Ученица

Глава 7. ИНТЕРЕСНАЯ НАХОДКА

Андрей Викторович вел машину автоматически, не замечая дороги. Крутил баранку, переключал скорости. В данный момент он уже немного успокоился и погрузился в привычную отстраненную задумчивость. Мелкие капли дождя, падающие на лобовое стекло, гипнотизировали.

Тут тень метнулась прямо перед капотом, и преподаватель изо всех сил вдавил педаль тормоза в пол. Послышалось глухое «тук». Сердце тут же похолодело, подтянулось к горлу. Он глянул на побелевшие пальцы, сдавливавшие руль — чужие пальцы. Нет, кисть его, вот же сбитые о скулу хулигана костяшки кулака. Вот теперь приехали.

Историк вывалился на проезжую часть. Людей нет, машин нет, еще толком от школы не успел отъехать. Сапожок под колесом. Его пронзило резкое дежа вю. На мгновение зимние сумерки потускнели, будто солнце разом село и наступила ночь. Сбоку пестрела граффити огромная трансформаторная будка, чуть дальше высились многоэтажки.

Он сбил человека. Только этого еще не хватало.

Губы пересохли. На подгибающихся коленках историк обогнул машину. Прямо на асфальте сидела ошалевшая девочка с разметавшимися блондинистыми волосами. Историк бросился к ней, бедняжка подняла голову и всхлипнула:

— Ой… Больно.

— Где? Сильно болит?

Когда девочка откинула крашеную прядь со лба, он замер на мгновение. Знакомое лицо, только недавно видел эту ученицу в своем классе. Как многие преподаватели, Андрей Викторович имел отличную память на лица.

— Нога, вроде… не так уже.

— Встать сможешь? Попробуем?

— Давайте, Андрей Викторович.

Помогая девчонке встать, историк лихорадочно вспоминал, как же ее зовут — с фамилиями пока было сложно, несколько классов, как тут упомнить. Если это девятый «А», то у них в верхней части списка есть девочки, в нижней тоже. Отличница… Слютина — внизу, получается. Значит, это Воскобойникова?

Историк посадил морщащуюся девчонку на пассажирское сиденье, обежал передок видавшего виды «Опеля» и плюхнулся за руль. Нет, нет. Допустить такой ситуации, как на прежнем месте, он не может, иначе рискует лишиться работы навсегда.

— Почему ты тут, как так вообще вышло? Сильно болит нога, может, в больницу надо?

— Домой иду, — пожала плечами Воскобойникова. — Нет, в больницу не надо. Кстати, я вам кресло испачкаю, — она виновато улыбнулась и дернула плечом.

— Ну что ты! Кресло! Главное, что сама цела. Я только и увидел, как тень мелькнула… — Он говорил, а сам лихорадочно соображал, во что это может вылиться. Вспомнил намеки Сергея Львовича: «все мы знаем, как девичье тело может затмить разум». И конечно, директор в курсе истории с прежнего места работы.

Он повернул голову. Воскобойникова смотрела на него с любопытством и легкой тревогой. Наверное, так смотрят на охотника только-только подросшие детеныши оленей.

— Вы чего? Заглох мотор?

Андрей Викторович протолкнул по горлу комок, кивнул и еще немного помучил зажигание. Двигатель чихнул и завелся, в салон проник запах бензина.

— Переволновался я просто, — сказал он. — Точно все в порядке? Куда тебя везти, где ты живешь?

— На Оганова.

— И ты аж туда пешком ходишь? — историк бросил взгляд на коленки ученицы, обтянутые колготками. Туда смотреть ему точно нельзя. Вот почему они все взрослеют так рано? И к этому невозможно привыкнуть.

— Ходьба полезна для фигуры, — улыбнулась Воскобойникова, разглаживая оборки юбки. Притом выглядело это так, будто она… ласкает себя? На лбу у Андрея Викторовича выступил пот, он сосредоточился простых действиях, которые любой заядлый водитель делает, не осознавая. Пропустил «Ауди», тонированную и сплошь забрызганную грязью. — Да вы не волнуйтесь, все нормально, уже не болит.

— Хорошо, что не болит. Ты там и через сквер одна идешь? Слышала же, что сейчас в городе происходит.

