Глава 3. Ошибки Лено

Чтобы продемонстрировать, что книга Лено содержит серьезные отклонения от объективности, вероятно, достаточно перечислить некоторые из большого количества откровенных фальсификаций, которые в ней есть. Данный раздел определит и проанализирует те из них, которые мы считаем наиболее примечательными. Мы не будем пытаться «рассмотреть с психологической точки зрения» Лено, как он пытается рассмотреть Сталина. В отличие от Лено мы признаем, что мы не можем знать, что происходило в его сознании, когда он писал эти лживые утверждения. Возможно, он на самом деле считает их правдой! Если так, то ему следовало исследовать их более внимательно, перед тем как опубликовывать их как факт.

В предыдущей главе мы уже прокомментировали утверждение Лено о том, что:

Прямым результатом насильственной коллективизации стала смерть более пяти миллионов сельских жителей от голода в 1932–1933 гг. (Л 3).

Это необоснованная ложь, которую опровергают более тщательные исследования (см. гл. 2).

Далее Лено утверждает, что Сталин был

одним из величайших массовых убийц в новой истории… (Л 3).

Ни разу не были доказаны НИКАКИЕ массовые убийства, совершенные Сталиным или за которые он был ответственен. Лено не говорит нам, какие события он имеет в виду. Возможно, следующие:

• «Большой террор». Несколько сот тысяч людей были ложно осуждены и просто расстреляны НКВД при Ежове. Сталин никогда не отдавал приказ на эти убийства и не потворствовал им. После того как Берия сменил Ежова как главу НКВД, сотни тысяч были освобождены из тюрем и лагерей, в то время как Ежова и его сообщников в НКВД подвергли следствию, арестовали, судили, осудили, приговорив многих к смертной казни;

• Московские процессы и дело Тухачевского. ВСЕ доказательства, какие у нас есть, — а сейчас опубликовано огромное количество доказательных документов — подтверждают вину этих людей;

• «Катынская бойня». Также существует много доказательств, что советские органы судили и расстреляли некоторых поляков — не только военных заключенных, но и других — а немцы позднее расстреляли гораздо больше.

Сталин

…настаивал на том, чтобы следователи НКВД выстроили дело против бывших партийных оппозиционеров в дни после убийства (Л 9).

Мы уже показали в другом месте данного эссе, что это утверждение ложно, пример «подмены посылки желательным для себя выводом» у Лено путем допущения того, что он должен был доказать. Подобным образом Лено ссылается на «лживые отчеты об убийстве Кирова в советской прессе в 1930-е годы (Л 10). Лено ни разу не доказывает факт «лживости» этих отчетов. Он не в состоянии сделать это, поскольку он не изучал свидетельские показания, представленные до Московских процессов 1936, 1937 и 1938 гг. и во время них.

Лено заявляет:

Я умышленно постарался включить все более или менее убедительные документы, противоречащие моим доводам (Л 16).

Как мы продемонстрируем, в действительности Лено игнорирует практически все доказательства, представленные после процесса ленинградских обвиняемых в декабре 1934 г. до конца мартовского Московского процесса в 1938 г. Это огромное количество доказательств — фактически, это большая часть доказательств, ныне доступных для нас. Лено никогда не изучает их. В настоящем исследовании мы делаем вывод, что все эти доказательства демонстрируют абсурдность предположения Лено, что Николаев был «убийцей-одиночкой».

Лено пишет о

…применении пыток Сталиным и его тайной полицией для добывания фальшивых, но политически полезных «признаний» от террористических заговорах (Л 17).

Нет абсолютно никаких доказательств применения Сталиным пыток для добывания признаний, и Лено также не приводит ни одного такого доказательства. Сотрудники НКВД, особенно под руководством Ежова в 1937–1938 гг., действительно широко применяли пытки и фальсифицированные признания. В 1939 г. Ежов и ряд его ближайших помощников были арестованы и признались в этом. Хотя еще многое остается в тайне в России, у нас сейчас есть достаточно этих признаний-заявлений, чтобы прояснить, что за эти фальшивые признания, основанные во многих случаях на пытках, был ответственен Ежов, а не Сталин[19].

Киров «держался» Сталина

…какими бы ни были его личные сомнения или страхи (Л 63).

Лено не представляет абсолютно никаких доказательств, что у Кирова были какие-то «личные сомнения». Это голословное утверждение кажется остатком более ранних пропагандистских отчетов об убийстве Кирова, в которых убийство приписывалось Сталину. Лено отвергает эти версии, но оставляет их составную часть — что Киров испытывал какие-то «сомнения» в Сталине или «страхи» перед ним.

Лено заявляет:

Молотов был массовым убийцей, одним из двух-трех человек, ближайших к Сталину в 1930-е годы (Л 266).

Нет никаких доказательств, что Молотов когда-нибудь кого-либо убивал или приказал убить. Несомненно, Лено мог бы привести какие-нибудь доказательства в подтверждение этого заявления. В конце концов, практически все высокопоставленные большевики сталинского периода (как, впрочем, и более ранних и поздних периодов советской истории) назывались «убийцами» кем-то в какое-то время. Такие утверждения ничего не значат, если они не сопровождаются доказательствами — ничего, за исключением доказательства, что автор таких заявлений настроен очень предвзято. Но Лено никоим образом не подтверждает это заявление.

В отношении дела Нахаева, о котором известно мало, Лено заявляет:

Он (Нахаев) был расстрелян немедленно.

Это утверждение представляется умышленной ложью. Примечание Лено 44 на странице 772 гласит следующее:

Хлевнюк, Сталин и Каганович. Переписка. С. 432, 459, 411–412. Агранов, телеграмма Сталину, Хаустов и др., Лубянка. Сталин и ВЧК — ГПУ — ОГПУ — НКВД. Январь 1922 — декабрь 1936. Документы. С. 565.

Телеграмма Агранова Сталину вообще не ссылается на процесс или казнь Нахаева. Единственный из упомянутых людей, который говорит хоть что-нибудь о судьбе Нахаева — это Хлевнюк, который заявляет:

Скорее всего, Нахаев был расстрелян (Л 412).

По заявлению Хлевнюка видно, что он не знает даже о том, был ли Нахаев расстрелян, а уж тем более о том, что «немедленно». Лено превращает предположение Хлевнюка в констатацию факта. Следовательно, Лено очень неправильно истолковал свои первоисточники. Более того, этот пункт неуместен для доказательства довода Лено в отношении убийства Кирова.

Лено заявляет следующее о признании Николаева от 5 декабря 1934 г.:

Во вполне правдоподобном заявлении Николаева Шатский выразил гнев по поводу речи Сталина на XVII съезде партии, призывавшей к увольнению бывших оппозиционеров… 287).

