19

Когда я проснулась на следующее утро, надо мной кто-то стоял. Насторожиться меня заставил скрип шагов по старому татами и какой-то восхитительный аромат. Открыв глаза, я увидела Акеми Михори, одетую для занятий бегом и уже слегка вспотевшую.

— Ты такая ленивая. Вставай!

— Когда ты вернулась? Я очень рада тебя видеть. — Я изо всех сил старалась скрыть смущение.

— Почему тебя не было на беговой дорожке? Совсем забросила бег, да? — Акеми сдернула с меня одеяло. Я спала в длинной майке, которую попыталась как можно быстрее натянуть на оставшиеся неприкрытыми части тела.

— Я собиралась заняться этим сегодня вечером — не думала, что ты успеешь вернуться раньше.

— Пожалуй, мы можем побегать, а потом поесть. — Она продемонстрировала мне термос с зеленым чаем и корзинку с отборными овощами и онигири, рисовыми шариками с изюмом, которые я очень любила. Должно быть, их запах я и уловила, когда Акеми вошла и разбудила меня.

— А может, сразу поедим? — с надеждой спросила я.

Акеми выложила содержимое корзины, и я воспользовалась шансом нормально поесть впервые за двадцать четыре часа.

— Как прошло выступление? — спросила я, уничтожив два рисовых шарика.

— Выступление? — В первую секунду у нее был озадаченный вид. — А, ты об этом. Нормально. Выиграла три состязания и дала несколько автографов. Как обычно.

— А где все происходило? — Неопределенность ее ответов вдруг показалась мне подозрительной.

— В Осаке.

— Я имею в виду — на каком стадионе?

— Стадион неполной средней школы. Теперь ты счастлива? Когда узнала, насколько низко я пала? — Она вскочила с края матраса, на котором только что сидела.

— Извини, я ничего такого не имела в виду. Я... я и сама понемногу опускаюсь. Вчера пошла работать продавщицей на неполный рабочий день.

— Какой ужас! — Акеми поморщилась.

— Вообще-то, мне нравится чувствовать себя полезной. Это маленький магазинчик недалеко от храма со знаменитой скульптурой богини Канон. «Антиквариат Маэды», — после паузы добавила я. — Твоя мать кое-что покупала там, правда?

— Я не знаю. — Судя по голосу, Акеми что-то смущало. — Я пришла спросить, не хочешь ли ты воспользоваться моим душем. Уезжая, я случайно оставила доджо запертым. Извини

— Душ — это было бы прекрасно. — Я покосилась на часы. — Но уже восемь. Ваша домоправительница уже встала.

— Танака-сан поехала вместе с моей мамой в город на фестиваль Танабата. До полудня их не будет.

— Акеми, ты же знаешь, что я остановилась здесь только на время. Если твоей матери нет дома, это прекрасный случай для того, чтобы сбежать, не поднимая шума.

— Не делай этого! — Акеми сорвалась чуть ли не на визг.

Не на шутку перепугавшись, я постаралась не выдать этого и как можно более спокойно сказала:

— Я уже и так злоупотребляю твоим гостеприимством. В Англии говорят, что после двух дней рыба и гости начинают пованивать. Кроме того, теперь у меня есть работа, и я смогу снять небольшую комнату.

— Нет никакой необходимости убегать, — твердо заявила Акеми. — Фестиваль Танабата займет мою маму на следующие четыре дня. А потом, никто, кроме меня, не знает, что ты здесь. И ты не готовишь рыбу.

Обдумывая свои дальнейшие действия, я плеснула немного чая в миску, из которой ела маринованные овощи, покрутила ее немного, ополаскивая, а потом вытерла насухо бумажным полотенцем. Пытаясь создать у Акеми впечатление, что остаюсь, я спросила:

— Ничего, если я буду пользоваться этой миской?

— Ты начала перенимать застольные манеры у дзен-буддистов, — улыбнулась Акеми, снова расслабившись. — Так какие у тебя планы на сегодня? Теперь, когда ты передумала переезжать?

— После полудня я работаю. А утром у меня деловая встреча в городе. — Я собиралась встретиться с Джуном, но это Акеми не касалось.

