Убийство на Потомаке

3 Вечером следующего дня

Это заседание было для Анабелы первым, ее избрали в совет за две недели до него. Представляя ее, председатель сказал, что она, Анабела Рид-Смит — жена бывшего адвоката по уголовным делам, а ныне уважаемого профессора, преподавателя права в университете Джорджа Вашингтона — Маккензи Смита. Далее, говоря о ней, он заметил, что она оставила адвокатскую деятельность, став владелицей процветающей картинной галереи в Джорджтауне. Анабела заняла полагавшееся ей место за большим дубовым столом в офисе, расположенном на третьем этаже Национального музея строительства. Здание музея находилось в северо-западной части города на Ф-стрит между Четвертой и Пятой улицами. Ф-стрит проходила по другую сторону от площади Судов в непосредственном соседстве с вашингтонским чайнатауном.

Во главе стола сидел председатель, Вендель Тирни. Он попросил у собрания внимания. Тирни не придал значения тому, что не следует, представляя женщину, в первую очередь называть род занятий ее мужа, тем самым подчеркивая ее статус всего лишь жены. Вендель высказал еще несколько приветственных слов в адрес Анабелы, перед тем как перейти к обычной процедуре и заняться чтением протоколов и обсуждением текущих вопросов, словом, той рутиной, которая большей частью и составляет деятельность советов директоров вместо активной руководящей работы.

— Мы хорошо знаем миссис Смит как блистательного адвоката, нам также хорошо известна ее деятельность в сфере культуры. Не остались без внимания и усилия ее мужа по созданию фонда культуры. — Тирни улыбнулся Анабеле и продолжал: — Для нас большая честь, что вы будете работать в нашем совете. Безусловно, это сотрудничество окажется плодотворным. Ваше личное обаяние, я думаю, также послужит общему делу.

Анабела вежливо поблагодарила председателя за его теплые слова, бросив при этом взгляд на двух других женщин, присутствовавших на заседании. Уловили ли они в представлении Тирни скрытое оскорбление? И задевала ли их вообще дискриминация женщин? Одна из членов совета, Полин Юрис, на протяжении многих лет выполняла у Тирни обязанности советника по административным вопросам и его личного секретаря-референта. Анабела отметила ее стройную, высокую фигуру, а также обратила внимание на простоту покроя одежды и минимум косметики. Возможно, подобный облик женщины наилучшим образом соответствовал консерватизму возглавляемой ее боссом корпорации. От внимания Анабелы не ускользнула мускулистость ног Полин. У некоторых женщин из Сан-Франциско такие мускулы развиваются от хождения по неровным улицам расположенного на холмах города. И еще одно наблюдение относительно Полин имелось у Анабелы. Она сделала его, когда впервые увидела ее во время посещения Юрис художественной галереи, и впечатление это укрепилось после еще нескольких официальных встреч, связанных с деятельностью фонда. Анабела отметила, что на лице Полин пухлые губы плохо сочетались с мелкими, маловыразительными чертами. Эти губы показались Анабеле очень чувственными.

Если отвлечься от внешности, Анабела нашла Полин приятной, не слишком деловой. Устойчивость и плавный ход «кораблю» Тирни были обеспечены.

Другую женщину, с которой Анабеле также приходилось встречаться несколько раз, звали Хейзл Бест-Мейсон. Она была бухгалтером, специализирующимся на некоммерческих структурах. В музее Хейзл занимала должность ревизора. Она была невысокого роста, с довольно плотной, но не излишне полной фигурой. В отличие от Полин она отдавала должное косметике и искусно ею пользовалась. Ее черные короткие аккуратно уложенные волосы чуть тронула седина. Хейзл явно следила за модой и любила, чтобы в ее одежде всегда присутствовало какое-нибудь яркое пятно. Это могли быть блузка, свитер или шарфик. Привлекали внимание и ее очки: овальной формы, в необычной оранжевой оправе. Ухоженные руки с отличным маникюром украшало множество колец, до плеч свисали золотые ручной работы серьги.

Нельзя сказать, что кого-либо из женщин задели слова Тирни о красоте Анабелы с ее блестящими и черными, как вороново крыло, волосами и прекрасной нежной кожей. Возможно, ревнивое чувство и возникло, но профессиональная этика не позволила им его проявить. Анабела отдавала себе отчет в том, что, принимая во внимание все соображения, Тирни предпочел бы видеть на этом месте в совете не ее, а ее мужа. Он неоднократно обращался с таким предложением к Маккензи, но всякий раз наталкивался на вежливый отказ. В списке приоритетов Тирни Анабела значилась под вторым номером.