Однако ни в одной из двух речей, которые произнес Сталин на XVII съезде партии, не говорится ничего, хотя бы отдаленно напоминающего это. Сталин не призывал к увольнению бывших оппозиционеров. Наоборот, ряд видных оппозиционеров, которые отреклись от оппозиции — как оказалось, на словах — и были повторно приняты в партию, были снова поставлены на высокие должности и выступали с речами перед съездом партии в январе 1934 г. — среди них Бухарин, Пятаков, Зиновьев и Каменев[20]. Это не только знак единства, но и знак всем, что бывшие оппозиционеры будут восстановлены в партии, как только они отрекутся от оппозиции.

Возможно, Лено просто не удалось проверить речи Сталина на съезде, чтобы проверить, что Николаев говорил правду. Если это так, то это — серьезная ошибка со стороны Лено. Но следователи НКВД не преминули бы проверить это. Допущение, что Николаев действительно сделал такое заявление, было бы веским доказательством для следователей, что Николаев лгал. И это было бы предупреждением, что его версия начинает разваливаться. Это побудило бы их прижать еще сильнее Николаева на лживых утверждениях и нестыковках в его заявлениях. И действительно, уже на следующий день, 6 декабря, Николаев прежде всего заявил, что Котолынов и Шатский были вместе с ним участниками «террористического акта» (К 277).

На странице 289 Лено пишет:

Чтобы доставить его на допрос, охранникам пришлось надеть на него смирительную рубашку и нести его по коридору, в то время как он бился и кричал: «Это я, Николаев, меня пытают, запомните меня!»19

Примечание 19 к этому отрывку на с. 289 гласит следующее:

См. Кирилина, Неизвестный Киров, 277; «Ответ Яковлеву», с. 461 («Справка работников прокуратуры СССР и следственного отдела КГБ СССР по поводу записки А. Н. Яковлева «Некоторые соображения по итогам изучения обстоятельств убийства С.М. Кирова» II Реабилитация: Как Это Было. Середина 80-х годов — 1991. Документы. — М.: «Материк», 2004).

По ссылке Кирилина утверждает, что Николаев объявил голодовку, но не дает ни каких-либо доказательств, ни источника для этого утверждения. «Ответ Яковлеву» приводит заявление о пытках, но не указывает источник информации.

Фактическим источником является статья Юрия Седова «Безвинно казненные» («Труд», 4 декабря 1990 г.). Однако Седов тоже не указывает источник этого заявления! В другом месте нашей работы мы показывали, что сам Седов делал умышленные ложные заявления, включая таковые в данной статье. Недостаток документов явно наводит на мысль, что это утверждение не более чем слух — если только Седов или кто-то из его штата просто не выдумали это сами. В любом случае оно ничего не стоит. Едва ли нужно говорить, что слухи не являются доказательствами. Сам

Лено никогда больше не ссылается на это голословное утверждение, что Николаева пытали. Ему не следовало включать его — по крайней мере, не установив его происхождение, как мы с легкостью сделали это здесь.

На с. 312–313 Лено заявляет:

Звездов дал следователям почти все, что им было нужно. Он поместил Николаева в умело организованную «контрреволюционную группу», которая намечала сместить Сталина. Группа была образована бывшими троцкистами и зиновьевцами. В ней были строгие правила секретности, чтобы можно было применить следующее умозаключение Алисы из страны Чудес — как раз недостаток улик об организации заговорщиков мог бы послужить доказательством того, насколько секретна, скрытна, коварна и широко распространена была на самом деле эта организация.

С одной стороны, это вздор. Не было «недостатка улик в организации заговора». Звездов признался, что действительно существовала тайная троцкистско-зиновьевская группа. Многие другие обвиняемые, включая Котолынова и Николаева, также сошлись в том, что такая группа была. Как мы покажем далее, в 7 главе настоящей книги, Троцкий и его сын Седов тоже соглашались, что она существовала.

С логической точки зрения, Лено мог лишь ссылаться на «недостаток улик об организации заговорщиков», если бы он честно заявил, что нет никаких признаний и допросов, которые можно «считать» доказательствами — если бы он встал на точку зрения, что лишь подписанный договор является доказательством существования заговора. Конечно, это было бы абсурдно. Весь смысл заговора в секретности: не оставить никаких улик. Заговор, который оставил письменные доказательства своего существования, едва ли был бы заговором вообще. Более того, документальные свидетельства можно сфабриковать так же легко, как и признания, если не легче.

Ни разу в своей книге Лено не доказывает, что любой из тех, кто признался, сделал это из-за пыток или угроз. Он предполагает, что такая возможность существует, но никогда, ни в одном случае он не утверждает, что такой факт имел место.

Предположительно, он поступил бы так, если бы у него были мало-мальские основания. Следовательно, ссылка Лено на «Алису в стране Чудес» лицемерна. Доказательств заговора хватает с избытком.

Лено так жаждет опровергнуть существование любой контрреволюционной организации, что делает абсурдные заявления типа следующего:

На суде… Котолынов дал показания, что он входил в состав «контрреволюционной организации зиновьевцев», но все, что делали члены, входившие в нее, это поддерживали связь друг с другом. У них не было особых тайных планов или разделения обязанностей (Л 314).

Лено не затрудняет себя рассмотрением этого заявления. И это невероятно! Во-первых, ряд других обвиняемых дал иные показания — что зиновьевцы действительно занимались политической деятельностью. Во-вторых, если Котолынов был бы прав, что «все, что делали члены, входившие в нее, это поддерживали связь друг с другом», тогда почему же он согласился с тем, что эта деятельность была «контрреволюционной»?

На с. 321 Лено пишет об «ускорении кампании по переписыванию советской истории… чтобы преувеличить роль Сталина..». Его ссылка к этому отрывку (примечание 52 на с. 776) ссылается на книгу Лаврентия Берии о большевистском движении на Кавказе, и в частности на с. 54–62 книги Эми Найт о Берии. Однако Найт ничего не говорит ни о какой такой «кампании». Это — ложная ссылка, единственный результат которой, возможно, ввести читателя в заблуждение и заставить его поверить, что такая «кампания» существовала. На той же странице Лено пишет:

Одним важным упущением в деле было то, что Николаев не мог или не хотел дать убедительных доказательств того, что он действительно входил в состав организации зиновьевцев в какое-либо время в 1920-е годы (Л 321).

