Убийство на Потомаке

25 Утро того же дня

Для Анабелы и Мака ночь четверга отличалась особым проявлением страсти, граничащим с отчаянием, казалось, их любовь могла исчезнуть, и они должны были всеми силами удержать ее.

В два часа ночи Анабела пребывала в блаженном полусне, но к Маку сон не шел.

— Тебя что-нибудь тревожит? — спросила она сквозь сон.

— Что может беспокоить меня после так чудесно проведенного времени, — ответил он, — просто пока не спится. Думаю немного почитать.

— Я оторвала тебя от дел вчера.

— Поступай так в любое время.

— А что ты читаешь?

— Я дошел до середины записей Полин Юрис, в которых она описывает историю своей семьи.

— А откуда они у тебя? — Анабела уже почти проснулась.

— От Монти Джемисона. А ему дал Вендель, чтобы он просмотрел рукопись и нашел издателя. Монти занят предстоящим спектаклем, и я пообещал ему прочитать записи.

— Но ведь ты их взял не только поэтому, — сказала Анабела, усаживаясь в постели поудобнее, — не только ради того, чтобы выяснить, стоит ли их печатать?

— Нет, мне стало любопытно, вот и все.

— Ты искал в них намек, подсказку, то, что могло бы помочь раскрыть убийство.

— У меня была такая мысль, — согласился Смит, — но это маловероятно. Анабела, я вчера принес от Тони конверт.

— Да?

— В нем копии писем, якобы написанных Венделем Полин, которые, как заявляет полиция, были найдены в ее квартире.

Сначала он решил не говорить Анабеле о письмах до тех пор, пока незаконность их получения не будет ощущаться менее остро. Смит редко переживал двойственность чувств, особенно по отношению к уже принятым решениям. Это был один из таких случаев. Он не сомневался, что прочитает письма. Решение созрело в тот момент, когда он получил их от Буффолино, но Смит не был уверен в том, как отнесется к этому жена. Точнее, он, предвидя ее реакцию, хотел сначала прийти к собственному заключению и тем самым избежать затруднений, которые могло вызвать ее мнение.

Но сложившаяся в их семье практика вносила в его планы определенные коррективы. С того самого памятного дня, когда они познакомились, в их отношениях никогда не было фальши, недоговоренностей, они не старались скрыть друг от друга правду, как бы горька она ни была, и не уклонялись от взаимных высказываний по поводу принятых решений. Часто они воспринимали друг друга как деловых партнеров, коллег-юристов и были удовлетворены подобным сотрудничеством. Как его коллега, Анабела имела отношение к делам Венделя и убийству Юрис, а поэтому ей также небезынтересно было познакомиться с этими письмами. Она имела на это право.

Но, давая ей письма, Мак оказывался перед моральной дилеммой. Естественно, не вызывало одобрения то, что он собирался вторгнуться в чужую личную жизнь, нарушить таинство отношений мужчины и женщины. Но, посвящая Анабелу в содержание писем, Мак еще больше усугублял вмешательство в частную жизнь, даже если бы сжег их после прочтения и постарался забыть о самом их существовании.

Но все его душевные искания были не чем иным, как отвлеченными философскими размышлениями. Он сказал ей о письмах, и сон у нее окончательно прошел.

— Я не буду задавать лишних вопросов, — заверила Анабела.

Они пошли в кабинет, и Смит положил конверт на стол. Они сели на маленький, уютный, обитый тканью в цветочек диванчик. Мак вскрыл конверт и достал его содержимое. Он медленно прочитал первое письмо, передал его Анабеле и взялся за второе. Они читали молча.

— Ну что ты об этом думаешь? — спросил Смит, когда последнее письмо было дочитано.

— Они… они какие-то странные, — ответила Анабела, покачав головой, листки упали ей на колени. — Не знаю, как еще их назвать. Там есть слова любви, даже чувствуется страсть. Но я не могу себе представить, чтобы Вендель мог их написать. А ты как считаешь?

— Так же. Но что самое странное — они не подписаны. Его имя просто напечатано под каждым из писем. Не знаю, как по-твоему, но в моем представлении в любовных посланиях подписи не печатают на машинке.

— Согласна с тобой, — ответила Анабела. — И что же ты собираешься с ними делать?

— Зависит от того, какое из двух зол я выберу. Вендель попросил меня узнать, нельзя ли достать эти письма. Я это сделал. Это означает, как мне представляется, что я должен пойти дальше: передать ему письма. С другой стороны, такой поступок может быть расценен как создание помехи правосудию, не говоря уже о содействии в подкупе полицейского с целью получения этих писем.

— И на чем же ты остановишься? — спросила Анабела, когда Мак замолчал.

— Я думаю подождать с решением до утра. — Он нежно коснулся пальцами ее щеки. — У тебя сонный вид, иди ляг.