Но что есть, то есть. И все же ей было приятно, что ее пригласили принять участие в управлении деятельностью музея строительства. В задачу музея входил сбор материалов, касающихся истории развития строительного дела в Америке и пропаганда достижений страны в этой области. Кроме того, к функциям музея относилось поощрение и стимулирование выдающихся достижений в строительном искусстве. Художественная галерея не отнимала у Анабелы много времени: дела там шли хорошо, и она могла позволить себе отвлечься от практической деятельности и найти занятие для души; ее увлекла архитектура Вашингтона. Она присоединилась к людям, объединенным желанием полнее изучить и, в свою очередь, пробудить в обществе интерес к такой неординарной, часто поражающей, порой вдохновляющей, а иной раз и удручающей национальной архитектуре столицы. Анабеле хотелось еще глубже проникнуть в историю создания облика Вашингтона, лучше узнать его современное лицо. С этой точки зрения, ее вступление в совет директоров музея стало закономерным и естественным следствием подобного интереса.

Как и положено новичку, Анабела в течение двух часов внимательно следила за происходящим. На нее большое впечатление произвела манера Тирни вести заседание. Все очень гладко, без напряжения. И ничего удивительного, возглавляемая им корпорация сделала его одним из самых богатых людей в Вашингтоне, что позволяло ему держаться с естественностью уверенного в себе человека, чей успех характеризует стабильность. Тирни был интересным элегантным мужчиной с аристократическими чертами лица. Одного взгляда хватало, чтобы понять, как ревностно он поддерживал себя в форме. Помогал ему в этом личный тренер, который каждое утро ожидал Тирни в домашнем спортивном зале. Загар не сходил с его лица благодаря специальной установке, имевшейся в доме. Его внешний вид был безукоризненным: густые, седые, почти белые волосы, даже в ветреный день оставались в полном порядке. Состоятельный и преуспевающий глава корпорации и председатель совета директоров — он мог бы украсить картотеку киностудии.

Напротив Анабелы сидел Сэмюэль Танклоф. Он был не так богат, как Вендель Тирни, но тоже очень внимательно относился к своему здоровью. Сотрудник инвестиционного банка Нью-Йорка, десять лет назад он понял, что основные деловые интересы его сосредоточились вокруг корпорации Тирни. Оценив ситуацию, он открыл свое представительство в Вашингтоне, купил себе дом в Виргинии и теперь большую часть времени проводил в столице, оставив управлять делами в Нью-Йорке заслуживающих доверия заместителей. Танклоф не имел аристократизма черт и манер, характерных для Тирни. Его коренастая фигура, как и фамилия, оправдывали школьное прозвище — он действительно напоминал танк.

Смуглый цвет лица делал ненужным искусственный загар, не нуждался он также ни в специальном тренере, ни в спортивных упражнениях. Кудрявые завитки черных волос явно проигрывали в битве с наступающей лысиной. У Сэма были темные глаза и большие уши, количество торчащих из них волос приводило Анабелу в изумление, ей не приходилось встречать людей с такой буйной растительностью в ушах. Танклоф и Тирни одевались у одного портного, но дорогие костюмы на плотной коренастой фигуре Танклофа не сидели так безукоризненно, как на высоком стройном Венделе. А на какую роль в кино мог бы претендовать Танклоф, подумалось Анабеле, главаря мафиози? араба-перекупщика? турецкого диктатора?

Естественно, ни одно из этих амплуа для него не подходило. Он был тем, кем был: Сэмом Танклофом, банкиром и лучшим другом Венделя Тирни. Танклоф внушал Анабеле определенную симпатию. За сердитым, а порой даже грозным внешним видом скрывалась поразительная душевная теплота. При общении с ним возникало чувство, что его глубоко интересует все, о чем говорит и что думает его собеседник. Мак и Анабела были знакомы и с Танклофом и с Тирни, и хотя она уважала Тирни, но все же предпочитала общество Танклофа и его жены Мари, которую бесконечно восхищало все, что говорил или делал ее муж.

Заседание близилось к концу, оставалось решить кадровый вопрос назначения на должности в комитетах. Анабела заменила умершего члена совета, который работал в финансовом комитете и в подкомитете по денежным выплатам. Ее утвердили на оба поста.

— А не рано ли направлять меня в финансовый комитет? — рассмеялась Анабела. — В сенате подобного не произошло бы. Мак не в восторге от того, как я распоряжаюсь своей чековой книжкой.

— Управляться со своей чековой книжкой сложно, а работать в финансовом комитете — легко, — доброжелательно заметила Хейзл Бест-Мейсон, председатель этого комитета, и добавила: — Добро пожаловать.

— Спасибо, — поблагодарила Анабела, — но мне все же хотелось бы сначала освежить свои знания о работе с деньгами.

— Я не знаю другого такого человека, кто бы вас этому научил, кроме Хейзл, — заметил Тирни.

— Да, пусть уж лучше вашим обучением займется Хейзл, чем Вендель, — посмеиваясь, вступила в разговор Полин Юрис. — Бизнесмен он блестящий, а вот его чековая книжка отнюдь не эталон.

— Да, она знает, что говорит, — громко рассмеялся Тирни. — Полин уже много лет ведет для меня все расчеты. — Он обвел глазами сидящих за столом. — На этом, я считаю, можно закончить?

Члены совета поднялись со своих мест. Анабела пошла в угол зала, где оставила на стуле свой плащ, но задержалась и прислушалась. До нее долетел приглушенный разговор между Тирни и Полин.

