обозрение золотой браслет, но он не обратил на это внимания. Расхаживая по комнате, он заговорил:

— Похоже, вы не имеете ни малейшего представления, в каком ужасном положении находится сейчас ваша команда. Ваш отец умер, Карл Погью уволился, а действующий менеджер никуда не годится. Игроки, контракты с которыми не подписаны, вот-вот сорвутся с крючка, счета никто не собирается оплачивать, подходит срок продления аренды стадиона. Фактически вы — единственное лицо, которое, кажется, не знает, что команда разваливается сама по себе.

— Я ничего не понимаю в футболе, мистер Кэйлбоу. Вы должны быть счастливы, что я оставила вас в покое. — Она произносила это, поигрывая кружевом на своей груди, но он не клюнул на эту наживку.

— Вы не можете просто так уйти в тень.

— Не вижу причин, почему нет.

— Позвольте мне попробовать убедить вас. Я вижу, вы сами не понимаете, чем владеете. Ваш капитал — это люди, мэм. Такие люди, которыми не стоит бросаться. Взять малыша по имени Бобби Том Дэнтон. Берт подобрал его в Техасе три года назад, и это того стоило, поскольку Бобби Том играет как полубог и находится сейчас на пути к зениту своей славы.

— Зачем вы мне все это рассказываете?

— Затем, мисс Сомервиль, что Бобби Том — родом из Техаса, а вынужден жить у нас в штате Иллинойс и, как все нормальные люди, скучает по дому. И следует как можно скорее переоформить его контракт, пока малыш не сообразил, что ему удобнее жить в Далласе, чем болтаться в Чикаго. — Он провел пятерней по своим разлохматившимся волосам. — Он пока еще ваш — этот славный малыш Бобби Том, а также грозный боец Дарнелл Прюйт и еще один мальчуган, который спит и видит, как бы кое-кому повыдергать ноги. Конечно, вам нет никакой выгоды от них, но ведь они не играют, А вам известно, почему они не играют? Да потому, что вы слишком заняты возней с этими боксерскими трусами и положили некий предмет на все остальное.

Горячая вспышка гнева взорвалась внутри ее существа, и она взвилась с места:

— У меня вдруг появились проблески проницательности, мистер Кэйлбоу. Я только что осознала, что Бобби Том Дэнтон не единственная персона, которой я владею.

Поправьте меня, если я ошибусь, но верно ли, что ваш наниматель — я?

— Это так, мэм.

— В таком случае вы уволены.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, прежде чем коротко кивнуть:

— Отлично.

Не прибавив ни слова, он направился к двери.

Ее гнев тут же рассеялся, уступив место тревоге. Что она наделала? Специалистами не бросаются, это ясно и дураку. Проклятая импульсивность.

Твердые мужские шаги удалялись. Она бросилась в прихожую.

— Мистер Кэйлбоу…

Он повернулся к ней, сквозь поджатые губы просочилась тонкая струйка яда:

— Мои пять минут исчерпаны, мэм.

— Но я…

— Вы сами установили лимит времени, Он взялся за ручку двери, но тут в замке повернулся ключ, дверь распахнулась, и на пороге возник Виктор. Черная шелковая футболка, камуфляжные штаны и оранжевые кожаные подтяжки делали его просто неотразимым. Темные волосы — блестящие и прямые — лежали свободно и доходили до плеч. В руках он держал огромный пакет из коричневой бумаги. Он был так красив и так мил, что Фэб, глядя на него, вдруг ощутила огромное облегчение.

В течение нескольких секунд его глаза изучали ситуацию и, казалось, сумели объять все — и паническое выражение мордашки Фэб, и каменное лицо Дэна Кэйлбоу. Он улыбнулся им обоим самой обворожительной улыбкой.

— Какие люди! Мне кажется, не хватает только меня. Я принес твои любимые рисовые пирожки и капусту кимчи, Фэб, а также чапчу и пулгоги. Представив, какой дрянью нас будут потчевать вечером, я решил, что следует немножечко подкрепиться. Вы любите корейскую кухню, тренер Кэйлбоу?

— Не думаю, что когда-либо пробовал нечто подобное. — Каменные губы раздвинулись в улыбке. — Всего хорошего, мисс Сомервиль!

Виктор с большей отвагой, чем можно было бы от него ожидать, загородил ему дорогу.

— Вы просто не знаете, от чего отказываетесь, тренер. Я купил все это в лучшем корейском ресторане в Нью-Йорке.

Он протянул Дэну руку.

