Глава 13. ДОПРОС

Двадцать третье февраля выпадало на пятницу, так что все говорили о том, почему бы не сделать субботу выходным днем, или перенести праздник с пятницы на субботу, чтоб иметь два выходных подряд.

— Может, субботник устроим, Анна Имильевна? — предлагал Проханов, и ребята смеялись. Хотя знали, что субботник — это отличный предлог вообще не приходить. Тем более убирать на школьном дворе кроме гнилых листьев нечего. Классная ответила:

— А что вы ржете? Возможно, будет субботник. Погода не такая уж прям холодная, совсем скоро весна.

Турка переглянулся с Аликом, тот незаметно покрутил пальцем у виска и шепнул:

— Я принесу записку от родителей. Ну на фиг, в клоунаде участвовать.

Турка кивнул. Сам бы он, конечно, никаких записок приносить не стал. Просто не пришел бы и все. А если бы начали предъявлять, так и что?

Меж тем прозвенел звонок. Последний урок, Турка даже думал не идти на него. Почему-то возникло смутное ощущение, что ничего толкового сегодня им Андрей Викторович не расскажет, только опять заставит непрерывно строчить. Притом чем выше будет подниматься уровень шума, тем с большей скоростью придется набрасывать каракули, которые потом невозможно прочесть.

— Нормальный подарок, а? — сказал Алик, включая и выключая фонарик. Потом понизил голос: — А что же мы будем девчонкам дарить, на Восьмое марта? Предлагаю эти же фонарики. Пусть пихают себе…

Турка тоже вертел свой фонарь. Мощный, с толстыми батарейками на 1,5 вольта. Поздравляли пацанов в спортзале, на большой перемене. Анна Имильевна произнесла традиционные слова о том, что они должны вести себя как мужчины, что они уже совсем взрослые, напомнила про экзамены, потом вновь вернулась к вопросам дисциплины. Следом девчонки вручили парням эти самые фонари.

Турке подарок отдала улыбающаяся Воскобойникова, со странно пьяными глазами. Как будто наполовину она находилась в каких-то грезах. Он случайно прикоснулся пальцами Алинкиной кисти, и за это мгновение ощутил, какая нежная у девушки кожа.

Алик ткнул Турку локтем:

— У меня знакомый… Ну, друг… Короче, рассказал, как он типа из похожего фонарика и презерватива сделал, ну это… Типа, мастурбатор.

— Даже не хочу знать, как именно, — поморщился Турка и они с толстяком засмеялись.

— Ребята! Звонок был, тишина, — возвестил Андрей Викторович.

Девчонки переглядывались, явно готовясь поздравлять историка. Можно было сделать это и на перемене, как географа. Последнему дарили подарок всем классом, и он улыбался так, как это делают действительно счастливые люди — черт знает, почему.

Турка с тоской подумал, что сейчас все будет опять, как на прошлых уроках. Кроме того, Шуля или Плотников могут выкинуть опять что-то эдакое. Почему-то Турка вспомнил, как общался с Плотниковым в туалете, и как он рассказывал про Тузова. Странная семья? Хоть он и общался раньше с Шулей, Тузов все равно оставался в стороне. Молчаливый, закрытый.

В одной компании с ним за все время Турка ни разу не веселился, хотя Шуля рассказывал, как они гуляли, пару раз приглашал в «катакомбы», как он их называл — заброшенные дома на краю рощи. Турка был там один раз, и от полуразрушенных пятиэтажек его брала оторопь. Казалось, что развалюхи что-то скрывают, хотя что они могли таить в себе, кроме мусора, бомжей или там наркоманов? Как раз в то время, когда он стал отдаляться от бывших приятелей, как раз и активизировался Тузов.

Что если Тузов и впрямь лечился в психушке? У кого бы это узнать…

Нахимову пририсовали челочку как у Гитлера и усы, Турка это заметил только сейчас.

— Начинаем занятие, — Андрей Викторович стал возле преподавательского стола. На щеке у него красовалась засохшая царапина. Щеки отливали голубоватой щетиной и красный полумесяц не выглядел как отметина от неудачного бритья.

— Андрей Викторович, — подняла руку Слютина. — Мы вас поздравить хотим.

