Мы тоже обсуждали вопрос о доказательствах, существование которых можно разумно ожидать в деле о заговорах. Имея преимущество писать годы спустя после статьи Жукова, мы привели огромное количество доказательств, которые подтверждают гипотезу, что заговоры, на которые ссылаются в Деле Кирова, Кремлевском деле, на Московских процессах и в Деле Тухачевского, были реальны. Сейчас мы имеем гораздо больше документальных доказательств, чем было у Жукова в конце 1990-х годов. Для каждого объективного ученого, как и для Жукова, доказательств об этих заговорах несметное количество. Большинство исходных документов в делах о заговорах 1930-х годов все еще классифицируется сегодня в России как совершенно секретные. Несомненно, только очень немногим привилегированным исследователям позволили увидеть некоторые из них. Но доступ к другим свидетельствам запрещен даже для них. Все свидетельства из этих архивов, которые уже были опубликованы, были, очевидно, либо официальными, либо полуофициальными — т. е. их нельзя было опубликовать без разрешения одного или другого официального органа. То, что различные архивы пребывают в ведении разных ведомств, несомненно, объясняет публикацию таких документов, как поразительные досудебные признания Генриха Ягоды и других, опубликованные крошечным тиражом в 200 экземпляров в 1997 г. Однако даже это количество проконтролировали основные историки крайне антикоммунистического толка.
У нас есть также два отчета «Комиссии Шверника», сделанные для Хрущева в начале 1960-х годов, «Записка» и «Справка». У нас есть тома официальных документов, включая «реабилитационные отчеты» горбачевских времен, и многие другие документы в официальных сборниках. Весь этот материал был опубликован учеными с сильным антикоммунистическим и антисталинским уклоном. Тем не менее результат всегда один и тот же. Все свидетельства первоисточников подтверждают, что заговоры 1930-х годов действительно имели место.
Единственный неофициальный источник публикации все еще секретных документов из бывших советских архивов, которые имеют отношение к заговорам 1930-х годов, — Архив Волкогонова. Дмитрий Волкогонов был ярым антисталинистом и был в хороших отношениях как с Горбачевым, так и с Ельциным. Можно предположить, что его помощники в исследованиях вынесли бы любые документы, которые в какой-то степени подтверждали взгляды их шефа. Но все документы в этом архиве, которые имеют отношение к заговорам 1930-х годов, скорее подтверждают, а не оспаривают существование заговоров и вину подсудимых. Мы раскопали в этом архиве несколько признаний из расследования по делу об убийстве Кирова в декабре 1934 г. и привели их в этой книге. Ни Кирилина, ни Лено не использовали их.
У нас все-таки есть некоторые несоветские доказательства, свидетельствующие о существовании этих заговоров: свидетельство Люшкова, сделанное во время его пребывания за пределами СССР, и подтверждение Валентина Астрова его признаний 1937 г. Эти свидетельства не только интересны сами по себе. Подтверждая заговоры, они также подкрепляют свидетельства советских расследований, включая досудебные допросы и показания на суде. Мы тоже имеем свидетельства Эмбер-Дро о намерении Бухарина и его группы убить Сталина. Мы имеем письма и другие документы из Архива Троцкого, которые свидетельствуют о фактическом существовании блока троцкистов, зиновьевцев и других оппозиционных групп и о связях Троцкого с Радеком и через блок с Зиновьевым и Каменевым.
Есть две возможных гипотезы, которые могли бы объяснить огромное множество доказательств, которые мы сейчас имеем, подтверждающих существование заговоров в 1930-е годы:
Гипотеза № 1: Все свидетельства, подтверждающие существование этих заговоров, были сфабрикованы тем или иным способом. Следователи лгали; подсудимые были вынуждены давать ложные показания под воздействием каких-то угроз или побуждающих мотивов; документы (если есть какие-то) были подделаны.
Гипотеза № 2: Заговоры действительно существовали, как подтверждают свидетельства.
Подобно всем гипотезам, первая, чтобы устоять, должна подтверждаться доказательствами. Гипотеза № 1 предполагает «заговор» тоже — заговор с целью фальсификации свидетельств. Если бы были доказательства такого заговора — доказательства того, что эти следственные материалы были сфальсифицированы или подсудимые были вынуждены лгать — мы могли бы исследовать их. Хотя одно или два таких свидетельства не лишили бы законной силы все остальные, они вполне могли бы признать недействительными некоторые конкретные свидетельства.