— Виктор Сабо, не думаю, что вы меня помните, мы виделись мельком на похоронах Берта, но я страшный поклонник американского футбола. Конечно, я жалкий дилетант, но и таким, как я, приятно задать парочку вопросов профессионалу. Фэб, доставай пиво! Когда американцы говорят о футболе, они пьют пиво.

Виктор попытался оттеснить Дэна в глубь прихожей, но тренер словно врос в мрамор.

— Благодарю за приглашение, Вик. Мисс Сомервиль только что уволила меня, и, как видите, я не в том настроении, чтобы поддерживать компанию.

Виктор рассмеялся, втискивая пакет с едой в руки Фэб:

— Вы должны научиться разбирать, когда стоит принимать Фэб всерьез и когда нужно смотреть на нее сквозь пальцы. Она есть то, что вы, американцы, называете, — поколебавшись, он произнес подходящее словечко:

— раздолбайка.

— Виктор!

Он наклонился и запечатлел легкий поцелуй на ее белоснежном челе.

— Скажи тренеру Кэйлбоу, что ты совсем не собиралась уволить его.

Она вдруг рассердилась, в ней взыграла уязвленная гордость:

— Я именно собиралась его уволить. Виктор прищелкнул языком:

— А теперь скажи правду.

Ей захотелось убить его. Балансируя на осколках собственного достоинства, она осторожно подбирала слова:

— Я собиралась уволить его, но, возможно, мне не следовало этого делать. Приношу извинения за мой срыв, мистер Кэйлбоу, хотя надо сказать, вы сами его спровоцировали. Считайте себя нанятым снова.

Он повернулся и тяжело посмотрел на нее. Фэб попыталась выдержать его взгляд, но пряный запах корейской еды ударил ей в ноздри и глаза ее наполнились слезами. Она отвернулась.

— Эта работа больше не привлекает меня, — сказал он. Виктор вздохнул:

— Тем более вам есть что обсудить, и, как мне кажется, лучше всего это сделать, сидя за столом. Тренер Кэйлбоу, вы один из самых упрямых людей, которых я встречал в своей жизни. Неужели вы не преломите с нами хотя бы рисовый пирожок?

— Не думаю.

— Пожалуйста, тренер. Ради будущего футбола. И грядущих побед «Чикагских звезд».

Дэну потребовалось время на размышление, прежде чем он коротко кивнул:

— Хорошо.

Виктор засиял, как майская роза, растрепал волосы Фэб и подтолкнул ее к кухне:

— Иди, женщина, делай свою работу. Твои мужчины голодны, как волки!

Фэб открыла было рот, чтобы отбрить его, но тут же прикусила язычок. У Виктора было чутье на людей, и она привыкла ему доверять. Она заскользила к кухне, ошеломив грубияна-тренера дразнящим покачиванием бедер, прикоснуться к которым у него не было ни малейшего шанса.

Как только мужчины вошли в просторное помещение кухни, Пу превратилась в настоящего берсерка[2] , но теперь ластилась только к Виктору, и у Фэб не было повода опасаться за ее шкуру.

Несколько минут спустя все трое уже сидели на хрупких металлических стульях за круглым, словно в бистро, столом. Фэб выложила корейскую снедь на фарфоровые тарелки, вдоль ободков которых резвились королевские карпы. Пиво она оставила в бутылках.

— Пулгоги — корейская интерпретация барбекю, — объяснял Виктор. Он подцепил на вилку тонкую ленточку маринованного мяса. — Фэб оно не по вкусу, но я пристрастился к нему как к наркотику. А как оно вам, тренер?

— Сомневаюсь, что оно вышибет из седла мистера Макдоналда, но что-то в нем есть.

Фэб украдкой наблюдала за Дэном, изучая его лицо. Он в действительности не был так хорош собой, как большинство приятелей Виктора. Его портило небольшое утолщение на переносице. Но все равно, она лгала бы самой себе, если бы стала отрицать, что он невероятно привлекателен. Более того, он мог быть даже обаятельным, когда этого хотел, и ей пришлось несколько раз закусить губу, чтобы не улыбнуться его неподражаемым шуткам.

Виктор отложил вилку и промокнул рот салфеткой.

— А теперь, Дэн, возможно, вы пожелаете прояснить мне, в чем суть ваших разногласий с Фэб. Уверяю вас, что она — славный человек.

— Все зависит от вкуса. Как и с этим корейским мясом. Виктор вздохнул:

— Дэн, Дэн. Так не пойдет, вы же знаете. Фэб очень самолюбива. Чтобы ваша совместная работа была успешной, вам придется заключить своего рода перемирие.

Она открыла рот, чтобы возразить, но почувствовала, как рука Виктора нажала ей на бедро.