— Ой, я думаю, это все выдумки. Касательно Коновой… Она же из нашего класса, ну вы помните, да? Типа пропала. Я ее не очень-то знаю, мы не общались особо, но что я могу сказать? Лена и раньше куда-то пропадала, еще почему-то говорили, что ездила во Флориду. Бред же! Она загуляла, скорее всего, может… кхм… Ладно, не будем озвучивать. В общем, Конова совсем не паинька, если вы понимаете, о чем я. Будет смешно, если ее вот так объявят в розыск, а она просто решила где-нибудь отметить Новый год, да там и застряла.

— Я читал, что Конова пропала за несколько недель до Нового года, — ответил историк. Воскобойникова заметила, что тональность голоса Андрея Викторовича поменялась, и хихикнула, осознавая, что быть может, он такой ошалевший не только потому, что чуть не сбил ее.

Что если это она так действует на него?..

От таких мыслей и без того искусанные ветром щеки покраснели. Алина смущалась встречать взгляд историка — такие синие глаза!

— Ну да. Может, заранее уехала куда-нибудь. У нас с ней один парень встречался из класса… Артур Давыдов. Интересно, его уже допрашивали? Может, он что-нибудь знает. Он раньше сам хулиганом был, а в последние полгода типа встал на путь исправления. Я вот думаю, а что если он маньяк и есть? Они ведь такие, — Воскобойникова окинула взглядом преподавателя и покрутила пальчиками. — Строят из себя хороших, а на самом деле — нет. Втираются в доверие, а потом убивают. Ой, я вам тут рассказываю такое, извините!

Воскобойникова наклонилась, потом бросила взгляд на заднее сиденье. Преподаватель почему-то в этом движении уловил тревогу и посмотрел в зеркало. В отражении он увидел всякое барахло позади и дипломат. Во рту внезапно пересохло, и странное предчувствие пощекотало вспотевшую спину. Он отлепился от спинки кресла и кашлянув, заговорил:

— Что ты, наоборот, хорошо. Мне же надо вникнуть, я новенький своего рода. Преподаватели тоже рассказывают, но… ученики всегда друг о друге знают больше. Правда, обвинять вот так молодого человека не стоит. Хотя… всякое бывает, ты права.

В тоне историка проскользнули заискивающие, чуть ли не подхалимские нотки, причем говорил он так неосознанно, как будто что-то заставляло его — инстинкт? Разумом преподаватель мог найти тысячу причин, по которой девчонка будет смущаться в компании взрослого мужчины, тем более преподавателя. Уж не оставил ли он на заднем сиденье что-нибудь эдакое? А может, на полу валяется, а он не видит… Вроде бы, ничего постыдного или компрометирующего забыть не мог… Андрей Викторович уже жалел, что под колеса ему попала именно Воскобойникова, которая, видно, знатная сплетница.

А еще он вспомнил, как ученица глазела на него. Ни один урок не проходил без того, чтоб она не облизывала обильно смазанные блеском губы, не наклонялась за уроненной ручкой, не тянулась через парту, чтоб заглянуть в журнал, открывая взору вполне сформировавшиеся девичьи прелести.

Почему так выходит, Андрей Викторович понимал. Бороться с природой созревающих девушек еще бесполезнее, чем с хулиганами. Последних, по крайней мере, можно вышвырнуть из класса. Здесь же нужно просто отводить взгляд, делать вид, что не понимаешь намеки, отшучиваться, держать дистанцию.

Ведь не проведешь же инструктаж или беседу о том, в какой одежде ученицы должны посещать его уроки, как должны себя вести. Сразу заклеймят извращенцем, скажут, что ничего такого даже в мыслях не держали. И будут правы, потому что происходит все на инстинктивном уровне — позирование, и ответная реакция на него.

Теперь же Воскобойникова вполне освоилась в салоне «Опеля». Щебечет, ерзает по сиденью, и совсем не вспоминает о «чудовищной травме». Ерзает как-то уж слишком нарочито.

А, она же в лужу села, наверное, вымокла вся.

— Вам нравится работать в школе? — услышал Андрей Викторович в потоке ерунды. Остановившись на светофоре, он повернул голову и улыбнулся Воскобойниковой:

— Очень даже. Трудно объяснить, почему. Историю я люблю, мне интересно о ней рассказывать, даже если меня никто не слушает, — он усмехнулся. — Обществознанию сейчас уделяется мало времени, как и психологии, например. А мне кажется, что в нынешнем обществе эти два предмета куда важнее, чем, например, геометрия или математика. Ну, мое скромное мнение, если что.