— А ты не собираешься спать?

— Нет, хочу дочитать семейную хронику Полин.

Анабела проснулась и обнаружила мужа спящим. За их супружескую жизнь ей доводилось наблюдать подобную картину крайне редко. Как правило, Мак поднимался рано, полный желания поскорее начать новый день. Ранняя пташка.

Анабела встала, поставила варить кофе, смешанный Маком накануне, затем наполнила две чашки, поставила их на поднос и, захватив газету, пошла в спальню. Смит все еще спал. Она устроилась в кровати рядом с ним. Мак почувствовал ее присутствие и проснулся.

— Который час? — спросил он хриплым со сна голосом.

— Семь. Когда же ты лег?

— В пять, — ответил он, потягиваясь и протирая глаза.

— Я приготовила кофе, но, если хочешь еще поспать, я могу…

— Нет, я буду вставать, — ответил он, садясь в постели, затем отпил кофе и поставил чашку на поднос. — Анабела, Вендель не писал этих писем, — сказал он, глядя на жену.

— Я знаю.

— Но это не все. Я понял не только то, что не он их писал, я догадался, кто это сделал. — Мак опустил с кровати свои длинные ноги и продолжал: — Я дочитаю записи Полин. Слог хороший и написано интересно. До того как я познакомился с письмами, все, что я прочитал, не имело для меня особого значения. Единственное, что захватывало, так это полная неординарных событий жизнь некоторых членов этой семьи. Но вот я прочитал письмо, и кое-какие фразы из рукописи всплыли в моей памяти. Я нашел их, а затем дочитал все до конца. Анабела, Полин сама написала эти письма.

Анабела принужденно рассмеялась, как смеются люди, когда не знают, что сказать, и только переспросила:

— Ты считаешь, их написала она сама?

— Да, именно таково мое мнение. — Он поднял руку, предваряя ее следующее высказывание, и продолжал: — Как и ты, я очень тщательно отношусь к выбору слов и их употреблению. Возможно, накладывает отпечаток профессия адвоката. У меня есть еще одно основание для такого заключения. За то время, пока Полин писала свои заметки, она пользовалась разными машинками. Последняя часть отпечатана на той же машинке, что и письма, так, по крайней мере, мне кажется, хоть я и не специалист.

— Ну допустим, — начала Анабела, предварительно сделав глоток, — женщина пишет себе любовные письма и подписывает их именем мужчины. Но зачем?

— Печатает его имя, — уточнил Смит.

— Да, печатает его имя. Но все же почему? Возможно, она хотела поставить его в затруднительное положение, искусственно создавая ситуацию для шантажа.

— Очень может быть. Но здесь логическое объяснение может и не подойти. Не могла ли эти письма написать женщина с мятущейся душой, которая сочиняла их, представляя, что они от человека, не ответившего ей взаимностью.

— Я могу согласиться с первой, логически оправданной теорией, — сказала Анабела, поднимая халат с пола, куда она его не задумываясь швырнула накануне. — Вторая гипотеза выше моего понимания.

— Анабела, я собираюсь поступить так. Покажу эти письма Венделю, выскажу свое мнение, а потом пойду к Дарси Айкенберг и расскажу ей то же самое.

— Ты уверен, что надо ставить в известность Айкенберг? — удивленно подняла брови Анабела. — Тебе придется объяснить, откуда у тебя эти письма.

— Может быть, да, а может быть, и нет. Я имею в виду, что меня об этом спросят, но это не означает, что я отвечу на их вопрос. В некотором смысле я сообщаю новую и важную информацию, которая осталась бы неизвестной, если бы Монти не дал мне почитать рукопись Полин. Полиция не имеет доступа к этому документу. Конечно, я сначала поговорю с Венделем, но считаю, что в полиции должны посмотреть эти записи и сделать свое заключение.

Слова мужа вызвали у Анабелы живой интерес, зажгли румянец волнения на ее щеках. Но неожиданно на ее лице отразилась грусть. Она ушла в ванную, до него донесся шум воды.

Когда она пришла на кухню, Смит сидел за столом, перед ним были разложены письма Полин и ее рукопись. Он включил небольшой телевизор. В их семье существовала договоренность смотреть телевизор за завтраком, а не за обедом или ужином. Дикторы, мужчина и женщина, закончили обзор международных событий и перешли к блоку местных новостей. Голоса ведущих отдавались в кухне монотонным жужжанием, но вот неожиданно явственно прозвучал голос женщины-диктора: «Агенты федеральной полиции заявили об аресте вчера вечером известного в Вашингтоне банкира и преподавателя экономики в университете Джорджа Вашингтона Сунь Беньчонга. Ему предъявлено обвинение в отмывании денег и уклонении от уплаты налогов. Он заявил о своей невиновности и был отпущен под залог в двести тысяч долларов. Беньчонг является приемным сыном Венделя Тирни, главы крупной корпорации. Его секретарь-референт Полин Юрис была найдена убитой чуть больше недели назад».

