Лучи июньского солнца пробивались сквозь молодую листву тополей в окна спортзала. За столом, покрытым красной материей, восседали директор и завуч. На столе лежали две стопки раскрытых аттестатов, графин с водой и стаканы. По периметру зала стояли школьники, педагоги, родители с цветами. По центру в две шеренги построились выпускники девятых и одиннадцатых классов.
Директор поздравил выпускников с окончанием школы, передал микрофон завучу, и та по одному вызывала девятиклассников, вручала аттестаты, взамен принимая цветы.
Когда настала очередь одиннадцатых классов, Готов протиснулся через толпу наблюдателей и прошел к столу комиссии по вручению аттестатов. Выхватив микрофон из рук Сафроновой, он сказал:
— Дорогие выпускники. Пользуясь случаем, от лица преподавателей нашей школы хочу сердечно поздравить вас с этим знаменательным днем. Перед вами открывается длинная дорога под названием жизнь. И счастлив тот, кто пойдет именно по этой дороге, а не свернет на скользкую тропинку. Кого-то ждут просторные аудитории университетов, кого-то армия, кого-то зона, а кого-то влачение нищенского существования. Да-да, не удивляйтесь. Мир несовершенен. Не всем уготовано место под солнцем.
От злости лицо Сафроновой покрылось пятнами. Прикрыв рот ладонью, она вполголоса попыталась образумить Готова:
— Рудольф Вениаминович, что Вы делаете? Отдайте микрофон! Не мешайте проводить мероприятие…
— И я очень надеюсь, — не обращал внимания Готов, — что бы ни случилось, что бы ни произошло в вашей жизни… вы всегда будете вспоминать нашу школу, своих товарищей и учителей. А теперь позвольте мне вручить вам корочки.
Готов и Сафронова одновременно вцепились в стопку с аттестатами. Борьба сопровождалась взаимными улыбками и еле слышным диалогом.
— Отдайте и отойдите, — цедила Сафронова.
— С каких это? — отвечал Готов. — Почему я не могу вручить? Я тоже хочу. Чем Вы лучше меня?
— Я завуч…
— А я учитель истории, и Вы мне не начальник. Я подчиняюсь непосредственно директору. Владимир Константинович, скажите ей. Чего она?
— Пусть вручает, — махнул рукой Смирнов. — Вы ведь не маленькая, Надежда Ивановна. Драку еще здесь устройте.
Сафронова отпустила стопку. Готов незаметно для окружающих показал ей средний палец, потерев им глаз:
— Так-то лучше.
Завуч обиженно отвернулась.
— Козлов, выходи получать, — низким голосом сказал Готов. Выпускник подошел. Учитель пожал ему руку. — В добрый путь, Козлов. Постарайся в будущем не соответствовать своей фамилии. Плетнева! Ух-ты, красавица, обалдеть. Бери аттестат. И не дай Бог, увижу тебя в каком-нибудь элитном московском борделе.
Присутствующие засмеялись. Готов, стараясь удержать в руках аттестаты и микрофон, аплодировал сам себе.
— Спасибо, большое спасибо. Василько! Забирай свои троечные корочки и заканчивай с подглядыванием в женские раздевалки. До добра не доведет. Туртыгин! Ну что, блондин? Купи черную краску для волос. Рыжий цвет тебе не к лицу. Варанкина! Поменьше кушай мучного. Объяснять почему, я думаю, никому не стоит? Пащенко! Мой бессовестный друг Пащенко. А ведь он один из тех, кто бухал осенью на турслете.
Лицо учителя стало бледным. Аттестаты выпали из рук. Готов опустился на одно колено, держась за левую сторону груди, и через силу захрипел в микрофон:
— Сердце… сердце… больно… там… там таблетки… класс…
Зажмурившись, он вскрикнул и повалился на пол. Все бросились к историку. Воздух в зале колебался от бесчисленного множества советов:
— Расстегните ему ворот…
— Проверьте пульс…
— Кто умеет делать искусственное дыхание?..
— …не прямой массаж сердца…
— Это приступ, возможно, инфаркт…
— Звоните в ско-о-рую.
Как по команде несколько человек достали сотовые телефоны. Обступившие Готова люди топтали неврученные аттестаты, Сафронова на четвереньках ползала между ног, пытаясь собрать:
— Можно поаккуратнее? Неужели не видите, куда ступаете?
Директор залпом выпил стакан с водой и высморкался в носовой платок.
«Скорая помощь» приехала быстро. Два молодых человека в зеленых халатах погрузили Готова на носилки, отнесли в старый РАФик, включили мигалки и умчались прочь.
Лежа в карете «скорой помощи», Готов услышал разговор двух медиков:
— Что с ним? — спросил один.
— Откуда я знаю? — ответили ему. — Сказали: за сердце схватился. Приступ, наверно.
— Ты же врач.
— Не врач, а фельдшер. И вообще, я только второй день по специальности работаю. Чего пристал?
— Теория без практики суха, практика без теории мертва. Да не бойся ты, чай, недалеко ехать. Сдадим, пусть там сами разбираются. Пульс есть, зрачки реагируют — живой значит.
РАФик остановился. Двери открылись. Готов вскочил с носилок и, растолкав ошарашенных санитаров, выскочил из машины.
Учитель, не останавливаясь, пробежал до своего дома три квартала. У подъезда он сел на лавочку отдышаться.
— От кого бежишь-то, — спросили бабушки, сидевшие тут же.
— От ментов, бабули, от ментов, — сбивчиво ответил Готов.
— Натворил чего?
— Да, нет, так, по мелочи. Мужика зарезал.
Бабушки переглянулись и заохали:
— Ой, да ты что, милой? Разве можно так? Поймают ведь… иди в милицию… иди, милой.
Слезы потекли из глаз учителя. Готов встал и закричал рыдая:
— А чё он первый начал. Я ему сказал: не трогай, а он все равно потрогал, а потом обзываться начал. Если такой умный, пусть сам бы и шел тогда. И не фиг было меня стукать. Я не люблю, когда стукаются. Не умеешь, не пей. Я когда пью… я никого не учу жить. Мне плевать на его стаж. Нечего мне в рожу трудовой книжкой тыкать, а то я так тыкну, что проткнешься и больше не зашьешься. Поня-а-а-а-л!
Не на шутку испугавшиеся бабушки молчали. Готов вытер рукавом слезы и побрел домой.
Приняв душ, он сделал себе кофе и улегся с чашкой перед телевизором, по первому каналу показывали диснеевские мультики.
Вечером приходил участковый с еще одним милиционером в штатском. Они расспрашивали про какое-то убийство. Готов и забыл о сегодняшнем разговоре с пожилыми соседками, а когда вспомнил, отвечал кратко: «да», «нет», «не знаю», «впервые слышу», «бред какой-то».