Убийца великанов - 2

Глава 26 - Спасение

Это был не просто костюм, а два года проб и ошибок, безбашенного риска и болезненных падений. Все началось с того, что на одном из заданий Лисовину на глаза попался дневник Гайарда, который мечтал о полетах и разработал множество устройств, одно из которых его и убило во время тестирования. Разбирая чертежи, Лисовину показалось, что чокнутый механик подобрался очень близко к цели. По всем расчетам у него должно было получиться, но почему-то он разбился. Где-то закралась ошибка. И эта мысль не давала покоя несколько дней и будоражила по ночам.

Сдавшись на милость вдохновению, Лисовин приступил к доработке костюма для полетов Гайарда. Во время тестирования позорно шлепнувшись в воду плашмя и чуть не утонув, он еле успел стянуть с себя тяжелую намокшую ткань и забыл о полетах на целых два месяца. Но наблюдая как-то за белкой-летягой, снова вспомнил про них и добавил третье крыло между ногами к тем двум, что уже были между туловищем и руками.

Зима выдалась снежной, приземление с небольшой высоты в мягкую белую массу, казалось, не доставит сложностей. И Лисовин приземлился в снег. Ладно. Не приземлился, а упал. И продолжал падать, пока по невнимательности не прострочил ткань в два слоя. Это и навело его на правильную мысль. Так крылья стали двухслойными и надувались встречным потоком воздуха, создавая подъёмную силу. И это, наконец, сработало. Он разогнался и не упал камнем, а полетел вперед, обгоняя птиц и огибая верхушки деревьев, но не смог уйти от столкновения с особенно высокой елью. Над лесом он тоже больше не экспериментировал, предпочитая равнины между горными ущельями.

Не сразу Лисовин решился на планирование вниз с приличной высоты. И первый раз он не забудет никогда. Хотя в памяти вообще мало чего осталось вразумительного из-за страха и неуверенности, как в первый раз с женщиной.

Второй раз был слишком сосредоточенным, механическим. Он кружил, запоминал, а разум занимался рассчитыванием углов, траекторий и отклонений.

И только на третий пришло осознание, что это настоящее чудо — лететь птицей в специальном комбинезоне и смотреть на мир сверху, когда вокруг горит небо. Каждой клеточкой ощущая жизнь, которая может оборваться в любой момент.

С такой высоты до этого Лисовину не приходилось еще стартовать. И ни разу до этого он не обходился без шлема, но сейчас он не успел его надеть и теперь молился о том, чтобы при посадке не ткнуться головой или не въехать в какой-нибудь скрытый под снегом камень. Такое уже случалось. И спас тогда только шлем.

Уши и нос замерзли. Щек он тоже больше не чувствовал, но это было уже не важно. У него нет права на ошибку, чтобы отвлекаться на подобные пустяки по сравнению с опасностью закончить дни где-то в горном ущелье, разбившись насмерть.

Для приземления он выбрал площадку, куда недавно сошла лавина. Снега там предостаточно, как и длины ущелья для торможения. Осталось только попасть в окно в десять шагов между двумя утесами.

Чтобы приступить к снижению, необходимо подняться. За счет подъемной силы немного гасилась скорость. Так что, чтобы падать медленней, приходилось быстрей лететь вперед и принимать вверх. Крылья не играли тут никакой роли. Ими вообще не помашешь, в противном случае нарушится баланс, и полет потеряет устойчивость.

Опустившись до предела, Лисовин промчался ровно между двух скал и осторожно постарался уйти еще ниже, сохраняя траекторию по отношению к гладкой поверхности. Угол наклона должен быть минимальным или летуна просто размажет.

На всей скорости он плавно ложился прямо на снег. Мгновения Лисовин держался параллельно поверхности на огромной скорости. От напряжения болела каждая мышца, но если он чем-то зацепится или провалится, то торможение будет травматичным. Только на середине ущелья, когда наклон пошел слегка вверх, Лисовин мягко заскользил по снегу выдающимися вперед вшитыми керамическими накладками, а потом опустился всем корпусом и поехал.