— Понятно. — Она внимательно посмотрела на меня. — Тогда не буду тебя задерживать.

— Я очень благодарна тебе за все, что ты делаешь, Акеми. Если бы не ты, мне пришлось бы жить на улице,— сказала я.

— Можешь оставаться здесь, сколько захочешь. Я серьезно. — Акеми хотела сказать что-то еще, и я даже обрадовалась, что она не нашла подходящих слов, — с меня уже и так достаточно неожиданных признаний.

У меня оставалось немного времени до встречи с Джуном, так что я зашла в кофейню «Старый Тегеран» в надежде узнать, зачем мне звонил Мохсен.

— Он здесь больше не работает, — сообщил усталый японец, выглянув из заляпанной маслом кухни.

— Да что вы! И где же он работает теперь? — Может быть, Хью помог ему получить работу в нефтяной компании?

— Я не знаю. Он просто ушел.

— Как это — ушел?

— Он исчез — и все. — Повар пожал плечами. — Сюда уже заходили его друзья, искали его, они тоже не знают, где он.

Я чувствовала себя так, будто у меня выбили почву из-под ног. Может быть, Мохсен вспомнил что-нибудь об убийстве? Все, кого я посвящаю в суть своей проблемы, умирают.

— Он не говорил, что ему что-то угрожает? Он никого не боялся? — спросила я.

— Все они боятся полиции Токио, так ведь? — коротко ответил японец. — На мой взгляд, он, скорее всего, скрывается из-за проблем с визой. А может, его вообще вышвырнули из страны.

Был только один способ узнать, так ли это. И я вернулась на улицу Хибия в Роппонги.

— Лейтенант Хата на месте? — спросила я сержанта, сидящего за конторкой в полицейском участке

— Он на совещании. А потом будет очень занят.

— Это связано с одним из его незакрытых дел. Мне необходимо поговорить с ним. — Я протянула свою визитную карточку.

Сержант посмотрел на карточку и вернул ее мне.

— Ночная кража со взломом в Роппонги-Хиллс?

— Да, именно это, — ответила я.

— Посидите тут, — предложил он, показывая мне на стул, — и никуда не уходите.

Решив, что он собирается вызвать Хату, я немного осмелела, почувствовав себя знаменитой настолько, что из-за меня собираются прервать совещание в полиции. Однако мне пришлось подождать. Прошло не меньше получаса, прежде чем на горизонте появился лейтенант Хата.

— Извините, что задержался, — сказал он. Я пробормотала извинения за то, что помешала ему. У лейтенанта был измученный вид, он был бледен, вокруг глаз легли темные круги.

— Это дело меня добьет, — сказал он. — Я уже несколько дней света белого не вижу. Не хотите ли пройтись?

— Вы хотите сказать, что не ходите домой? — спросила я, когда мы брели по Роппонги-авеню на восток. Под автострадой Шуто было не слишком живописно, но лейтенант Хата шел, повернув лицо в ту сторону, откуда должно было светить солнце.

— Последние четыре дня я задерживался на работе за полночь, а в шесть утра уже снова был на месте. От меня требуют как можно быстрее закончить это дело. Люди начинают бояться убийцы, который взялся за антикваров. — После паузы он добавил: — По крайней мере, вы все еще живы, хотя и сбежали неизвестно куда!

— Возможна еще одна смерть. — Я замолчала, увидев, как напрягся полицейский.

— Возможна? Что вы хотите этим сказать?

— Пропал один человек, которого я знаю. Когда все произошло, он был в парке. Раньше я о нем не упоминала. Несколько дней назад этот человек звонил и пытался разыскать меня. Я пошла в заведение, где он работал, чтобы поговорить, но повар сказал, что он исчез. И никто не знает, где он.

— Вы скрыли от меня имя свидетеля? Теперь я понимаю, почему этот случай оказался таким сложным. Так как же его зовут? — Хата тяжело вздохнул.

— Его имя — Мохсен Завар.

— Он откуда-то со Среднего Востока, судя по имени?

— Иранец. Но я уверена, что в стране он легально. Он работал в маленьком ресторанчике...

