Собака мыслит как солдат. Она уважает своего командира. Она обязательно должна знать, кто отвечает за всю свору, и, если лидера нет, она берет эту роль на себя, потому что кто-то должен это сделать. Однако она отличается от человека тем, что не лежит по ночам без сна и не мечтает о власти.
Военно-морская база Вектес, спустя три часа после первой атаки полипов
— Я думаю, вы этим умеете пользоваться?
Хоффман, протянув Прескотту «Лансер», наблюдал за его реакцией. Прескотт взял автомат двумя руками, наклонил его и осмотрел предохранитель с таким видом, как будто разбирался в оружии.
— Я служил в армии, — произнес он. — Но в мое время на «Лансерах» не было бензопил.
Прескотт редко изображал старого солдата, и Хоффмана это вполне устраивало. Все мужчины поколения Хоффмана проходили обязательную службу в армии, за исключением тех, кто был негоден по состоянию здоровья. Но Председатель был одним из тех привилегированных мальчишек, которые служили только два года, чтобы не слишком выделяться и не выглядеть паразитами. А потом папаша вытащил его оттуда и запихнул в семейный бизнес — политику.
— Если вам понадобится бензопила, — сказал Хоффман, — она включается здесь. А это индикатор заряда батареи. Но я бы не советовал вам приближаться к этим тварям на столь близкое расстояние.
— У меня есть телохранители. Не волнуйтесь.
Хоффман и не собирался волноваться. На тот случай, если бы с Прескоттом что-нибудь случилось, он уже составил команду людей, которым предстояло управлять КОГ, — и самого его там не было. Он подумал, что Прескотт просто не в состоянии понять, как это человек не стремится занять его место.
— Сколько у нас погибших? — спросил Прескотт.
— Убиты десять солдат КОГ, четырнадцать бродяг, пятеро гораснийцев. Среди гражданских пока одиннадцать, остальные либо закрылись в домах, либо разбежались. Точное число раненых пока не установлено, за медицинской помощью обратились сорок человек.
— Не настолько плохо, как я ожидал.
— Это не считая погибших моряков с «Фенмонта». Эти твари от нас так просто не отстанут, господин Председатель. Они вернулись в Пелруан, вернутся и сюда.
Прескотт возился с ящиками письменного стола, как будто не слушая его. Хоффману снова пришлось бороться с неотступным желанием схватить этого человека за шиворот, прижать его к стене и спросить, какого дьявола его совершенно не пугает положение дел на острове и о чем таком он думает. А как же Берни? А как же Аня? И Сэм — ради ее отца он обязан был не допустить, чтобы ее убили. Всем дорогим ему людям угрожает гибель. Угрожает уже многие годы, но нападение морских монстров стало последней каплей.
— Продолжайте, полковник, — заговорил Прескотт. Он наконец нашел то, что, видимо, искал, — маленький пистолет. Сунув пистолет в карман, он закрыл ящик на ключ. — Я вас слушаю.
Из окон офиса Председателя открывался вид на базу; Хоффман мог оценить нанесенный ей ущерб. Сама база и жилища гражданских были окутаны дымом: это горели последние полипы. Отвратительные существа в конце концов сообразили, что делать, чтобы не угодить в ямы, и всем, кто умел держать в руках автомат, пришлось отстреливать их по одному. Автоматные очереди постепенно становились все реже.
— Если мы не сумеем уничтожить левиафанов прежде, чем они сбросят новых полипов, то в следующий раз придется действовать иначе, — заявил Хоффман. — Я намерен применить «Молот».
— Как? И вы считаете, что это разумно?
«Любопытно слышать это от вас, господин Председатель».
Однако Хоффман был даже слегка удивлен: Прескотт, видимо, не собирался возражать против этого.
— Я понимаю, что прицелиться как следует мы не сможем, но мы должны ответить им. Базе будет нанесен серьезный ущерб, но иначе никак — скоро у нас кончатся патроны.
— Однако мы не знаем, сколько еще полипов на нас нападут. Может быть, они уже закончились. А потом эти стебли… Они почему-то внезапно пропали. Откуда нам знать, что настал момент принять крайние меры?
— Этого мы знать не можем, — согласился Хоффман. — Но я просто солдат, черт возьми! Мое дело — найти способ уничтожить противника и устранить угрозу. А все остальное — это уже выше моих сил.
— Значит, мы должны эвакуировать гражданских в глубь острова. Я отдам Шарлю соответствующий приказ.
— Мы на острове, господин Председатель. Наши возможности в плане бегства ограниченны. Если бы я знал, что представляет собой это существо — Светящийся, — возможно, у меня было бы больше шансов от него отбиться. Как получилось, что у нас не осталось никого из университета? Куда подевались все эти мозговитые ребята в белых халатах, занимавшиеся военными проектами и прочим дерьмом? Мне приходится полагаться на кучку солдат, у которых интеллект чуть выше среднего.
Прескотт с деланым равнодушием посмотрел на Хоффмана:
— И прежде нам не удалось получить ответы от ученых, Виктор. Именно поэтому дело дошло до применения «Молота Зари». Разве вы забыли?
«О нет. Я-то не забыл. Я помню, как пытался найти Маргарет, как отправлял своих солдат бродить по колено в черном пепле, помню, как нашел выживших беженцев, прятавшихся в канализации. У меня с памятью все в порядке, чтоб тебя черт побрал!»
— Значит, у меня остается только Бэрд, — произнес он вслух.
— Он обладает исключительно острым умом. Я бы хотел заполучить его в свое распоряжение, несмотря на то что он просто помешан на убийствах.
— В данный момент, — возразил Хоффман, — мне совершенно необходимо, чтобы он занимался как раз этими самыми убийствами.