Как мы продемонстрируем далее, Царьков подтвердил, что Николаев был членом организации зиновьевцев в 1920-е годы. Какие еще «убедительные доказательства» Николаева или кого-либо еще нужны Лено — членский билет, датированный каким-то временем в 1920-е годы? Бесспорно, нелегальные законспирированные коммунистические организации не имеют членских билетов, списков и других атрибутов. Замечание такого рода — «отговорка» или «россказни», как мы объясним более подробно далее в настоящей книге.

В попытке дискредитировать следствие Лено пишет, что для того чтобы проинформировать партийных лидеров о результатах расследования,

чрезвычайно быстро руководители ЦК созвали пленарные сессии обкомов партии в Москве и Ленинграде на 15–16 декабря…

Лено полагает, что спустя 15–16 дней после убийства означало «чрезвычайно» быстро. Это, предположительно, навело бы читателя на мысль, что имело место «спешное судебное разбирательство», некая фальсифицированная процедура. Но это было не так. Например, в США в 1901 г. прошло всего 9 дней между смертью президента Мак-Кинли 14 сентября 1901 г. и началом суда над его убийцей, Леоном Чолгошом, 23 сентября. В деле Кирова от убийства до суда прошло 27 дней.

Лено заявляет:

Сталинистское руководство стимулировало массовые операции, направляя в местные организации НКВД обязательную квоту арестов и казней (Л 486).

Это ложь. Ежов действительно призывал к квотам на аресты и казни. Это было нарушением указаний, исходивших от Сталина и центрального руководства партии, которые всегда пользовались термином «потолка» на аресты и казни, запрашиваемые местным руководством партии и НКВД. «Потолок» означает «не больше, чем», но он может быть «меньше, чем», в то время как «квота» означает «не меньше, чем» — а это огромная разница. Ежова можно рассматривать как члена «сталинистского руководства», но, бесспорно, и Сталин был таковым. Применение Лено этого скользкого термина предполагает, что он, вероятно, понимает это противоречие и скрывает его от своих читателей. В любом случае нет вообще никакой ссылки или цитаты в подтверждение этого серьезного обвинения.

Лено заявляет:

Тухачевский и его соратники были подвергнуты пыткам и расстреляны (468).

Это ложное утверждение. Не было и нет никаких свидетельств, что Тухачевского пытали. Примечание Лено к этому утверждению (примечание 48 на с. 787) гласит следующее:

Это Getty and Naumov, Road to Terror, 437–453; Jansen and Petrov, Stalin's Loyal Executioner, 69–78.

В тексте Гетти не утверждается, что Тухачевского пытали. Янсен и Петров на с. 69 заявляют: «Их (Тухачевского и других офицеров) пытали, пока они не признались». Первоисточник Янсена и Петрова (примечание 74 на с. 230) гласит:

Ушанов СМ, Стуналов АА Фронт военных прокуроров. — М., 2001. С. 71.

Это — предполагаемые мемуары прокурора Афанасьева, который заявляет, что он присутствовал, когда Ежов, Сталин, Молотов и другие обсуждали Тухачевского и решили отдать приказ его пытать. Но нет никаких доказательств того, что это заявление прокурора — правда. Нет никаких причин полагать, что Афанасьев присутствовал хотя бы на каком-то из этих обсуждений, которые он воспроизводит дословно. Ни один из биографов Тухачевского, включая Юлию Кантор с ее в высшей степени антисталинскими книгами, даже не упоминает рассказ Афанасьева.

Относительно Троцкого Лено заявляет с негодованием:

Не Троцкий сотрудничал с иностранными империалистическими державами…

не Троцкий приказал убить Кирова, но это вполне мог быть Сталин (Л 513).

У Лено нет доказательств по этим утверждениям. Тем не менее существует огромное количество доказательств в подтверждение обоих этих обвинений против Троцкого. В частности, есть множество доказательств того, что Троцкий был вовлечен в сотрудничество как с Германией, так и с Японией[21]. Есть также огромное количество свидетельств, что Троцкий сыграл определенную роль в убийстве Кирова. Мы исследуем их в нашем рассмотрении Московских процессов. А сейчас следует напомнить, что группа, которую судили, осудили и казнили за убийство Кирова в декабре 1934 г. — Николаев, Котолынов и остальные — состояла в троцкистско-зиновьевском блоке, который, как мы знаем, существовал на самом деле и который, как мы знаем, действительно поддерживал связь с Троцким в изгнании.

Другие ложные утверждения

Берия… собирал в своем сейфе материалы, обличающие других партийных лидеров (Л 555).

Нет абсолютно никаких доказательств в подтверждение этого голословного утверждения. Берия был обвинен в чем-то подобном, но все писатели, включая Эмми Найт, которую Лено цитирует в другом месте, ясно дают понять, что обвинения против Берии были ненадежны и не подкреплялись никакими фактами.

Хрущев и многие из его сторонников искренне хотели покончить с массовым террором… (Л 555).

Это утверждение неверно в том, что в 1953 г. или на протяжении многих лет до того не было никакого «массового террора». Единственный период в советской истории, который можно было бы описать как период «массового террора», был в 1937–1938 гг. Хрущев сам был в самом центре его, один из худших преступников, в то время как именно Сталин и Берия положили ему конец[22]. В течение трех месяцев после смерти Сталина Министром объединенного МГБ и МВД был Берия, который проталкивал реформы судебной системы[23].

Иван Серов и Катынь

Лено пишет:

И. А. Серов… участвовал в казни приблизительно 15000 польских военных заключенных в катынском лесу в 1940 г. (Л 560).

Это заявление — абсолютная фальшивка. Лено ссылается на статью Никиты Петрова, исследователя от правого общества «Мемориал» в российском журнале «Отечественная история» в 1997 г. Несомненно, немногие люди будут проверять эту статью. В ней Петров сообщает:

В 1940 г. Серов стал соучастником одного из самых отвратительных сталинских преступлений — массового расстрела поляков — военнопленных и гражданских лиц; позднее получившего название «Катынского дела» — по названию местности под Смоленском, где впервые были найдены останки расстрелянных.

Заметьте, Петров заявляет здесь, что Серов участвовал в Катынской бойне. Однако затем Петров продолжает:

Расстрелы происходили и на Украине. Отвечал за них Серов. В 40-50-х гг. вину за эти преступления неизменно возлагали на гитлеровцев. Серов, будучи тогда Председателем КГБ, разоблачил себя, высказав недовольство чекистами, не сумевшими скрыть следов преступления: «С такой малостью справиться не смогли, — в сердцах проговорился он. — У меня на Украине их (расстрелянных поляков. — Н.П.) куда больше было. А комар носа не подточил, никто и следа не нашел…».