— Слышала бы вас сейчас Дина Алексеевна! — захихикала Воскобойникова.

Он тоже улыбался, перестраиваясь в другой ряд. Дворники скрипнули, размазывая капли по стеклу. Рядом проревела облепленная коричневой «шубой» маршрутка. «Опель» съехал с кольца вправо и занял крайнюю полосу.

— Ну а хулиганы? Разве приятно выслушивать всякий бред каждый день? Я на вашем месте убила бы Шульгу. И других. У меня бы выдержки не хватило. Хотя, судя по вашему кулаку, сегодня вас довели.

— Как видишь, — историк смутился, но убрать куда-нибудь руку не мог. — Переклинило.

— До вас была учительница, Зинаидка… Зинаида Ивановна. Ее так доводили, что однажды она упала. И представьте, ребята продолжали ржать, а мы с девочками тут же к ней подскочили, а она без сознания лежит. Инфаркт — увезли ее. Она занижала оценки, кричала постоянно, но все равно — разве так можно с человеком?

— Мне вроде говорили, что до меня вела молоденькая учительница…

— А, ну она была вот, недавно, — слегка поморщилась Воскобойникова. — Мария Владимировна совсем немного проработала, а Зинаида Ивановна — всю жизнь в этой школе. Можете вот за тем поворотом меня высадить? А то вам дальше неудобно будет разворачиваться.

— Давай уж до подъезда довезу.

— Там просто выезжать с другой стороны…

— Ну ничего страшного. Или ты боишься, что я узнаю, где ты живешь?

— Да, очень боюсь! — засмеялась Воскобойникова. — Особенно если учесть, что в классном журнале есть все адреса и телефоны учеников.

Девчонка притихла, вытащила мобильник. Андрей Викторович поиграл желваками. Он не мог бы сказать почему, но его охватило странное предчувствие, которое уже бывало и раньше. Томительное волнение. Может, из-за рассказа о Зинаиде Ивановне, которую увезли с сердечным приступом. Может, из-за точеных ножек.

Он бросил взгляд в зеркало заднего вида и тут же отвел взгляд. Воскобойникова ведет так себя специально, он просто не должен вестись на провокацию. Слишком широко раздвинула ноги, так что видны проступающие сквозь колготки трусики.

Просто молчи, больше ни слова. Вот уже и двор. Хриплым голосом историк спросил:

— Где-то здесь? Или дальше?

— Можно и здесь, — протянула чересчур томным голосом Воскобойникова. — Хотите тут?

— Если луж нет.

Она смотрела на него затуманенным взглядом, а потом тряхнула челкой:

— Луж? А… Кстати, я почти просохла у вас тут. Правда, креслу не завидую.

— Ничего, постираю чехол.

— Да. Чехол, — Воскобойникова хихикнула, щелкнул замок дверцы. — До свидания, Андрей Викторович.

Она выпорхнула из салона и захлопнула дверцу. Преподаватель поглядел девушке вслед: юбка в разводах и капельках грязи, как и курточка. Побарабанил пальцами по рулю — у него просто тяжелый день, вот и все.

И да, правильно сказала Воскобойникова: в классном журнале есть контактные данные учеников и их родителей.

Турка занял наблюдательный пост на четвертом этаже. На подоконнике воняла набитая бычками банка из-под «Нескафе». Он вспомнил, как они с Леной тут курили, как целовались. Раньше он и не подозревал, что влюблен в Конову так сильно. Вообще не размышлял об этом. А теперь каждое воспоминание болезненной иголкой вонзается в грудь, как будто он и не парень, а размазня какая-то.

На месте он усидеть не мог и вот услышал шаги на лестнице. Показался хмурый мужик с кустистыми бровями и пакетом из супермаркета. Он протопал мимо, зашел в квартиру и захлопнул дверь.

Спустя еще несколько томительных минут Турка глянул в проем между лестничными пролетами и увидел Аню. Она тоже подняла взгляд, но даже виду не подала, что знает его. Надо же, как в роль вошла. Он отошел к подоконнику и принялся кусать заусенец на пальце.

Аня ткнула пупочку звонка. Поджала губу, сделав испуганное и одновременно страдальческое лицо. Девушка надеялась, что тени под глазами придадут лицу достаточно бледности, и что ей поверят, что она просто молодая мамочка.

