Тысяча порезов

Глава 9

Как правило, я терпеть не могла оставаться на ночь в чужих домах.

Психотерапевт, скорее всего, сказал бы, что это из-за моего детства, из-за того, что у меня никогда не было нормального дома, и мне приходилось жить в незнакомых местах, в чужих пространствах, когда мама потеряла работу, забыла заплатить за квартиру, решила переехать к мужчине, которого знала две недели.

Я, будучи категорически против того, чтобы какой-либо психотерапевт копался в моих прошлых проблемах, скажу, — это из-за того, что я чертовски ненавидела находиться в домах других людей.

Я не придирчивая, если бы вы хоть немного знали о моем детстве, вы бы это поняли. С другой стороны, никто не знал ничего о моем детстве, даже мои самые близкие друзья, так что неважно. Не имело значения, была ли эта квартира или особняк с шестью спальнями за пределами Нью-Йорка.

А семейное поместье Пита правда представляло собой особняк с шестью спальнями за пределами Нью-Йорка. На шести акрах. Там было около семи ванных комнат. Можно только догадываться, почему богатые люди считают, что им нужно больше ванных комнат, чем спален.

Пит злился всякий раз, когда я бронировала себе отель, отправляясь туда на выходные, праздники, семейные встречи. Он считал это грубым, якобы я ненавидела его семью. Он был наполовину прав. Я действительно ненавидела большую часть его семьи. Его заносчивый брат, который работал на бирже, отпускал сексистские шуточки и командовал своей чопорной маленькой женой. Его отец был почти таким же, но более грубым и фанатичным.

Хотя мне очень нравилась его мама. Каким-то образом она оставалась замужем за своим ужасным мужем в течение двадцати пяти лет. Она сама была богата и вышла за него замуж не из-за денег. Она невероятно умная, имеет степень магистра английской литературы. Мы часами говорили о книгах, спрятанных в ее библиотеке, пили дорогое вино, ее невозможно ненавидеть.

Я однажды выпила много вина, и спросила ее, какого черта она вышла замуж за такого мудака.

Поскольку она была доброй женщиной с манерами богатых людей, она не сказала мне, чтобы я не совала нос в чужие дела. Она мягко улыбнулась и сказала: «Есть много причин, по которым мой муж может показаться плохим другим людям. Но каждое утро он нежно будит меня с кофе и целует в лоб. Так было последние тридцать лет».

Я моргнула, не ожидая, что она скажет, будто он поклоняется у ее алтаря за закрытыми дверями.

«И это все?» — выпалила я после нескольких секунд молчания.

Она протянула руку и сжала мои руки.

«Иногда, дорогая, это все».

Она держалась за эту единственную вещь почти тридцать лет. Единственный проблеск доброты, которому она каким-то образом позволила стереть все остальное ужасное и эгоистичное в человеке. От этого разговора у меня по спине пробежал холодок, предвещая будущее, которое может быть у нас с Питом.

Но теперь Пит мертв для меня. Я никогда больше не увижу его семью, и мне никогда не придется спорить о том, чтобы остаться у его родителей или отправиться в путешествие с его друзьями.

Я ненавидела все, что связано с ночевками. Ходишь тихо, когда встаешь, чтобы пописать посреди ночи. Не знаешь, куда деть свои туалетные принадлежности. Пробираешься на кухню за водой, молясь, чтобы она была пуста, и не пришлось вести неловкую беседу. Не знаешь, где находятся кружки.

Все то дерьмо, которое я чертовски ненавидела.

Поэтому, пережив подобное в течение многих лет, думая, что быть женщиной означает страдать от вещей, которые ненавидишь, дабы сделать людей — а именно мужчин — более счастливыми, я решила, что больше не буду страдать.

Я взрослая женщина с располагаемым доходом. Если я собираюсь куда-нибудь поехать, я могу позволить себе номер в отеле. Я не оправдывалась, почему хотела ночевать в номере, хотя Пит много чего болтал своим коллегам, братьям по братству, кто бы ни приглашал нас в гости. Конечно, он, вероятно, много извинялся и винил во всем меня, но мне насрать.

Это почти никто, кроме Джессики и Эйдена, не понимал. В любом случае, они были единственными моими друзьями. Что меня вполне устраивало. Я не стремилась к огромному количеству подружек, которые отправлялись на «девичьи поездки» в домик в Хэмптоне, делили комнаты и рассказывали банальные истории.