— С чем? — нахмурился на секунду историк. На задних рядах захохотали, преподаватель кинул туда взгляд, и снова поглядел на первую парту. Воскобойникова чуть из трусов не выпрыгнула: — С Днем защитника Отечества!

— А, точно, — он улыбнулся и потер лоб. — Ну, давайте.

Все девчонки столпились вокруг стола преподавателя, Воскобойникова покраснела, проговаривая заученные слова, ей вторила Слютина и Хазова. Потом они вручили Андрею Викторовичу праздничный пакет с ручками-шнурками и танками, автоматами и звездочками, в котором был армейский сухой паек (то же самое вручали трудовику и географу), а историк рассыпался в благодарностях. Кто-то крикнул, что они ошиблись, и праздник у Андрея Викторовича через две недели, восьмого марта. Но большинство не обратило внимания на эту «смешную» шутку.

— Спасибо, огромное спасибо, — кивал Андрей Викторович. — Ну, теперь начнем занятие, наконец. Кто мне скажет, каким образом зарождались революционные движения…

Турка отключился. История не казалась ему важным предметом. Обычно Андрей Викторович давал проверочные работы с вопросами, ответы на которые все успешно скатывали, подглядывая в учебник. Иногда он проводил устные опросы, но и здесь можно было выкрутиться, косясь в открытую на нужном месте страницу. Турка, правда, пока ни разу не отвечал, что странно. Все-таки один из первых в списке.

Вот на доске появилось желтое пятно света. Появилось, исчезло. Андрей Викторович повернул голову в его сторону, но ничего не сказал, продолжая рассказывать про большевиков. Пятно появилось снова, чуть выше доски. Его можно было принять за крупного солнечного зайчика, если бы по улицам не бродила февральская пасмурность. Пятно так и осталось над доской. Потом к нему присоединилось еще одно, неуверенное, слегка дрожащее. Турка обернулся — само собой, последние парты, фонарики в баррикадах тетрадок, Андраник, Тузов. Ну и Плотников тоже готовится присоединиться к альянсу. Щелк — появилось третье пятно.

Щелк — исчезло.

Историк резко повернул голову, все три пятна исчезли, как будто и не было их. Опять виду не подал.

Через минуту пятна появились вновь. Ребята подавляли смешки, легкое волнение поплыло над классом. Вроде как более невинная забава, нежели то, что сделали с губкой, но по ходящим на скулах преподавателя желвакам, было понятно, что ему не очень-то все это нравится. Однако, он продолжал рассказывать, диктовать, однако, доску не задействовал, так что, по ней опять поползли пятна.

Плотников откуда-то взял зеркальце, что позволило ему отражать луч с особой точностью и скрытностью. Вот уже надо головой преподавателя кружат желтые «зайчики», захватывают волосы с макушки. Это, конечно, смешно.

Одно золотистое пятно скользнуло на лоб. Преподаватель шевельнулся и свет тут же погас. Конечно, это зайчик Плотникова. Опять смех. Историк посмотрел на Плотникова в упор, а тот делал вид, что пишет. Вот отложил ручку и поднял голову, будто недоумевая, почему это диктовка закончилась.

— Плотников, что мы записали? Прочитай свой последний абзац.

Плотников прочитал именно то, что записали остальные ребята. Правда, ничего другого в пустой тетради не было, но подловить не получилось. Снова поиграв желваками, Андрей Викторович принялся диктовать и спустя минуту над его головой опять появились «зайчики» и заплясали, устроив представление. Опять смех.

Но вот Шуля перегнул палку — слишком резко дернул рукой или еще что произошло. Прямо в глаза посветил Андрею Викторовичу. Тот зажмурился и резко встал. Тут же возникла тишина в классе, но не обычная, а само собой, выжидающая — как обычно.

Что же он скажет? Заорет или нет?

Отодвинул стул и обходит первую парту, идет между рядом от окна и средним, глядя на Шулю.

— Как же стереть с твоего лица эту наглую ухмылку?

— А? — Шуля продолжал лыбиться. У Плотникова невозмутимое лицо, Андраник и Кася тоже непроницаемы.

— Фонарик убери в портфель.

— У меня нет портфеля, — ухмыльнулся Шуля. — Зачем он?

— Ну пакет, мешок или что у тебя там.

— А чего я должен его убирать?

