Выли трубы. Улицы Лармада наполнились криками, грохотом копыт и солдатских сапог. Филипп поспешил на задний двор «Ледяного Шинка», чтобы спрятать в тайнике то, что не стоило демонстрировать стервятникам, которые вот-вот заявятся с обыском и за комиссией с заказов. В «Ледяной Шинок» частенько захаживали сенторийцы, и не для того, чтобы пропустить стаканчик. Часть выручки со всех сделок уходила иперским офицерам, которые за процент закрывали глаза на происходящее в стенах таверны и за их пределами.
На заднем дворе Филиппа ожидал сюрприз. Шестеро мужчин при его появлении опустили оружие.
— Давно не виделись, Сыч, — поприветствовал Артур Тонгил и откинул капюшон, открывая лицо.
Только его сейчас не хватало!
За три года Артур сильно изменился. Он уже не тот доблестный рыцарь и блистательный герцого, который когда-то командовал армией Вертиса. Перед ним стоял одновременно измотанный бродяга и убийца с осунувшимся лицом, от которого так и веяло угрозой. Глубокая складка между широкими бровями придавала Артуру свирепый вид. Густая неухоженная борода делала упрямый подбородок еще жестче. А губы, казалось, не умели улыбаться, и от тяжелого взгляда серых глаз пробирал озноб.
— Приютишь нас с парнями? Скоро пойдет дождь, и Тропа размокнет.
За широкой спиной Артура маячили пятеро южан в зимних меховых куртках. Особенная ячейка. Она состояла из сенторийцев, которые в свое время дезертировали. Возглавлял их Генр Люше. Филипп слышал про него, но не был знаком. Изгнанники под видом своих добывали сведения для Львов Свободы, участвовали в деверсиях внутри сенторийской армии, подстрекали недовольных имперцев ксотрудничеству, пускали стервятников по ложному следу и всячески запутывали их. Действовали крайне осторожно, стараясь держаться регионов, а не в основном командном составе, так как их могли узнать.
В лояльности специального отряда сначала сомневались, хотя с его членами не раз беседовал Зандр. Северяне верили, что слова пусты, и нет ничего важней дела. Так что когда дезертиры-сенторийцы доказали верность делом, их приняли, как своих.
Все выжидающе смотрели на Филиппа. Пауза затягивалась.
— Ладно. Пока все не уляжется, вы можете остаться. Кстати, поздравляю, вы достали Главного Дознавателя. И теперь у всех большие проблемы.
— К сожалению, достал его кто-то другой. Но я рад, что этот старый маразматик больше не будет топтать нашу землю.
— Не вы? А кто тогда? — Филипп подошел к стене и выдал тростью серию ритмичных ударов по каменной кладке.
— Без понятия. Но Львы Свободы не имеют никакого отношения к смерти Фалька. А всех собак повесят именно на нас, — Послышался гул и противный скрежет. — Надо бы смазать механизм.
— Внутри есть пара бочек с черным маслом. Вот и займитесь, пока будете отсиживаться.
Стена разошлась пополам, а затем половинки медленно разъехались в стороны, открывая проход. И мужчины один за другим спустились по выдолбленным ступеням в секретный склад «Ледяного Шинка».
— Шатун, держи светильник, — Филипп послал импульс в шар и, как только темпораль загорелся, кинул Артуру. — Стервятники уже топчутся у входа, так что прошу сидеть тихо и не геройствовать.
Филипп закрыл потайную дверь и появился в основном зале «Ледяного Шинка» вовремя. Имперцы уже сновали между столиками и обыскивали присутствующих. У входа стоял маг в серой мантии. У его ног корчились от боли вышибалы таверны.
— А вот и дорогой хозяин! Мы заждались! — повернулся Крыс и оскалился в улыбке. — Твои люди забыли правила приличия. Пришлось напомнить им и всем присуствующим, как следует встречать важных гостей.
— Магистр Брон, вам всегда рады в стенах моего заведения, — заулыбался в ответ Филипп и театральным жестом всплеснул руками. — А кто этого не понимает, должен немедленно присоединиться к моей охране.
Судя по выражению лиц местной разношерстной публики, они не были рады и желали только побыстрей сбежать. Но всё понимали и не горели желанием пускать кровавые сопли у входа в таверну, как сейчас это делали вышибалы «Ледяного Шинка».