Нет, спасибо.

И все же я здесь. В чужом доме.

В доме преступника.

Будучи его невестой.

Но, надеюсь, не навсегда. Теперь я заключила сделку с детективом Грегом Харрисом. Казалось, он был полон решимости уничтожить Кристиана. Почти до безумства. Это меня немного напугало. Но я предположила, что так даже лучше. Он готов сделать все возможное, чтобы поймать врага. Для меня это хорошо.

Мне просто нужно подыграть, чтобы Джессика и Илай оставались в безопасности.

Придется пожить в чужом доме. Но проблема в том, что это не такая уж большая проблема. Сводчатые потолки, мраморный пол, эстетика старых денег, дополненная итальянским шармом, ультрасовременный тренажерный зал и кофемашина… Мне все это нравилось.

И я ненавидел себя за это.

Он был там, когда я вернулась. Кристиан.

Меня охватило чувство вины. Все пропитанно им. Такого даже не было в квартире у нас с Питом. И Кристиан был совсем не похож на Пита. Он видел меня. До глубины души.

Но не умел читать мысли. Я должна помнить об этом.

На кухне царил настоящий кошмар. Там были люди в одежде шеф-поваров, которые готовили, резали, тушили. Они взглянули на меня, когда я вошла, но быстро опустили глаза. Не знаю, было ли это по умолчанию при общении с кем-либо, кто жил здесь, или Кристиан проинструктировал персонал не смотреть на меня под угрозой смерти и расчленения. Похоже на него. Какова бы ни была причина, мне это не понравилось. Далее я пошла искать спасения во внутреннем дворике.

Спасения я не нашла. Я нашла его.

Он сидел на диванчике снаружи, одетый в черный костюм, черную рубашку с расстегнутым воротом, и смотрел на сад. Я никогда не видела его ни в чем, кроме костюма. Ну, голым. Но ничего промежуточного. Никаких джинсов. Никаких спортивных штанов. Казалось невозможным, чтобы он носил такие вещи. Рубашка застегнута на все пуговицы, весь прилизан, как будто никогда не расслаблялся, не терял бдительности. Он не был тем человеком, который восемь часов смотрел «Нетфликс».

Я могла бы убежать. Вернуться в свою комнату. Запереть дверь. Это было бы самым разумным поступком. Самое безопасное, что можно сделать, тогда он не будет смотреть на меня и не сможет обнаружить мой обман. Но это не я. Я не женщина, которая прячется от своих проблем, запирается в себе, ожидая, что кто-то придет и спасет ее. Никто никогда не приходил. И, если быть честной, я не хотела спасения.

Я подошла к нему, выхватила стакан из его руки и залпом выпила виски. Тепло распространилось по моему горлу и желудку. Но тепло, исходящее от алкоголя, было ничем по сравнению с тем, что я чувствовала от глаз Кристиана. Они прошлись по моему наряду, почти так же, как меня разглядывал Феликс этим утром. Но мое тело отреагировало более бурно.

Я почувствовала это в своей киске, когда его взгляд задержался на моих сосках. Он знал, что скрывается за тканью.

Его ореховые глаза скользнули вниз, мимо подола моей юбки, по ногам к подходящим туфлям. Затем опять вверх. Я сделала то же самое. Его шоколадно-каштановые волосы были слегка растрепаны, должно быть, он проводил по ним руками. Мои пальцы чесались от желания сделать то же самое. Вырвать их с корнем. Этим утром он не брился. Тень на его подбородке была темной, щетина густой и грубой. Она бы оставила следы на моих бедрах.

— Ты должна измениться, — сказал он. В его голосе была какая-то хрипота. Голод. Меня утешало, что он не мог этого скрыть. Он не контролировал то, что было между нами. Это ослабило его, хотя и слегка. Нужно запомнить.

— Ты не смеешь приказывать мне измениться, — огрызнулась я.

— Еще как смею, — ответил он. — Я могу сказать тебе раздеться здесь, на виду у кухонного персонала, и ты бы это сделала, — его глаза не отрывались от моих. — Я могу поставить тебя на колени, заставить сосать мой член, и ты бы это сделала.

Мои колени дрожали, когда он говорил, ненависть скручивалась в животе от отвратительной правды этих слов.

— Но не буду, — продолжил он. — Пока что.

Меня охватила смесь облегчения и разочарования.