Некоторые вещи доходят до сознания не сразу. Хоффман часто обнаруживал, что вдруг понимает смысл событий, случившихся несколько часов или даже несколько дней назад. На этот раз сигналом послужило механическое действие, явно инстинктивно совершенное Прескоттом.
«Погоди-ка. Зачем это он запирает свой стол? Какого черта он там прячет?»
Возможно, это была привычка. Человек не меняется за один день: если он привык всю жизнь хранить секреты, он не начинает выбалтывать все подряд. Возможно, настала минута в очередной раз напомнить Председателю, что они воюют на одной стороне.
— Я понимаю, — произнес Прескотт.
— Господин Председатель, простите, что я спрашиваю снова, но нет ли чего-то такого, о чем вы забыли или не сочли нужным сообщить мне? — Хоффман ненавидел эти разговоры. — Возможно, вам это показалось неважным, но, если есть какая-то секретная информация, к которой даже вы не можете подступиться, я прикажу Бэрду разобраться в ней. До сих пор вы, конечно, всем со мной делились.
Он ждал отрицательного ответа. И получил его.
— Если бы у меня имелось нечто, могущее помочь вам решить эту проблему, я бы обязательно сообщил вам об этом уже давно, — сказал Прескотт.
— Я просто хотел лишний раз в этом убедиться, — сказал Хоффман. «И ты это понимаешь». — Могу я предложить вам временно покинуть базу? Для вас имеет смысл эвакуироваться вместе с гражданскими. Им сейчас нужно ваше руководство. А мы будем продолжать нашу работу.
Прескотт равнодушно взглянул на него:
— Очень хорошо.
— Немедленно, господин Председатель. Если начнется новая атака, вряд ли я смогу заниматься вашим спасением, а вы видели, как быстро все это происходит.
У Хоффмана возникло такое чувство, будто Прескотту хочется избавиться от его присутствия. Он подумал: «А может, Председатель собирается поговорить с Треску или даже с Олливаром и не хочет, чтобы его подслушали?» Хоффман был полностью уверен в том, что Треску не станет с ним торговаться, но Олливар был темной лошадкой. Этот негодяй даже не рассказал им, что бродяги уже натыкались на полипов на материке.
«Прескотт всегда останется Прескоттом. Но я не позволю, чтобы меня выталкивали взашей как школьника».
— Хорошо, я согласен, — сказал Прескотт. Видимо, он решил уступить и направился к двери. — Я буду на связи, пятнадцатая частота. Держите меня в курсе.
Хоффман проводил его вниз по лестнице и зашел в командный центр поговорить с Матьесоном. Все это время он приглядывал за дверью, чтобы убедиться в том, что Прескотт не вернулся.
— Мы не можем отправить людей далеко отсюда, сэр, — говорил Матьесон. — Мы конфисковали весь транспорт, какой только смогли, но большинство все равно идут пешком. То есть из тех, кто согласился уходить. Многие сказали, что рискнут и останутся. Им уже надоело эвакуироваться. Даже временно.
— Чертовски жаль, что гражданские у нас не вооружены, — произнес Хоффман. Он снова оглянулся, проверяя, ушел ли Прескотт. — Однако я рад, что мы не конфисковали у гораснийцев их оружие.
— Кстати, сержант Матаки все еще в строю.
— Можете просто говорить «еще жива», лейтенант. — В мозгу у Хоффмана родилась одна мысль, совершенно необычная для него, и ему стало стыдно, что он позволил себе поддаться ей, вместо того чтобы волноваться за Берни. «Нужно осмотреть офис Прескотта». — Свяжитесь со мной и сообщите, что происходит в Пелруане, обязательно, в любом случае. Даже если сюда приползет сто тысяч полипов и база сгорит дотла. Понятно?
— Понял, сэр. Но сейчас там стало поспокойнее.
Это должно было занять всего минуту-две. Хоффман вернулся наверх и подошел к письменному столу Председателя. Он никогда в своей жизни не совершал ничего подобного. Даже в детстве он ни за кем не подглядывал и не рылся в чужих вещах. Но сейчас было не важно, чужое это или не чужое. Наступила критическая ситуация: его начальник — сволочь, обожающая секреты, их цивилизация находится на грани уничтожения и они уже буквально не представляют, как дожить до завтрашнего дня. Он должен знать все, хотя бы ради того, чтобы иметь возможность продолжать и дальше работать с Прескоттом и не рассориться с ним вдрызг. Он должен доверять Председателю.
«Настолько, насколько можно вообще доверять политику. Может быть, он сделал это автоматически, как учили всех нас. Огнестрельное оружие следует держать под замком».
Замки на здешних древних письменных столах были примитивными. Хоффман вытащил перочинный нож и развернул шило. Он не знал, сможет ли потом снова закрыть замок, но это зависело от того, что он найдет внутри, и…
«Итак, если я найду там что-то такое, что меня разозлит, что же делать дальше? Как только я открою ящик, обратного пути не будет».
Но он все равно взломал замок. В ящике лежали золотые часы Прескотта, папка с бумагами — документы с подписями, вводящие в действие Акт об обороне. Документам было четырнадцать лет, и они являлись основой власти Прескотта. И еще там обнаружился компьютерный диск с обычным ярлычком, на котором стояла надпись: «А2897». Бумаги Хоффмана не заинтересовали, а вот диском стоило заняться.
Он переступил грань. Он уже не мог положить диск обратно и уйти. Он взял его с собой в командный центр и, стараясь не привлекать внимания Матьесона, включил старый компьютер и вставил диск в дисковод. Его не удивило то, что древний агрегат не смог прочитать диск. Но существует же такой компьютер, который в состоянии это сделать, иначе зачем Прескотту хранить его?