Сердце у нее билось слегка неровно, вспотели ладони, сперло дыхание. Девушка не могла понять, находится она на грани обморока или настолько вжилась в роль беременной, что организм сам выдает такую реакцию.

Аня постучала по двери, обитой дерматином. Послышались шаги и недовольный голос «иду я, иду!».

Заворочался ключ в замочной скважине, дверь рывком распахнулась. Аня пробормотала невнятицу и стекла внутрь квартиры.

— Ой, ой… Что такое?! Что с вами…

Аня выжидала. Есть ли дома еще кто-то? Запахло кислятиной. Ноздри защекотала пыль. Только бы не чихнуть, только бы не чихнуть… Тогда спектаклю конец.

Слушая причитания склонившейся хозяйки, которая явно не знала, что предпринять, Аня тихонько застонала и пошевелилась. Во рту растекалась боль, девушка случайно прикусила язык во время падения.

— Девушка! Да что с вами… Ох, вы в положении! «Скорую» вызывать?

— Нет… Не надо «скорую», у меня… Еще рано, я… Водички. Плохо стало, в глазах потемнело. Можно, я у вас посижу? Буквально пару секунд.

— Д-да, конечно, заходите! Грязно тут, дальше идите, по коридору. Нет, не разувайтеся, все одно полы мыть, не успела уборку еще сделать. Ох, как вы меня напугали, милая. Разве ж можно так! На каком месяце-то?

— Эм… шестой.

— Надо же, животик-то большой. Проходите на кухню, сейчас, вот, ага. А я думаю, кто там пришел, может, сосед буянит? Газовщики звонят только, так не барабанят. Ну или милиция…

Аня села за стол, растирая левую сторону груди. Табуретка слегка заскрипела. Хозяйка — без возраста, ей можно было дать и сорок пять и шестьдесят лет, — налила в стакан воды из графина и подала Ане. Та жадно напилась, ведь у нее и впрямь пересохло в горле, плюс болел прикушенный язык. Кухня не блистала чистотой — локти прилипали к заляпанной пятнами клеенке, воняло жиром, как будто здесь только и делали, что целыми днями жарили картошку на сале. По углам болталась паутина, а с вытяжки свисали коричневатые «козюли». Отставив стакан, Аня поинтересовалась:

— А почему про милицию подумали?

— Племянница у меня пропала. Двоюродная, — тетка налила в другой стакан воды и себе тоже, выпила залпом. — Что ж за несчастья-то такие, одни расстройства. Ничего хорошего, так и ждешь чего-то эдакого, сидишь, как на иголках.

— Да почему же? Ой… — Аня поморщилась, растирая грудь.

— Может, валидольчику? Или все-таки «скорую»?

— Нет, нормально все, поплохело что-то, по лестнице поднялась, воздуха как будто не хватало. Да мне и так на прием плановый скоро. В центр репродукции, ну, что на Бодрой, может, знаете.

— Знаю, как не знать. Но дело такое… Выйдешь от меня и того самого, — потрясла вторым подбородком тетка. — Вот как сестра моя. Увезли в больницу, лечили не лечили и все… Похоронили пару месяцев назад. Потом вот племянница пропала. Ленка и так от рук отбилась давно уже, с пацанами таскалась, курила, пила… И вот — на тебе, пропала. Может, чаю? Я все равно собиралась греть. — Женщина плюхнула заляпанный жиром чайник на не менее заляпанную плиту, щелкнула поджигом, и синие лепестки затрепетали вокруг конфорки.

— Пропала? Может, загуляла, — сказала Аня.

— Я именно так и думала! Так и говорила тем, кто сюда шлялся, спрашивал про Алену.

— Так Лена или Алена? — нахмурилась Аня и тут же прикусила язык. Только сейчас девушка поняла, что ей показалось странным в газетной статье, но она как-то выбросила из головы вопрос, который хотела задать Давыдову.