— Сегодня вечером к нам на ужин придут гости, — объяснил он. — Важные гости, которым не терпится познакомиться с моей невестой.

— Уверена, они будут рады узнать, что ты заставил меня стать твоей невестой, угрожая убить мою лучшую подругу и ее восьмилетнего ребенка, — прошипела я.

— Они уже знают, — ответил Кристиан, ничуть не смущенный моим тоном.

— Конечно. Я не должна удивляться, что ты дружишь с людьми, которых это не беспокоит, — яд пропитал мои слова.

Хотя я правда удивилась, совсем немного. Не могу поверить, что есть еще люди, которые приняли это безумие. Но лишь потому, что я не мыслила как жена мафиози. Даже если бы я не хотела этого названия, мне нужно понять, что оно означает. Нужно понять, что я буду взаимодействовать с совершенно другой породой людей. Они не играют ни по каким правилам, они не закрывают глаза на насилие и смерть. У них не будет жалости ко мне. Меня не спасут. Более того, если бы я начала вести себя как женщина, которую нужно спасти, я бы подписала себе смертный приговор. Что-то внутри подсказывало это. Мне нужно сыграть свою роль. Нужно, чтобы люди поверили, будто это мой выбор, будто у меня все еще есть свобода действий. Будто я так же опасна, как и мой будущий муж.

Кристиан встал и подошел ко мне.

Я не отступила.

Его пальцы коснулись моих, забирая пустой стакан и ставя его на столик.

Я затаила дыхание, когда он полез в карман своей куртки. Не знаю, чего я ожидала, что он вытащит пистолет и выстрелит мне в лицо? Какой в этом смысл?

Чего я не ожидала, так это большой красной коробочки, которую даже я узнала.

— Я рад, что ты взяла на себя смелость снять другое, — Кристиан посмотрел на мою левую руку. — Это я хочу видеть только на твоем пальце.

Предупреждение. Угроза.

Я ничего не сказала. Я не хотела доставлять ему такого удовольствия.

Казалось, его не беспокоило мое молчание. Он открыл коробку и дал обручальное кольцо. Конечно, никакого преклонения на коленях не было. Предложение уже произошло. Хотя это была деловая сделка. Которая означала кровь, если я не подыграю.

Я уставилась на кольцо. Холодное. Красивое. Большой бриллиант. Не такой большой, как от Пита, потому что в этом не было необходимости. Это не было безвкусным. Оно было элегантным. Старым. Изысканным.

— Можешь сделать все возможное, чтобы отказаться от него, — Кристиан взглянул на бриллиант. — Но ты хочешь его носить. Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя с кольцом на пальце. Ты не скажешь мне «нет», если я прижму тебя и надену его сам. Ты не будешь драться со мной.

Меня трясло.

Я не знала, было ли это от ярости или от потребности, или от того и другого.

Что я действительно знала, так это то, что мне нужно подыграть. Вот почему я достала кольцо и надела его на палец.

По крайней мере, так я себе говорила.

Я пыталась заставить себя думать об этом кольце, как о грузе, как о кандалах, как о символе заключения.

Но моя рука никогда не чувствовала себя легче, чем сейчас.

— Ну вот, позже я трахну тебя, с кольцо мна пальце, — пробормотал Кристиан, наклоняясь так, что его губы коснулись моего уха.

Я шумно выдохнула, и жар пополз по моим щекам, вниз по животу и прямо к промежности. Я чертовски ненавидела то, что у меня была такая физическая реакция на него, и что я не могла скрыть это от него.

Кристиан не стал задерживаться. Он отступил назад с напряженным выражением лица, в глазах бушевала буря.

— А теперь иди и переоденься. Ты невеста Дона. Должна выглядеть соответственно.

Невеста Дона.

Да, к лучшему это или к худшему, но я именно она. Я не только должна выглядеть достойно, я обязана сыграть эту роль.

Понятия не имею, чего ожидать от гостей на ужине. Они знают, что я здесь против своей воли, но все равно были счастливы прийти на гребаный званый ужин.

Я ожидала увидеть злодеев. Скорее всего, мужчин. Таких людей, как Феликс, который всегда был рядом, но не разговаривал со мной со вчерашнего вечера.

Я не ожидала увидеть пожилую пару. Достаточно взрослые, в родители мне годятся.