Андрей Викторович подошел к парте, протянул руку, чтоб забрать фонарик, но получилось так, что с Шулей они его схватили одновременно.

— Эй, отдайте! Это подарок, вы не имеете права! — голос Шули звучал фальшиво. Андрей Викторович выкрутил хулигану руку, вырвал фонарик. Потом подошел к окну, дернул на себя раму и швырнул черную трубку вниз.

— Можешь валить за ним. Еще есть желающие прогуляться? Давайте сразу свои подарки.

Шуля пробормотал неразборчивое ругательство, потирая кисть. Андрей Викторович развернулся: — Плотников, ну? Тебе ж темно, поэтому светишь? Не хочешь на улицу сгонять?

— Да нет, мне светло.

— Еще раз включишь, я его тебе в глотку засуну. Понял?

— Зачем же так грубо? — хмыкнул Плотников. — Понял.

— Вы ему в задницу засуньте его лучше, — засмеялся Шуля. — Он по этим делам спец.

— Да пошел ты! — захихикал Плотников. Вол, Проханов и еще несколько человек нестройно засмеялись. Атмосфера чуть разрядилась, историк вернулся за стол. Увидел поднятую руку Уфимцевой, кивнул ей:

— Да?

— Можно окно закрыть, Андрей Викторович? — девочка поежилась. В оставленное нараспашку окно врывался ветер, дергая пыльный тюль. — Дует.

— Да, конечно.

Раздался стук. В класс заглянула девочка небольшого роста: — Давыдов! Есть Давыдов?

— Турка, тебя что ли, — сказал Алик. Турка поднялся из-за парты, нахмурившись. На него никто не обратил внимание, так как продолжалось обычное для урока истории (или обществознания) веселье. Девчонку он эту видел, она из десятого класса, но роста маленького, рыжая, лицо милое — ее называли Полторашка.

— Да, что там? — спросил у нее Турка.

Она поморщилась и поманила его в коридор. Он вышел, заинтригованный.

— Шумно просто, — пояснила Полторашка и понизила голос: — Слушай, тебя директор вызывает. Не знаю, зачем, но возле школы стоит «бобик». Ты что-то натворил?

— Нет. — Турка сглотнул слюну.

Они пошли по коридору. Полторашка семенила, подол складчатой юбки подпрыгивал в такт шагам. В глаза Турке бросились черные следы, которые некоторые ребята оставляли, чиркая кроссами по стенам, паркету. Сердце у Турки застучало, вспотели подмышки, чуть пересохло горло. Хотя он уже догадывался, зачем его могли вызвать. Полторашка внешне выглядела даже более встревоженной, нежели сам парень. Она довела его до кабинета, постучала дверь и услышав приглушенное «да-да», взялась за позолоченную ручку в форме изогнутой буквы «Г». Открыв дверь, девушка заглянула:

— Можно, Сергей Львович? Давыдова привела.

— Очень даже можно. Нужно, — отозвался он. — Ты и рюкзак сразу взял? Да тебя надолго не задержат.

Турка, потоптавшись, зашел в кабинет, стаскивая сплеча рюкзак. По прошлому опыту он знал, что разговор может ой как затянуться. Полторашка тряхнула рыжими кудрями, и створка со щелчком закрылась. На столе у директора стоял горшок ярко-зеленым фикусом — самое яркое, что было в кабинете. Мебель, подоконник, полки с папками — серые, пыльные. За окном тополь махал голыми ветками.

Турка ощутил дежа вю. Точно так же он пришел в кабинет, когда Сергей Львович вызвал его для беседы по поводу вечеринки у Тулы (тогда виновница торжества подала заявление).

И точно так же сидели два человека, два старых знакомых с угрюмыми физиономиями.

— Здравствуйте, — сказал Турка и застыл, держа одной рукой рюкзак. Подмывало поинтересоваться, как так получается, что всякими более менее важными делами занимается именно эта парочка. Тогда — изнасилование. А что же сейчас?

Собственно, он догадывался. Но не хотел, чтоб догадки подтвердились.

— Привет, — кивнул Стриженный. Прическа у него была ровно такая же, как и несколько месяцев назад — короткий «ежик». Нижняя челюсть тоже не изменилась — как ковш экскаватора.