— Да, племянницу зовут Алена, но все Ленкой кличут… Пропала она, значитца, из школы вот названивали. А что я могу сделать? Решили, может к бабушке умотала? Она иногда летом у нее гостила, та ее пускала, баловала, но нету ее там. Я сразу все выложила милиции, они и проверили. Сама тоже съездила старушку проведать, но мы с ней не очень в ладах, семейное, знаете ли. Но все ж таки дама пожилая, значитца, надо изредка навещать. А она меня только и попрекает тем, что мол, вот, смерти моей дожидаешься, чтоб домик с участком получить. Там такой домик, я вас умоляю… А участок — даже если и попробовать продать, так никто в такой глухомани селиться не будет. Грош цена землице…

«Однако ты проверяла стоимость, да и ездишь все-таки явно не затем, чтоб старушку проведать», — подумала Аня, кивая. Хозяйка меж тем приготовила чай, вытащила из буфета зефир и конфеты. Еще тут у Ани возникло сосущее предчувствие, она вспомнила дурацкие фильмы, где вот такая женщина оказывается сумасшедшей, которая держит людей взаперти. Как, например, Энни Уилкс из романа Стивена Кинга «Мизери». Вдруг Конова там, в комнате? Нет, но как же милиция, твердила здравая часть рассудка.

А что, если никакая милиция не приезжала? Чего это тетушка так переполошилась от стука, а теперь заговаривает зубы?

Хозяйка отпила чай, хлюпнув кипятком. Аня прикусила нижнюю губу и решила, что нужно бросать в бой припасенное оружие:

— Знаете, я ведь квартиру хотела посмотреть, только…

— Ту, что внизу? Пустует которая? — перебила тетка. — Знаю, там хозяева — приличные люди.

— Да-да, внизу… — протянула Аня, радуясь внезапному совпадению. Хотя если бы и не оно, то можно было наплести что угодно. — Так вот, приехала, и так получилось, что хозяева не смогли добраться, у них случился форс-мажор, и мы перенесли встречу. Что вообще о них скажете? И стоит ли в этом доме покупать квартиру?

Женщина замерла, потом ответила:

— Если честно, то лично я бы не стала. Потому что дом старый. Вот мое мнение. Хотя могла бы расхвалить тут все, потому что… — она запнулась. — Я тут несколько месяцев живу, вот как сестра умерла. Расположение нравится, район неплохой, близко к центру, магазины, опять же, остановка. Но вот сам дом древненький. Не для молодой семьи, на мой взгляд, — она кивнула на Анин накладной живот.

Девушка вздохнула и погладила выпуклость:

— Так сейчас попробуй нормальную квартиру приобрети… Только ипотека.

— У-у-у… С ипотекой лучше не связываться. Считай, всю жизнь выплачивать, рабство какое-то… Хотя многие берут — что еще делать? По-другому никак.

— Говорят, лет через десять только так и будут квартиры покупать, в основном. Ну а все-таки, у вас ведь похожая планировка с той квартирой? Понимаю, что где-то звучит нагло, но можно посмотреть, как это все выглядит? Метраж, планировка…

— Да можно, пожалуйста. Тем более вдруг вы надумаете покупать… Я ведь и сама собираюсь эту квартиру продавать, вот в право наследства вступлю. Ну и племянницу разыщу. Хотя вы же прям сейчас хотите купить, а у меня раньше чем через пять месяцев вряд ли получится собрать необходимые бумаги. Но если вы до лета так и не разберетесь с жильем, то заходите, так сказать, — тетка как-то странно рассмеялась. Аня встала слишком резко, потом вспомнила, что «беременна», и стала изображать поступь женщины в положении. Одернула сумку на плече, вытащила телефон, будто бы проверяя на предмет новых эсэмэсок.

Хозяйка повела ее по пыльному коридору. На полу мотались клоки волос и паутина.

— Здесь зальчик. Самая большая комната. Вот там спаленка глухая, посмотрите… Алена там обитала.

Аня кинула вызов на номер Артура, убедилась, что пошел гудок, и ткнула отбой.

Чувствовалось, что глухая уютная комнатушка ныне пустует, хотя здесь еще оставался легкий намек на эту самую Конову. Запах, и что-то неуловимое, может, энергетика. И конечно, фотографии на стене. На них с трудом можно было различить знакомые черты той девушки из газетной статьи. Вот Конова едва улыбается, мягко-мягко. На щеках у нее ямочки, в глазах пляшут искорки, ладони лежат на сведенных коленках.

На столике фото в рамке, где Конова уже чуть постарше, с густо подведенными глазами, и вид у нее уже совсем не такой целомудренный.

— Вот она, Аленушка. Хорошая девочка…

В тоне заботливой тетушки совсем не проступало теплоты или любви. Наоборот, чудилось, что женщина хочет как можно скорее выйти из комнаты, чтоб не вспоминать лишний раз племянницу. Или то, что с ней связано.

Тут в прихожей раздался стук.