Ниже мы проанализируем источник, который цитирует Петров. Здесь мы отметим несколько моментов.

• Серов вовсе не заявляет, что он «участвовал» в Катынской бойне. Наоборот, Серов ясно дает понять, что он не имел никакого отношения к Катыни. Он ссылается лишь на то время, когда он был на Украине. Согласно этому заявлению Петрова, Серов сказал, что те, кто участвовали в Катынской бойне, действовали некомпетентно, в то время как он сам был более осторожен, и никто не нашел следов тех, которых он казнил.

• Серов вообще не признавался в том, что расстреливал поляков. Он ссылается на своих жертвы, как на «них», слово, которое, кажется, просто означает «расстрелянных», — людей, которых казнили. Нет никакого намека, что оно значит «польские военные заключенные и гражданские лица» или даже просто «поляки». Это Петров, а не Серов вставил упоминание о «казненных поляках».

Первоисточник Петрова — с. 204 первого тома труда Сергея Хрущева «Никита Хрущев: кризисы и ракеты: взгляд изнутри». (М.: «Новости», 1994).

Со Сталиным поляки связывали немало горьких воспоминаний. Это и пакт Риббентропа-Молотова, подписанный в преддверии нападения на Польшу, и братские могилы Катыни… О Катыни я впервые услышал в те годы.

Меня поразила чудовищность выдвинутых обвинений, и, конечно, я в них не поверил… Однако вскоре убедился в их истинности.

Мне довелось услышать подтверждение столь яростно отвергаемых обвинений из авторитетного источника, от генерала Серова.

При отце он запретной темы не касался, а тут как-то заехал в его отсутствие по какому-то делу.

Катынь волновала в те дни всех. Аджубей, я уж не помню в связи с чем, спросил генерала, как же это они недосмотрели?

Иван Александрович отреагировал на вопрос зло, я бы сказал, даже болезненно. Он стал говорить какие-то колкости в адрес белорусских чекистов, допустивших непростительный, с его точки зрения, прокол.

— С такой малостью справиться не смогли, — в сердцах проговорился Серов. — У меня на Украине их куда больше было. А комар носа не подточил, никто и следа не нашел… (Хрущев 203–204).

Этот отрывок раскрывает еще более важные пункты:

• С. Хрущев не точно впомнил слова Серова — ибо невозможно, что Серов говорил о «белорусских чекистах» по отношении к Катыни.

• И невежество С. Хрущева, которому неизвестно было, что Катынь находится не в Белоруссии, а в России, недалеко от Смоленска. Если «Катынь волновала в те дни всех», как утверждал Хрущев, он вряд ли мог совершать такую элементарную ошибку.

• Двусмысленные слова Серова не подтверждают, что Советы осуществили Катынскую бойню или что он хотя бы знал о ней, не говоря уже о его участии в ней. Слова Серова — вспышка гнева на НКВД-эшников (и никак не «белорусских»), которые, если и расстреляли поляков в Катыни, то сделали это некомпетентно.

• Отрывок подтверждает, что сам Серов заявлял, что он не участвовал в том, что произошло в Катыни — его сферой деятельности была Украина.

На Украине было множество казней в конце 1930-х годов, включая казни украинских националистов. Серов, возможно, участвовал в них — сам Хрущев, бесспорно, был вовлечен в них, как Первый Секретарь Коммунистической партии Украины. Но, даже если Серов в действительности сказал что-то о Катыни, он не признал, что он принимал участия в этом деле.

История казней польских военнопленных и других поляков, названная «Катынской бойней», с успехом опровергается[24]. Убеждение, что Советы были преступниками, — это своего рода пережиток прошлого, приемлемый в определенных кругах, ориентированных на холодную войну, в которых считается непристойным допускать историческое расхождение во мнениях по этой теме. Есть версия, что Советы все-таки расстреляли всех поляков, как заявили нацисты в своем пропагандистском отчете 1943 г. Однако вышеуказанные слова Серова не подтверждают этого.

Здесь мы отмечаем, что переводчик английского варианта перевода, некая Ширли Бенсон, исказила русский текст. В русском оригинале Сергей Хрущев написал: «Серов в сердцах проговорился». Переводчик заменяет это фразой «in a fit of anger Serov let the cat out of the bag», то есть сознался в преступлении. Но в действительности, это как раз то, что не делал Серов!

Здесь есть более существенный момент. Этот анализ неявно допускает, что данный эпизод в книге Сергея Хрущева подлинный — не только в том, что Серов действительно сказал что-то в этом духе в присутствии С. Хрущева, но и то, что сын Хрущева в точности воспроизвел слова, которые произнес Серов в 1956 г. Но собственная книга Лено содержит прекрасное краткое резюме исследования:

…что человеческая память чрезвычайно покладиста, и устное изложение событий ненадежно (Л 9).

Никто больше не слышал, чтобы Серов произносил слова, которые Сергей Хрущев приписывает ему. Если руководствоваться принципом “testis unus testis nullus” (один свидетель — не свидетель), то лишь этот факт лишает это утверждение доказательной силы. Кроме того, Хрущев, очевидно, записал это лишь десятилетия спустя. Более того, к тому времени как он все-таки написал это, Горбачев и Ельцин уже заявили, что СССР действительно расстрелял поляков у Катыни, и этот факт был повсюду опубликован. Рассмотрение Лено вопроса о подверженности памяти ошибкам включает примеры воспоминаний, на которых повлияли утверждения, сделанные позже.

Наконец, никто не заявлял, что Алексей Аджубей, который, по словам Сергея Хрущева, также присутствовал, вспоминал эти слова Серова.

Лено следовало проверить это, как мы здесь и поступили: рассмотреть слова Петрова и сравнить их с первоисточником Петрова, рассказом Сергея Хрущева. Если бы он поступил так, он бы обнаружил один пункт, который мы подчеркивали: даже в сомнительном рассказе Сергея Хрущева совершенно ясно, что Серов не заявлял, что он «участвовал» в Катынской бойне.

Шатуновская

Шатуновская… снова обратилась к Микояну, а Микоян, предположительно, обратился к Сталину с просьбой о снисхождении. Сталин отказал (Л 563).

Нет никаких свидетельств в подтверждение заявления, что «Сталин отказался» освободить Шатуновскую. Лено ссылается на различные места сбивчивых воспоминаний Шатуновской — как он пишет “passim” (повсюду, в разных местах) — и ко второму тому «реабилитации» («Реабилитация. Как это было», т. 2, с. 904). В воспоминаниях Шатуновской спорный отрывок рассказан не самой Шатуновской, а ее дочерью[25]. Безусловно, ни сама Шатуновская, ни ее дочь не могли знать, что хотел и чего не хотел делать Сталин. Микоян упоминает Шатуновскую несколько раз в своих собственных воспоминаниях, но там нет ничего подобного. Ее книга изобилует такими россказнями.