Они прибыли до того, как я спустилась по лестнице. Я была раздражительна и взбешена. Много времени потратила на свою внешность. Кристиан хотел, чтобы я выглядела соответственно. И вместо того, чтобы восстать против этого приказа, я подчинилась.

Черный цвет казался подходящим выбором. Шелковое платье. Косой вырез, низко на груди. Идеально для изумрудного ожерелья в форме слезинки, которое я нашла в одном из ящиков своего гардероба. Наверное, стоит тысячи. Десятки тысяч.

Было еще пять таких же. Подходящие серьги. Браслеты. Богатство вызывало у меня отвращение и в то же время подманивало к себе.

Я завила волосы так, чтобы они длинными волнами падали мне на спину. Нанесла яркий макияж на глаза. Завершила образ изумрудными туфлями на каблуках, веревочки облегали икры.

Не надела нижнего белья. Даже лифчик. Если в столовой будет прохладно, мои соски проступят сквозь тонкую ткань. Мне было пофиг.

Я выглядела великолепно. Удивительно. Больше похожа на себя, чем когда-либо. Моя кожа вибрировала, когда я выходила из своей комнаты и спускалась по лестнице, каждая клеточка тела была наэлектризована. Я никогда не чувствовала себя более живой.

Я не боялась. Не так, как я должна.

Когда я спустилась вниз, они были там, что богатые люди называли «гостиной». Хотя какая тут гостиная без телевизора? К счастью, там был бар, где Кристиан делал «Олд-фешен».

Мой любимый напиток.

Я попыталась вспомнить, говорила ли я ему когда-нибудь об этом, когда двое других людей в комнате дали о себе знать. Какой бы разговор ни продолжался, он прекратился, когда они заметили меня и повернулись ко мне лицом.

Поскольку я была готова к встрече с какими-то головорезами из мафии, я остолбенела.

— Ah, il tesoro[4], — поздоровался мужчина с идеальным итальянским акцентом, направляясь ко мне. — Ты Сиенна, — в его голосе звучала теплота. Тепло, которое я не хотела одобрять, но все же одобрила, повинуясь инстинкту.

Мужчина был красив, хотя ему где-то за семьдесят. Морщины на его лице были глубокими, но они только делали его более привлекательным. Он высокий, широкоплечий, и очевидно, что под его строгим костюмом в тонкую полоску все еще было приличное количество мускулов. Он также выглядел удивительно знакомым, хотя я не могла его вспомнить.

Мужчина, о котором идет речь, притянул меня к себе для двух поцелуев, по одному в каждую щеку. Его прикосновение не нервировало меня, как от Грега Харриса. Голос его был теплым, успокаивающим, отеческим.

— Она прекрасна, да? — спросил он женщину, которая тоже встала, чтобы поприветствовать меня.

Наверное, она примерно того же возраста, но она была совершенно неподвластна времени. Безупречная кожа, даже с легкими морщинками. Были какие-то щипки, подтяжки, но это делали только самые лучшие косметологи в своем деле. Чтобы сохранить безупречное совершенство, а не пытаться его создать.

Ее волосы были полностью белыми и собраны сзади в свободный конский хвост. Белая шелковая блузка, заправленная в сшитые на заказ белые брюки. Все ее украшения были золотыми. На пальцах красовалось множество колец с бриллиантами, ногти были выкрашены в нежно-розовый цвет.

— Да, я вижу, что она красива, — ее голос был более резким, чем я ожидала, основываясь на мягкости ее черт. Не враждебный. Просто сильный. — Мой муж был так увлечен красотой, что даже не представился, — она сделала это замечание подразнивающим тоном. Но намекала на то, что у нее вся власть, несмотря на то, каким грозным мог быть ее муж.

— Для этого у меня есть жена, — ответил он.

— У которой тоже есть имя, — усмехнулась она, сжимая мои руки в своих. Не рукопожатие. Ласка. По-матерински.

Нечто, что нельзя подделать. Они хотели, чтобы я чувствовала себя желанным гостем, чувствовала себя комфортно, даже несмотря на то, что они знали реальность ситуации. Я почувствовала, что потеряла равновесие. Я пришла, нарядилась, готовая стрелять репликами в известных людей или преступников, или кого там еще, черт возьми.

Я не была готова к этому. К этим людям. Мафиозная версия Курта Рассела и Голди Хоун.