В другом кресле сидел Селедка, с грязный чубом приклеенным ко лбу. Все в том же свитере, а джинсы, наверное, не стиранные с тех самых пор. Аромат директорского одеколона и освежителей воздуха смешивался с запахом шаурмы, нечищеных зубов и сигаретного дыма.

— Хотим задать несколько вопросов. В присутствии педагога, разумеется. Ты ведь не против?

— Не совсем понимаю, каких вопросов. А так, да, готов, — пожал плечами Турка. Хотя он и знал, что лучше бы разговаривать с милицией в присутствии родителей, например отца — помнил, какой скандал был в прошлый раз. Но… отцу сейчас явно не до этого.

На той гулянке (день рождения той девчонки, что заявила об изнасиловании) Турка познакомился с Аней. Получается, что если бы не та вечеринка, многое бы сейчас пошло совсем иначе.

Турку допрашивали наравне с другими, правда, в списке обвиняемых он не числился. Ну а совсем скоро девушка заявление забрала — дело замяли.

После стрельбы в школе, многих допрашивали. Другие люди и эти тоже. Несмотря на то, что прошло совсем немного времени, допросы быстро забылись учениками. Как будто сами стены впитали мысли, воспоминания и эмоции, оставив в головах школьников пустоту.

— Вопросы будут насчет Алены Коновой. Ты ведь с ней… водил знакомство?

— Да, мы общались, — чуть помедлил с ответом Турка. Отпираться бессмысленно, само собой. Да и зачем? Может, так поиски пойдут быстрее.

Директор указал ему на стул, и на ватных ногах он дошел до него и сел, а рюкзак скинул на пол. Ладони вспотели, Турка ковырял ногтем мозоли на ладони, стараясь не глядеть на Селедку, который будто высверливал череп Турки, чтоб добраться до мыслей.

Стриженный наоборот, завесился участливой улыбочкой, но глаза его не так кололись.

— Общались, хорошо… — сказал он. — Как близко?

— Достаточно.

— Можно сказать, вы были парой?

— Да, можно. А вы ее ищете, верно? Лену похитил маньяк?

— Почему «Лену»? — вмешался Селедка. В кабинете тут же запахло не только табаком, но и нечищеными зубами. — Разве ее зовут не Алена?

— Она просила называть ее Лена, — Турка подковырнул кожицу мозоли и оторвав, незаметно бросил на пол. — Так что, многие ее знают именно как Лену, а не Алену.

— Очень ценный факт, — с притворной бодростью сказал Стриженный. — Как ты думаешь, могла она куда-нибудь уехать сама?

— Если честно, то могла. Но… — он сглотнул, не желая говорить о дневнике, подбирая слова, — вряд ли вот так спонтанно собралась бы.

— Ее родственники говорят обратное, — сказал Селедка. — Еще говорят, что Конова натура своеобразная, эмоциональная, импульсивная. Говорят, что она курила марихуану, и что могла покончить с собой. Что ты об этом можешь нам рассказать, Давыдов?

Турка перевел взгляд на директора, который причудливо сложив руки, почесывал подбородок. Поймав взгляд ученика, директор сел в кресло. Лоб Сергея Львовича прорезали крупные морщины.

— Думаю, что она не совершала… этого. Самоубийства, то есть.

— Значит, «траву» курила? — прорычал басом Селедка. — И ты вместе с ней, верно? Это не допрос, и мы не собираемся тебя привлекать за хранение или распространение наркотиков. Курили вместе?

— Это не допрос, — вторил Стриженный. — Это беседа, дружеская беседа. Ты должен нам помочь, ведь ты хочешь, чтоб девушку нашли?

— Что если ее похитил и убил маньяк? — выдавил Турка.

— Почему ты так решил? — отреагировал Селедка. — Есть основания?

— Ну, вы же ловите его, наверное. Есть слухи, что в городе действует маньяк. Кого-то там нашли, вроде…

— То есть, это твои домыслы, верно?

— В газетах пишут, — растерялся Турка. — Сам-то я не знаю.

— А может быть, все-таки знаешь? — прищурился Стриженный. — Выкладывай то, что знаешь.

— И про «травку» говори, не стесняйся. Мы уже и сами поняли, что вы баловались. А что такого? Многие курят, — пожал плечами Селедка. — Так как?