— Тогда я посмотрю, что у него с визой, чтобы быть уверенным. Хотите, я подошью рапорт об исчезновении к делу? — Хата остановился около торгового автомата.

Я кивнула.

— Просто мне кажется, что это не похоже на него — так исчезнуть. Хью старался найти ему место в нефтяной компании с представительствами в разных странах. Мохсен умен и не станет просто так убегать, когда ему обещают лучшую жизнь.

Лейтенант Хата кинул в торговый автомат несколько иен и выбрал чашку кофе.

— А вы ничего не хотите?

— Нет, спасибо. Я должна сказать вам еще кое-что: между семьями Идета и Михори есть связь. Нана Михори, несомненно, родственница Ному Идеты. Я видела на их фамильных алтарях одинаковые портреты предков.

— Вы уверены? Старики-японцы довольно-таки похожи друг на друга.

— Если вы мне не верите, сходите и посмотрите сами. Или уточните по документам. Или просто спросите Нану Михори, из какой она семьи!

— Мисс Симура, мы в японской полиции стараемся быть щепетильными в том, что касается прав человека. Я не могу вломиться в дом Михори без ордера, а официально они не причастны к делу.

— Нана и Акеми Михори были на нашей вечеринке. Они без труда могли взять у Энгуса ключ от дома и вернуться, чтобы обокрасть квартиру.

— Если Мохсен Завар тоже был на вашей вечеринке, а теперь исчез, не считаете ли вы, что подозревать его логичнее, чем женщин из лучшей японской семьи?

Лейтенант Хата мирно отхлебывал кофе, и мне ужасно захотелось выбить чашку у него из руки. Как он может быть таким тупым? Сам же сказал, что ему нужно как можно быстрее закончить дело. И вот я даю ему средство для этого, а он не берет.

— Была очень рада, что вы нашли время поговорить со мной. Все, о чем я прошу, — это чтобы вы записали мои слова в блокнот на тот случай, если я тоже исчезну, — язвительно заявила я.

— Не беспокойтесь, — сказал он, бросая пустую чашку в отверстие для использованной посуды. — Я обязательно наведу справки о вашем иранском друге, но боюсь, вас не порадует то, что я узнаю.

В последнее время иностранцы с просроченной визой часто уезжают в сельскую местность, где они могут найти работу без риска быть обнаруженными. Возможно, именно это ваш друг и сделал.

— Если окажется, что он где-то в провинции, я вздохну с облегчением. Я всего лишь хочу знать, что он жив.

— А если жив, но не имеет визы? Как вы будете чувствовать себя, если я его найду и его вышлют из страны?

Я не ответила. Через час с небольшим мне нужно было оказаться на работе в Камакуре, поэтому я поспешила на поезд и только потом поняла, что совершенно забыла о встрече с Джуном Куроем. Я не могла позвонить ему, так как он просил меня этого не делать. Проклятье. Придется ждать, пока он сам попытается связаться со мной.

Подойдя к «Антиквариату Маэды», я обнаружила, что моя работодательница вывешивает вымпел под горячий летний ветерок. Она не рассердилась за пятиминутное опоздание и предложила попробовать сласти, которые выложила на блюдо для утренних посетителей. Похоже, теперь она смотрела на жизнь с гораздо большим оптимизмом.

Госпожа Кита появилась часом позже, и я помогла ей выбрать изящный свиток начала двадцатого века. Она получила десятипроцентную скидку, а я тридцать процентов комиссионных, потом мы уселись выпить чаю с пирожными мокко.

— Какое прекрасное место для работы вы нашли! И я до сих пор не могу поверить, что такую вещь по такой цене. Я расскажу своим друзьям? Как вы считаете, госпожу Михори это заинтересует?

— М-м-м. А вы хорошо ее знаете? — спросила я. Раз лейтенант Хата не намерен вести расследование в этом направлении, я займусь им сама.

— Слышала кое-какие рассказы в нашем женском клубе. А что вас интересует? — улыбнулась госпожа Кита.

— Мне интересно, из какой она семьи. В ней чувствуется врожденный стиль. Думаю, она благородного происхождения.

