Убийство на канале

Глава одиннадцатая

Читая этот грустный рассказ, Морс снова поймал себя на том, что делает кое-какие пометки (в уме на этот раз). По непонятной причине он чувствовал смутное недовольство собой. Что-то непрерывно вертелось у него в голове из «Части первой», но он никак не мог понять что. Но это должно проясниться, после того как он почитает еще немножко. Он никуда не спешил, не так ли? Вообще не спешил. Теоретическая задача, так внезапно захватившая его ум, была не более чем невинным, никого не касающимся развлечением. И все же сомнения не оставляли его в покое – возможно ли, чтобы человек, любой человек – прочитал эту историю и не усомнился в одном-двух утверждениях, так уверенно представленных автором? Или в двух-трех? А может быть, в трех-четырех?

Какими были нормальные развлечения на канале у лодочников вроде Олдфилда во время их «продолжительных стоянок»? Очевидно, смена лошадей была главным занятием в подобных случаях, но это едва ли представляло невесть какое развлечение для души. Посещение местных борделей, чтобы забыться? Вполне вероятно, для более мощных в сексуальном отношении, естественно. А выпивка? Неужели эти лодочники пропивали поденную плату в кабаках с низкими потолками, открытых повсюду на их пути? Возможно ли такое? А почему нет? Что иное они могли делать? И хотя выпивка (как говорил Привратник[15]) может быть, препятствует исполнению, кто станет отрицать, что она часто усиливает желание? Желание при случае изнасиловать красивую пассажирку.

Так много вопросов.

Но если в основе всего лежит секс, почему на первом процессе отпали обвинения в изнасиловании? Естественно, в 50-е годы XIX века не существовало обследования на следы ДНК; ничей генетический код нельзя было прочесть по одному настолько короткому соприкосновению. Но в те времена обвинения в изнасиловании часто доказывались без особых затруднений, и древняя шутка Конфуция об относительной неподвижности мужчины со спущенными штанами, вероятно, звучала также, как и сегодня. Особенно для Джоанны Франкс.

Ссылка в скобках, отсылающая к судебным регистрам, была неожиданна и любопытна, особенно для какого-нибудь социолога, почитывающего о преобладавшем в обществе отношении к изнасилованию в 1859 году. Во всех случаях оно выглядело до некоторой степени более бескомпромиссным, чем показалось бы нашему современнику, читающему заголовок в сегодняшнем номере «Таймс»: «Юридический прецедент в гражданском праве – 35000 фунтов за возмещение ущерба жертве изнасилования». Где они те регистры – если все еще существуют? Они могли бы (как предположил Морс) объяснить вводное предупреждение полковника относительно различающихся утверждений. Но каких точно? Денистон, вероятно, имел что-то в виду, что-то, что малость смущало его самого. У греков есть одно слово – parakrousis – слегка фальшивая нота в гармоничной, в общем-то, мелодии.

Не была ли «фальшивая» нота пропета миссис Лоренсон, например? Каким бы ни было положение Джоанны, эта Лоренсон (с полного согласия своего мужа, как предполагается) поднялась на борт «Барбары Брей», чтобы проплыть до Кингс-Сатена в компании – как предлагают поверить читателю – экипажа из упившихся секс-маньяков. Поверить нелегко. Если только, конечно, владелец причала – Лоренсон, не обрадовался возможности избавиться от своей супружницы на одну ночь… или вообще на все последующие ночи. Но подобная линия рассуждений выглядела почти не реальной, а ведь существовала и другая возможность – очень простая и в действительности достаточно шокирующая: мужчины из экипажа «Барбары Брей» не были такими уж воинственными алкашами все это время! Но нет! Каждое отдельно взятое свидетельское показание – это бесспорно! – указывает в обратном направлении, указывает на факт, что «риза чести» лодочников была сброшена, точно также, как и те штаны у героя Конфуция, почти до подметок их сапог. Сапоги… туфли…

Какой точно была история с этими туфлями? Почему они так часто появляются в рассказе? Наверняка были и более интимные вещи в туалете Джоанны для похищения, если бы лодочники искали чего-нибудь для сексуального возбуждения? Ну, есть вероятность, что кто-то из них был тайным фетишистом туфель…

Обругав себя за подобную глупость, Морс снова просмотрел несколько последних страниц текста. Было немного чересчур возвышено все то, что касалось старой, похожей на часового, башни у шлюза, поднимавшейся над черными водами. Но и это было не плохо, потому что хотя бы его заставило принять решение отправиться туда на машине, когда поправиться, чтобы увидеть все своими глазами. Ну, если, конечно, архитекторы и проектировщики ее не тронули.