Поверхность постепенно изгибалась вверх, как трамплин, быстро гася скорость. Что-то задело и дернуло правое крыло. Ткань порвалась. Лисовина швырнуло вбок, и он покатился, бешено вращаясь. Затормозив, он уже не соображал, где низ, а где верх, и кто он вообще. Рот полон снега, как и нос, и уши. Он откашлялся и медленно ощупал себя, проверяя, нет ли переломов.

Это место Лисовин выбрал не случайно. Помимо того, что подножие горы подходящим образом изгибалось, здесь находилось заброшенное логово контрабандистов в небольшой пещере, в которой он заранее оставил немного припасов и снаряжения.

Добравшись до убежища, Лисовин первым делом снял с себя безвозвратно испорченный и разодранный от локтя до бедра костюм, переоделся в теплую одежду и развел огонь в кострище. За неказистой дверью находилось небольшое помещение, где хранили старое оружие и темпорали. Там он отыскал пару пустых деревянных ящиков и поломанный стул, которые пустил в огонь. Открыв пыльную бутылку, он сделал пару глотков верта прямо из горлышка, а остальное перелил в небольшую флягу. Перед дальней дорогой нужно как следует выспаться. Расстелив одеяло возле кострища, он отстроился на ночлег.

Лисовин по утру подготовил лодку и перекусил, а затем приступил к сборам. Он сложил котелок, одеяло, запасную пару меховых сапог и другие необходимые вещи в заплечный мешок, и покинул пещеру.

Незамерзающая река Безольда заволакивала все вокруг холодным туманом. И пушистые обындевевшие деревья, склонились пред ней, как пред королевой. До темной воды оставалось не меньше сотни метров, когда тишину прорезал громкий треск, и на Лисовина обрушился водопад снега и крови.

А в следующее мгновение к его ногам упало растерзаное ветвями тело. Тартан в клочья, кожа в клочья, одна нога вывернута под неестественным углом. Лисовин глянул наверх и ничего необычного не заметил, только отвесную скалу и высокие заиндевевшие сосны.

— Ягодицы великана! Каким же ветром его сюда занесло?

Невнятный звук. То ли стон, то ли всхлип. Но в нем — мольба. Те, кто не раз делил ложе со смертью, узнают ее зов. Несчастный был еще жив.

Бросив вещи на землю, Лисовин вытряхнул содержимое рюкзака на снег и принялся за дело. Сначала следовало вынуть ветки из ран, все хорошенько промыть и остановить кровь. В ход пошло и одеяло, и верт. Он аж взмок от прилагаемых усилий на спасение незнакомца.

А незнакомца ли?

Только когда он сделал все, что требовалось в первую очередь, Лисовин рассмотрел лицо того, кто буквально свалился на него с неба.

— Сыч… долетался…

Начало темнеть, и снег усиливался.

Лисовин вернулся в пещеру, снял дверь с петель и привязал ее к ржавым саням, чтобы на ней перевезти раненого в пещеру.

Огонь пожирал остатки хлама, ему в пищу отправился очередной стул. Тщательно промыв все раны Филиппа кипяченой водой и вертом, Лисовин наложил тугую повязку ему на ребра, зафиксировал сломанную в нескольких местах ногу и обе руки. Затем вернулся к реке и собрал свои вещи, отыскал в мешке топорик и нарубил дров, так как больше жечь нечего. Придя назад в пещеру, Лисовин так умаялся, что сразу же заснул.

Проснулся он среди ночи от свистяще-булькающих звуков. Раненый не мог кричать или стонать, поэтому из его горла вырывалось нечто нечеловеческое. От этих жутких хрипов волосы становились дыбом и пробирал озноб. Где-то в рюкзаке Лисовин держал небольшой запас болиголова. Растопив снег, он кинул в чашку щепотку травы. Затем дождался, когда хорошо заварится, и вынес на улицу — остудить. Процедил получившийся отвар и аккуратно влил Филиппу в рот, следя за тем, чтобы тот проглатывал. Часть осталась на потом — больше нельзя, а то смерть наступит не от ран, а от отравления высокой концентрацией яда.