— Да, она из семьи Идета. Это старая самурайская фамилия. Они служили многим поколениям землевладельцев, и в результате в семье хранится множество ценных даров. Несколько лет назад мы были на экскурсии в храме, и кто-то спросил, какие вещи она принесла с собой в новую семью. Оказалось, что только лишь невестин тансу, как и все. Я была удивлена, — добавила госпожа Кита.

— Невестин тансу! Вы его видели? — вскрикнула я.

— Да, конечно. Он был украшен металлическими бабочками.

Вспомнив журавлей и черепах на своем тансу, я распрощалась с надеждой на легкое решение проблемы.

— Интересно, где сейчас остальные ценности семьи Идета.

— В их доме в Денен-Чофу. Дом и все, что в нем находится, унаследовал старший брат Наны.

Да, таковы законы наследования. Мой двоюродный брат никогда не покидал родительского дома, потому что унаследовал его, а двоюродная сестра была вынуждена выйти замуж, чтобы найти себе приют.

— Так, значит, все досталось брату госпожи Михори? Он намного старше нее? — Я специально спросила об этом, делая вид, будто не знаю, что Ному Идета мертв.

— Лет на двадцать, кажется. Недавно он скончался, я послала госпожа Михори карточку с соболезнованиями, за которую она меня так и не поблагодарила. У нее осталась еще сестра, Хару, которая все эти годы заботилась о брате и так и не вышла замуж.

— Сейчас я припоминаю, что видела некролог в газете, — признала я. — Но я уверена, что имя госпожи Михори в нем не упоминалось.

— После замужества имя женщины вычеркивается из списков членов ее семьи и добавляется в списки семьи ее мужа, — сообщила Кита. — Скорее всего, журналист не стал копать слишком глубоко.

В отличие от госпожи Киты, любительницы сплетен.

— Ну так теперь сестры наконец получили наследство! — радужно улыбнулась я.

— Нет, это не так, — постучала по столу аккуратным пальчиком Кита. — Не забывайте, что имущество переходит только к наследнику по мужской линии. Думаю, это будет кто-нибудь из двоюродных племянников.

Но Казухито, вице-настоятель, родственник Наны, уже был принят в клан Михори. Он больше не нуждался в деньгах.

— Если племянник — это тот человек, о котором я думаю, он уже достаточно состоятельный. Разве это справедливо? То, что он получит дом Ному Идеты и семейный антиквариат? — спросила я.

— Он мужчина. Я считала, что вы лучше разбираетесь в положении вещей, ведь вы изучал историю Японии.

Но то, что я изучала, было далеко от жизни общества: японский фарфор, текстиль и бумага — вещи, которые можно спасти и сохранить, в отличие от жизней окружавших меня людей.

Тем вечером я стояла, укрывшись за кипарисами, в Хорин-Джи и наблюдала за вечерним богослужением. Монахи, выстроившиеся в два ряда, проследовали в главный храм, опустив глаза и благочестиво сложив руки. Отец Акеми возглавлял процессию. Я поискала Ваджина, но не увидела его.

Двери храма были раскрыты настежь, и я видела, как монахи уселись на жесткие подушки и погрузились в медитацию. Я тоже сидела в своем темном углу под деревьями, скрестив ноги, в позе, которая заставила меня выпрямить спину. За эту неделю мне пришлось много побегать, и ноги болели довольно сильно, но мне начало нравиться это ощущение.

Я ждала Казухито. После разговора с госпожой Китой я пыталась позвонить Энгусу и уточнить у него, как выглядит кузен Акеми. Но на звонок ответил Хью, так что я повесила трубку и не стала говорить. Я знала, что это нехорошо с моей стороны, особенно после того, как мне по три раза в день звонил на сотовый телефон какой-то неизвестный, тихо дышал и вешал трубку. Но я не была готова к разговору с Хью.

Я заставила себя переключиться на неуловимого Казухито.

Можно было спросить у Акеми, как он выглядит. Но когда мы вместе бегали, она сунула в уши наушники и вместо того, чтобы разговаривать, слушала музыку. Она злилась — возможно, на меня за желание уехать.