В любом случае Лено сам обнаружил, что она совершенно не заслуживает доверия. Очевидно, он включил эту сплетню просто потому, что она помогает создать «злой образ» Сталина. Ссылка на книгу «Реабилитация. Как это было» т. 2, с. 904 — чистейший блеф. На с. 904 содержится краткий биографический очерк Шатуновской. В нем ничего не говорится ни о каком-либо обращении, ни об отказе Сталина.

«Пытки»

Поспелов… предпочел положиться на «свидетельства», которые были добыты под пытками в процессе фабрикации дела против арестованного шефа НКВД Ягоды (Л 573).

Это заявление само по себе лживо. Любой, кто прочитает протокол мартовского Московского процесса 1938 г., поймет, что Ягода был осужден не на основании свидетельств других, а на основании своих собственных признаний. Другие обвиняемые тоже дали показания о деятельности Ягоды, но у нас нет абсолютно никаких свидетельств, что какие-то из этих показаний были «сфабрикованы», а тем более что кто-либо из тех, кто давал эти показания, подвергался «пыткам». Как мы покажем далее, Ягода сам признался в соучастии в убийстве Кирова, но решительно отверг другие обвинения против него. Это — веское доказательство того, что его не пытали. Более того, показания Ягоды на процессе совпадают с его досудебными показаниями на допросах, которые были опубликованы в 1997 г., которые мы также рассмотрим в настоящей книге.

Лено повторяет ту же самую ложь страницей позже:

Якушев был преступником, палачом и сообщником в фабрикации Сталиным фальшивых дел против Ягоды и десятков других (Л 574–575).

Лено избегает рассматривать Московские процессы в целом или Московский процесс 1938 г., на котором Ягода был подсудимым, поэтому у него нет совершенно никаких оснований заявлять, что дело против Ягоды является «фальшивкой». Лено не приводит никаких доказательств, что Якушев был палачом, поэтому он не имеет права заявлять, что он был таковым. Что касается обвинения Лено, что Якушев был «преступником», то это просто непонятно и непоследовательно: «преступником» в чем? Это звучит «негативно» — в том-то, несомненно, и все дело — но это совершенно ничего не значит.

Снова Серов

Еще одна записка существенно усилила образ убийцы-одиночки и сфабрикованного уголовного дела против зиновьевцев (Л 581).

Упомянутая записка (с. 582 и следующие за ней) дает «образ» — слово, которым здесь пользуется Лено, — но не дает никаких доказательств в подтверждении обвинения в фабрикации. Наоборот, записка является частью кампании (хрущевской эпохи), призванной доказать, что Киров был убит по приказу Сталина. Преследуя эту цель, авторы записки игнорируют любые доказательства, которые ведут к любым другим выводам. Это фактически веское доказательство того, что Серов и его люди, которые писали записку, не имели свидетельств, которые могли бы дискредитировать приговоры Московских процессов.

Заметьте разницу между этим заявлением и логическим противоречием, что «отсутствие доказательств — это не доказательство отсутствия», неким наивным аргументом. Мы не заявляем здесь, что именно «недостаточность доказательств» того, что Николаев был «убийцей-одиночкой», доказывает, что он таковым не был. Мы утверждаем, что подручные Хрущева привели бы любые свидетельства, которые они смогли бы найти, что Николаев был «убийцей-одиночкой», поскольку они очень хотели доказать, что он был таковым, а в дальнейшем заявить, что он был таковым в любом случае. То, что они не привели таких свидетельств, — самое веское возможное доказательство того, что таких свидетельств не существует.

Если бы люди Хрущева смогли найти доказательства, подтверждающие их выводы, они, бесспорно, привели бы их. Следовательно, мы можем быть уверены в том, что подручные Хрущева, Серов и Ко., не смогли найти таких доказательств. Однако они имели абсолютный доступ ко всему, включая свидетельства, которые они уничтожили (Л 592), и все свидетельства, которые не разрешили увидеть Лено, Кирилиной и другим. Это само по себе — лучшее возможное указание на то, что такие свидетельства существуют. Между тем у нас есть огромное количество доказательств, что Николаев был участником заговора.

Лено признает, что словам Серова нельзя доверять:

Серов был человеком Хрущева на протяжении всего этого периода (Л 591).

Время от времени Лено проявляет скептицизм к действиям Серова. Но весь анализ Лено фундаментально основан на материалах отчетов Серова об убийстве Кирова, все они были нацелены на то, чтобы ложно обвинить Сталина и опровергнуть любой намек на то, что Николаев участвовал в каком-либо заговоре. Лено не добавляет, что это окончательно компрометирует все, что пришлось сказать Серову, будь то об убийстве Кирова или о чем-либо еще. Это едва ли удивительно, так как Лено приходит к тому же предвзятому выводу, к которому пришли Серов и Ко. Фактически Лено признает, что это люди Хрущева в апреле 1956 г. придумали версию, что Николаев был «убийцей-одиночкой» (Л 578–579).

Следовательно, несмотря на его мудрые слова, предостерегающие его читателей о том, что Серов и Хрущев стремились не раскрыть правду, а втянуть Сталина в убийство Кирова, Лено оказывается очень доверчивым к тому, что говорит Серов.

Например, Серов является единственным источником версии хрущевской эпохи, поныне повторяемой официально и сегодня, что Берия и/или Сталин приказали убить Радека и Сокольникова в тюремном лагере. Нет никаких причин принимать эту версию. Даже если НКВД-шники, которых называл Серов, якобы признавшиеся в этих убийствах, сделали заявления, которые Серов приписывает им, — а у нас нет этих заявлений, лишь утверждение Серова — это вовсе не означало бы, что эти заявления правдивы. Как признает сам Лено, Серов и Хрущев сфабриковали множество фальшивок в этот период, чтобы попытаться реабилитировать всех тех, кто был репрессирован в 1930-е годы, и обвинить Сталина. Лено прекрасно рассматривает способы, с помощью которых можно восстановить воспоминания о прошлых событиях (Л 9-11).

Однако Лено все же принимает эту версию (Л 486). Нужна лишь небольшая проверка, чтобы доказать, что Серов здесь тоже лгал. Мы поместили доказательство в отдельном коротком приложении для заинтересованного читателя (см. Приложение 2). Лено мог бы так же легко выполнить эту проверку.

