in favorem tertii: в пользу третьего лица
Дверь в дом приотворена.
Я толкаю ее, навстречу мне что-то кидается, едва не сбивает с ног и с визгом исчезает, минуя дом Брандта. Собака. Свет еще не дали.
— Кто тут? — окликаю я.
А кому здесь быть? Разве что в темноте сидит поджидает чудовище?
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.
На полу в углу гостиной что-то темнеется. Откашливается.
— Эбби говорит… по тебе не видно, чтоб ты горевала.
— Она так говорит?
— Тебя бог знает где носит, ты пьешь, и танцуешь, и флиртуешь, и целуешь соседа.
— Эбби ничего такого не говорит.
— Ты опять пьешь.
— Я не пью.
— Ты не горюешь.
— Что она об этом знает!
— Ты горюешь?
— Какое твое дело?
Я атакую чудовище. Мы катаемся по полу, он оказывается наверху, я внизу, потом наоборот. В окна светит белая ночь, а здесь, на полу, темно, я вижу мельком его переносицу — и не узнаю. Мне больно. Мы что, деремся? Охнув, я касаюсь указательным пальцем его шеи, этого достаточно. Я знаю, кто он такой. Мне не страшно. Это не сон, еще немножко, и я возьму себя в руки. Я лежу, прижавшись к его спине, и гадаю, спит ли он. Я просыпаюсь — переползая через меня, он задел меня по лицу. Я проснулась, но делаю вид, что все еще сплю. Он поднимается на ноги, отходит к окну, небо слабо светлеет, но сейчас ночь. Он снова подползает ко мне, только теперь укладывается валетом. Что ему надо? Он берет мою ступню и подносит ко рту и пытается захватить пятку губами. Так и лежит, не выпуская ее изо рта, а я делаю вид, что сплю. Что ему надо?
— Уходи, — шепчу я.
Он сел, глядит на меня.
— It’s better to have loved and lost… than never to have loved at all.[45] — Голос его дрожит.
— Заткнись, — говорю я. — Уходи давай.
— Я ждал и ждал.
— Чего?
— Тебя.
— Очень жаль, — говорю я.