Пока красные по-хозяйски проверяли здание и посетителей, Брон присел за столик. Перед ним тут же поставили блюдо с румяными пирожками и чашку из тончайшего имперского фарфора. Леда не впервые обслуживала Брона, поэтому держалась уверенно. Она налила ему свежезаваренный кофе и в конце легким плавным движением добилась цветочного рисунка на пышной пенке.
— Ого. Это даже не цикорий, — Брон с удовольствием вдохнул бодрящий аромат. — Анис, бадьян, корица и что-то карамельное. Вы не поскупились.
— Для вас все самое лучшее, магистр, — сказал Филипп, присаживаясь напротив имперца, занятого содержимым чашки. Закончив рассматривать и обнюхивать напиток, Брон сделал большой глоток и закашлялся.
— Что-то не так, магистр? Вам не понравился вкус? — забеспокоилась Леда.
— Вы ваш проклятый верт во все пихаете?
Умница, Леда. Очень предусмотрительно с ее стороны. Хотя ей не стоило так рисковать. Зато Брону будет сложней определить ложь. Но даже в этом случае нужно держать ухо востро.
— Немедленно замени, — добавил в голос строгости Филипп, желая, чтобы она поспешила. Леда поклонилась, схватила чашку и умчалась на кухню.
Брон проводил ее заинтересованным взглядом. Его улыбка стала еще шире, когда Леда вернулась с новой порцией кофе. На этот раз она уже не осмелилась что-либо добавлять.
— Как вам наши посикунчики? — поинтересовалась она, когда Брон с наслаждением начал пить.
— Что?! — вновь поперхнулся тот, недоверчиво уставившись на темную жидкость.
— Пирожки-посикунчики. У нас они лучшие во всем Лармаде. По старинному семейному…
— Не пробовал, — выдавил он между покашливаниями.
— Будьте осторожней. Их не зря так зовут.
— Леда! — оборвал ее Филипп. — Проверь, пожалуйста, мясо на вечер.
— С вашего дозволения, — проговорила она, поклонилась и удалилась на кухню.
— Прошу прощения, магистр. Глупая девчонка только хотела вам угодить, она же ничего не смыслит…
— Все женщины такие. У них мозг не может удержать элементарных вещей. Приходится вбивать в него информацию.
— Вы правы. Я обычно использую трость. И сегодня она не останется без дела.
— Жаль, я буду слишком занят, чтобы присутствовать во время воспитательного процесса, — расхохотался Брон. — Но, возможно, зайду через денек-другой.
Кулаки чесались стереть с его лица гадкую ухмылку, но Филипп ничем себя не выдал. Придется куда-нибудь отослать Леду, чтобы Брон не добрался до нее своими похотливыми ручонками.
Пока проходил обыск, в зале висела гнетущая тишина. К пирожкам никто так и не притронулся. Брон допил кофе ровно в тот момент, когда завершили осмотр всех помещений, и вышел под вежливые просьбы заходить почаще.
Стервятники лютовали три дня. Но вскоре им надоело, и вернулась привычная рутина, только удвоили патрули. Народу в «Ледяном Шинке» поубавилось. Филипп не забыл про Артура и его людей, но открыл потайную дверь только, когда всё успокоилось. Еды и воды в укромном месте предостаточно, чтобы отсидеться в течение месяца не одному десятку человек.
— Можете выходить. Тропа Смерти уже достаточно высохла.
— Слава Всесвету! А то я бы точно не выдержал и придушил Клопа.
Раздался общий хохот.
— Я просто съел чего-то… — с легким акцентом возмущался молодой сенториец, выбираясь наружу последним.
— Это уже неважно, дружище. Быть тебе Клопом до конца дней.
— Генр. И никак иначе. Мне зря мама имя выбирала что ли?
Смуглый южанин был крепок, но не лишен изящества, двигаясь легко и стремительно. В нем чувствовался внутренний огонь, а также горячий темперамент, скрытые за внешней невозмутимостью. Черты лица простоваты, но их компенсировали выразительный миндалевидный разрез глаз, живых, сверкающих и молниеносно реагирующих на происходящее вокруг.