— Я сыт по горло этими всплесками эмоций у Сеймура и его полным игнорированием бюджета, — сказал Тирни. — Встретьтесь с ним сегодня и приведите его в чувство.

Анабела надела плащ и потихоньку направилась к двери. Неожиданно с ней рядом оказался Вендель Тирни.

— Я провожу вас до машины, — предложил он, — здание чертовски хорошее, но соседство не из приятных.

По широкой лестнице со ступенями, выложенными красным кирпичом и стоптанными за столетие множеством ног, они спустились на первый этаж в Большой зал — Грейт-холл, который с 1885 года являлся местом проведения торжеств по случаю вступления в должность президентов. Гувер и Кливленд, Гаррисон, Мак-Кинли, Тедди Рузвельт и Тафт — все они организовывали здесь празднества после победы на выборах. Вудро Вильсон предпочел не устраивать праздник в 1913 году. Только после Второй мировой войны торжества в Грейт-холле снова заняли свое место в календаре светской жизни Вашингтона. Один из трех балов, заданных Р.Никсоном в 1968 году, проводился в стенах Национального музея строительства. Президенты Картер, Рейган, Буш и Клинтон выбирали этот зал местом проведения торжеств, становясь хозяевами Белого дома.

В 1881 году квартирмейстер Монтгомери С.Мейгс, будущий архитектор и главный инженер строительства этого сооружения, получил указание выбрать подходящее место и спроектировать надежное в пожарном отношении здание для размещения в нем Пенсионного управления. Оно было организовано в 1792 году для поддержки инвалидов — ветеранов войны за независимость. Его филиалы были разбросаны по всему Вашингтону, а после войны в 1812 году с Мексикой и Гражданской число ветеранов выросло и работы еще прибавилось. Мейгсу предписывалось уложиться в 300 ООО долларов. Он познакомился с разбросанными по всему миру архитектурными сооружениями эпохи Ренессанса, включая церковь Санта-Мария дельи Анджели в Риме и храм Юпитера в Баальбеке (Мейгс решил, что колонны его творения превзойдут по высоте колонны этого храма). Источником вдохновения для Мейгса стал дворец Фарнезе в Риме. Проведя подготовительную работу, он представил свой проект для рассмотрения. В 1882 году состоялась закладка первого камня, а в 1887-м строительство было завершено. Центральная часть Грейт-холла проектировалась самой большой из трех его частей, отделенных друг от друга стоявшими в ряд по четыре огромными коринфскими колоннами. На сооружение каждой ушло 70 тысяч кирпичей, высота превышала семьдесят пять футов, а диаметр основания равнялся восьми футам.

Это здание являлось самой большой кирпичной постройкой в мире. На его возведение пошло 15 миллионов кирпичей, все строительство обошлось налогоплательщикам в 186 614 долларов. Еще одно убедительное подтверждение того, что превышение правительством бюджетных расходов отнюдь не порождение сегодняшнего дня.

Анабела и Тирни прошли, разговаривая, через колоссальный полутемный зал. В целях экономии по его периметру горели лампы небольшой мощности, давая какой-то призрачный свет. Анабела прислонилась к центральному фонтану и посмотрела на потолок, поднятый на высоту в сто шестьдесят футов. Одна из многочисленных ласточек — предмет постоянной головной боли администрации — пролетела над ней и исчезла в нише карниза.

— Это, должно быть, самое необычное здание в Вашингтоне, — сказала Анабела.

— Спорить не стану, — согласился Тирни.

— Я как раз начала изучать его архитектуру, — продолжала Анабела. Думаю, что мое участие в совете ускорит познавательный процесс.

— А рассказы о привидениях слышали? О канарейках знаете?

— Ах, эти истории о призраках, — рассмеялась Анабела. — Да, а вот о канарейках расскажите.

— В то время как президент Кливленд решил отметить здесь свое вступление в должность, крыша еще не была готова, поэтому над залом растянули брезент. Во время праздника из клетки выпустили канареек. Птицы взмыли вверх, холод убил их, и они упали к ногам гостей.

— Как это было ужасно, — вырвалось у Анабелы.

— Да, для птиц.

— О Господи!

— Мне очень жаль, но все случилось именно так.

— Не забудьте передать привет Маку, — напомнил Тирни, когда они подошли к ее машине.

— Непременно.

— Какая трагедия случилась у водопада. Вы говорили, что Мак все видел?

— Просто кошмар. Мак поехал к водопаду на несколько часов, чтобы отдохнуть, и уже собирался уезжать, когда все случилось. Эта страшная картина продолжает стоять у него перед глазами.

— Да, полагаю, подобные вещи забыть нелегко, — согласился Тирни. — Моя компания учреждает именную стипендию в память об этой девочке.

— Очень хорошо, — одобрила Анабела.

— Каждый делает то, что в его силах. Надеюсь увидеть вас с Маком на прогулке по реке.

— Да, мы там будем. Спасибо, Вендель, что приняли меня в совет. Думаю, работа окажется интересной и плодотворной.

— Уверен, вы найдете в ней и то и другое. Счастливо доехать.