Как тронули даже церкви.

Таковы были некоторые размышления Морса после прочтения «Части второй». Вполне естественным было его желание до конца растянуть удовольствие, которое предлагал рассказ полковника. Но надо было признать, что Морсу никак не удавалось осмыслить действительные проблемы, порожденные этой историей. Интеллект Морса обычно был на высоком уровне – причем на уровне, оставляющем позади любого соперника, так что даже теперь его мыслительные процессы были ясными и неортодоксальными. Но в данный момент он был далек от своей наилучшей формы. Слишком близко подошел он к картине. Почти вплотную к цветным полосам по сторонам бортов лодки, откуда не мог видеть окраску в целом. То, в чем он действительно нуждался, так это отойти назад, чтобы получить более компактный обзор дела. «Компактный» было одним из его любимых слов. Он снова по-быстрому пролистал «Часть вторую». Но не ухватил из общей картины больше, чем раньше, хотя пара дополнительных подробностей, которые ускользнули от него в первый раз, открылись сразу и он отправил их, не разбирая, в запасники своего мозга.

Как, например, заглавное «С», к которому полковник проявляет слабость каждый раз, когда желает подчеркнуть бесконечность человеческой мерзости и непогрешимость Суда и Судопроизводства – подобно заглавному «Б», которое христианские церкви всегда используют для имени Бога.

Потом – тот проход через два туннеля, когда Олдфилд стоял с Джоанной… или, как Морс толкует это дело – когда он обнял в зловещей темноте испуганную женщину и сказал ей, чтобы она не боялась…

И потом – те последние запутанные пассажи! Она отчаянно пыталась покинуть лодку и скрыться от пьяных преследователей – это хотя бы кажется бесспорным. Но если это было верно, то почему она с такой настойчивостью всегда возвращалась обратно?

Были-небылицы – вот чем были все его размышления. Но существовали, по крайней мере, две вещи, которые можно было проверить. «Ни одна не оказалась удобной» – так было сказано в книге, и любой историк, оперирующий документами, любой историк, кстати, легко мог бы проверить хотя бы это. Какой транспорт имелся в действительности в то время, когда Джоанна прибыла в Банбери? Также он мог бы сравнительно легко узнать, сколько стоил проезд до Лондона на других видах транспорта. Какова была, например, цена билета на поезд до Лондона в 1859 году? Или точнее, цена железнодорожного билета от Ливерпуля до Лондона, которая, похоже, оказалась непосильной для общих финансовых возможностей семьи Франксов.

Очень любопытно…

Как любопытны, если задуматься, и эти кавычки в тексте – предполагается, что это точные слова, прямо цитируемые, и, следовательно, взятые из материалов процесса над лодочниками. Морс снова просмотрел цитаты в тексте, и одна из них привлекла его внимание: «Почтовые кареты до Лондона и такие же от Оксфорда до Банбери». Так, если это точные слова, которые использовала Джоанна… если буквально это сказала… Почему она спрашивала о часах отправления почтовых карет «от Оксфорда до Банбери»? Без сомнения ее должны были интересовать почтовые кареты от Банбери до Оксфорда. Если только… если только…

Все это было крайне интересно – хотя бы для Морса. И что, в конце концов, он должен думать об этой истории с выпивкой? Пила ли Джоанна или не пила? В тексте есть одно любопытное противоречие, и, может быть, это имеет в виду полковник, когда упоминает о нескольких различающихся утверждениях. Но нет… это невозможно. Мистер Бартоломью Самюэльс не нашел следов алкоголя в теле Джоанны и это было твердым фактом!

Или скорее было бы твердым фактом для большинства людей.

Мысль о выпивке так сильно угнездилась в мозгу Морса, что он с большой осторожностью и вниманием плеснул на один палец «Бэллса» в свой стакан и такое же количество чистой воды. Прекрасно! Жалко, что никто никогда ему не верил, что виски это необходимый стимулятор для клеток его мозга! Потому что уже через несколько минут его мозг изобиловал идеями – волнующими идеями! А так же он осознал, что может начать проверку некоторых из них уже сегодня вечером.

То есть мог бы, если дочь Уолтера Гринэвея придет сегодня на свидание.