2

Отец встревожился. Прищурил глаза. Близорукость? Нет, так глядел Вильгельм Телль, натягивая лук и целясь под яблоню, где стоял его сын.

Хюго Клаус[3]

«Горе Бельгии»

Я прекрасно слышала, что по ту сторону двери царит суматоха, но меня это как-то не трогало. Поднявшись с пола, я направилась к телефону, который стоял у меня на письменном столе. Номер моей матери был занесен в память, хотя я звонила ей крайне редко. Зато я была предупреждена, когда звонила она, что бывало столь же редко. Она удивилась, отчасти и потому, что я разбудила ее в такую рань. И тут же спросила:

— Что-нибудь случилось?

Я запнулась. И не стала отвечать на ее вопрос.

— Мама! — сказала я. — Ты должна дать мне телефон Эбби. Мне нужно с ней поговорить, это очень важно!

— Конечно важно, — сказала она. — Причем с тех самых пор, как ты бросила ее на произвол судьбы. Но почему именно сейчас и посреди ночи?

— Никакое не посреди ночи! Я давно уже на ногах! Так ты дашь мне ее номер?

Она была все еще в постели, до меня доносилось шуршание перин.

— Это нежелательно, — сказала она. — Но я обещаю, что позвоню ей, когда окончательно открою глаза, и все передам. Может, она тебе и позвонит!

— Да не будет она мне звонить! — возразила я в отчаянии.

— Теперь вот что… — Судя по голосу, она начала просыпаться. — Я уже с неделю собираюсь тебе позвонить, потому что с тобой хочет поговорить кто-то другой.

— Кто?

— Дедушка.

— Дедушка хочет со мной поговорить? — У меня забилось сердце, стук его отдавался в ушах. — Почему? Я хотела сказать: почему же он тогда не позвонил?

— Он хочет, чтоб ты его навестила.

— Да? Почему же ты сразу не сказала, а ждала целую неделю? Это же важно!

— Ты думаешь поехать навестить его? — спросила она.

— Ну конечно! А как, по-твоему? Я не видела его много лет, конечно же я хочу его навестить. А почему он вдруг захотел со мной поговорить?

— Он болен.

Она замолчала. Я тоже.

— Ты меня слушаешь? — спросила она.

— Да, — ответила я. — Скажи, он очень болен?

— Он лежит в больнице в Рединге, он скоро умрет.

— Как — умрет? — Я возвысила голос и часто задышала, и тут позвонили в дверь.

— К тебе гости, — сказала мать.

— Нет, — ответила я.

— Я же слышу, звонят в дверь.

— Да. Я тебе скоро перезвоню. — Я положила трубку.

Дедушка. Я сидела, уставясь на телефон и письменный стол. Потом открыла крышку компьютера и уже собралась его включить, как в дверь опять позвонили.

На пороге стоял высокий темноволосый мужчина, он сказал, что он из полиции. Из-за его спины появился еще один, постарше, они печально мне покивали. Они хотели бы войти.

— Я еще даже не оделась, — сказала я, не трогаясь с места. — И не позавтракала.

— Давай я сварю тебе кофе, пока ты оденешься? — предложил высокий. — Или чай. Будешь чай?

Я показала на дверь, ведущую из гостиной в кухню, а сама пошла и закрылась в спальне. Убрав с кровати мокрое полотенце, я присела на краешке, поглядела на телефон, который висел на стене, и нажала «5», «быстрый» номер матери.

— Как, уже? — отозвалась она.

— Что с дедушкой? — спросила я.

— Ну-у… ему девяносто шесть, у него рак желудка, он очень плох, но хочет тебя повидать.

— Почему ты не сообщила сразу? Не позвони я тебе сегодня, ты бы мне так ничего и не сказала?

— Кто это к тебе приходил? — поинтересовалась она.

— Мама, он что, вот-вот умрет? Я успею? А ты сама у него была?

— Я считаю, тебе надо поторопиться.

— Ему можно позвонить, как ты думаешь?

— Понятия не имею. Так ты поедешь?

— Нет. Да. Не знаю. Тут кое-что случилось. Ты уже звонила Эбби?

— Я еще не оделась! Я позвоню ей, но только позже! Позже! А что случилось?

Я поймала в зеркале свое отражение. Я буквально утонула в сером халате Халланда, волосы еще не высохли и в беспорядке. Взгляд отчужденный. На стене у моего изголовья висели две маленькие фотографии в черных рамках. Неожиданный след моего присутствия в этом доме. Ведь по-настоящему я существовала лишь у себя в кабинете. На этих двух фотографиях — дедушка с Эбби. Когда я ее оставила, ей было четырнадцать, здесь ей семь, беззубая и задумчивая, ветер треплет выгоревшие на солнце волосы. Он сидит в шезлонге, на нем соломенная шляпа.

— Дедушка! — проговорила я. — Во всяком случае, я должна ему позвонить! — Я заплакала.

— Почему ты не можешь его навестить? — спросила мать.