Аня и хозяйка квартиры переглянулись.

— В дверь стучат? — глаза у последней округлились. Следом в коридор брызнула трель звонка, и тетушка Коновой извинилась:

— Вы уж подождите тут… — Она двинулась из комнаты, приговаривая: — Кого это еще черт принес…

Аня покорно замерла, будто бы рассматривая фотографии, но уже через секунду выдвинула ящик стола и принялась там рыться. Ей казалось, что она точно должна здесь что-то найти, даже если до нее здесь все обыскали. После того, как Аня увидела заметку в газете, ей будто нашептывали, что нужно действовать, и что исход обязательно будет благоприятным.

Фломастеры, бумажки, провода зарядных устройств, спутанные наушники, ножницы, накладные ногти и ресницы, пудра, засохшая тушь, батарейка от телефона, презервативы…

Все, что угодно, но… шкатулка. Легкая, внутри только цепочка одна и дешевый кулон.

Во втором ящике сплошные тетради. Губы у Ани пересохли. Что сделает хозяйка, если сейчас застанет ее вот так? Начнет орать матом? Схватит за волосы и выкинет на лестницу?

Любой возможный вариант заставлял сердце колотиться сильнее. Адреналин расходился по венам, Аня лихорадочно перебирала тетради, но опять-таки, интуиция подсказывала, что это все не то. Девушка не понимала, что именно ищет, но знала: если найдет, то точно поймет, не ошибется.

Неясное бормотание, голос из прихожей. Хоть бы Артур задержал ее подольше…

Пальчики так и порхали, а потом зацепились за что-то металлическое. Аня охнула, отбросила вглубь ящика тетрадку и увидела его.

Несмотря на аляповатую обложку, совсем не подходящую к тому образу Коновой, который сформировался в голове Ани, она сразу поняла, что это именно то, ради чего они устроили представление. Крохотный металлический уголок залез ей под ноготь, пронзив палец болью.

Девушка успела затолкать находку в сумочку и задвинула ящик так, что прищемила другой палец. Ойкнув, она засунула его в рот.

Тут же на пороге появилась всклокоченная хозяйка:

— Хулиганы какие-то, представляете… — женщина осеклась. — Что такое?

— Ничего, заусенец, — вытащив палец изо рта, ответила девушка. — Хулиганы?

— Ага. Взяли моду, звонят и убегают… Узнать бы, кто, мельком только видела. Можно ли заявить на их родителей, как думаете?

— Они портят дверь, может быть, рисуют или еще что-то? — прищурилась Аня. Она сама удивилась, каким спокойным тоном произнесла эти слова, несмотря на продолжающий колотиться мотор.

— Да вроде бы нет, — почесала в затылке тетка и вздохнула. Потом взгляд ее переместился к фоторамке, столу, точнее, ящику, из которого выглядывал белый листок. Нахмурившись, женщина прошла мимо Ани и тронула ящик. Выдвинула, поглядела внутрь, с подозрением задвинула. Окинула девушку теперь уже внимательным взглядом и сказала:

— Ну, вы вроде как прикинули, как выглядит квартира?

— Что? А… Конечно-конечно! Вы так добры… А я вас тут задерживаю. Уже ухожу, проводите меня.

Хозяйка кивнула, но по сузившимся глазам, опущенным уголкам губ видно было, как поменялось ее настроение. Может, из-за проказ надоедливых мальчишек (ну да).

Может, и нет.

— Да, у меня много дел. Милиция, опять же… Могут вызвать в любой момент, покоя не жди…

Аня шла по коридору, по спине бегали мурашки, а между лопатками медленно стекала струйка пота. Почему-то девушке казалось, что сейчас, как в классическом ужастике, хозяйка долбанет ее сзади, а потом она так же исчезнет, как и племянница этой говорливой, как торговка на базаре, женщины. И Артуру придется искать уже ее саму.

Тетка ведь что-то заподозрила, увидела. Сейчас… мурашки, мурашки… вот сейчас.

— Вы заходите, — голос хозяйки заставил Аню вздрогнуть. — Если что-то подсказать насчет квартиры или жильцов, я завсегда помогу. Здоровья вам, и ребеночку вашему желаю родиться крепеньким.

— Спасибо большое, — кивнула Аня, ощущая, как щеки разгораются стыдом. — Желаю, чтоб племянница нашлась. Терпения вам и здоровья тоже.