Однако нет никаких доказательств такого заговора. Как бы «глубоко» ни забирались в архивы исследователи, они так и не нашли даже намека на такой заговор или подделку свидетельств. Таким образом, на основании данных показаний и представленных доказательств любой объективный ученый обязан отбросить гипотезу № 1 за отсутствием доказательств и вынести решение в пользу второй гипотезы.
Конкретно мы можем уверенно утверждать, что подсудимые на процессе по делу Кирова в декабре 1934 г. были виновны в предъявленных им обвинениях. Есть очень много свидетельств против них. И нет абсолютно никаких свидетельств в оправдание любого из них. В свете этих фактов любой объективный ученый вынужден сделать вывод, что суд был честным, а приговор об их виновности — справедливым. Более того, благодаря более поздним свидетельствам, которые появились после суда, стало известно еще больше фактов о заговоре.
Мы рассмотрели и эти свидетельства. Они подтверждают вину подсудимых на процессе по убийству Кирова.
Несмотря на попытки превратить убийство Кирова в загадку, оно таковой не является. И никогда не было загадкой. Утверждение, что это загадка, является частью паутины лжи, сплетенной вокруг этого события почти с того самого дня, когда был убит Киров.
Именно Лев Троцкий еще в декабре 1934 г. был первым известным человеком, который заявил, что убийство является загадкой:
Убийство Кирова в течение нескольких недель оставалось полной загадкой… Было, однако, ясно, что указание на «группу Зиновьева» сделано не случайно: оно не могло означать ничего иного, как подготовку судебной «амальгамы», т. е. заведомо ложного пристегивания к убийству Кирова людей и групп, которые не имели и не могли иметь ничего общего с такого рода террористическим актом…
Николаев оказывается террористическим агентом внутрипартийной оппозиции, во главе которой стояли бывший председатель Коминтерна Зиновьев и бывший председатель Политбюро Каменев, сочлены Сталина по «тройке». Ясно, почему мы назвали сообщение ТАСС величайшей сенсацией. Мы можем теперь назвать его заодно и величайшей ложью[142].
Эта статья заняла целый выпуск № 41 «Бюллетеня Оппозиции» Троцкого за январь 1935 г.[143] На протяжении всей статьи Троцкий повторяет снова и снова, что обвинительное заключение было ложью, а подсудимые были арестованы по ложным обвинениям. Более того, Троцкий предсказывает, что троцкизм и он сам будут обвинены в соучастии в убийстве Кирова:
…Тогда же, в беседе с одним из друзей (извиняюсь за эти личные подробности, но они необходимы для понимания психологической подоплеки дела), я сказал: «на этом этапе дело не остановится; завтра они выдвинут троцкизм».
В приложении Троцкий замечает, что он действительно был назван в обвинительном заключении.
Троцкий описал свой мнимый мотив, по которому он написал статью:
Перерезать дорогу подготовляемым новым амальгамам можно только одним путем: разоблачить замысел заранее.
Троцкий заявил, что Зиновьев, Каменев и остальные наверняка невиновны, потому что так же, как и он, были марксистами, которые отреклись от индивидуального терроризма.
Они не могли внезапно поверить в пригодность индивидуального террора для изменения социального строя…
В этом исследовании мы рассмотрели свидетельства, что сын Троцкого Седов не отрекся, а наоборот, принял терроризм. Логика Седова была такой же, какую провозглашали Каменев, Зиновьев и другие подсудимые: насилие было единственным способом, которым можно было устранить сталинское руководство. Мы отмечали, что в своей опубликованной работе Седов также отвергал «террор» самым решительным образом и что у Седова не было политической программы, независимой от его отца. Другие ученые доказали, что Троцкий лгал без колебаний в своих статьях ради политической выгоды. Но мы знаем больше: что Троцкий намеренно лгал конкретно в этой статье. Из Гарвардского архива Троцкого мы знаем, что в 1932 г. советские троцкисты, включая И.Н.Смирнова, образовали блок с Каменевым и Зиновьевым, среди прочих, и Сафаровым, который вскоре вступил в него.