Поскольку Лено предпочел не проверять заявление Серова, ему следовало, по крайней мере, обосновать отсутствие подкрепления доказательства фактами, а при условии практики Лено, которую он все-таки подтверждает документами, дискредитации Сталина, когда только это возможно, доверие к Серову ничтожно. Возможно, неудача Лено проявить скептицизм в этом отдельном случае является отражением того, что Лено похож на Серова: прикипевший к предвзятой идее, что не было никаких заговоров и что, таким образом, Николаев был «убийцей-одиночкой».

Они (авторы отчета Серова, ниже) продемонстрировали, что обвиняемые, включая Ягоду, почти наверняка не были виновны ни в каком заговоре (Л 595).

Это заявление Лено тоже является ложным. Текст отчета, который следует далее (Л 595–599), содержит доказуемую ложь, которую опровергает сама книга Лено. Например, следующее высказывание из отчета Серова от 31 августа 1956 г. опровергает непосредственно сам Лено:

…следует заметить, что даже накануне процесса у следователей не было никаких доказательств интереса со стороны Николаева к кому-либо из бывших оппозиционеров, а тем более (тесных) связей между ним и Котолыновым, Румянцевым или другими из обвиняемых (Л 596).

Собственная книга Лено доказывает, что это заявление Серова — умышленная ложь, как мы покажем в других главах настоящего исследования. Николаев писал о Котолынове в своем дневнике, непосредственно упоминал его еще 4 декабря 1934 г. и далее описывал роль Котолынова в подготовке его (Николаева) к убийству. Сегодня у нас есть эти данные, и Лено приводит некоторые из них. Серов просто утаил их от комиссии Молотова. Лено также подчеркивает, что Серов утаил и другие материалы от комиссии Молотова (которой был направлен отчет в 1956 г.), а другие материалы были уничтожены по его распоряжению. Таким образом, если бы Молотов даже захотел сам изучить исходные документы по делу Кирова, Серов мог скрыть свидетельства от него.

Остальная часть отчета Серова рассматривает свидетельские показания после 1934 г., связанные с Кировым, которые мы рассмотрим в отдельной части данного исследования. Сейчас мы лишь заметим, что вышеприведенное примечание Лено неверно. Отчет Серова чрезвычайно бесчестный. Он содержит многочисленные умышленные фальсификации. Мы идентифицируем некоторые из более значительных образчиков лжи позже. Но в нем столько неправды, что идентифицировать ее всю — означало бы неоправданно и бесцельно растянуть данный анализ.

Наиболее важным для наших целей является тот факт, что отчет Серова не содержит совершенно никаких доказательств того, что Ягода и другие обвиняемые Московского процесса были невиновны в убийстве Кирова. Мы рассмотрим этот вопрос подробно в главах о Московских процессах. Они являются показательными, чтобы осознать весь размах нечестности Лено.

Лено заявляет:

Никто не «прикрывал» Сталина в этот момент — хрущевцы раскрыли многие из его самых гнусных преступлений (Л 604).

Это заявление ложно. Хрущев и его соратники не раскрыли ни одного «преступления» Сталина. До сего дня каждое отдельное предполагаемое «раскрытие» «преступлений», приписываемых Хрущевым и компанией Сталину, оказывалось фальшивкой[26].

Лено упоминает «…Жукова, очевидно, читавшего вслух архивные документы» на Пленуме Центрального Комитета 1957 г. Но Лено не сообщает своим читателям, что Жуков зачитывал сфальсифицированную копию письма Якира Сталину от 9 июня 1937 г., опуская откровенное признание Якира в том, что он виновен в предательстве. Лено ссылается на речь А. Н. Шелепина (Л 635) перед XXII съездом Партии в 1961 г. и цитирует также ссылку Хрущева на речь Шелепина (Л 636). Лено не указывает, что речь Шелепина состоит из фальсификаций от начала до конца.

Лено цитирует письмо Александра Яковлева 1990 г. об убийстве Кирова, включая следующую строку:

Ягоду ложно поместили среди членов несуществующего «право-троцкистского блока» (Л 639).

Лено должен был знать из исследований Гетти и Бруэ в 1980-е годы, что Право-троцкистский блок существовал на самом деле. Он никак не может не знать об этом труде, поскольку он заявляет, что он получал помощь от Гетти. Однако он не информирует читателей, что Яковлев либо лгал, либо просто был в этом некомпетентен.

Лено заявляет:

Для высокопоставленных большевистских деятелей было очень распространенной практикой называть партнеров «домохозяйками» — так делал Сталин в более поздние годы (Л 672).

Лено не дает никаких доказательств в поддержку этого заявления.

Мы могли бы дать еще примеры ложных утверждений в книге Лено. Но основная суть должна бьггь ясна уже сейчас. Лено часто высказывает утверждения без доказательств, когда эти утверждения либо явно лживые, либо когда нет никаких доказательств в их поддержку.

Еще ошибки

На протяжении своей длинной книги Лено высказывает ряд утверждений, которые ложны и не были доказаны научными исследованиями. Каждый ученый делает ошибки. Однако Лено не делает ошибки случайно. Каждое из этих ложных утверждений имеет одну и ту же политическую направленность. Всех их можно для удобства назвать термином «антисталинские». В этой объемной книге я не смог найти ни одного примера ошибочного утверждения, которое склонно показать Сталина «хорошим». Все ошибки Лено направлены на то, чтобы показать Сталина «плохим».

Это невозможно объяснить обычным возникновением заблуждений или ошибок, появление которых можно ожидать в любом большом и сложном научном труде. Случайно допускаемые ошибки имели бы разные политические тенденции. Нельзя их приписать и небрежности. Они являются доказательством отсутствия объективности у Лено, его антикоммунистической и антисталинской пристрастности априори.

Голод 1932–1933 гг.

Лено пишет:

Непосредственно в результате насильственной коллективизации в 1932–1933 гг. от голода умерло более пяти миллионов людей (Л 3).

Это ложное утверждение. Никакие научные данные о голоде 1932–1933 гг. не подтверждают ничего, даже отдаленно напоминающего это. Антикоммунисты ищут такие свидетельства уже многие годы. Факт в том, что голод случался в истории России каждые 2–4 года, имея такую тенденцию как минимум уже тысячу лет. Труд американского ученого Марка Тогера, который посвятил свою жизнь исследованию этих явлений голода, убедительно демонстрирует это.

Фактически коллективизация была необходима для того, чтобы остановить этот бесконечный цикл голода и повысить сельскохозяйственное производство, по крайней мере, до такой степени, при которой люди не умирают от голода или от болезней, связанных с голодом.