— Матьесон, мне нужно, чтобы вы пошли и выпили кофе. Или сходите в туалет. Куда хотите.
Парень понимал, что это значит. Он кивнул, отвернулся и выехал за дверь. Хоффман подошел к его компьютеру — новой машине, вывезенной из Хасинто, — и попробовал вставить свой диск. Несколько секунд дисковод пыхтел и жужжал, затем экран загорелся. Но перед Хоффманом появились лишь названия файлов — ничего не значащие цепочки цифр, и ни один файл открыть не удалось — они были зашифрованы.
«А чего ты ожидал?»
Хоффману потребовалось целых десять секунд, чтобы принять решение и положить диск в карман. И еще двадцать для того, чтобы покопаться в столе и найти коробку с надписью: «Поврежденные диски — не выбрасывать».
Сейчас ничего не выбрасывали в надежде, что вещь можно будет восстановить и как-то использовать еще раз. Все производимые в КОГ компьютерные диски выглядели одинаково. Он просто поменял ярлычки.
Когда Хоффман положил фальшивый диск в ящик и попытался закрыть замок, он подумал: что же с ним такое случилось? Раньше он совершенно не способен был лгать, отчего другие высшие военные чины очень неохотно делились с ним секретами. Он пугал сам себя. Он с силой стукнул рукоятью пистолета по сломанному замку, чтобы хоть как-то закрыть его.
«Прескотт, конечно, узнает. И скорее всего, заподозрит меня. Что я ему скажу? Я скажу ему, чтобы он убирался к чертовой матери и что он освободил меня от всяких обязательств, утаив от меня секретную базу в Нью-Хоупе. Вот что я ему скажу».
Когда Хоффман спускался по ступеням, сердце у него гулко стучало. Он чувствовал, что у него подгибаются колени. Это было безумие. Он был ветераном войны. Но кража диска из ящика чужого стола превратила его в дрожащего преступника, исполненного чувства вины.
Спас его ничего не подозревающий Квентин Майклсон.
— Хоффман, это Майклсон… ты меня слышишь, Виктор?
— Ну, что там, говори. — Хоффман поправил наушник. — Есть хорошие новости?
— «Милосердный» и «Зефир» еще в море. Гарсия считает, что нашел решение относительно одного левиафана.
— Переведи.
— Подлодки обнаружили одну тварь, она не двигается, и они решили, что есть шанс отправить ее на тот свет торпедой.
— А почему они раньше этого не сделали?
— А спасибо ты не хочешь сказать? Не сделали, потому что движение живых существ невозможно предсказать в отличие от движения кораблей и попасть в них чертовски трудно. Виктор, нас же учили не убивать морских животных.
— Убьете одного, а почему не двух? — Да, это прозвучало грубо. Может быть, эти два левиафана — первые из сотни. — Потому что тогда у нас будет гораздо меньше полипов.
— Гарсия думает, что, для того чтобы застать тварь врасплох, нужно будет стрелять одновременно из двух точек. Перекрестный огонь. Но второй это сразу заметит. Так что, выпустив торпеду, им придется убираться оттуда на полной скорости.
— Значит, надо как следует все согласовать. Гарсия может продолжать следить за ним?
— Да, но, если оно начнет двигаться, неизвестно, когда он снова сможет взять его на мушку и сможет ли вообще.
Этот разговор заставил Хоффмана сосредоточиться на жизненно важной проблеме. Ему предстояло иметь дело с противником — двумя десантными кораблями, готовыми высадить на остров войска. Конечно, этот противник не был человеком и не имел ни плана, ни цели, но это ничего не меняло. Основные принципы ведения войны все равно действовали; его задачей было предотвратить высадку, а если это окажется невозможным, то предотвратить распространение полипов по острову.
«А потом мы перебьем их всех».
Хоффман, сунув руку под броню, нащупал диск, лежавший в нагрудном кармане, и отправился собирать солдат.
Он только сейчас осознал, что мысленно называет солдатами также гораснийцев и ополченцев Олливара.
Пелруан, северное побережье Вектеса
Начинало темнеть. Несколько деревянных домов в городе горело, и местные передавали по цепочке ведра с водой. Полипы представляли собой не просто мины. Взрываясь рядом с горючими материалами, они действовали как неплохие зажигательные снаряды.
Но пока Пелруан держался. Берни, воспользовавшись временным затишьем, сбегала на стоянку и взяла «Тяжеловоз». Она поехала по грунтовой дороге к воде, но по пути заметила Росси и остановилась:
— Дрю, ты в порядке?
— Это похоже на шрапнель, — ответил тот. Подбородок его был покрыт мелкими порезами, но очки защитили верхнюю часть лица. — Ненавижу их больше чертовых червей, а это уже о чем-то говорит. Я хочу взять «Броненосец».
— Как Зильбер?
— Один из стариков остановил кровотечение, но ногу придется отнять. Ему нужно к доку Хейман.
— Надеюсь, что, когда мы выберемся из этого дерьма, госпиталь еще будет стоять на месте.
Росси, сунув руку в открытое окно машины, похлопал Берни по плечу:
— Хорошо у тебя получилось с этими гораснийцами.
— Ага, просто сама не своя от радости, что пришлось орать на ветеранов. Кошмар!
— Матаки, ты стала сержантом, когда я еще под стол пешком ходил. Ты что, до сих пор не поняла, что никто не любит сержантов? Солдаты должны нас только бояться.
И он побежал к пункту первой помощи. Берни поехала дальше. Инстинкт приказывал людям найти безопасное место, где можно спрятаться на ночь, но для солдат наступило время охоты. Бойцы КОГ всегда предпочитали ночные атаки. В темноте противник, находящийся на чужой территории и незнакомый с полем боя, уязвим против организованного отряда, изучившего местность и имеющего четкий план.