Филипп забылся, провалившись в крепкий сон, а Лисовин снял пропитавшиеся насквозь кровью повязки, закинул их в кипяток, обработал ссадины и царапины. Хорошо, что он всегда носит с собой в наборе отмычек пару иголок и шелковую нить. Лисовин их прокипятил, чтобы зашить самые глубокие раны и порезы. За этим занятием он размышлял, что же делать дальше.

Еды у них мало. Он предполагал, что сможет за пару дней переправиться вниз по Безольде к Бездонному озеру. А там уже выйти к прибрежной деревне. Но с раненым это будет проблематично и медленно. Скоро разразится буран, как это всегда бывает после Лисьих Плясок. Они застрянут, так что нужно подготовиться и запастись дровами впрок. Лисовин исследовал каждый уголок пещеры, обнаружив небольшую сеть. Ее использовали для поднятия грузов на Тропу Смерти, но и для рыбы сойдет.

Это было нелегко. Ничем подобным в своей жизни он еще не занимался, поэтому провозился несколько часов. Даже чуть не упал в воду. Его неимоверные старания вознаградились десятком рыбешек на половину ладони. Как только он оказался в пещере, завыл ветер.

Выл и Филипп. Он пытался двигаться, а этого делать не стоило. Лисовин вскипятил воду и заварил болиголов, наспех остудил его, кинув пригоршню снега, и влил раненому. Тот не сразу затих и перестал метаться.

Приготовление рыбы заняло больше времени, чем ее поедание. Во всяком случае со своими двумя Лисовин справился за пару мгновений. Филиппу он сварил бульон и растолок карасиков в кашицу. Остальная рыба лежала на куче снега, чтобы не испортиться, пока снаружи бушевала стихия. Чтобы выйти из укрытия, не могло идти и речи. В белой завесе невозможно разглядеть деревьев, которе находились в нескольких шагах. Там ничего не стоило потеряться в трех соснах, а снежная буря в считанные минуты забрала бы душу, оставив лишь холодное тело.

Рев на улице закончился, когда Лисовин доел завалявшиеся в кармане куртки орешки и честно поделил пополам последний сухарь. Для Филиппа он его хорошенько размочил в остатках отвара. Без обезболивающего раненому очень быстро станет худо, поэтому пришлось его крепко накрепко связать, чтобы не вздумал дергаться.

Снег прекратился. Намело так, что снегоступы еле держали на поверхности. Если бы не они, то Лисовин бы проваливался по пояс. Вышло солнце, сияя так ярко, словно чувствовало вину и извинялось за долгое отсутствие. Только этот свет лишен тепла и, отражаясь от снега, слепил даже через окуляры. Мороз щипал нос и колол щеки, проникал сквозь одежду и сжимал пальцы через толстые перчатки на меху.

Равнодушные темные воды Безольды неимоверно глубоки и важно текли несмотря на мороз. Теплые ключи не давали зиме сковать реку льдом. Но рыба после бури совсем не ловилась. Лисовин оставил тщетные попытки что-то поймать сетью у берега и спустил на воду лодку. С нее тоже не ловилось. Тогда он поставил пару силков, не особо рассчитывая на результат. Звери после бурана не стремятся сразу же покинуть безопасные убежища.

Вспорхнула птица. И Лисовин с досадой проследил за ее полетом. Затем какое-то движение на склоне привлекло его внимание. И внутри похолодело.

На его глазах снег на склоне расчертила длинная извилистая трещина. Лисовин помчался настолько быстро, насколько это возможно в снегоступах. Сердце бешено колотилось от страха и предчувствия. Ведь любой момент снежная масса готовилась сорваться вниз со склона и похоронить и пещеру, эту небольшую долину и двух человек, волей судьбы оказавшихся здесь.