— Я София, — женщина, все еще держа меня за руки, сжала их. Хотя ее голос был безупречен, что-то блеснуло в ее глазах. Что-то, удивительно похожее на отчаяние.

— А это мой муж, Винсенций.

Я моргнула.

Винсенций Каталано. Бывший руководитель различных компаний, связанных с семьей. Он был главой семьи.

Бывший глава гребаной мафиозной семьи. И он был теплым. Дружелюбным. Он мне нравился.

— Мы так рады, что Кристиан наконец женится, — добавила она, еще раз сжимая мои руки, прежде чем отпустить.

Мужчина, о котором шла речь, тот, кто оставался на заднем плане во время всего этого обмена репликами, появился у моего локтя.

Он стоял совсем близко. Его пальцы коснулись моих, когда он протянул мне «Олд-фешен», затем прижал их к пояснице. Мы были близки так, как только могут быть близки люди, но это ощущалось по-другому. Он протягивал мне мой любимый напиток с двумя людьми, которые разговаривали с ним как родители, наблюдающие за происходящим со счастьем и одобрением.

— Ты уже начала все планировать? — спросила София.

В животе у меня заурчало.

Да, я начала планировать. Планировать побег и уничтожение семьи преступной организации.

— Нет, все произошло довольно быстро, — я многозначительно посмотрела на Кристиана. Чего я не сделала, так это не вырвалась из его объятий. Не выплеснула свой напиток ему в лицо и не закричала во всю глотку, как хотела.

— Могу себе представить, — сказала София с блеском в глазах. Она все знала. Она не дружелюбная мамочка, даже сейчас, на склоне лет. Они оба были опасны, я это чувствовала.

— Ну, не волнуйся, милая. Вот для чего я здесь. Я помогу тебе подготовиться к свадьбе. Спланировать все, если хочешь. Ты, наверное, очень потрясена.

Мои глаза обратились к Кристиану. Он уже наблюдал за мной. Я почувствовала электрический разряд, когда наши глаза встретились.

— Да, потрясена — не то слово, — ответила я, не сводя глаз с Кристиана.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, молча бросая вызов.

Смешок пробил тот пузырь, в котором мы на мгновение остались.

Я неохотно отвела взгляд от Кристиана, чтобы посмотреть на Винсенция, ухмыляющегося от уха до уха.

— Я думаю, что все получится, — кивнул он, понимающе. — Ты идеально подходишь ему, дорогая.

Я крепче сжала свой бокал, готовясь ответить, но рука Кристиана сжалась на моей талии.

— Да, он встретил достойного соперника, это точно, — ответила я, хотя и не сводила глаз с Кристиана, дабы убедиться, что он понял, о чем я говорю.

Я объявляю ему войну.

Ужин продолжался несколько часов.

Мне все нравилось.

Признать это было трудно. Чертовски трудно. Мне нравились Винсенций и София, несмотря на то, кем они были, несмотря на то, что они знали. Они были милыми. Обаятельными. Но с некоторым преимуществом.

Это было совсем не похоже на ужин с родителями Пита, который всегда был напряженным, спорным, неудобным, несмотря на усилия его матери. Единственная причина, по которой все не убивали друг друга, заключалась в выпивке.

Но здесь нет никакого напряга. Лишь факт того, что я здесь против своей воли. Факт, о котором я забыла на протяжении большей части ужина.

Я не знала, какого разговора ожидать от нынешнего и предыдущего Дона мафии и женщины, которая явно была частью повседневных дел семьи. Возможно, разговоры о взятках, убийствах, конкурирующих семьях, пытающихся забрать то, что принадлежало им… Но ничего такого. София задавала вопросы о моей работе, о моей матери — хотя она быстро ушла от темы, когда я сказала, что мама умерла, таким тоном, который давал понять, что я не хочу говорить об этом. В ее глазах была нежность, сочувствие, которое чуть не заставило меня расплакаться. Просто немыслимо. Я ни разу не плакала из-за своей матери. Ни когда она рассказала мне о своем диагнозе, ни когда ужасная болезнь забрала ее, и даже когда ее положили в землю. Но здесь, в том, что я считала холодной и негостеприимной средой, мои эмоции хотели выйти на поверхность. К счастью, я проглотила их обратно, когда разговор вернулся к ужину, новому шеф-повару, политике и литературе.