Ученый троцкист Пьер Бруэ заявил без доказательств, что этот блок был «эфемерным» и не просуществовал и года после его образования. Но даже Бруэ знал, что это неправда. В биографии Седова за 1993 г. Бруэ писал:
Лёва был в своей стихии. Позже он напишет в международный секретариат (4-го Интернационала) эту фразу, одновременно скромную и торжествующую: «И.Н.Смирнов и другие, покинувшие нас, со временем вернулись».
Бруэ датирует это примечание маем 1934 г.:
Седов Л. «Положение левой оппозиции в СССР» (нд, май 1934 г.), реферат в архивах СИ. библиотеки Дж. Рус и Таминент, Нью-Йорк.
К маю 1934 г. И. Н. Смирнов был уже под арестом — арестом, который был предсказан в письме Седова Троцкому за 1934 г. Но среди «других, покинувших нас, которые вернулись», были, естественно, Радек, Сокольников и Пятаков. Мы знаем о письме Троцкого Радеку, и мы знаем благодаря тому, что Седов «проговорился» в январе 1937 г., что они поддерживали связь с Зиновьевым и Каменевым, а также с Радеком.
Следовательно, Троцкий уже лгал в этой статье за декабря 1934 г. об убийстве Кирова. Как написал Арч Гетти,
Здесь дело в том, что Троцкий лгал… он имел веские причины лгать. Но то, что он сказал, было неправдой. Она была не «объективна». Подобно сталинистам Троцкий был из прагматической, утилитарной большевистской школы, которая ставила потребности движения выше объективной истины (H-RUSSIA 24 ноября, 1998).
Будучи историками, мы не можем винить Троцкого за ложь. Несомненно, никакая подпольная законспирированная сеть не может существовать безо лжи. Но это также означает, что мы не можем принять то, что он писал для публики, в качестве правдивой картины того, о чем он думал и во что верил. Согласно свидетельствам, Троцкий непосредственно участвовал в убийстве Кирова через своих приверженцев, которым он отправлял свои приказы. То, что Троцкий отрицал это, не должно увести нас в сторону от фактов, так как мы знаем, что Троцкий лгал, когда считал это выгодным для себя.
В интересах Троцкого было изобразить убийство Кирова как загадку, чтобы предвосхитить и попытаться опровергнуть заранее обвинения против него самого, которые, как он знал наверняка, неизбежно возникнут, если заговор раскроют.
В свете более поздних показаний кажется ясным, что Троцкий подозревал, что его собственная роль в этом блоке, вероятно, всплывет рано или поздно. Это, по-видимому, и было причиной, чтобы, как он выразился, «раскрыть план заранее» — показать, что НКВД вскоре обвинит его.
Однако взгляды Троцкого в основном оказывали влияние на его приверженцев — а их у него было очень мало. Немногие обращали внимание на то, что писал Троцкий, пока Никита Хрущев не произнес свой печально известный «Закрытый доклад» ХХ-му съезду Партии в феврале 1956 г., в котором он беспощадно раскритиковал Сталина (и Лаврентия Берию). В этом докладе Хрущев также объявил убийство Кирова «загадкой».
Следует сказать, что обстоятельства, связанные с убийством т. Кирова, до сих пор таят в себе много непонятного и загадочного и требуют самого тщательного расследования. Есть основания думать, что убийце Кирова — Николаеву кто-то помогал из людей, обязанных охранять Кирова. За полтора месяца до убийства Николаев был арестован за подозрительное поведение, но был выпущен и даже не обыскан. Крайне подозрительным является то обстоятельство, что, когда прикрепленного к Кирову чекиста 2 декабря 1934 года везли на допрос, он оказался убитым при «аварии» автомашины, причем никто из сопровождающих его лиц при этом не пострадал. После убийства Кирова руководящие работники Ленинградского НКВД были сняты с работы и подвергнуты очень мягким наказаниям, но в 1937 году были расстреляны. Можно думать, что их расстреляли затем, чтобы замести следы организаторов убийства Кирова.
Еще до этой речи Хрущеву удалось потребовать пересмотра убийства Кирова через Президиум (новое название Политбюро с октября 1952 г.). Определив акт Николаева, как имевший «политический характер», и запросив информацию о деятельности различных заговорщических групп в Ленинграде в то время, «комиссия Молотова» 23 апреля 1956 г., по существу, заново подтвердила выводы декабря 1934 г.[144]
Однако люди Хрущева, включая начальника КГБ Ивана Серова и прокурора Романа Руденко, подготовили доклад приблизительно в это же время, который определил «новую линию»: что Николаев был «убийцей-одиночкой». Это стало основной позицией в хрущевскую эпоху, как обильно подтверждает документами книга Лено.