Но если противник склонен к биолюминесценции, это делает его уязвимым вдвойне. Внезапно это показалось Берни очень забавным.
Возможно, от усталости она потеряла способность трезво оценивать опасность, но дрожащие светлые пятна между скрюченными от вечных ветров кустами на восточной стороне гавани действительно выдавали противника. Она заметила Сэм и Аню в укрытии на холме над пляжем и медленно поехала вверх, к ним.
Сэм сидела на своем древнем мотоцикле. Она завела двигатель и покрепче прижала к себе «Лансер».
— Наверняка они уже сто раз пожалели о том, что светятся.
Берни открыла дверцу «Тяжеловоза» и потянула Аню за рукав. Полипы, судя по мельканию огней, перестраивались.
— Помните, перед тем как я подорвалась на мине, мы говорили о совместной охоте только для девочек? — спросила она. — Давайте сейчас это устроим.
— Я с вами, — заявила Сэм. — Нужно избавиться от оставшихся, пока не появилась следующая партия.
Сэм поехала по вымощенной бетонными плитами дорожке к кустам, держа руль одной рукой, как кавалерист — поводья. Возможно, полипы вообще видели окружающий мир не так, как люди, и боевые действия без огней были напрасной тратой времени. Однако люди определенно лучше видели этих тварей, когда фары были выключены.
Мотоцикл взревел и дернулся в сторону, среди кустов мелькнула вспышка — выстрел из «Лансера». Сэм описала дугу, поливая противника очередями. При встрече со стремительно действующим врагом полипы оказались не слишком расторопными. Берни решила, что пора испытать эту тактику на «Тяжеловозе».
«Одна из этих тварей может рвануть у нас под брюхом — и все, прощай, Матаки. Но нет, к черту! Нельзя вечно топтаться в сторонке».
— Хотите сесть за руль, мэм? — спросила она.
— Нет, — ответила Аня. — Я буду стрелять.
Да, гены Штрауд определенно давали о себе знать. За последние пару часов Аня стала гораздо более уверенной в себе — и агрессивной. Она копила эту агрессию для новой атаки — точно так же как делала это ее мать.
«Она прекрасно справляется, майор. Я вам обещала, помните? Я сказала, что, если уж она возьмет в руки „Лансер“, я постараюсь подготовить ее как следует».
— «КВ Два-Три-Девять» всем позывным. — Соротки кружил над ними с потушенными огнями, и Берни слышала только его шум. — Я вижу левиафана под водой, он светится.
— Говорит Штрауд, вы его преследуете?
— Мы собираемся ему еще всыпать, когда он подберется к берегу. Он снова приближается.
— Всем позывным — боевая готовность! — приказала Аня. — Ждите «Ворона».
— Яник, ты как? — крикнула Берни.
Откуда-то из мрака донесся голос:
— Я хочу пить. Я хочу отлить. Старый солдат, которого я спас от взрывающегося полипа, плюнул на меня. А в остальном жизнь прекрасна.
В другой жизни, в другую эпоху, Берни могла бы вполне счастливо существовать в окружении гораснийцев. Они обладали мрачным чувством юмора, привлекавшим ее, они были хорошими солдатами, готовыми сражаться не на жизнь, а на смерть. Но она знала, что никогда не забудет выражения лица Фредерика Бентена. Она не имела права прощать зло, причиненное другим людям.
— Рада это слышать, Яник, — ответила она.
Судя по звуку, «Ворон» быстро летел в сторону берега. Соротки, обычно сыпавший шуточками, для разнообразия в кои-то веки находился под действием адреналина и был охвачен яростью.
— Это «КВ Два-Три-Девять», следую за сволочным светляком к берегу — приготовьтесь поджарить этих тварей.
После долгого ожидания — которое, наверное, длилось всего час или сорок минут — новая волна врагов захлестнула Пелруан в течение нескольких секунд. Пулемет «Ворона» поливал огнем гавань. Зрелище напоминало фейерверк, состоявший из огненных вспышек у дула пулемета и искр, рассыпавшихся над водой, — это левиафан катапультировал своих полипов на берег. Мелкие враги рассеялись, готовясь к наступлению. «Ворон» завис над ними, стреляя по воде. Берни увидела, как левиафан, поднявшись из моря, забил конечностями. Голову его обрамляли ряды белых и голубых светлых точек. Митчелл целился в них; она видела, куда попадали пули. Однако некогда было задерживаться и ждать исхода морской битвы; она со скрежетом развернулась и устремилась к фантастической реке покачивавшихся, скакавших по траве огней — полипов.
Аня высунулась из окна, держа наготове «Лансер». Им предстояла гораздо более трудная задача, чем сначала показалось Берни. У таких бронетранспортеров, как «Броненосец», имелись с обеих сторон орудийные башни, а сверху — люк, но маневрировать на «Тяжеловозе» так, чтобы стрелок, сидящий на пассажирском сиденье, мог целиться куда нужно, было непросто.
«Вперед, потом разворот. Больше я ничего не могу сделать».
Берни направила машину прямо на колонну полипов. Те бросились врассыпную. Она резко крутанула руль влево, развернулась на девяносто градусов, и Аня открыла огонь. Что-то застучало по дверце машины, как комья грязи.
— Готово! — Голос Ани превратился в шипение. — Обратно, Берни. Они пошли налево.
Берни не могла остановиться. Если один из этих маленьких светящихся гадов вскарабкается на машину, им с Аней конец. Она не видела, куда едет, не могла обогнуть ямы или крупные камни, полностью потеряла ориентацию и понятия не имела, где остальные. Приходилось повиноваться инстинкту и ориентироваться по звуку автоматных очередей. Рация была бесполезна.