Обычно я не была приятным гостем на ужине родителей. Я не умела вести светскую беседу и плохо притворялась, что хочу находиться там. И в прошлом я никогда не хотела посещать такие ужины, как этот. Фальшивые улыбки, пустые разговоры, я презирала это.

Но сейчас улыбки не были фальшивыми, разговор не был пустым, и я не притворялась. В этом нет никакого смысла. Невеста Дона мафии. А кто я еще? Партнер взрослого, безжалостного преступника, который подходил мне в спальне, пугая меня настолько, что я чувствовала себя живой?

Но если такова моя судьба, я подписала себе смертный договор, встретившись с детективом Харрисом. Он просто так не уйдет, если я скажу ему, что передумала.

И я не могла передумать. Не после одного гребаного ужина. Я не могу доверять себе. Не могу доверять Кристиану. И я знала, что не могу доверять детективу Харрису, несмотря на то, что он сказал.

Конечно, все эти размышления пришли ко мне после того, как Винсенций и София уехали. После того, как в доме остались только я и Кристиан. Ну, и Феликс. Я предполагала, что он никогда не был далеко. Он как призрак, скрывающийся вокруг особняка, преследующий меня, давая понять, что он ждет своего момента для атаки. Мои мысли возвращались к нему чаще, чем я хотела, определенно чаще, чем следовало.

Но прямо сейчас Феликс был мимолетной мыслью. Особенно когда Кристиан так на меня смотрел.

Я была в столовой, допивала остатки своего напитка, не могла или не хотела подниматься по лестнице и прятаться в своей комнате, что было бы безопаснее и лучше для меня. Теперь, с Кристианом в своей жизни, я не делаю ничего безопасного.

Он прощался с Винсенцием приглушенным голосом, что заставило меня подумать, будто они говорили не об ужине. Я не могла незаметно подслушать, поэтому вернулась в столовую в поисках напитка. Я была поглощена своими мыслями, разглядывая картины на стенах в поисках какой-то индивидуальности. И нашла его на длинном приставном столике. Дерево было гладким, без пыли и, вероятно, изготовленным на заказ. Сверху искусно расставлены бокалы для виски и хрустальные бокалы. Меня не интересовала роскошная, безукоризненно чистая демонстрация богатства. Нет, меня интересовали фотографии, равномерно расставленные по всей поверхности в сверкающих серебряных рамках.

Одна из фотографий Винсенция и Софии, когда они были моложе, с мальчиком-подростком. Неулыбчивый, с мертвыми глазами, он смотрел в камеру. Он был красив, как Винсенций. Мои глаза сузились, когда я попыталась найти в этом мальчике след Кристиана. У него и Винсенция были разные фамилии, но я подумала, что это для юридических целей.

Он действительно был удивительно похож на них: оливковая кожа, темные волосы, намек на итальянское происхождение. Но у мальчика на фотографии были изумрудные глаза, в то время как у Кристиана были глаза цвета карамельного эспрессо. Я задавалась вопросом, кем был мальчик на фотографии и почему он не стал главой семьи. Был ли этот красивый, меланхоличный мальчик причиной печали в глазах Софии?

Прежде чем я успела обдумать это еще раз и изучить другие фотографии, я почувствовала чье-то присутствие в комнате. Мое тело напряглось, волосы на затылке встали дыбом.

Кристиан смотрел на меня, когда я повернулась, в его глазах был явный голод. Он смотрел на меня так весь вечер, не потрудившись скрыть это от двух человек за столом, которые, скорее всего, были его родителями. Казалось, их обоих это забавляло.

Мне было неловко, и я завелась, отказываясь встречаться с ним взглядом. Я сказала себе, что ненавижу эту нездоровую одержимость, которую мы испытывали друг к другу. Мне не нравится тяжесть его взгляда. Мне не нравилось, что каждый дюйм моей кожи принадлежал Кристиану. Я слишком часто смотрела на свою левую руку, которую Кристиан с удовлетворением отметил.

И теперь я была переполнена нуждой, гневом и ненавистью.

Мои глаза встретились с глазами Кристиана, и я пожалела, что у меня не осталось сил выбежать из комнаты.

— Помнишь, что я обещал тебе? — спросил Кристиан, обходя стол.

Я осталась на месте, хотя инстинкты говорили бежать.

— До или после того, как ты устроил этот ужин? Или помолвку? — сплюнула я.

Кристиан не ответил, он просто продолжал наступать.

И все же я не двинулась.