— Проблема, Виктор, состоит в том, что мы не собираемся работать вместе, ибо ваша Фэб не хочет брать на себя никакой ответственности за ее же футбольную команду.

Виктор потрепал руку Фэб.

— Это счастье, Дэн, что она не тревожит вас. Она ничего не смыслит в спорте.

В этой атмосфере мужской снисходительности Фэб уже просто не могла дышать, но все еще держала себя в руках.

Дэн согнал Пу со своей правой ноги. Пудель немедленно переместился к левой.

— Мисс Сомервиль ничего и не надо знать о спорте. Ей просто необходимо кое-кого уволить, потом нанять кое-кого и подписать бумаги, которые перед ней положат.

Он коротко обрисовал положение, в котором оказались «Звезды» после смерти Берта.

Виктор, который умел делать деньги и слыл бережливым человеком, нахмурился:

— Фэб, малышка, боюсь, что в словах тренера есть резон.

— Тебе известны условия завещания. Берт оставил мне «Звезды» лишь затем, чтобы проучить меня. Я не собираюсь играть в его игры.

— Есть такие игры, из которых нельзя выйти, мисс Сомервиль, не причинив вреда многим людям.

— Я не собираюсь лишаться сна из-за группы взрослых здоровенных мужчин, которые льют слезы в собственное пиво, вместо того чтобы позаботиться о себе.

— А как насчет служащих, мэм? Им ведь тоже грозит потеря работы. Наш объем продажи билетов крепко снизился по сравнению с прошлым сезоном, а это означает убытки. Как быть с их семьями, мисс Сомервиль? Их, слезы не потревожат ваш сон?

Он заставил-таки ее почувствовать себя самодовольным червяком. Фэб несколько секунд обдумывала его слова и наконец вяло махнула рукой:

— Хорошо, мистер Кэйлбоу. Вы, пожалуй, убедили меня. Но я не собираюсь ехать в Чикаго. Пересылайте бумаги сюда, и я буду подписывать их.

— Боюсь, что это не сработает, мэм. Во всяком случае, вы забыли, что уволили меня. Если вы хотите вновь взять меня на работу, вам придется посчитаться с некоторыми моими условиями.

— Какими условиями? — Она вопросительно посмотрела на него.

Он откинулся на спинку стула, как Биг Дэдди после обеда из семи блюд.

— Значит, так. Я хочу, чтобы вы появились в конторе «Звезд» в полдень в четверг и подписали контракты. Затем мы сядем за стол и обсудим несколько кандидатур на место главного менеджера. До той поры, пока команда будет находиться под вашим началом, вы станете появляться на работе как любой рядовой служащий и подписывать необходимые документы.

Только круглые глаза Виктора удержали Фэб от опрометчивого поступка. Остатки пулгоги остались лежать в тарелке. Она почувствовала, как заброшенная отцом сеть все туже смыкается на ее горле, и с тоской подумала о днях, которые она провела в Монтоке, гуляя по пляжу и пытаясь обрести душевное спокойствие. Но можно ли быть спокойной, когда по твоей милости страдают люди?

Она подумала о ста тысячах долларов. Теперь эти деньги не казались ей такими уж проклятыми. Чтобы их заработать, ей надо будет всего лишь потерпеть следующие три или четыре месяца, а потом она вырвется на свободу с чистой совестью и немалым капитальцем, который поможет ей основать собственную галерею искусств.

С чувством обреченности в душе она одарила Дэна самой яркой из своих фальшивых улыбок:

— Вы убедили меня, мистер Кэйлбоу. Но хочу предупредить вас сразу — вам не удастся меня затащить ни на один футбольный матч.

— Возможно, это и к лучшему. Виктор шумно выдохнул воздух и одобрительно улыбнулся каждому из них:

— Ну вот. Теперь вы видите, как легко живется, когда два упрямца идут на компромисс?

Прежде чем Фэб успела парировать эту фразу, зазвонил телефон. Фэб могла взять трубку тут же, на кухне, но она с облегчением воспользовалась возможностью сбежать. Ей было просто необходимо отдышаться. Пу, бросая на мужчин виноватые взгляды, затрусила следом.

Дверь с легким скрипом закрылась, и мужчины долгое время молча смотрели друг на друга. Виктор заговорил первым:

— Фэб такая ранимая. Обещайте мне, тренер, что вы не причините ей боли.

— Обещаю.

— На мой взгляд, ваш ответ слишком скор.

— Я всегда держу слово. — Он сжал кулаки. — Когда я стану ее убивать, я сделаю это очень быстро. Она ничего не почувствует.

Виктор вздохнул:

— Этого-то я и боялся.