— Халланд умер, — сказала я и быстро повесила трубку.

Порывшись в ворохе валявшейся на стуле одежды, я выудила брюки и свитер. В дверь постучали.

— Войдите! — сказала я и провела щеткой по волосам.

В комнату заглянул высокий. И спросил:

— В доме еще кто-нибудь есть?

— Нет! Я разговаривала по телефону.

— С кем?

— Не твое собачье дело! — сказала я. — С моей матерью. — Голос у меня оборвался. — Извини! Просто… просто я… — Тут я не выдержала и поспешно закрыла лицо руками. Нельзя, чтобы он меня такой видел — посторонний же. — Извини, но мой…

— Пойдем, выпьешь кофе, — сказал он.

Я проследовала за ним в собственную гостиную, которая теперь выглядела чужой. Не переставая плакать, я подняла с дивана и принялась складывать плед. Зазвонил телефон.

— Пускай, — сказала я. — Это моя мать. Я с ней только что говорила, она сообщила, что дедушка при смерти, я не… — Я разрыдалась и вынуждена была сесть. — Я не видела его много лет, а сейчас он при смерти!

Они переглянулись, перевели глаза на меня — и снова переглянулись. Я встала, сходила на кухню за бумажным полотенцем и высморкалась.

— Ты понимаешь, почему мы здесь? — просил тот, что постарше.

Я не ответила, лишь тихо кивнула.

— Я была там и видела его, — произнесла я.

— Халланд Рое застрелен. Убит. Ты Бесс?

Я кивнула.

— Стало быть, его жена?

— Мы не женаты, — ответила я, озираясь по сторонам. — Но мы здесь прожили десять лет. Это дом Халланда. Вы все-таки намерены арестовать меня?

— Арестовать?

— Сюда приходил один человек… по имени Бьёрн. Он сказал, что я застрелила Халланда.

— Это так?

Я не ответила. Я опять расплакалась, не зная толком, что оплакиваю. Дедушку, и Халланда, и Эбби, одновременно. Свою целенаправленную энергию, граничившую с безумием. Мне казалось таким очевидным, что надо позвонить Эбби. Как будто это была первоочередная цель моей жизни. Непостижимо!


Оказывается, я проснулась от выстрела. Они объяснили мне: Халланд застрелен. Убит. Бьёрн, который был не полицейским, как я думала, а заведующим хозяйством школы, расположенной чуть дальше за площадью, видел, как в Халланда ударила пуля и он, пошатнувшись, упал. По словам Бьёрна, он расслышал, как Халланд сказал: «Меня застрелила моя жена».

Вот что они мне объяснили. А потом посмотрели на меня слегка опечаленными глазами. Но я так ничего и не поняла. Я не понимала, что они хотели взять у меня показания, — ну а как я могла их дать, если мне и в голову не приходило, что это может иметь ко мне отношение. Я не понимала, что им, по сути дела, надо было выяснить, способна ли я была его застрелить. Больше они ничего не сказали, это только моя догадка. Но они ждали, что я что-то скажу, вот это я поняла. И сказала:

— Можно мне будет посмотреть на него еще раз?

Конечно можно, позднее.

Перестав плакать, я пригубила кофе, он заварил его в кофеварке, которой мы никогда не пользовались. Наверняка она была пыльной — интересно, он ее предварительно сполоснул? Тут до меня дошло, что темноволосый ко мне обращается. Я повернулась к нему.

— Как ты сказал, тебя зовут? — перебила я его.

— Фундер.

— Фундер, — повторила я.

— У Халланда есть семья? Родители, братья и сестры… дети?

— Нет… — сказала я нерешительно и задумалась. — Это довольно запутанно. Только они, по-моему, умерли. Сестра умерла, под конец он с ней, кажется, уже не общался.

— До того как Халланд тебя встретил, он был женат?

— Почему ты об этом спрашиваешь? Не был.

Я его явно разочаровала.

— Ну не мог он сказать, что его застрелила жена. Что именно он сказал? Может, Бьёрн не так понял? Как это Бьёрн не видел, кто его застрелил?

— Его застрелили из штуцера.

— Откуда вы знаете?

— Это можно было определить по звуку выстрела, а также по входному отверстию. И еще: выстрел был произведен с большого расстояния. Бьёрн ничего не видел, и Халланд не видел того, кто стрелял.

— Но почему же? Почему он так сказал?

— Вот именно — почему? — отозвался Фундер. — У вас в доме есть штуцер?

Нет, никакого оружия у нас не было.

Нет, я не стреляла в Халланда.

Нет, я не видела Халланда со вчерашнего вечера.

Нет, я не могла себе вообразить, чтобы кто-нибудь хотел убить Халланда. Никаких врагов, враги бывают только в кино. И стреляют в человека только в кино. Но что я знала о жизни Халланда вне этих стен?

— Коль хочешь избежать утрат, не возлюби всего земного, — произнесла я.

Представители правопорядка вскинули на меня глаза.

— Людвиг Бёдкер,[4] — подсказала я.

Загрузка...