Он схватил меня сзади за шею, когда подошел, не давая возможности отстраниться, даже если бы я захотела.

— София и Винсенций были впечатлены, — тихо пробормотал он. — А это нелегкий подвиг.

— Они были впечатлены качеством твоей пленницы? — ответила я с ядом в голосе. — Да они мне льстят.

Кристиан злобно ухмыльнулся, обнажив ровные белые зубы.

— Я надеюсь, что твой умный рот останется таким на протяжении всего нашего брака, независимо от того, как часто я буду его трахать.

Мое тело отреагировало на эти слова, но я удержала пристальный взгляд на его лице.

— Никакого брака не будет, — прорычала я на него.

Его хватка на моей шее усилилась, и глаза прожигали насквозь.

— Продолжай говорить это себе, Сиенна, — затем, прежде чем я успела возразить, его рот накрыл мой.

Я не боролась с ним во время поцелуя, но, тем не менее, мы сражались. Наши губы, языки и зубы со страстью столкнулись.

Его руки переместились с шеи на вырез платья, где он схватил шелковую ткань и разорвал ее посередине.

Разорвал, черт побери.

Я была слишком в отчаянии, слишком обезумела от потребности, чтобы даже осознать, насколько это жестоко. Кожа загорелась еще сильнее.

Кристиан издал низкое шипение, когда его глаза пробежались по моему обнаженному телу.

— Весь этот гребаный ужин на тебе ничего не было, кроме шелка. Повезло, что я этого не знал, иначе бы трахнул тебя на столе посреди трапезы.

Он поцеловал меня еще раз, положив руки на бедра, приподнимая меня, чтобы положить на обеденный стол. Руки Кристиана легли на внутреннюю поверхность моих бедер, раздвигая их, полностью обнажая меня перед ним. Сначала он пожирал меня глазами, демонстрируя сильный, непреклонный голод. Я хотела корчиться на столе от разочарования и удовольствия, готовая взорваться только от того, как он смотрит на мою киску, как будто в ней хранятся гребаные секреты вселенной.

Я дрожала, на самом деле чертовски дрожала. И так обрадовалась, когда его рот нашел мой клитор, не только потому, что я нуждалась в разрядке больше всего на свете, но и потому, что я не могла вынести, когда он смотрел.

Я приподнялась на локтях, закинув ноги на плечи Кристиана, мир вокруг расплывался. Он мастерски действовал, уже зная каждый дюйм моего тела. Он понимал каждую частичку меня — по крайней мере, там, внизу, — он знал, как свести меня с ума. Как подвести меня к краю и вернуть обратно. Мучал меня ради моего собственного удовольствия.

Что-то привлекло мое внимание, когда Кристиан пировал мной. Кто-то стоял у двери.

Феликс.

Стоял в дверном проеме, ведущим в коридор, освещенный светом позади.

Он наблюдал. И когда я поймала его взгляд, он не дрогнул, не пошевелился. Нет, его брови слегка приподнялись. Ждал, когда я остановлю Кристиана, чтобы предупредить его.

Что бы сделал Кристиан, если бы знал, что Феликс наблюдает за этим? Наблюдает за мной?

Он наверняка причинил бы ему боль. Кристиан был опасным альфа-самцом. Хотя я еще не испытала этого на себе, у меня возникло ощущение, что он собственник.

Я вскрикнула, когда его язык прошелся по моему клитору, и один из его пальцев вошел в меня, но мои глаза все еще были прикованы к Феликсу. Теперь на его лице что-то было. Голод. Волнение. Мое тело извивалось на столе, пока Кристиан доводил меня до оргазма.

На грани Кристиан остановился, встал. Его глаза были полны жажды, когда он дернул меня за ноги, перевернув так, что я прислонилась к столу животом.

Мои крики эхом разнеслись по комнате, когда он врезался в меня. Он был сосредоточен на мне. Ему всего лишь нужно было повернуть голову, посмотреть в сторону двери, чтобы увидеть там Феликса, наблюдающего за ним.

Я была в нескольких шагах от опасности, возможно, от смерти, будь она Феликса или моя собственная. И наряду с его взглядом, с членом Кристиана, я переступила через край, забрав Кристиана вместе с собой.

Последнее, что я увидела, прежде чем полностью потеряла контроль, были веселые возбужденные глаза Феликса, когда он повернулся спиной и ушел.