Этим вечером медитация была недолгой. Монахи сидели всего лишь полчаса, после чего священник ударил в гонг, и они проследовали в другую часть храмового комплекса. Я решила, что они собираются поесть.

Сколько мне придется ждать Казухито и что это мне даст? Вообще-то, я всего лишь хотела посмотреть на него, заглянуть в его глаза. Может ли он быть убийцей, или, скорее, он — следующая жертва. Недавно у него был серьезный приступ диабета. Мог ли убийца спровоцировать этот приступ?

Мое внимание привлекло какое-то движение между деревьями. Две стройные фигуры двигались к дому Михори: Акеми, о которой я только что думала, и ее мать Нана. Они медленно шли в мою сторону, и я забралась поглубже в кусты.

Тайхен коматта-ва.

Все пропало. Я услышала только последние из слов, которые Нана Михори говорила своей дочери. Ее голос звучал необычно резко.

— Ничего еще не закончено. Давай еще немного подождем, а? — успокаивала ее Акеми.

— Ты говорила, что ей можно доверять. Я тебе поверила. — Нана остановилась. Она была так близко от меня, что если бы я протянула руку, то могла бы потрогать темно-фиолетовое кимоно с узором из цветков гортензии. Акеми я почти не видела — только маленькую, но широкую ступню в дорогих теннисных туфлях и гладкую, мускулистую ногу.

— Она полна сюрпризов, правда? — сухо сказал Акеми, и я почувствовала, как одежда на мне становится влажной от пота. Они говорили обо мне.

— Мы должны позаботиться о ней. — Нана уселась на бамбуковую скамью, спугнув нескольких голубей, которые перепорхнули ближе к моим кустам. Мне оставалось только молиться, чтобы женщины не повернули головы и не увидели меня.

— Сначала фестиваль. Для нас это важнее, — сказала Акеми.

— Да, спасибо, что ты мне помогаешь. Извини, я... мне пришлось оставить тебя, когда ты во мне нуждалась, — сказала Нана.

— Ничего страшного, — сказала Акеми.

— Он хочет поговорить со мной сегодня вечером. Что мне ему сказать?

— Просто улыбайся и разыгрывай из себя дурочку, как ты делала все эти годы. — Сквозь листья я видела, что Акеми сгибает и разгибает ноги, как будто она ни минуты не могла прожить без тренировки.

— Акеми... — В безжизненном голосе матери зазвучала предупреждающая нотка.

— Да ладно. Я же просто пошутила. Пошли, а то меня комары загрызли.

К моему удивлению, они направились в сторону монастыря: должно быть, собирались поужинать с монахами и настоятелем Михори.

Убедившись, что они ушли, я с трудом выпрямилась и, продолжая прятаться за кустами, выбралась из монастырского сада. Потом, как на автопилоте, пошла к чайному домику, который больше не был моим тайным убежищем.

Нана не упоминала в разговоре моего имени, но было очевидно — она знает, что я остановилась здесь. И когда она напомнила своей дочери, что обо мне нужно позаботиться, у меня сложилось впечатление, что речь идет вовсе не о том, чтобы приносить мне еду.

Итак, сначала начнется фестиваль Танабата. Только сегодня днем Акеми просила меня участвовать в нем, а после нашей молчаливой пробежки мы сходили в магазин и купили себе костюмы и маски. Мне досталась маска лисицы и красный юката, украшенный цветами, а юката Акеми был желто-розовым и совершенно не подходил к ее маске медведя.

Мы пройдем по Камакуре вместе со всеми, прокатимся на рикше, меня никто не узнает. Так меня уверила Акеми.

А что потом? Альтернативы были одна другой хуже. Я помнила, как Акеми боролась со своим партнером и, воспользовавшись тем, что он отвлекся, размазала его по мату. Она была терпеливой и безжалостной.

Конечно, я могла рассказать о подслушанном разговоре лейтенанту Хате, но что бы это дало? Нана сказала, что она расстроена и не может кому-то доверять. Акеми посоветовала ей думать о фестивале, а о проблемах они смогут подумать после. Это все.

Мне придется участвовать в фестивале, надо просто быть осторожной. Это все, что я могла сделать.

Загрузка...