— Если суждены печали, грядут они чередой, — сказал Смит и добавил: — Хотя Вендель не Гамлет и даже не король Клавдий.

— Мак, мы можем поговорить? — обратилась к мужу Анабела, сидевшая напротив, и положила свои руки поверх его.

— Публика из отдела по связям с общественностью в университете будет в восторге.

— Я не об этом хотела с тобой поговорить.

— Извини, говори, я слушаю.

— Не могу понять, что происходит, — начала она, тщательно подбирая слова, — сознаю только, что вокруг Венделя Тирни сгущаются тучи, и он вовлек тебя, нет, нас в центр событий. Конечно, ты поступил правильно, как друг, отнесся с сочувствием к его сложному положению. Но сейчас ты соединил воедино важную информацию, что усугубляет твою причастность к этому делу. Чтобы стать обладателем этих фактов, ты достал копии вещественных доказательств, которые были получены нелегально, путем подкупа офицера полиции.

Смит хотел что-то возразить, но она его остановила:

— Пожалуйста, дай мне закончить. Мне хорошо известен твой характер. Я знаю, что ты долго и напряженно размышлял, прежде чем взять конверт у Тони и вскрыть его. Я также вижу, что, несмотря на твои заверения в том, будто ты счастлив и удовлетворен преподавательской работой, есть что-то глубоко спрятанное в твоей душе. Может быть, это внутренняя потребность, сформировавшаяся в период твоей адвокатской практики, но как бы то ни было, это «что-то» вынуждает тебя вмешаться. Мне это не нравится, но я уважаю в тебе эту черту и, возможно, поэтому так сильно люблю тебя, но одновременно происходящее меня пугает.

— Пугает? Ты боишься, что со мной может что-то случиться?

— Нет. — Она энергично потрясла головой. — Меня страшит то, как твое участие в этом деле может повлиять на нашу жизнь.

— Анабела, — Смит постарался ободряюще улыбнуться, — я знаю, что подобные вещи тебя огорчают, и все повторялось достаточно часто, чтобы позволить тебе усомниться в том, что мне в действительности нужно и что я хочу. Возможно, иногда я и закусываю удила, но я не жажду перемен, если это можно так назвать. Однако в одном я уверен: если бы мне показалось, что создается угроза той замечательной жизни, которой мы живем, я бы и шага не сделал за пределы аудитории. Ты мне веришь?

— Верю, что ты именно так и думаешь, Мак, — широко улыбнулась Анабела. — Я также знаю, что ты, возможно, был бы не в состоянии этому противостоять. Знаешь, извини меня за мои страхи. Я не хотела…

— Нет, Анабела, ты имеешь право на свои чувства, ты права, хотя…

— Хотя что? — нахмурилась она.

— Знаешь, в последнее время я постоянно думаю, что тебя что-то беспокоит.

— Беспокоит? Совсем нет.

— Кажется, что тебя что-то тревожит, и я не могу не думать, не во мне ли причина?

— Ты абсолютно не прав, — возразила она.

— Хочу просто высказаться, раз уж у нас зашел об этом разговор.

— Выброси это из головы. Меня совершенно ничто не беспокоит и не тревожит, — уверила мужа Анабела. — Лучше поговорим о предстоящих делах. Так ты пойдешь с письмами к Венделю?

— Да, я звонил ему, пока ты одевалась. Когда я спросил его о Беньчонге, голос у него был совершенно убитый, он сказал, что хотел поговорить об этом со мной, когда я приеду. А какие у тебя планы?

— Слишком много всего, а времени мало. Я целый день буду в разъездах, но давай поддерживать связь через автоответчик.

— Тебя подвезти? — спросил он.

— Нет, спасибо, я еще не собралась.

У самой двери он сунул руку в карман и достал пакет из фотоателье с отпечатанными снимками.

— Вчера получил, — сообщил Мак. — Пленка пролежала в аппарате несколько недель, последние кадры снял, когда мы с Тони ездили по реке.

Когда он ушел, Анабела налила себе еще одну чашку превосходного кофе и села к столу. По телевизору шел какой-то конкурс, и она его выключила. Ей не Нужны телевизионные призы. Она ощутила приятную удовлетворенность от сознания своего благополучия. «Как мне повезло, — думала она, — что мой муж Маккензи Смит. Как мне необыкновенно повезло». Она взглянула на стенные часы: пора было идти. Анабела открыла конверт, быстро просмотрела снимки, ее улыбку вызвал Тони Буффолино, важно позирующий на фоне элегантного гоночного судна. Сложив все фотографии обратно в конверт, она опустила его в сумочку.