— Я понятия не имею, куда делась Конова. — Сказал Турка и милиционеры замолчали как по команде. Если в начале разговора он еще думал о том, чтоб рассказать о дневнике, то теперь он сильно сомневался, что эту тему стоит поднимать. Ведь тогда выплывет правда про Аню, тогда скорее всего и ее допросят. Поможет ли в поисках дневник? Может, у милиции получится отыскать этого таинственного «С»? Расставаться с единственным ключом не хотелось и Турка вздохнул.

— Тетя Коновой говорила, что ты к ней часто приходил, надоедал. Угрожал даже, — сказал Селедка. — Было такое?

— Приходил, да. Но не угрожал. Мне было интересно, почему она не подает заявление о пропаже племянницы, хотя и двоюродной. Сколько времени упущено! И вы сейчас продолжаете тратить его на меня. У меня есть вот что, — решился он и полез в рюкзак. Покопался среди тетрадей и мятых листков, выудил дневник. Трудно сказать, зачем он его с собой таскал. Может по той же причине, по которой перед экзаменом некоторые кладут под подушку учебник — надеялся, что каким-то мистическим образом нужные знание попадут в мозг.

— Вы ведь встречались. Может быть, она что-то рассказывала, хотела уехать, ты должен рассказать нам все, что знаешь. От и до. Обо всем. Иначе… — они переглянулись, — нам может показаться, что ты хочешь что-то скрыть. Что это?

— Скрыть? — вытаращил глаза Турка. — На что вы намекаете, товарищи милиционеры? Я наоборот, рассказываю все как есть. Вот, дневник. Тут очень много информации, которая позволит вам составить… ну, психологический портрет или что вы там делаете. Понять, что из себя представляла Лена. Ну, там и про меня тоже есть. Наверное, сразу ваши подозрения исчезнут. Есть там и про ее дядю откровения. Вы его допрашивали? Вот, почитайте, что он с ней в детстве делал.

Щеки у Турки зарделись. Черт, там столько всего, в дневнике — и про него тоже. Но скрывать записи он не имеет права.

На мгновение в голове промелькнули неясные тени, остающиеся после мутных ночных кошмаров наутро. Что если он правда, сам не помнит, что сделал с Коновой? Что если похитил ее он, сошел с ума? Психи ведь тоже не понимают, что они нездоровы.

Селедка поморщился, будто уксуса глотнул. Потом протараторил:

— Мы ни на что не намекаем, Давыдов. Просто ты должен нам все рассказать, чтоб облегчить следствию и поспособствовать определению местоположения гражданки Коновой. Дядю мы обязательно проверим. — Слова он произнес как автоответчик, без особых эмоций, как будто даже сожалел о том, что заставил себя их выдавить.

Стриженный меж тем взял протянутый дневник, открыл, полистал. Побарабанил ногтями по обложке, потом развернул к Турке:

— На нем следы взлома. Как дневник попал к тебе?

— Я был у Лены и забрал. Еще давно. — Ответил Турка почти без запинки. Ну, может с секундной. По взгляду Селедки он понял, что от него это не ускользнуло, однако мент промолчал. — Подумал, что может, там есть что-то насчет ее исчезновения и так далее. Пришлось вскрыть. Там, кстати, нескольких страниц не хватает. Не я вырывал, так уже было. Еще такой момент, что Лена упоминает про некого «С», вам следует обратить на него внимание, может, как-то найти. А! Еще у нее есть подружка, которую Лена называет Пеппи. Очень может быть, что эта Пеппи что-то знает, хотя… Они не общались с прошлого лета, судя по записям.

— Ну и расследование ты провел усмехнулся Селедка. — А сам-то как, чист?

— Если вы думаете, что я похитил ее или что-то такое, то вы ошибаетесь, — Турка свел брови к переносице. — Почитайте дневник.

— Мы не ошибаемся. Мы отрабатываем версии, — хмыкнул Селедка.

— Тогда эта версия точно ошибочная! — вскочил Турка, сжимая кулаки.

— Сейчас ты сядешь, успокоишься и расскажешь нам все что знаешь. Идет? — улыбнулся Стриженный, шелестя страницами. — Дневник это очень хорошо. Великолепно. Просто супер. Но сейчас мы хотим узнать поподробнее, как так получилось, что дневник у тебя, а не у нас. Идет?

Загрузка...