Во фрагменте, который мы привели в другом месте этого исследования, Лено признает последствия «переписывания» Хрущевым убийства Кирова следующим образом:
Если официальные обвинения в первых двух процессах — что бывшие приверженцы Зиновьева замыслили заговор с целью убийства Кирова — были полностью поддельны, то обвинительные заключения во всех последующих показательных процессах рухнули…Однако если была какая-то правда в обвинении, что зиновьевцы замыслили заговор с целью убить Кирова, тогда это сохраняло возможность доказать, что последующие процессы тоже были обоснованы, по крайней мере, частично. Поэтому Серов и Руденко… предпочли создать четкий аргумент, что Николаев не имел вообще никаких связей с бывшими зиновьевцами, осужденными на процессе «Ленинградского Центра» (Л 591–592).
Затем Лено рассматривает «дымовую завесу» Хрущева — сознательный план фабрикации фальшивой версии убийства Кирова, которая включала уничтожение одних свидетельств и сокрытие других свидетельств от комиссии Молотова, которая была сформирована для раскрытия «загадки» убийства Кирова.
Мы согласны с анализом Лено до этого места. Но Лено не удается проследить последствия собственного вывода. Люди Хрущева не хотели знать правду об убийстве Кирова — или, возможно, точнее, они не хотели, чтобы кто-то еще знал о нем правду. Они хотели смошенничать ради политических целей. Эта заранее поставленная цель разрушительно скомпрометировала расследование Хрущева с самого начала, как это и планировалось. Лено признает это, хотя ему не удается оценить должным образом следствия этого. Ибо доказав, что хрущевское расследование было мошенничеством, Лено затем принимает вывод этого же расследования, гипотезу об «убийце-одиночке».
Действительно ли Лено верит, что следствие Хрущева, которое отказалось от объективности и преследовало предвзятый вывод с самого начала, все равно каким-то образом против своего желания наткнулось на истину? Очевидно, да. Лено чрезвычайно противоречив в отношении Хрущева и всего, что тот делал. Доказав читателям, что поддерживаемое Хрущевым исследование убийства Кирова было нечестным с самого начала, Лено все-таки уверяет нас, что оно добралось до правды. Затем Лено делает дальнейшее допущение, что другое исследование, которые провели люди Хрущева — исследование, которое, предположительно, установило «гнусные преступления» Сталина и «соучастие… в массовых убийствах» его главных сторонников, — то исследование было, так или иначе, честным.
Например, после относительно подробного рассмотрения того, как сторонники Хрущева влияли на следствие по делу Кирова, Лено заявляет следующее:
Никто не «оправдывал» Сталина в этот момент — хрущевцы раскрыли многие из его самых гнусных преступлений, а также соучастие Молотова, Кагановича, Маленкова, Берии и других в массовых убийствах (Л 604).
Уж кому-кому, а Лено должно быть известно: до сего момента ни одно из обвинений Хрущева и его приверженцев в преступном поведении или массовых убийствах против Сталина и его соратников не подтвердилось.
Например, исключительно каждое из обвинений Хрущева, выдвинутых против Сталина и Берии в «Закрытом докладе», является ложным. Каждое заявление против Сталина, сделанное Александром Шелепиным в его речи перед ХХН-м съездом Партии, является ложным. Маршалу Жукову предоставили мошеннически скомпилированные документы, которые он прочел вслух на Июньском Пленуме Центрального Комитета 1957 г., на котором Хрущев отстранил от должности сталинских сторонников Маленкова, Молотова, Кагановича и Шепилова.
Хрущев никогда не высказывал открыто своих истинных причин лживых нападок на Сталина и других. И, конечно, Хрущев никогда не опубликовывал доказательств в подкрепление своих утверждений; впоследствии было доказано, что те немногие документы, которые он все-таки процитировал, были фальсифицированы. Стоит нам распознать для чего этот безмерный обман, как снова с еще большей силой встает вопрос: почему Хрущев это делал?