— Ты Сыч? Много о тебе слышал, — протянул он ладонь для рукопожатия. — Меня зовут Генр Люше. И только попробуй назвать меня Клопом.
— Я тоже про тебя слышал. Ты тот самый предатель и дезертир…
— Да. Тот самый, который пошел и выстоял против Бизона. Предателей нигде не любят, но я сыт по горло этой паршивой войной, враньем и зверством, — Генр смотрел прямо и твердо, ожидая дальнейшей реакции Филиппа, который после некоторых раздумий все же пожал протянутую ладонь.
За прачечной располагался небольшой горячий источник и бассейн. Мужчины приводили себя в порядок, когда явилась Леда и без капли смущения предложила сбрить им бороды. После их робкого отказа и заверений, что они справятся самостоятельно, она забрала вещи для стирки и оставила для них чистую одежду.
— Какая красотка, — присвистнул Генр. — Прямо…
— Стоп. Это всех касается. Если кто-то из вас хоть пальцем тронет Леду или слово скажет, то очень пожалеет.
— Как скажешь. На твою женщину даже не смотрим.
Хотел Филипп возразить, что Леда не его и планов на девушку у него нет, но не стал. Наверное, это единственное, что могло уберечь ее от изголодавшихся по женскому вниманию мужчин.
Филипп оставил южан наслаждаться водными процедурами, так как ему еще предстояло заняться неприятными обязанностями и позаботиться о бывших охранниках, чей разум разорвался из-за мощного магического удара Брона. Трое парней, еще недавно бывших в самом расцвете сил, теперь не могли даже контролировать слюну.
— Сыч, им можно чем-то помочь? — Артур смотрел на бледные до синевы тела.
— Мы все перепробовали, и только продлеваем их мучения, — отозвался Филипп.
— Никто не согласится влачить настолько жалкое существование, — тогда Артур снял кожаную перчатку с металлической руки и сжал ладонь в кулак. Между костяшками пальцев вытянулся длинный клинок. — В этом нет твоей вины.
— Знаю. Но от этого не легче.
— Когда-нибудь я вырву Крысу нижнюю и верхнюю челюсть и поменяю их местами. Посмотрим, как он тогда заулыбается, — с этими словами он нанес точный удар, чтобы прервать страдания первой жертвы, а затем остальных. Артур вытер лезвие, перед тем как оно втянулось обратно.
Живые стояли молча, глядя на мертвых, не в силах сглотнуть подступивший комок в горле.
— Всесвет укажет им дорогу в Вечность, — наконец, нарушил тишину Артур и вложил в безвольную холодную ладонь свернутую в трубочку записку.
Весточку мертвым мог передать только мертвый. Филипп не верил в это, но на Севере часто оставляли письма с покойниками для давно ушедших за Грань родных и близких.
— А где «Счастливый случай»? — спросил Артур, когда тела охранников на деревянных плотах подожгли и отпустили в Празас. — Я его не вижу.
— Корабль еще не пришел из Риу. Запалы сейчас на «Веселой танцовщице», но она еще пару дней будет на карантине.
— Видимо, удача изменила капитану Лаку. Печально, — конечно, их не могла огорчить смерть капитана, но Львы Свободы очень нуждались в услугах «Счастливого случая». Это судно немыслимым образом доставляло все быстро и надежно, обходя контроль и досмотры.
— Сыч, ты ведь подбираешь нам толкового парня?
— Да. Присмотрел парочку подходящих кандидатов и дал им проверочное задание.
— Спасибо. Я очень…
— Только избавь меня от своей благодарности. Вот без чего я точно могу в жизни обойтись, так это без нее.
— Все еще винишь меня?
— Нет, Шатун. Но мертвых не ругают. А исправлять все приходится живым, — неохотно признал Филипп и передал Артуру мастер-ключ. — Выбери пару ребят покрепче. Они пока могут исполнять роль новой охраны. Остальным придется сидеть в тайнике.
Тем же утром на «Веселой танцовщице» заподозрили чуму и подожгли. Когда они теперь смогут получить необходимые материалы непонятно. Весь день Филипп поднимал все свои связи, чтобы раздобыть запалы и поскорей избавиться от Артура. А ночью пил в компании Генра Люше, который оказался довольно интересным собеседником и просто славным малым. Пили за знакомство, за мертвых, за женщин, а затем перешли к дегустации различных сортов верта, вспоминая прошлое и настоящее, но избегая говорить о будущем.