Аня наполовину высунулась из окна:
— Налево! Налево поворачивай!
Она стреляла короткими, четкими очередями, как ее учили. Время от времени гильзы выбрасывало в кабину. Одна угодила Берни в щеку.
— Стой! Назад!
Это походило на некую странную игру или спортивное состязание, в котором проигрыш означал смерть. Берни почувствовала, как машина перевалилась через какой-то предмет; она ждала крика или взрыва, но ничего не произошло. Пока Берни крутила руль, Аня вставила в автомат новый магазин. Казалось, она не чувствовала страха, потеряла всякую осторожность.
— Мэм?
— Не останавливайся! Они как раз у меня на прицеле!
Аня выпустила длинную очередь, и на ветровое стекло посыпались влажные куски полипов. Берни успела заметить сбоку, прямо рядом с собой, «Броненосец» и, нажав на газ, в последнюю минуту сумела убраться с его дороги. Затем немного притормозила и, пока БТР проезжал мимо, постаралась уяснить, где именно они находятся.
«Ворон» еще висел над гаванью, обстреливая монстра. Соротки и Митчелл не собирались сдаваться. Берни спрыгнула на землю, оглядываясь в поисках полипов, отбившихся от стаи, осмотрела поле боя и обнаружила, что находится в сотне метров от гавани, на небольшой открытой лужайке к западу от городка. Справа находились дома, там было ничего не разобрать, однако оттуда доносились выстрелы; впереди тоже шел бой, стрельба велась с обеих сторон. Она в любую минуту ждала, что кого-то подстрелят. Затем в наушнике ее раздалось громкое уханье.
— Говорит «КВ Два-Три-Девять» — гадина готова! Мы его сделали! — Судя по голосу, Митчелл тоже получил дозу адреналина. Вообще для экипажей «Воронов» было характерно олимпийское спокойствие. — В голову попали. Точнее, последние полчаса по ней все время попадали. Плавает, сволочь, кверху брюхом. Однако он не такой большой, как я думал.
— «Два-Три-Девять», это Штрауд — вы уверены, что он не притворяется мертвым?
«Ворон» набрал высоту. Берни заметила плясавший на воде ослепительный луч прожектора. Она вспомнила о том, что произошло с Хасинто после детонации брумака.
«Но тогда мы подбили его лазером „Молота“. Это совсем другое».
— О, я бы понял, если бы он притворялся… — ответил Митчелл.
Берни потянулась за биноклем и едва успела поднести его к глазам, как ее ослепил невероятно яркий свет. Оглушительный взрыв раздался несколько секунд спустя. Она расслышала возглас Соротки: «Черт!» — и уже решила, что вертолет падает.
— Мел! — вскрикнула Аня.
Но свет погас, а «Ворон» продолжал жужжать. Он снова висел низко над водой. Берни слышала лай и вой собак, запертых в домах.
— Ну хорошо, вот теперь-то он точно не притворяется, — дрожащим голосом произнес Митчелл. — Он только что взорвался.
Обычный оптимизм, казалось, сегодня покинул Соротки.
— В следующий раз, прежде чем делать что-то подобное, мы поднимемся повыше. Кому-нибудь нужен свет?
Аня включила рацию:
— Всем: с одним левиафаном покончено! Уничтожим и тех, что остались. — Перегнувшись через водительское сиденье, она выглянула в дверь. — Залезай, Берни. Пора.
Берни села в машину и завела мотор:
— Боитесь, что Сэм заграбастает себе самых больших и сочных, да?
— Да.
— Отлично.
— Звучит зловеще.
— Это вы первая начали. — Стая дрожащих огоньков неслась прямо на них. Берни приготовилась к развороту. — Ладно, мэм, как на флоте говорят — огонь из всех орудий! Продолжайте.
Настроение Берни непрерывно менялось: ее поочередно охватывали страх, возбуждение, ярость, истерическое облегчение, так что она даже не знала, что будет с ней через минуту и как взять себя в руки. Усталость одолевала ее. Ее трясло, и хотелось смеяться. Но Аня была по-прежнему настроена воинственно. Только опустошив два магазина, она поняла, что полипов больше не осталось.
— Ух ты! — произнесла она.
Все автоматы, казалось, замолчали одновременно. Последовала пауза, затем впереди загорелись огни — это был «Броненосец» — и из темноты возникла одинокая фара мотоцикла Сэм, переваливающегося через колдобины. Слышен был только шум прибоя, рев двигателей и яростный лай обезумевших собак.
— С вами все в порядке? — спросила Берни.
— Не знаю, потом соображу. — Аня перевела дух. Берни услышала, как она сглатывает комок в горле. — Всем подразделениям, это Штрауд. У нас все чисто?
— Мэм, у нас здесь все чисто. — Это был Росси. — Сейчас я собираюсь проехаться и посмотреть еще раз.
— Доблестные сыны республики Горасная тоже сокрушили врага, если кого-то это интересует.
— Спасибо, Яник.
Аня ждала. Не ответил только отряд жителей с винтовками, включавший ветеранов.
— У нас никакого движения, — наконец откликнулся Бентен. В голосе его не слышалось ни облегчения, ни торжества: бедный старик говорил покорным, безропотным тоном. — Прошу разрешения отменить боевую готовность, мэм.
Аня, слава богу, всегда знала, что и как надо ответить.
— Отбой тревоги, полк Толлена, — произнесла она. — Хорошая работа, спасибо вам.
«Ворон» еще несколько минут обшаривал город своим прожектором. Берни ждала с включенным двигателем, на случай если появится какой-нибудь уцелевший полип. Аня еще не связывалась с базой.
— Так с вами не все в порядке, Аня?