Благодаря именно коллективизации, голод 1932–1933 гг. был последним голодом в истории СССР за исключением голода 1946–1947 гг., вызванного стечением ужасной разрухи от войны и суровыми климатическими условиями. Спорный момент — хорошо или плохо управилось Советское правительство с голодом 1946–1947 гг., но никто не заявляет, что он был преднамеренным. После этого СССР никогда больше не страдал от голода.

Доктор Лидия Тимашук

Лено пишет:

Никита Хрущев вспоминал двух других «истеричных» женщин-обвинителей,

поддерживаемых Сталиным, аспирантку-историка Николаенко в Киеве и комсомольского работника в Москве Мишакову… При судебном разбирательстве Заговора врачей как раз перед его смертью, Сталин снова использовал женщину, которой помыкали ее начальники-мужчины, доктора Лидию Тимашук, хотя Тимашук не была, возможно, психически больна в клиническом смысле этого слова так, как были больны Волкова и Николаенко.

Циничное использование Сталиным в своих интересах отчаянных, а иногда и психически больных женщин было особенно порочным примером основной практики советского руководства… (Л 278).

Все это совершенно не так. Хрущев откровенно лгал по поводу Тимашук и «Заговора врачей» в своем «Закрытом докладе». Лено очевидно не знает того, что Тимашук не имела никакого отношения к «Заговору Врачей». Она попыталась проинформировать партийных чиновников о неправильном лечении члена Политбюро Андрея Жданова в августе 1948 г. Тимашук была награждена орденом Ленина в январе 1953 г., но она была лишена его в апреле 1953 г., когда Лаврентий Берия рассмотрел обвинения «Заговора врачей», нашел их беспочвенными и убедил Президиум освободить всех арестованных врачей.

Все письма Тимашук к различным чиновникам по поводу этих событий были опубликованы с комментариями в Русском историческом журнале «Источник» в 1997 г., задолго до того как Лено начал писать свою книгу. Кажется, Лено «поверил» Джонатану Бренту и Владимиру Наумову, написавшим «Последнее преступление Сталина», ужасную, нечестную книгу, которая искажает подробности «Заговора врачей», намеренно замалчивая свидетельства, которые не подтверждают их тезисы, — нечто подобное тому, чем занимается и Лено. Эта книга получила потрясающе отрицательную рецензию со стороны сверх-антикоммунистического сионистского исследователя Геннадия Костырченко в российском сионистском журнале «Лекхайм» в октябре 2004 г.

Сталин не «использовал» Тимашук. В самом деле нет никаких доказательств, что у Сталина были хоть какие-то отношения с ней вообще. Однако главный вывод для наших целей заключается в следующем: Лено выступил с этим обвинением несмотря на то, что у него не было свидетельств в его подтверждение. И снова получается, что Лено высказывает любые утверждения, пока они представляют Сталина «плохим». Это и есть прием ошибочных суждений Лено.

Лено очевидно «верил» и рассказам Хрущева о Николаенко и Мишаковой. Тем не менее главная тема его книги — показать, как Хрущев и его соратники пытались «подставить» Сталина как убийцу Кирова, утаивая и уничтожая свидетельства, до того как им окончательно пришлось оставить эти попытки, как безнадежные. Тогда с какой стати Лено «поверил» Хрущеву по этому поводу? Очевидно, потому что это представляет собой хорошую «антисталинскую» байку.

Смерть Серго Орджоникидзе

Лено пишет:

…ряд специалистов и администраторов комиссариата Орджоникидзе был обвинен в саботаже, а некоторые были арестованы. Орджоникидзе сделал попытку защитить некоторых из этих людей, что завершилось личным конфликтом со Сталиным накануне февральского Пленума ЦК в 1937 г. и смертью Орджоникидзе, вероятно, самоубийством (Л 466).

И снова это полнейшая ложь. Орджоникидзе не сделал ни одной попытки «защитить» своих подчиненных. Более того, не было никакого «личного конфликта со Сталиным» — его просто-напросто никогда и не было. Нет никаких доказательств этого. Мало того — нет никаких доказательств и того, что Орджоникидзе покончил жизнь самоубийством! Здесь единственный источник Лено — книга Олега Хлевнюка «Сталин и Орджоникидзе» (1993 г. — есть и перевод на английский язык). Хлевнюк утверждает, что Орджоникидзе выступил против Сталина, поссорился с ним и застрелился. Однако у Хлевнюка нет доказательств ни по одному из этих пунктов. Он, очевидно, основал свою версию на введении хрущевской эпохи к биографии Орджоникидзе, в котором были сделаны эти заявления, тоже без доказательств. Когда эта биография была переиздана через несколько лет после снятия Хрущева, эта ничем не подтверждаемая информация была вырезана. Лено не имел права использовать вторичный источник в качестве доказательства. Ему следовало проверить его[27].

Чтение Жукова на июньском 1957 г. Пленуме ЦК

Лено заявляет:

Во второй половине дня 25 апреля (1957 г.) Президиум собрался для обсуждения реабилитации Тухачевского, Якира и Уборевича, трех главных генералов, казненных за предательство в 1937 г…. Хрущев бросил вызов: «Пусть старые члены Политбюро расскажут нам, как они решили вопрос о привлечении Якира к суду, как был подготовлен этот первый шаг». Маршал Жуков поддержал Хрущева словами: «Мы должны докопаться до сути этого» (Л 601).

На следующей странице Лено обсуждает июньский 1957 г. Пленум Центрального Комитета, на котором вновь возник этот вопрос:

Жуков и Шверник поставили в вину Молотову, Кагановичу и Маленкову ведущую роль в Терроре, при этом Жуков, по всей видимости, зачитывал вслух архивные документы (Л 602).

Лено цитирует протокол этого Пленума, опубликованный в 1999 г., в котором маршал Жуков прочитал текст письма Якира Сталину от 9 июня 1937 г. Относящийся к данному делу раздел протокола гласит следующее:

Вы Якира все знаете, он был известным растущим и крупнейшим работником. Он был ни за что арестован. 29 июня 1937 года, накануне своей смерти, он написал письмо Сталину, в котором обращается:

«Родной, близкий товарищ Сталин! Я смею так к Вам обратиться, ибо все сказал, и мне кажется, что я честный и преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной, честной работе на виду партии и ее руководителей. Я умираю со словами любви к Вам, партии, стране, с горячей верой в победу коммунизма» (Молотов, Маленков, Каганович. 1957. Стенограмма июльского Пленума ЦК КПСС и другие документы. М.: МДФ, 1999. С. 37).