— Я работал художником. Рисовал пейзажики да зверушек. Кутил по мере возможности. Но всегда хотел большего, поэтому искал покровителя среди магов, чтобы перейти на новый уровень и делать заготовки для темпоралей. И нашел графчика-старикашку, который даже мастером-то не был. Но угораздило же меня влюбиться в его молодую жену. Разразился скандал. Он вызвал меня на дуэль и умер от разрыва сердца тем же утром. Обвинили меня. Что я все подстроил, чтобы не драться с ним. На суде меня выставили посмешищем, отобрали кисти, вручили меч и отправили воевать.
— И насколько же ты хорош?
— А?
— Меня интересует, насколько ты хорош как художник?
— Как художник? Я великолепен! — Генр повел головой, он уже опьянел.
— Прям второй Винче, ну-ну.
— Хочешь докажу?
— Н-нет, не стоит…
Но Генр уже загорелся. Он встал и шатаясь прошелся по кабинету.
— Сыч, а где у тебя кисти?
— Не знаю.
— А кто знает?
— Леда.
— Леда!
Дверь распахнулась, будто она только и ждала, когда ее позовут.
— Кисти есть? — расплылся в улыбке Генр.
— Какие?
— Восьмерка и двенашка. А еще тушь.
— Сейчас.
Она принесла все, что нужно, а также несколько листов плотной бумаги и стакан воды.
— Спасибо, золотце, — прошептал Генр и открыл коробочку, в которой лежали бруски разноцветной туши и каменная тушечница. Он растер тушь, добавил небольшое количество воды и начал рисовать. Получилось серое яблоко. Хорошее, добротное и очень правильное яблоко. Со всеми рефлексами и бликами в положенных местах.
— Неплохо, — вынес вердикт Филипп.
— Но ничего выдающегося, — не удержалась Леда, которая осталась понаблюдать.
— Погодите. Это еще не все.
Рука Генра стремительно летала над бумагой, без линейки выводя прямо поверх яблока частокол идеально ровных черных линий, параллельных друг другу. И делал он это не только с удивительной скоростью, но и с невероятной точностью. Особенно для того, кто выпил не меньше целой бутылки верта.
— Ничего себе! — воскликнула Леда. — Оно красное!
— Нравится? Забирай себе, — зарделся Генр.
Ни капли магии. Филипп знал этот прием. Благодаря оптической иллюзии черно-белое изображение казалось цветным. Это не секретная техника, но мастерство исполнения на высоте.
— Впечатляет. Я бы не повторил. Без линейки, во всяком случае, точно не смог бы, — сказал Филипп. — Леда, а посикунчики еще остались?
Остывшие пирожки были не менее вкусными, чем горячие. Когда с ними покончили, Генр продолжил свой рассказ:
— Это все наш сержант. Сволочь редкостная. Гонял нас, как бешеных. Порол за все. За любой проступок. За грязное пятно на форме. За косой взгляд. За все. И воровал, что плохо лежит, а потом сбывал на стороне. Вот бывает такая категория подлецов, которых даже собакой или козлом не назовешь, так как это оскорбление для любой честной животины. Сержант выбирал себе любимчика и гнобил его до последнего. А избавившись от одного, принимался за следующего. В один прекрасный день настала моя очередь. Он придирался ко всему. Давал самую грязную работу. Но я терпел. Терпел и думал о побеге, но никак не мог решиться. Пока за оскорбление и неповиновение сержант не решил выписать мне пятьдесят ударов дубинкой. И выписал. Я отключился на двадцати, кажется. Так он принял решение, что когда я приду в себя, то он продолжит. Меня отвязали и бросили отходить в палатку. Я был уверен, что не переживу продолжения и сбежал. Ну, как сбежал. Уполз. Повезло наткнуться на пару таких же отчаянных дезертиров из нашей роты, как я. Они меня забрали с собой. Мы скрывались в лесу, а потом нас поймали. Выжил только я.
— За тебя, художник, — поднял бокал Филипп, и они, чокнувшись, выпили.
Разошлись под утро, когда Леда накричала на обоих и разогнала по кроватям.