— Да нет, все нормально, — возразила она. — Но именно это меня и пугает. Я хочу опять в бой. Я чувствую, что работа еще не закончена. И вся эта дикая радость — я постоянно слышала такие голоса у солдат, когда была диспетчером. Но сейчас я сделала это сама. Скажи мне, что это нормально. Скажи, что внутри меня не сидит какое-то чудовище, готовое выбраться наружу, убивать и шутить насчет этого.
— У вас все нормально. С нами со всеми так бывает. Это просто животные инстинкты берут верх.
— Жаль, что я не знала этого, когда мама была жива. — Аня не стала пояснять свои слова. — Сейчас надо сообщить Хоффману, что у нас здесь всё.
Она вытащила из уха наушник и взяла с приборной доски микрофон. Рука ее дрожала.
— Всё в порядке, сэр, — начала она. — Мы будем в боевой готовности до тех пор, пока не убедимся, что второй левиафан не плавает поблизости.
— Оставайтесь там, пока мы не очистим базу, лейтенант, — ответил Хоффман. — Какое-то время здесь будет жарко. — Он помедлил. — У нас все живы-здоровы.
Это был намек на то, что с Маркусом все в порядке. Аня уже давно не видела Маркуса, но даже не упоминала его имени — верный знак, что она ужасно волнуется за него. Но Берни больше не в состоянии была терпеть намеки и многозначительное молчание.
— Поберегите себя, полковник, — сказала она.
Микрофон уловил ее слова.
— Вы тоже, сержант, — отозвался Хоффман. — Не забывайте: у меня-то есть кроличья лапка, черт бы ее побрал, а у вас — нет.
Внезапно радость от спасения Пелруана померкла. Но Берни не нужно было ничего объяснять Ане. Они обе теперь прекрасно понимали друг друга.
После того как солдаты собрались в центре связи и были пересчитаны, Росси составил расписание дежурств и отправил Берни спать до утра. Она побрела к дому Беренца вместе с Сэм, чувствуя себя как после бурной попойки, о которой будет жалеть наутро, когда наступит похмелье.
— Вот видишь, даже чертов пес не вышел встретить возвращающихся домой героев, — буркнула Сэм. — Спокойной ночи. Увидимся в пять ноль-ноль, сержант.
Она была права: Мак не бросился к ней, чтобы обслюнявить и выразить радость от встречи. Берни решила не принимать это близко к сердцу. Она помирится с ним утром.
Командный центр, военно-морская база Вектес
— Я по-прежнему считаю, что это наш последний шанс, — настаивал Хоффман. — Сейчас у нас два варианта: драться или бежать. Если отступим, рано или поздно у нас кончатся патроны и горючее, а потом бежать будет уже некуда. Давайте покончим с этим, пока «Молот» еще кое-как работает.
Дом чувствовал себя странно, присутствуя на подобном совещании без Прескотта или Ани. Но их не было по уважительным причинам, и настроение в Центре изменилось: это было солдатское совещание, без всякой политики, стратегических перспектив и прочей ерунды. Речь шла о том, как продержаться еще двадцать шесть часов.
За столом сидели Миран Треску и Лайл Олливар. Маркус время от времени медленно поворачивал к ним голову, словно ожидал от них самого худшего. Возможно, это было совсем не так — он просто слушал с таким видом. Однако интересно было наблюдать за эффектом, который производил на Олливара этот жест Маркуса. Бродяга начинал нервничать.
— А как мы снова сгоним всех полипов в одну точку? — спросил Маркус. — Несколько десятков мы испекли. А остальные в конце концов сообразили, что к чему. Потом этот лазер на «Молоте». Помните, что произошло, когда мы угодили лазером в брумака?
Тогда источенная червями каменная плита, лежавшая в основании Хасинто, обрушилась. Комбинированное действие «Молота» и Светящегося уничтожило огромный город. Дом принялся размышлять, что будет, если к брумаку добавить еще штук пятьсот полипов, и каков будет радиус поражения. Но затем бросил подсчеты, решив оставить это дело Бэрду.
— Да, однако у них имеется одна-единственная цель, — заметил Бэрд. — Они ищут живую добычу. Им не нужны корабли, это вам не какие-нибудь чертовы пираты. Они охотятся на нас. Орбитальный лазер находится за пределами их понимания.
Дом испугался, что Олливар даст сейчас Бэрду в глаз за замечание насчет пиратов, но тот пропустил эти слова мимо ушей и продолжал сидеть с равнодушным видом.
— Так как насчет вопроса Маркуса? — спросил Дом. — Мы затопили Хасинто, угодив лазером в здоровенного Светящегося. Можем получить тот же результат и здесь — и вся база уйдет на дно.
— Разумное возражение, — сказал Хоффман. — Черт!
Бэрд царапал на клочке бумаги какие-то цифры:
— А может, и нет. Нам совершенно не обязательно рисковать базой — можно потопить его прямо в море. Тогда и без нашествия полипов удастся обойтись. Остается только вопрос: как выманить его на поверхность и в то место, куда нам нужно, и удерживать его там, чтобы пригвоздить лазером?
Маркус совершенно спокойно произнес:
— Это я возьму на себя.
Дому было абсолютно все равно, кто послужит приманкой для светляков, лишь бы это был не Маркус. Черт, лучше он сделает это сам. Почему всякий раз обязательно Маркус? Иногда Дому казалось, что друг его сознательно ищет смерти или, по крайней мере, ему наплевать на свою жизнь. Но сейчас он решил, что, наверное, это попытка загладить зло, причиненное изобретением его отца.
«Нет. Он всегда был таким. Еще с детства. Всегда первый вступался, чтобы защитить слабого. Всегда первым наносил удар, который нужно было нанести».