Поколение спустя Михаил Горбачев провел очень похожую атаку на Сталина, но с гораздо более очевидным мотивом — оправдать рыночную экономику капиталистического типа для советской системы и в конечном счете покончить с социализмом вообще. Действия Горбачева предполагают, что Хрущев затевал то же самое, но на более ранней стадии процесса. Однако возможны и другие объяснения. Некоторые предполагали, что Хрущев, вероятно, хотел прекратить переход власти от Первых секретарей партии к Советскому правительству.
Испытывая подозрения к Хрущеву, Лено полностью принимает исследования горбачевской эры. Это значит, что он также принимает выводы хрущевской эпохи, несмотря на несовместимые с этим выражения недоверия к ним. Он принимает книгу Кирилиной, которая основывается целиком на материалах горбачевской эпохи. Кирилина также исходит из предвзятой идеи, что Николаев был «убийцей-одиночкой», даже не делая вид, что она пытается решить вопрос, на который ранее не было дано ответа. Вся ее книга — упражнение на «допущение того, что следует доказать».
Лено заявляет, что пытается разрешить «загадку» убийства Кирова. Но на самом деле Лено не подходил к убийству Кирова как к преступлению, которое нужно раскрыть, или к проблеме, решение которой неизвестно. Вместо этого Лено написал свою книгу, чтобы представить наиболее обоснованную версию, какую только можно, для предвзятого мнения — гипотезы об «убийце-одиноч-ке». Он игнорирует почти все свидетельства, которые несовместимы с этой гипотезой. Он перевирает свидетельства, с которыми он имеет дело, чтобы попытаться придать этому свидетельству вид, согласующийся с гипотезой об «убийце-одиночке». В конечном счете Лено явно терпит поражение в попытке отыскать доказательства, которые подтверждают эту гипотезу, тем не менее он делает вывод, что она правильна. Это означает, что Лено уже давно решил, каким должен быть вывод, до того как он занялся исследованием.
Дело Кирова открывает двери остальной верхушечной политике 1930-х годов. Следователи НКВД продолжали «тянуть за оборванный конец»[145], как выразился Ягода, и продолжали разоблачать все больше и больше заговорщиков и заговоров. Мы можем проследить этот процесс в общем несмотря на постоянные отказы российских властей опубликовать эту документацию. Тем временем миновало более предписанных законом 75 лет со времени убийства Кирова и судебного процесса — периода, по прошествии которого в нынешней России такие материалы должны, по всей видимости, быть рассекречены. Однако российские власти продолжают держать в тайне много материалов по убийству Кирова. Хотя мы не знаем причины, одним из возможных объяснений является то, что свидетельства, будь они опубликованы, окончательно бы опровергли гипотезу об «убийце-одиночке».
В предыдущих главах мы дали краткое описание того, как из дела Кирова возникло «Кремлевское Дело», и как это привело к тому, во что вылился в Первый московский процесс августа 1936 г. На Августовском процессе 1936 г. наряду с некоторыми военными деятелями-троцкистами был назван Сокольников. Это привело следователей к Январскому процессу 1937 г., на котором было названо еще больше деятелей, и это привело к Делу Тухачевского в мае-июне 1937 г. и в конечном счете к Московскому процессу 1938 г. Тем временем все эти события, но особенно Дело Тухачевского, привели непосредственно к «Ежовщине», или «Большому террору», с июля 1937 по ноябрь 1938 г.
Это закончилось, лишь когда самого Ежова понудили уйти в отставку с поста комиссара НКВД, — фактически, когда он перестал верить в возможность того, что его собственный кровавый заговор будет успешным.
Когда Хрущев захватил власть в 1953 г., революции 1917 г. исполнилось 36 лет. Убийство Кирова произошло всего лишь 22 года назад, Московские процессы и «Ежовщина» все еще были свежи в памяти. Хрущев взял на себя невероятно смелую задачу полностью переписать историю, которая была очень недавней и известной десяткам миллионов людей. И его «переписывание» было радикальным. До этого Сталина расхваливали как героя десятки миллионов людей в СССР, не говоря уже ничего о сотнях миллионах по всему миру. Хрущев не остановился на полпути — он пошел в лобовую атаку на Сталина и тем самым на недавнее прошлое советской истории.