Не мешкая, Лисовин закинул что попалось под руку в рюкзак и вышел. Через пяток шагов он замер, как вкопанный. Сжав кулаки и зажмурив глаза, он стоял, проклиная всех на свете.

— Да, какого великана?! Сыч, не мог ты свалиться чуть дальше? — прорычал Лисовин и кинулся обратно в пещеру. Он выволок наружу волокушу, приспособленную из двери, к которой привязал Филиппа, предварительно зафиксировав его переломы, и потащил к реке.

— Я об этом пожалею. Очень сильно пожалею, — в сердцах возмущался Лисовин и тянул тяжелую ношу. — Как же я уже жалею.

Он бережно переместил раненого на дно лодки, а затем закинул вещи. Второй раз за день Лисовин спустил лодку на воду, но в этот раз он не стал привязывать веревку к берегу. Течение подхватило их и весело понесло вперед. Они обогнули склон, оказавшись с противоположной его стороны, когда небо раскололось и вверх взметнулось белое облако. И огромная масса снега с гневным ревом понеслась к реке. Белая разрушительная сила сметала все на своем пути.

Лисовин ругался и налегал на весла, стараясь отплыть как можно дальше. Лавина достигла воды, подняв большую волну, едва не перевернувшую лодку. Вторая волна развернула их, а третья вновь чуть не опрокинула. Снег плотиной лег на реку, извлекая из своих недр все, что успел захватить по пути — деревья, камни, мусор. Довольная Безольда принимала и подхватывала его дары, рассматривала-вертела и уносила прочь.

Ствол сильно стукнул лодку по бортику, хлестнув Лисовина мокрой веткой по лицу и оставив глубокую царапину. Если бы не окуляры, он бы точно остался бы без глаза. Мелькали деревья с одного берега, тянулись отвесные скалы — на другом. Филипп промок и мерз, пришлось отдать ему второе одеяло и накрыть сверху остатками летательного костюма. От голода у Лисовина крутило внутренности. Сейчас он был бы рад даже заплесневелому сухарю. Сеть волочилась за лодкой, но ничего не попадалось, кроме палок.

Не дожидаясь вечера, Лисовин причалил, привязал лодку, оставив в ней Филиппа. Силы кончились, сказывалась усталость и голод. Ноги окоченели. Поэтому прежде чем заняться костром и поиском пропитания, он плюхнулся на мешок, расслабился и задержал дыхание. Задержка запускала механизм теплопередачи по всему телу. Кровь бежит быстрей, согревая все внутренние органы и конечности. Этому трюку его научил старый отшельник, который даже в самый мороз ходил в легкой рубашке. Лисовин не умел дышать так постоянно, ему необходимо сосредоточиться, чтобы перейти от привычного поверхностного дыхания к диафрагменному.

Когда острые иголки покинули тело, настала пора позаботиться о костре и еде. Лисовин вытащил и распутал сеть с четырьмя рыбешками, которых стыдно даже коту предлагать. Растопил снег, не решаясь набрать воды из Безольды, полной мусора из-за схода лавины, и закинул улов в дымящийся котелок. Затем внимательно осмотрел деревья. На них осталось немного шишек, а на пне обнаружилась целая пригоршня замерзших до каменного состояния вешенок, которые он срубил ножом. Лисовин подбросил бревен в разгоревшееся пламя и помешал закипевшую незатейливую похлебку, всыпал в нее остатки соли и бросил уголек.

Вдалеке протяжно и тоскливо завыл волк. Казалось, нет никого более одинокого и несчастного в этот миг. Но ему ответил не менее жалобный голос. Вскоре к двум одиночествам присоединилось третье. И уже совсем близко.

Зима выдалась ранняя и холодная. Говорили, что зверье озлобилось и в поисках пропитания заходило даже в города. Хищники не гнушались нарушать закон природы держаться от людских жилищ подальше, нападая иногда даже днем.