Хоффман поднял голову и обернулся к Матьесону:
— Лейтенант, свяжите меня с капитаном Майклсоном. Хочу знать, чем там занимаются эти подлодки.
— Мы будем голосовать или нет? — спросил Олливар. — Потому что нам на самом деле совершенно плевать, останется ли ваша база и все вы целы, если в итоге удастся поджарить этих тварей. К Горасной это, разумеется, тоже относится. Можете подыхать на здоровье.
— Спасибо за заботу, — отозвался Треску.
Хоффман потер лоб, на миг прикрыл глаза:
— Никакого голосования. Решение принимаю я. От вас мне нужны идеи. Если у вас нет предложений, заткнитесь, к чертовой матери, и выполняйте мои приказы.
Дом искоса взглянул на Коула, но Коул лишь посмотрел на него с таким выражением, как будто спрашивал: «А нас-то зачем сюда позвали?»
«Зачем? Потому что нам пришлось иметь дело с этими тварями. Хоффман думает, что мы о них кое-что знаем. Но мы-то почти ни черта не знаем — почти».
— Ладно, — заговорил Маркус. — Я возьму патрульный катер и отправлюсь дразнить левиафана, а вы в это время наводите на него лазер. А вот как мне удерживать его на месте во время прицеливания — это уже вопрос посложнее.
— Это займет десять секунд, — сказал Бэрд.
— Обычно координаты цели вводит лейтенант Штрауд, но она сейчас в Пелруане, придется Бэрду этим заняться.
— Эй, вы что, собираетесь меня оставить здесь? — Бэрд лишь на мгновение встретился взглядом с Коулом, но Дом это заметил. — Я же спец по светлякам, забыли?
— Мы не можем тащить Штрауд на базу только ради этого. — Маркус пристально смотрел на Бэрда; взгляд его говорил о том, что он настроен серьезно. — Так что придется тебе посидеть здесь.
Дом решил, что Бэрд, наверное, волнуется из-за того, что не сможет прикрывать Коула в бою, — а может быть, он слишком много додумывает за Бэрда? Если у него такой вид, будто он беспокоится за Коула, это совершенно не значит, что так оно и есть на самом деле. Однако он был зол как черт, это точно.
— Чтоб я сдох, пулеметчик «Ворона» прихлопнул левиафана в Пелруане, а мы не можем? — Бэрд произнес это таким тоном, как будто на «Воронах» летали одни неумехи. — Да хватит вам!
— Соротки считает, что тот был меньше, чем наш, — возразил Маркус. — Митчелл выпустил ему в голову все патроны, какие у него были. Но мы, возможно, не сможем добраться до головы.
Хоффман вмешался:
— И он едва не сбил их вертолет. Мы уже один потеряли таким образом, хватит.
Все смотрели на часы, висевшие на стене. Матьесон сидел, прижав к уху наушник, и ждал ответа капитана.
— Есть связь, сэр. — Матьесон переключил звук на громкоговорители. — Он сообщает, что они следуют за левиафаном. Слушайте.
— Виктор, приготовься, — предупредил Майклсон. — Как только выпустим торпеды, второй сразу обо всем догадается, даже если мы не попадем куда надо.
— Где они?
— «Милосердный» сейчас засек одного и собирается его подбить.
Бэрд всегда умел находить ложку дегтя в бочке меда:
— Может, надо сначала подготовить лазер, до того как они начнут обстреливать левиафана? Как только этот гад поймет, что его приятеля превратили в суп из морепродуктов, он направится к источнику торпеды или к нам — в зависимости от уровня его интеллекта.
Маркус поднялся с таким видом, как будто говорить было больше не о чем:
— Прикажите Майклсону найти катер, с которым он согласен расстаться. Я подойду к твари и разберусь с прицеливанием. Бэрд, ты сделаешь остальное.
Дом вскочил и хлопнул Коула по плечу:
— Ты все твердишь, что мечтаешь заняться рыбалкой, Коул Трэйн. Пошли.
— Ага, если торпеда промажет, рыбка захлебнется в моей блевотине.
— Там действует гораснийская лодка, — вступил Треску, поднялся и направился к двери. — Я отправлюсь с вами вместо Бэрда.
Хоффман с покорным видом слушал этот разговор. Выхода у него не было.
— Я всегда знал, что коллективный орган управления лучше, — устало произнес он. — Ладно, вперед. Запасной план на случай, если полипы прорвутся на остров: загоняем столько, сколько сможем, в подземные склады, запираем двери и заливаем туда горючее.
— А потом, — добавил Олливар, — будем надеяться, что не придет еще столько же.
Лицо Хоффмана мгновенно стало красным, как будто кальмар сменил цвет. Дом шагнул вперед, готовый загородить от него Олливара.
— Мы сражаемся до тех пор, пока у нас не закончатся патроны, солдаты, горючее или все вместе! — рявкнул Хоффман. — Больше мы ничего не можем сделать — только сидеть на заднице и ждать подходящего момента, чтобы начать. Я всю жизнь воюю, ты, паразит проклятый! И воевать все труднее и труднее. Хватит, некогда заниматься болтовней!
Хоффман отшвырнул свой стул и вышел. Отряд «Дельта» вместе с Треску последовал за ним. Снаружи, в коридоре, Маркус преградил Хоффману дорогу.
— Вам бы следовало держать Прескотта в поле зрения, полковник, — заметил он. — Или у вас какие-то особые планы?
— Его дело — разбираться с гражданскими. С этим он прекрасно справится за компанию с майором Рейдом. — Хоффман протиснулся мимо Маркуса. — И на тот случай, если вы забыли: в наши обязанности входит эвакуация правительства в безопасное место в чрезвычайной ситуации. Десять километров от берега — сейчас самое безопасное место, какое у нас есть.
