Учитель-психопат

Первое апреля

Не похожий сам на себя, бледный, с ошалелыми глазами Готов медленно вошел в учительскую. Сел на стул и схватил руками голову.

— Не может быть, — шептал он. — Не могу в это поверить. Еще только полчаса назад и все…

Педагоги настороженно посмотрели на него. Кольцова с Ермаковой переглянулись. Дудник нехотя вышел из привычного состояния эйфории. Сафронова притворилась равнодушной. Спросить Готова не решались: вдруг горе у человека.

— Неужели такое возможно? — пустил слезу Готов. — Я никогда раньше не задумывался о…

Завуч не смогла сдержать любопытства:

— Рудольф Вениаминович, все в порядке?

— Нет, не в порядке, — уныло ответил Готов.

Педагоги насторожились.

— Война? — попробовала пошутить Ермакова.

— Хуже, — всхлипнул Готов. — Смирнов умер.

— Типун Вам на язык, — фыркнула Сафронова, но любопытства не растеряла, — что Вы такое говорите?

— То, Надежда Ивановна, то, — обвинительно заявил Готов. — Радуйтесь. Король умер, да здравствует король. Принимайте бразды правления. Вы же об этом так мечтали.

— Перестаньте юродствовать. Расскажите лучше, что случилось.

— Вы, Надежда Ивановна, глухая, что ли? Смирнов, говорю, умер. Я зашел к нему, а он ба! Варька-секретарша голая лежит и кряхтит, а на ней шеф, синий весь. Сорок минут назад живой был, ссали вместе в туалете, он пердел еще.

— Надо пойти помочь, наверно, как-то… — растерянно предложил Дудник.

— Ха! Вы чего, Архип Африканыч, кому помогать? Ему уже ничем не поможешь. А если Вы об этой проститутке Варьке, то забудьте. Там скорая, менты: и первую медицинскую окажут, и юридическую консультацию дадут… Это надо ж… умереть на бабе. Какой пассаж. Моветон.

Все как один преподаватели поднялись и пошли смотреть на мертвого директора. Готов возглавил делегацию.

Директор оказался жив, здоров: сидел в рабочем кабинете. Варя печатала за компьютером. Уборщица мыла полы.

Сафронова вплотную приблизилась к руководителю школы и громко, чтобы все слышали, заявила:

— Владимир Константинович, Готов сказал, что Вы умерли.

Директор покосился на учителя истории. Готов запротестовал:

— Нет, нет, Владимир Константинович, я этого не говорил. Врет Надежда Ивановна, врет. Они сами все придумали. Они сказали: сейчас пойдем и директору на тебя нажалуемся, что ты слухи распускаешь, будто помер Владимир Константинович. Нас, говорят, больше, нам он поверит.

Сафронова нервно рассмеялась:

— У Рудольфа Вениаминовича не все дома. Он же издевается над нами. Владимир Константинович, я требую, примите меры. Или выбирайте: он или я…

— Конечно, я, — воскликнул Готов. — Я человек безобидный, карьеры никому не испорчу. А Вы, Надежда Ивановна, как дерьмо на глазу, так и норовите импичмент нашему дорогому Владимиру Константинович устроить. Не выйдет.

Директор хлопнул по столу ладошкой и, как бывает исключительно в редких случаях, раздраженно сказал:

— Надежда Ивановна, прекратите балаган. Что у Вас за привычка без стука врываться. Кто умер?! Где умер?! Ничего не понимаю. Идите все отсюда!.. Идите работайте!.. Рудольф Вениаминович, останьтесь, пожалуйста.

— Ну, знаете, — обиделась Сафронова, — я не потерплю такого обращения. А с Вами, товарищ Готов, у меня отдельный разговор будет.

— Всех товарищей еще в тридцать седьмом того, нынче одни граждане, — ликовал Готов.

Завуч со свитой вышла. Директор бросил Готову ключ, и тот закрыл дверь.

— Выпьете? — предложил директор.

— Почему бы и нет.

Смирнов поставил на стол бутылку дорогого коньяку и два стакана.

— Брат с севера привез, — похвастался он.

— Откуда? С севера? — иронично усомнился Готов.

— Что Вы смеетесь? У брата зарплата, только не падайте, 5 тысяч долларов в месяц. Представляете, в ме-ся-ц!

Готов сделал попытку дать оправдание иронии:

— Тогда понятно. Я думал, что коньяк на севере делают. А потом была мысль, что на севере Грузии или Армении. Не слыхал, чтобы у ханты-манси коньяк пятизвездочный в погребах завалялся. Не допетрил, что можно купить в…

Смирнов не стал дослушивать, разлил:

— Вздрогнем.

— А за что пьем, — спросил Готов.

— Не знаю.

— Тогда за Вас.

— Чего за меня пить-то?

— Не за Сафронову же…

— Коньяк дорогой, и тост должен соответствовать.

— Тогда за праздник.

— Какой праздник?

— За первое апреля хотя бы.