В темноте бреснули огоньки, и к берегу вышел матерый волк. За ним заскользили тени, и вот уже вся стая предстала перед вскочившим Лисовином. Он выхватил горящее полено и вовремя обернулся, ткнув им наугад.

Завизжало. Запахло паленой шерстью.

Свора рычала и капала слюной с клыков, сужая полукруг. Вор пятился спиной к воде, не упуская из виду каждого волка, особенно здоровенного вожака.

Сумку собрать он не успеет, как и поесть.

До лодки оставалась пара шагов, когда механизм естественного отбора пришел в действие.

Голодный зверь пошел на человека.

Волки как по команде бросились на вожделенную добычу. Они метались, извивались, а жертва отбивалась огнем и ногами. Палка опускалась и поднималась, искры летели во все стороны. Целясь в уязвимые места, глаза и носы, Лисовин спрыгнул в воду. Молодой волк сиганул за ним, тут же получив горящей палкой в оскаленную пасть.

Забравшись в лодку, Лисовин кинул в собравшихся на берегу погасшей палкой и перерезал веревку. Плыть в холодной воде они не отважились, но вожак издал короткий полусон-полурык, и вся стая последовала за Лисовином по берегу.

Всю ночь волки следили за лодкой, жалуясь звездам на несправедливый исход охоты и обещая поквитаться со строптивой жертвой. Лисовин не сомкнул глаз, то работая веслами, то разогревая себя дыхательными упражнениями. Утром ожидая, что преследователи оторвались, он направил лодку к берегу. Но растущие кусты зашевелились и оттуда вынырнул волк обожженной мордой.

Пришлось снова вывернуть на середину, наблюдая за упрямыми хищниками. Будто они знали, что когда начнутся сопки, ему нужно будет пристать к берегу, чтобы остаток пути до озера проделать пешком. С другой стороны нависали скалы и причалить можно только к тому берегу, где поджидали хищники.

Течение ускорилось, до ущелья с порогами оставалось совсем ничего. Нужно причаливать. На берегу плотоядно облизывались волки. А другой стороны… дым?!

Лисовин аж привстал, чтобы рассмотреть получше. На другом берегу вился дым, а прямо перед входом в ущелье виднелось небольшое плато, к которому можно подвести лодку пристать. Изо всех сил работая веслами, Лисовин греб до спасительного пятачка, пару раз едва избежав попадания в водовороты. Когда до земли оставалось совсем немного, и уже просматривалось дно, лодку резко крутануло. Весло выпало из руки, и Лисовин не успел его ухватить. Их начало уносить течением.

Тогда он скинул куртку и сапоги, схватил веревку, закрепленную на носу и привязал к ноге, прежде чем спрыгнуть в ледяную воду. Через пару гребков он почувствовал ногами дно и побрел к берегу, вытаскивая за собой лодку. Дрожа всем телом, Лисовин забыл как дышать. Зубы стучали так, что он бы не удивился, если бы они раскрошились.

Оказавшись на берегу, он подтянул лодку и привязал ее к ближайшему дереву, у которого стояла перевернутой еще одна. Затем он скинул с себя начавшуюся покрываться коркой льда одежду, натянул сапоги на потерявшие чувствительность от холода ноги и накинул сухую куртку на голое тело. Только после этого он позволил себе осмотреться.

Дым шел из небольшого охотничьего домика. Осталось подняться на холм, и их ждет тепло. И, возможно, еда.

Ног он все еще не чувствовал. Но сейчас все пройдет. И он отправится наверх. Испытывая облегчение, Лисовин опустился на землю. Сейчас он только немного отдохнет и пойдет туда. Глаза налились свинцом, или это в них попала вода.

Чуток отдышаться. Совсем капельку. И он позовет на помощь, чтобы перенести раненого…

Еще буквально одно мгновение…

— Лисенок!? — раздался возмущенный возглас, а щеку обожгла пощечина. — Кажется, у меня вошло в привычку спасать твою поганую рыжую шкуру. Очень вредную привычку. Не смей замерзать у меня на пороге, гаденыш!