— Мне кажется, вам не стоит отправляться с нами.
— Думаете, я уже стар для этого, Феникс?
— Если вас убьют, высшая власть в КОГ окажется в руках Прескотта и Рейда. Может, Майклсон время от времени будет заглядывать, если решит вести себя как хороший мальчик.
Треску с понимающим выражением взглянул на Хоффмана. Дом знал, что им не суждено стать лучшими друзьями. Но между этими двумя определенно существовало понимание; они разделяли презрение к некоторым вещам и людям. Если бы Дом меньше знал полковника, совершенно неспособного строить козни и интриги, он заподозрил бы заговор. Но это было не в стиле Хоффмана.
Однако вполне могло быть в стиле Треску. Дом решил понаблюдать за ним внимательнее. Да, он недолюбливал Прескотта, но это был его соотечественник, законный глава государства; Дом не помнил, чтобы он когда-нибудь в чем-нибудь шел против армии. Председатель был подлецом, но это ничего не значило. Он не был опасным подлецом.
— Да уж, — наконец отозвался Хоффман, — я этого больше боюсь, чем пули в лоб.
«Хоффман все сделает как надо. Может, Прескотт струсил, хочет спасти свою шкуру. Ну ничего. Это я переживу».
На самом деле Дома волновало только одно: чтобы Маркус был жив. У него не осталось никого, кроме старого друга.
На военной базе царил хаос. Эвакуация гражданских еще не закончилась, уезжали также служащие вспомогательных армейских подразделений. Для эвакуации были конфискованы все машины. Единственным светлым пятном на этом мрачном фоне было то, что погода стояла теплая и люди вполне могли провести ночь под открытым небом, а не гибнуть от холода, как в Порт-Феррелле. Дом иногда вспоминал Порт-Феррелл и размышлял о том, как бы жилось им сейчас там. Может быть, зря они снялись с насиженного места и приплыли сюда, может, лучше было остаться — пусть самые слабые умерли бы от голода и холода, ну и что?
«Но мы не могли так поступить. В цивилизованном обществе так не делается».
Майклсон стоял на носу «Фальконера» и смотрел на Треску и солдат, готовившихся к отплытию. Он явно собирался отправиться с ними.
— Я заключил сделку с торговым флотом Олливара! — крикнул он. — Хотите посмотреть, что у нас привинчено на носу?
— Жду не дождусь, — проворчал Маркус.
— Я, конечно, не спрашивал, для чего они это использовали.
— Ну же, сэр, покажите нам, — сказал Дом.
Дом до сих пор гордился тем, что он единственный из всего отряда плавал в море, хотя это были просто несколько десантных операций в прошлую войну. Майклсон тогда тоже служил с ними. Он сильно похудел со времен сражения на мысе Асфо, в волосах прибавилось седины, а на лице — морщин, но боевой дух остался прежним. Майклсон обожал хорошую драку и готов был первым в нее ввязаться. Может быть, именно поэтому они с Хоффманом так хорошо ладили.
В последний раз, когда Дом был на борту патрульного судна, на носу был установлен тридцатимиллиметровый пулемет. Другие орудия остались на месте, но пулемет сменил некий предмет, напоминавший гибрид телескопа и ракетной установки.
— Фонтан на горизонте! — хмыкнул Майклсон.
Дом подошел поближе:
— Сэр, да это же гарпунная пушка!
— И гарпун не простой, а со взрывчаткой. Хотелось бы думать, что наши морские братья-бродяги применяют его только для переговоров друг с другом. Но не важно. Возможно, с его помощью нам удастся несколько секунд продержать светящегося левиафана на месте.
— Черт, сэр, это будет непросто.
Маркус подошел к странному агрегату и, слегка наклонив голову, осмотрел его:
— Будут водные лыжи. Может, нас даже утянет на дно.
— Я участвую, если вы с нами, сержант, — сказал Майклсон.
— Черт, а почему бы и нет?
— И что вы за него отдали? — спросил Дом.
— Десять ящиков свиной тушенки. Но не волнуйтесь, у нее уже давно кончился срок годности.
Майклсон был в своей стихии. «Фальконер» направился на юг в сопровождении «Ворона» Геттнер и занял позицию в шести километрах от берега. Треску стоял, облокотившись на планшир, рядом с солдатами, и все они пристально рассматривали черную воду в поисках огней, словно хрупкое суденышко могло спасти их от левиафана, проломившего корпус эсминца.
Треску приложил руку к наушнику.
— Это «Зефир», — любезно сообщил он. Значит, он по-прежнему держал автономную связь со своим флотом — у Хоффмана не получилось их отрезать. — Он хочет начать бой. Капитан Майклсон, предлагаю сделать это немедленно. Мы уже потеряли четыре часа. Эти твари не будут ждать целую вечность.
Майклсон хлопнул Маркуса по спине:
— Ну что, будем бросать жребий?
— Это моя работа. — Маркус вытащил из жилета пластины брони, аккуратно сложил их. Дом никогда не видел, чтобы он поступал так перед операцией. — Приготовьте спасательные шлюпки. Если левиафан взорвется, от ударной волны лопнут все сварные швы и вылетят все гайки на этой посудине. — Он махнул в сторону брони и многозначительно посмотрел на Дома. — Наверное, вы все хотите проверить, удобно ли плавать в полном снаряжении?
— Черт! — пробормотал Коул. — А как же морская прогулка вокруг острова?
Майклсон сделал жест, приглашая Маркуса действовать, и тот прошел к пушке. Левиафан светится. По крайней мере, они должны будут заметить его приближение.
«Конечно, если он не всплывет прямо под днищем».
— Я готов! — крикнул Маркус. — Скажите подлодкам, что могут вышибать ему мозги в любой момент, когда пожелают.