В 1961 г. Хрущев возглавил вторую атаку на Сталина на XXII-м съезде Партии. Эта атака была, возможно, даже острее, чем та, которую он предложил пять лет тому назад.
На этот раз за ней последовал настоящий поток официально поддерживаемых исторических трудов, которые придали законченный вид исторической переоценке, осуществленной Хрущевым.
Это изобилие материала стало источником для антикоммунистической историографии на следующую четверть века с лишним, пока Горбачев не поддержал еще более далеко идущую ревизию истории СССР. Горбачев пошел дальше в том, что включил Хрущева и его современников, «антисталинистов» прежнего поколения, в число злодеев второго плана.
«Горбачевская» парадигма советской истории — версия «хрущевской» парадигмы, которая была версией советской истории, почти повсюду за пределами СССР и коммунистического блока в хрущевскую эпоху и после нее.
Эта парадигма советской истории — в другом месте я называл ее ради краткости «антисталинской» парадигмой — остается сегодня «господствующей» моделью. Большинство исследований проведено так, чтобы вписать их более-менее цельно, без разрывов в эту парадигму. Эта парадигма почти не оспаривается в академических журналах и издательствах. Редко кому-либо, кто все-таки осмеливается протестовать против нее, удается получить работу историка советского периода. И Лено, и Кирилина приспосабливают аргументы и выводы так, чтобы они в точности вписались в эту парадигму. Единственная «левая» версия советской истории, разрешенная в господствующей историографии, — это троцкистская версия, которая дает Льву Троцкому особую привилегию, доходящую до абсурда, но во всем остальном она напоминает все антисталинские мифы господствующей антикоммунистической парадигмы.
Однако эта господствующая парадигма «Хрущева-Холодной Войны-Горбанева-Троцкистско-антисталинская» достигает жалких и скудных результатов, когда тщательно рассматриваются доказательства к ней. Она состоит из ряда утверждений, ни одно из которых нельзя доказать с помощью имеющихся сейчас свидетельств. Это — советская история сталинского периода, которая широко «известна» и широко преподается и которая задает основу для большинства исследований по истории СССР, которые ведутся сегодня.
Убийство Кирова — фундаментальная часть этой парадигмы. Как замечал Лено в отношении людей Хрущева: если Николаев и остальные, осужденные с ним, действительно были членами подпольного террористического зиновьевского заговора, то существует возможность, что остальные предполагаемые заговоры 1930-х годов были реальны более или менее, как их описывали в то время. Это не только потребовало бы переписывания советской истории 1930-х годов. Это означало бы выбросить на свалку всю «антисталинскую» парадигму, которая систематизирует советскую историографию на Западе уже 50 лет и более 20 лет на территории бывшего СССР и России.
Имеет место масштабное «инвестирование» в эту историческую парадигму со стороны организаций и частных лиц. Оно является существенным не только для карьер множества историков. Это составная и к тому же существенная часть Холодной войны, рассказывающая о коммунизме.
Такая парадигма служит интересам влиятельных капиталистов, которые всегда жаждут принять аргументы, что невозможно положить конец эксплуатации человека человеком, что попытки покончить с ней ведут к еще большим ужасам, что те, кто хочет изменить мир путем коммунистической революции, на самом деле являются врагами человечества, потому что они могут лишь вызвать еще большие страдания и разрушения. Таким образом, «антисталинская» парадигма оказывает большую услугу делу эксплуатации и неравенства.
Подобно всем историческим парадигмам, «антисталинская» парадигма относительно невосприимчива к опровержению путем исследований. Ни одно исследование не может опровергнуть и ниспровергнуть парадигму. В то же время парадигма действует так, чтобы препятствовать исследованиям. Результаты исследований, которые не вписываются в парадигму, вероятно, просто проигнорируют или в лучшем случае сочтут неважными профессиональные историки в ведомственной структуре получения знаний — университетах и других научно-исследовательских институтах.
Настоящий труд, подобно работе, которую мы опубликовали ранее, и работе нескольких других исследователей, представляют собой прямой вызов и опровержение этой господствующей «антисталинской» парадигмы. Мы предрекаем, что его сочтут мало-значимым. Однако он получит и теплый прием — со стороны тех, кто стремится не к совершенствованию господствующих антикоммунистических взглядов, а к истине. Он для тех читателей, которые ищут критического разбора и анализа.