В 1994 г. был опубликован текст «Отчета Шверника» от 1963–1964 гг. Хрущеву в отношении этих военных, который содержал более полный текст письма Якира. Вот этот текст. Часть, опущенная Жуковым в 1957 г., выделена жирным шрифтом:

«Родной близкий тов. Сталин. Я смею так к Вам обращаться, ибо я все сказал, все отдал и мне кажется, что я снова честный, преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной честной работе на виду партии, ее руководителей — потом провал в кошмар, в непоправимый ужас предательства… Следствие закончено. Мне предъявлено обвинение в государственной измене, я признал свою вину, я полностью раскаялся. Я верю безгранично в правоту и целесообразность решения суда и правительства… Теперь я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к Вам, партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма».

Этот более полный текст был опубликован в 1994 г. в сборнике «Военные Архивы России (1993)», с. 50; в «Трагедия РККА» («Военно-Исторический Архив», 1994, № 1. С. 194). Наконец, он был опубликован в авторитетной и известной книге «Реабилитация. Как Это Было». Т. 2 (2003), с. 688.

Этот документ является веским доказательством того, что Якир, а через некоторое время остальные командиры, которых судили и казнили с ним, были виновны. Их вина наводит на мысль, что признания Бухарина на мартовском 1938 г. Московском показательном процессе были правдивы, поскольку Бухарин обвинял Тухачевского. Они имеют важнейшее значение для темы, которую изучал Лено. Но нет никаких следов их в его книге[28].

Мы знаем, что Лено знаком с отчетом Шверника, так как он рассматривает часть его, касающуюся убийства Кирова, и делает вывод, что «ведущееся расследование, кажется, было беспристрастным» (Л 630–638). Конечно, возможно, что Лено не читал отчета целиком, а лишь ту часть, которая была связана с Кировым. Если так, то это был серьезный недочет со стороны Лено.

Этот отрывок тоже является еще одним доказательством того, что Хрущеву и его людям ни в коем случае нельзя доверять. Неясно, знал ли маршал Жуков, что он читает письмо, которое было сфальсифицировано путем изъятия некоторых мест. И такое случалось не раз. На ХХИ-м съезде партии в октябре 1961 г. Александр Шелепин, глава КГБ при Хрущеве (после Серова), прочитал то же самое письмо Якира в своем обращении к съезду и тоже утаил признание Якира в вине![29]

«Закрытый доклад» Хрущева

Лено обсуждает закрытый доклад Хрущева ХХ-му партсъезду от 25 февраля 1956 г. на с. 571 и последующих. Для его целей он важен, так как он знаменует начало официального расследования убийства Кирова, документацию о котором содержит вторая половина объемной книги Лено. Тем не менее Лено никогда не упоминает того факта, что каждое «разоблачение», совершаемое Хрущевым о преступлениях и злодеяниях, приписываемых Сталину или Лаврентию Берии, было фальшивкой. Этот факт был хорошо известен, по крайней мере, с начала 2008 г., когда моя книга на эту тему стала сенсацией в России[30]. Однако некоторые из этих образчиков лжи уже давно признаны. Но Лено принимает речь Хрущева за чистую монету.

Разоблачения «хрущевцев»

Позднее, в связи с июньским 1957 г. Пленумом Лено заявляет, что «хрущевцы раскрыли многие из его (Сталина) самых гнусных преступлений» (Л 604).

Но Лено не упоминает ни одного из них.

Трудно поверить, что это случайность, ибо фактически нет никаких доказательству что Хрущев «разоблачил» хотя бы одно «преступление» — не только на июньском 1957 г. Пленуме, но хотя бы когда-нибудь! Каждое отдельное голословное утверждение у которое сделал Хрущев о «преступлении» Сталина, на проверку оказывалось фальшивкой. Российское издание моей книги на эту тему («Антисталинская подлость») было опубликовано и широко разрекламировано в России задолго до того, как была закончена книга Лено. Но даже если б это было не так или если бы Лено не слышал о ней, ни Лено, ни любой другой историк не имеет право принимать слово Хрущева или кого-либо другого за «правду», не попытавшись найти доказательства. Так принято поступать со всеми фактами, о которых заявляет кто бы то ни было. Но это особенно касается Хрущева, так как Лено рассматривает мотивы Хрущева в попытке возложить вину за убийство Кирова на Сталина.

Пост генерального секретаря

В разделе под названием «Были ли действия (попытки) по замене Сталина Кировым?». Лено замечает, что в отчете за 1963 г. указано, что «ряд делегатов XVII-го съезда партии (проведенного в январе 1934 г. — ГФ.) хотел упразднить должность генерального секретаря и вернуть партию к «коллективному руководству»… (Л 614). Лено, очевидно, не знает, что сам Сталин уже пытался три раза уйти с поста генерального секретаря — 19 августа 1924 г., 27 декабря 1926 г. и 19 декабря 1927 г. В последний раз (в 1927 г.), когда его просьба о разрешении уйти с поста не была одобрена Центральным Комитетом, Сталин сделал предложение «уничтожить» пост генерального секретаря. Это предложение тоже было отвергнуто[31].

Однако после XVII-гo съезда ВКП(б) термин «генеральный секретарь» больше не употреблялся. Сталин был избран просто в секретариат, а его имя было среди имен остальных секретарей. Например, в соответствующем разделе протокола XVIII-го парт-съезда в марте 1939 г. все секретари приведены в списке по алфавиту, то есть, как равные.

18 марта 1946 г. Пленум ЦК принял резолюцию о составе Политбюро, Секретариата и Оргбюро партии. Здесь Сталин действительно был приведен в списке перед остальными секретарями, не по алфавиту. Однако Георгий Маленков тоже был вписан не по алфавиту. И опять нет никаких упоминаний поста «генерального секретаря».

И снова Сталин был избран просто членом Секретариата на Пленуме Центрального Комитета после Х1Х-го съезда партии в октябре 1952 г. Даже официальное сообщение о смерти Сталина 5 марта 1953 г. просто заявляло, что его постами были Председатель Совета Министров СССР и Секретарь ЦК КПСС.

То есть Сталин не был генеральным секретарем Партии после 1934 г. Более того, он и ранее хотел уйти с этой должности и упразднить ее.

Лено либо не знает этих фактов, либо не делится ими со своими читателями.

Хрущев, однако, действовал иначе. На сентябрьском 1953 г. Пленуме ЦК Хрущев распорядился, чтобы его избрали «первым секретарем Центрального Комитета КПСС», т. е. на пост, которого не существовало прежде. В 1964 г. Леонид Брежнев стал преемником Хрущева на посту Первого секретаря, а в 1966 г. был избран на новый пост Генерального секретаря партии, что стало титулом всех советских руководителей до Михаила Горбачева.

Загрузка...