Убийство Халланда

22

Я поехала туда на велосипеде. Как я выглядела? По крайней мере, я приняла душ, как можно аккуратнее забрала наверх волосы и надела длинные серьги, которые качались, когда я крутила педали. Теплынь, тишина, я забормотала «…но и вечерняя заря златой нам дарит поцелуй»,[29] рапсовые поля благоухали, перед выходом я выпила еще одну стопку «О. П.», вернее две, мне хотелось петь, но пока что я приговаривала: «Брандт! Халланд! Брандт! Халланд! Где же вы? Где же вы? Что с вами? Что…» Мне нравилось повторять себя. Бездумно. На меня действовали ритм и «О. П.», мне было тревожно, я была счастлива, было чувство, что я счастлива, но такого не может быть, кто-то купил «Лесной павильон» — почему же мы об этом не слыхали, интересно, слыхал ли Халланд? Если да, он бы мне рассказал, но только что он, собственно, мне рассказывал, в последний раз мы там были давно, наверное два года назад, мы еще захватили корзинку с едой и сидели на каменной скамье в заросшем саду. Но сейчас он все равно был со мной, мой дражайший муж, обманщик-предатель, мы уже въехали в лес, бук распустился, солнце скрылось, я почти не виляла. Я заслышала музыку еще издали, спрыгнув с велосипеда, я повела его, чтобы оттянуть время, и замедлила шаг. Навстречу мне попались двое-трое подвыпивших ребят, судя по всему, они меня не заметили, они чему-то смеялись.

Войдя в полумрак, я увидела много знакомых лиц, но все как будто смотрели мимо, и только одно просветлело: очевидно, Лассе забыл, что нам с ним нельзя разговаривать, он устремился ко мне, но его перехватила какая-то девочка и повела танцевать. За стойкой бара распоряжалась молодая плоскогрудая женщина, она заглянула мне прямо в глаза, собираясь что-то сказать, но сдержалась. Я взяла разливного пива.

Гость был тут. Он стоял в самом дальнем углу, на противоположной стороне танцплощадки, и разговаривал с какой-то очень светлой блондинкой, волосы у нее были распущены и падали ниже пояса. Должно быть, с ней было весело, он так громко смеялся, мне казалось, я слышу сквозь музыку его смех. Я отвернулась, теперь я чувствовала его спиной. Это напомнило мне то время, когда я была подростком, Гость и его внешность… я словно перенеслась в прошлое. Я постаралась принять равнодушный вид, ведь я уже взрослая. Темные волосы, узкие бедра — не будь у него широкого подбородка, он, пожалуй, был бы красив, зато это придавало ему оригинальность, как раз то, что привлекало меня с самого детства. Это не значит, что так выглядели всякие прочие. Халланд так не выглядел, Трольс тем более. Просто в нем было что-то такое, что зацепило мое внимание, и теперь, стоя спиной к нему, я знала, где он находится. Мне уже ясно было: я все время буду знать, где он находится. Быстро допив пиво, я заказала вторую порцию плюс «Фернет Бранка».[30] Музыка была неплохая, мне захотелось танцевать. Гость уже с блондинкой не разговаривал, она танцевала, она улыбнулась мне. Я было к ней направилась, но тут кто-то положил мне сзади на плечо лапу. Я не сразу его узнала.

— Ты меня извини! — крикнул он. Он слегка гнусавил.

— За что? — прокричала я.

— Я же тебя чуть не арестовал!

Да это Бьёрн.

— Ничего страшного! — прокричала я.

— Чево?

Улыбнувшись, я покачала головой, и ко мне пришло осознание: этот человек — последний, кто видел Халланда в живых, или почти в живых, он слышал, как Халланд что-то сказал, а может, ему послышалось. Можно было ожидать, что я потащу его наружу, где мы могли бы спокойно поговорить, собственно, я этого от себя и ожидала.

— Хочешь станцуем? — проорала я.

— Спрашиваешь! — проорал он в ответ.

Гость стоял уже в другом углу и потягивал пиво. Я танцевала с Бьёрном, к счастью, на расстоянии вытянутой руки, музыка была неплохая. Гость побрился, а вот бедра у него узкие, он наблюдал, надо бы переместиться к нему поближе. Как это так — Брандт исчез, а он здесь, надо подойти к нему и спросить, вернулся ли Брандт домой, хотя я прекрасно знала, что нет. Я улыбнулась блондинке, и закрыла глаза, и отдалась музыке, музыка была неплохая, я кружилась, покачивалась, у поющего был хриплый голос, и пел он не очень чисто, но вполне пристойно, я открыла глаза, чтоб посмотреть на него и, неловко повернувшись, чуть не повалилась на кого-то из сидящих за столиком, Бьёрн куда-то пропал, блондинка — в другом конце, я поискала глазами Гостя и не нашла, сидящие за столиком уставились на меня, ближе всех ко мне была одна женщина, она схватила меня за локоть и поднялась, явно вознамерившись вывести меня вон, но я стала сопротивляться. «Пошли!» — крикнула она, подталкивая меня. Народ расступился, я хотела сказать ей: как будто Моисей разделил воды, но она продолжала меня подталкивать, к тому же было чересчур шумно; мы вышли в проход, где выстроилась очередь в женский туалет, а потом она выпихнула меня наружу. Обернувшись, я узнала ее: коротковолосая пожилая кассирша из «Бругсена», я всегда становилась к ней, потому что она быстрая и здоровается.

— Давай я отвезу тебя домой, — сказала она.

— Я не хочу домой! — ответила я.

— Давай все-таки я тебя отвезу.

Где-то здесь должен быть мой велосипед. Я чувствовала, что язык мне не совсем повинуется, а она смотрела на меня и ничего больше не говорила.

— У меня только что умер муж! — выпалила я — и сразу же на себя разозлилась. Она была мне очень симпатична, ее возмутило, что я пьяна, это ясно, я выпрямилась, стараясь придать себе трезвый вид.

— Я знаю, весь город знает!

— Весь город?

— А если кто и не знал, то сегодня ты попала на обложку газеты.

— Я? Как это?

— По-моему, тебе надо домой.

Я разревелась:

— Да не хочу я домой!

— Ну что же, — сказала она и зашла внутрь.

Поодаль курила и горланила стайка молодежи. О, широкий подбородок! Прыснув, я сделала несколько неверных шагов, почему вдруг такая темень, я отошла всего на метр или четыре — или где я? «Лесной павильон» позади, но музыка до меня не доносилась, я замерла, густой мрак, густая тишина, густой воздух, может, перед самым моим носом что-то и есть, откуда я знаю, тьма кромешная, уж не ослепла ли я? Я закрыла глаза, открыла — никакой разницы, тогда я стала прислушиваться, вытянула вперед руку и двинулась на ощупь, далеко ли я от тропинки, не наткнуться бы на дерево. Вздох, чье-то дыхание, кто-то дышал прямо рядом со мной, я сперва оцепенела, потом пошатнулась и ойкнула, ступила шаг, другой. «Ни единого звука беглец не издаст, — скандировала я шепотом, — темень, темень… черни голова на блюде мне приносит радость, люди!»,[31] я уже пела, причем песню, которую пою исключительно в подпитии, пела не певуче-протяжно, а отрывисто, приноравливая ее к моим нетвердым шагам; я нащупывала ногами дорогу, похоже, я уже на тропинке, подбородок, хорошо, я от него сбежала, сбежала от себя самой, велосипед, где ж я его оставила? Разве еще не наступили белые ночи? Когда встает солнце? Холодно, я взялась за уши и хватилась серег, так оно всегда, мне захотелось писать, стараясь не упасть, я присела на корточки, я не видела, куда сажусь, снизу меня обдало теплом. Потом я окунулась в море света, слепящий свет ударил в глаза — я чуть не потеряла равновесие. «Не стреляйте!» — воззвал мой голос, тут сделалось темно. Открылась дверца машины, на землю упала полоска света. Ко мне кто-то приближался, я силилась подняться и одновременно натягивала трусы — и шлепнулась набок, на мокрое.

— А еще я сломала зуб! — выкрикнула я.